Geum.ru

Книга известного французского политолога второй половины XX века Мориса

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   40

Военный характер милиции обнаруживается не только в ее составе, но и в ее структуре. Она основана на небольших базовых группах, которые агломерируются в пирамиды и образуют все более крупные соединения. В национал-социалистских CA исходным элементом была команда (schar), включающая от 4 до 12 человек; объединение от 3 до 6 команд составляло взвод (trupp), 4 взвода - роту (sturm); две роты - батальон (sturmbaum); от 3 до 5 батальонов - полк (standarte), личный состав которого достигал от 1000 до 3000 человек; 3 полка составляли бригаду (untergruppe); от 4 до 7 бригад - дивизион (gruppe); каждый дивизион соответственно относился к одной из 21 германских земель. В основе союза ветеранов Гот Фронт, милиции Германской коммунистической [c.80] партии (распущенной в 1921 г. и позже восстановленной в виде Лиги антифашистской борьбы), были группы по 8 (позже по 5) человек, живущих в одном квартале, по возможности - в соседних домах, чтобы в случае необходимости их было легче собрать. Четыре группы составляли секцию (abteilung), а три секции - товарищество (Кaтаradschafts). Фашистская организация Муссолини копировала тот же самый образец; базовой единицей выступали боевые команды (squadri di combalimento), сгруппированные в отделения, центурии, когорты и легионы - терминология заимствовалась из римской истории.

Никакая политическая партия никогда не строилась на основе одной только милиции. Наряду с отрядами СА в немецкой национал-социалистической партии были и производственные ячейки, и секции классического типа; так же обстояло дело и в итальянской фашистской партии, даже в период сквадризма - всесилия и погромных акций фашистских боевых команд, а тем более - в коммунистической партии Веймарской республики, где рот-фронтовская милиция играла роль охраны. С другой стороны, почти все партии вынуждены были обзаводиться чем-то вроде милиции, если они хотели поддержать порядок на своих публичных собраниях и защитить ораторов и участников. Это не мешает рассматривать милицию как фундаментальный базовый элемент некоторых партий, тогда как к в других она играет второстепенную и неопределенную роль. Вообще редко бывает, чтобы партия основывалась исключительно на каком-то одном из четырех вышеупомянутых базовых элементов - кроме, может быть, старых партий XIX века, опиравшихся на комитеты. Партии, состоящие из секций, обычно имеют и коммунах, где секции пока еще не созданы, связанных с окружным комитетом индивидуальных корреспондентов; это очень напоминает избирательных агентов партий, базирующихся на комитетах (в качестве примера: в Валлонии христианско-социальная партия в 1948 г. располагала 677 местными секциями, а там, где их не было, имела еще 1847 корреспондентов). Партии на базе ячеек обязательно организуют очень похожие на секции локальные ячейки, чтобы объединить своих сторонников, которых нельзя сгруппировать в рамках предприятия. Точно так же и партия на базе милиции может иметь в своем составе сеть секций и ячеек, не утрачивая оригинальности. Организационное различие партий, базирующихся на [c.81] комитетах, секциях, ячейках или милиции, разумеется, существенно связано со спецификой их основного структурного элемента, но это не означает, что он абсолютно исключает все другие. Не обязательно даже, чтобы этот элемент объединял большинство членов партии. В компартии Франции производственные ячейки по числу членов уступают локальным; в национал-социалистической партии Германии численность СА никогда не превышала, кажется, даже трети всего состава партии (в 1922 г. - 6000 членов СА из 15.000; в 1929 - 60.000 из 175.000; в 1932 - 350.000 из 1.200.000)6. И тем не менее производственная ячейка остается базовым структурным элементом компартии, а милиция играет ту же роль в партии наци. Каждый из них соответственно задает партии ее общую ориентацию, тактику, создает ее своеобразие, ее стиль.

Как ячейка - изобретение коммунистов, так и милиция - детище фашистов. Она соответствует прежде всего фашистской доктрине - этой смеси Сореля [7], де Морраса [8] и Парето [9], которая утверждает господство элит, активных меньшинств и необходимость насилия для завоевания и сохранения ими власти. Милиция организует эти меньшинства и дает им средства насильственного действия. Она обусловлена также социальной природой фашизма - инструмента буржуазии и средних классов, призванного предотвратить господство народных масс, противопоставляя их мощи силу оружия. Она в то же время объясняется историческим контекстом фашизма: посреди хаоса и анархии Италии 1920 г. фашии, заняв место несостоятельного правительства, устанавливают порядок - насильственный и примитивный, но скорый и зримый. Точно так же отряды СА, пробудив в веймарской Германии - побежденной, но отнюдь не утратившей милитаристского духа - надежду на возрождение армии, довольно быстро отняли господство над "улицей" у коммунистических и социалистических митингов.

Ясно, что милиция еще более далека от избирательной и парламентской деятельности, чем ячейка. И еще очевиднее, что она представляет собой не орудие организации, а средство разрушения демократического режима правда, может быть, менее эффективное, чем ячейка. Фашистские сквадры в результате похода на Рим привели [c.82] к власти Муссолини; нацистская милиция была в этом опорой для Гитлера, позволив ему разыграть сценарий пожара Рейхстага и последующего роспуска коммунистической партии, что обеспечило нацистам парламентское большинство безо всякого народного выступления. Кроме того, партии-милиции вовсе не пренебрегают парламентскими выборами на этапе борьбы за власть, как партии-ячейки: Гитлер свирепо реагировал на попытки Рэма [10], а Муссолини - на эксцессы сквадризма [11]. И тот, и другой участвуют в выборах, организуют интенсивную предвыборную пропаганду, плетут сложные парламентские интриги. Но это лишь один из аспектов их деятельности, и отнюдь не главный. Они использовали электоральный и парламентский механизмы главным образом для того, чтобы их разрушить, а не для действия в их рамках. Партии-ячейки делают то же самое.

Уместно поставить вопрос: а не свойственна ли этим двум структурам тенденция к взаимопроникновению и дополнению друг друга? Любопытно при этом отметить, что партии, в принципе базировавшиеся на милиции, весьма интересовались и ячейками, стараясь дать им достойное место в своей структуре. Производственные ячейки были достаточно развиты в национал-социалистической партии; в так называемом первом организационном отделе, стоявшем во главе партии, одно из трех основных подразделений (под руководством В. Шумана) ведало именно производственными ячейками7. Если итальянская фашистская партия накануне взятия власти и не имела ячеек в своем составе, то лишь потому, что их еще не было и европейских партиях вообще (известно, что все коммунистические партии, за исключением русской, признали их лишь в 1924 г.) Но мелкие фашистские партии, которые действовали в различных европейских странах накануне войны 1939 г., добивались - хотя и не без труда - создания их у себя. А с другой стороны, партии на базе ячеек были единственными (кроме, конечно, фашистских), кто иногда (хотя бы на время) создавал вокруг себя широко разветвленную сеть вооруженных отрядов. Разумеется, немало и других партий использовали милицию: немецкие социал-демократы имели "Знамя борьбы", австрийские социал-демократы - свою рабочую милицию; даже в Бельгии рабочая партия создала вооруженные [c.83] молодежные отряды в 1920 г. Но эти попытки никогда не получали достаточного развития. Единственной немецкой политической партией (кроме наци), которая в противовес гитлеровским СА учредила сильную милицию, была коммунистическая. Еще более показательно развитие коммунистической милиции в 1945 г. в Европе: из многих партий, которые сражались в рядах Сопротивления и боролись с врагом, только коммунисты еще при оккупантах добились создания самостоятельной военной организации, с тем чтобы после Освобождения превратить ее в ядро мощной народной милиции. Известно, какую роль сыграли подобные формирования в некоторых восточноевропейских странах, особенно в Чехословакии.

Эту тенденцию - одновременно использовать милицию и ячейку - можно было бы объяснить тем, что оба эти типа партии далеки от электоральных и парламентских методов: партия-ячейка безо всяких колебаний использовала милицию - и наоборот. А если пойти дальше, то нужно, вероятно, констатировать структурное родство двух систем: небольшие размеры базовых групп, тесный характер общения их членов, регулярность действия. Не обеспечивает ли ячейка некого рода "гражданскую мобилизацию" своих сторонников, подобно тому как милиция - мобилизацию военную? Во всяком случае типы связей, которые сочленяют в единый организм эти малые группы - отряды и ячейки, в целом представляют собой явление одного и того же порядка. [c.84]

III. Способы интеграции базовых элементов в единую структуру

Как же связаны между собой эти малые базовые общности - комитеты, секции, ячейки, милиции, агломерация которых и образует партию? Эта проблема общего строения партий на первый взгляд - чисто техническая, а стало быть, второстепенная, но на самом деле по сущности своей политическая и первостепенная, так как способ связи и отношений между элементарными группами партии самым серьезным образом воздействует на ее членов, доктринальное единство, эффективность ее деятельности и даже на методы и принципы этой деятельности. [c.84]

Как правило, общая структура политических организаций имеет тенденцию воспроизводить административную структуру государства: объединение базовых элементов принимает вид многоступенчатой пирамиды, совпадающей с официальным территориальным делением. Одна из этих ступеней обычно имеет доминирующий характер: она соответствует главной административной единице. Во Франции ячейки и секции объединяются в федерации департаментов, организации округов и кантонов носят второстепенный и подчиненный характер. В Бельгии все основано на округе, кантональные и провинциальные комитеты обладают гораздо меньшим значением. В Нидерландах это уезд, в Швейцарии - кантон и т. д. Однако в некоторых партиях обнаруживается тенденция к разрыву с административными рамками: ФКП давно использует "район" и "регион" - единицы чисто партийные, не имеющие административного аналога; ярко выраженное своеобразие было характерно для различных структурных уровней итальянской фашистской милиции; немецкие социал-демократические уезды не совпадают с границами земель (табл. 7), etc. Тенденция придавать одной из структурных ступеней доминирующее значение тоже не всеобща: есть партии, которые попросту множат базовые единицы, придавая им равное значение на всех уровнях. Такая структура имеет существенное влияние на степень централизации партии. [c.85]


Слабая и сильная структура

Сравним партию французских радикал-социалистов [12] и христианско-социальную партию Бельгии [13], каждая из которых являет собой репрезентативный тип определенной организации партий. Структура первой весьма слабая. Партия состоит в основном из комитетов, федераций и газет, коллективно в нее принятых. По общему правилу, только департаментские федерации могут входить в партию непосредственно, поскольку устав допускает вступление комитета лишь в том случае, если он внесен в списки федерации, даже если он в департаменте единственный. Но в уставе никак не регламентированы внутренняя структура этих федераций и способ интеграции комитетов в их рамках: каждая федерация может строиться по собственному выбору. Не более четко [c.85] определены и принципы интеграции самих федераций в партию. Устав, правда, фиксирует представительство на съезде и в Исполнительном комитете, но тоже не строго. До войны 1914 г. состав съезда формировался на основе партийных избранников и делегатов газет, комитетов и федераций - однако ни количество этих делегатов, ни способ их выдвижения не уточнялись; сейчас любой член комитета или федерации, уплативший взносы, может получить "билет съезда" (за деньги) и присоединиться к вышеозначенным; кто угодно - или почти кто угодно - может таким образом участвовать в работе съезда.

Порядок образования Исполнительного комитета - наиболее значительного центрального органа - регламентирован ничуть не лучше. Он включает "членов по праву" и членов, избранных съездом. Члены по праву: сенаторы и депутаты партии, члены департаментских и муниципальных советов (от городов с населением свыше 50000 жителей), почетные председатели и вице-председатели, председатели и экс-председатели, генеральные секретари и бывшие генеральные секретари, председатели и секретари департаментских федераций.

Члены, избранные съездом, до 1914 г. состояли из двух делегатов от каждого департамента и от каждых от 200.000 жителей. Затем съезд избирал от каждого департамента: 1) одного члена от 100.000 населения; 2) одного члена от каждых 200, уплачивающих взносы, или фракции, насчитывающей 200 уплачивающих взносы. С 1945 г. осталась только вторая категория, но она составляла едва ли четверть комитета, остальные были членами по праву. Можно себе представить всю слабость такой организации. Вместо объединения базовых общностей, позволяющего каждой из них объективно выразить свой "вес", партия радикалов напоминает агломерат разрозненных комитетов, скрепленных зыбкими, неопределенными связями, что всегда неизбежно провоцирует закулисные комбинации, соперничество кружков, борьбу кланов и отдельных лиц. Очень многие умеренные или консервативные партии мира представляют собой структуру того же самого типа. Правда, не у всех она отличается такой же степенью неопределенности, но некоторые партии - например, американские, имеют структуру еще более слабую и запутанную.

В христианско-социальной партии Бельгии картина совершенно Другая. Здесь общая структура [c.86] регламентирована с той тщательностью, которая позволяет гарантировать участие каждого базового элемента в общей жизни партии (табл. 5). Местные отделения ежегодно избирают делегатов из расчета 1 на 100 членов (минимум двух делегатов); эти делегаты, к которым присоединяются парламентарии и члены провинциальных советов, образуют общее собрание округа, которое выбирает председателя и минимум 12 членов; эти последние уже сами кооптируют дополнительное число членов, равное половине избранных; все они вместе образуют окружной комитет, который обеспечивает руководство на местах. Каждый комитет избирает делегатов на Национальный съезд на своем общем собрании из расчета 1 на 250 членов партии, постоянно стоящих на учете в федерации, которую он представляет. Съезд - высшая инстанция партии, он избирает большинство членов Национального комитета (остальная часть может быть кооптирована); этот последний и обеспечивает постоянное руководство партией. Он может преобразоваться в Генеральный совет, присоединив к себе председателей окружных комитетов, плюс второй представитель от каждого округа и два члена, кооптированных им самим. Генеральный совет представляет промежуточный между съездом и Национальным комитетом орган, который позволяет непосредственно и быстро ориентировать федерации по всем значительным вопросам.

Организация бельгийской христианско-социальной партии не оригинальна (она в значительной мере подсказана структурой социалистической партии Бельгии). Мы просто приводим ее в качестве свежего примера и в силу ее детализированности, но в общем она лишь воспроизводит систему, основные черты которой обнаруживаются почти во всех социалистических партиях мира, в большинстве католических и христианско-демократических и во многих партиях других направлений. В коммунистических и фашистских партиях (а также и во многих иных, не принадлежащих ни к тем, ни к другим) вырисовывается несколько иной характер общей структуры, поскольку иерархические ступени более многочисленны и географические рамки иные; но ее основной характер идентичен. Речь в данном случае идет о сильной (жесткой) структуре, в противоположность слабой (мягкой) структуре французской радикально-социалистической партии. Партия выступает как организованная общность, [c.87] все базовые элементы которой занимают свое определенное место, обусловленное их взаимным значением. В самой реальности возможны комбинации и перестановки возможны, но лишь в той мере, в какой они имеют поддержку партийной общности и составляющих ее групп. Чтобы приобрести влияние в партии, любое течение, как мы это видели на примере французской социалистической партии, должно завоевать известное число сторонников в каждой секции, поддерживающие его секции - в федерации, а федерация - на съезде.

Сильную структуру не следует отождествлять с демократической. Разумеется, не является таковой и слабая: вся организация радикально-социалистической партии словно для того и задумана, чтобы заглушить голос отдельного члена партии и отдать всю власть небольшим олигархическим группам. Но и обратное утверждение не будет истинным: жесткая структура может быть демократической, а может и не быть таковой. В социалистических партиях, например, выборность на всех ступенях с четким контролем мандатов и регламентацией голосования обеспечивает весьма развитую демократию. В христианско-демократических партиях есть немало различных приемов и способов (например, кооптация в христианско-социальной партии Бельгии), ограничивающих демократию. В коммунистических партиях выдвижение руководителей центром фактически ведет к олигархии: жесткость структуры становится здесь одним из элементом этой олигархии, средством укрепления господства вождей над рядовыми членами партии.

Какие же факторы подталкивают партию к слабой или сильной структуре? Можно сослаться на традиционные особенности национального характера. Если бы не туманность и даже некоторая опасность этого понятия, оно было бы не лишено интереса: все же довольно забавно, если бы латиноязычные социалистические партии имели менее сильную структуру, чем социалистические партии скандинавских стран, а итальянские - менее сильную, чем французские (фактически, а не только согласно текстам уставов). Но с таким объяснением далеко не продвинуться: в действительности компартия Франции организована более жестко, чем немецкая социалистическая, а партия французских социалистов обладает более сильной структурой, чем партия английских [c.88] консерваторов, etc. Можно принять в расчет и особые исторические обстоятельства: потребности подпольной борьбы заставили европейские политические партии ужесточить свои структуры в период 1940-1945 гг., и следы этого там ощутимы и после Освобождения. Но все это факторы весьма и весьма второстепенные.

Куда более значительную роль играет здесь избирательная система. Голосование по партийным спискам (особенно в больших округах) обязывает местные комитеты и секции партии установить между собой сильные организационные связи в рамках округа, чтобы быть услышанными при составлении списков. И, напротив, одномандатная система в небольшом округе заставляет по существу превратить каждую небольшую местную партийную группу в некую самостоятельную монаду и, следовательно, ослабить партийную структуру. Если голосование списком сочетается еще и с системой пропорционального представительства, а у партии нет опыта создания выборных блоков и установления четкого взаимодействия кандидатов, отчего зависит их избрание, более настоятельной становится потребность в сильной структуре. С пропорциональной системой или без нее, голосование по партийным спискам ведет к необходимости интеграции, выходящей за пределы локального уровня: уменьшая значение людей и увеличивая значение идей, она отдает предпочтение общим программам над мелочными пикировками кандидатов и подталкивает к общенациональной организации партии. Принцип пропорционального представительства однозначно требует именно такой организации при некоторых системах: например, если оставшиеся мандаты [14] распределяются в общенациональном масштабе.

Эти выводы подсказаны не теоретическими рассуждениями, а достаточно обширными практическими наблюдениями. В хронологическом порядке можно сослаться прежде всего на пример Бельгии, партии которой и конце XIX века обладали одной из наиболее сильных структур в Европе, и это совпадало с голосованием по партийным спискам. Отметим далее, что принятие системы пропорционального представительства повсюду усилило внутреннюю интеграцию партий, и весьма показательно, что во многих странах официальная статистика как раз с этого времени начала классифицировать депутатов по партиям - раньше это не представлялось [c.89] возможным по причине их организационной рыхлости. Наконец, особенно показателен пример Франции, где слабо интегрированные партии Третьей республики уступили место сильно структурированным партиями Четвертой именно в то время, когда голосование в округах стало проводиться по системе пропорционального представительства. Радикальная же партия просто родом из округа, где всегда сильны были ностальгические настроения. Точно так же системе одномандатных округов в США сопутствует очень слабая структурированность американских партий. И все же влияние избирательной системы не представляется решающим: в одной и той же стране можно констатировать весьма заметные различия характера партийных структур. Социалистические партии, например, повсюду имеют более сильную структуру, чем консервативные, какова бы ни была избирательная система. Размышляя над политической жизнью современной Франции, нельзя не задаться вопросом: почему гораздо большая жесткость партий Четвертой Республики по сравнению с Третьей не привела в 1945- 1946 гг. к исчезновению слабо структурированных партий (радикалов и умеренных) и росту сильно структурированных, семья которых пополнилась лишь одной вновь созданной - МРП [15]?

Реально главным фактором, определяющим характер общей структуры партии, выступает природа базовых элементов, лежащих в ее основе. Анализ доказывает, что имеется прямая корреляция между природой этих элементов и силой или слабостью структуры. В XIX веке основой партий были комитеты, и, соответственно, слабая структура. И сегодня внимательный наблюдатель всегда обнаружит v большинства консервативных, умеренных и либеральных партий Европы эти две основные черты: американские партии - тот же вариант. Напротив, партии социалистические и большая часть католических, которые базируются на секциях, в то же самое историческое время имеют сильную структуру; при этом она обычно значительно сильнее в социалистических партиях, где секция - единица более устоявшаяся и централизованная, чем в христианско-демократических, где она функционирует менее упорядоченно. Наконец, в коммунистических партиях, созданных на базе ячеек, и в фашистских с их милицией в качестве основной клеточки структуризация еще более четкая, жесткая и [c.90] сильная. Можно, кстати, отметить различия в деталях: партия итальянских фашистов, где милиция была менее дисциплинирована, обнаруживала менее сильную структуру, чем немецкая национал-социалистическая, где СА достигли большего совершенства. Но, разумеется, эти различия отчасти объясняются и национальным характером.