Художественная историософия современного русского романа

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Официальные оппоненты
Общая характеристика работы
Новизна исследования
Объект исследования
Предметом исследования
Цель исследования
Методология исследования
Основные положения, выносимые на защиту
Апробация и внедрение результатов исследования
Научно-практическая значимость исследования
Структура исследования
Основное содержание работы
Содержание диссертации отражено в следующих публикациях
Подобный материал:
  1   2   3


На правах рукописи


СОРОКИНА Татьяна Евгеньевна


ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ИСТОРИОСОФИЯ

СОВРЕМЕННОГО РУССКОГО РОМАНА


Специальность 10. 01. 01 – русская литература


А в т о р е ф е р а т

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук


Краснодар – 2011


Работа выполнена на кафедре зарубежной литературы и сравнительного культуроведения ГОУ ВПО «Кубанский государственный университет».


Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

А. В. Татаринов


Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Ф. Б. Бешукова


доктор филологических наук, профессор

Е. Ю. Коломийцева


доктор филологических наук, профессор

Ю. М. Павлов


Ведущая организация: МГГУ им. М. А. Шолохова.


Защита диссертации состоится 15 октября 2011 года в 9. 00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.101.04 при Кубанском государственном университете по адресу: 350018, г. Краснодар, ул. Сормовская, 7, ауд. 309.


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Кубанского государственного университета по адресу: 350040, г. Краснодар, ул. Ставропольская, 149.


Автореферат разослан «_____» сентября 2011 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета М. А. Шахбазян


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность исследования. В последние десятилетия все активнее обсуждаются признаки кризиса художественной литературы, которая испытывает серьезную конкуренцию со стороны иных форм духовно-эстетической информации. Сакраментальные речи о том, что «читать стали меньше», касаются не только нравственного уровня современного человека, но и разнообразия вариантов получения знаний и организации досуга. Одной из форм актуализации литературного процесса является активное стремление писателя и созданного им текста решать проблемы, естественным образом повышающие статус художественного произведения путем включения его в контексты, требующие активного взаимодействия литературы с философией, религией, историей. В случае успешного, качественного взаимодействия литературное произведение, оставаясь в рамках эстетического процесса, расширяет сферы своего влияния, возвращает себе те функции, которые отличали классическую литературу XIX века, определявшую общее состояние словесности, формирующую ее доминантные признаки.

Избранную проблематику актуализирует единство следующих трех обстоятельств. 1) Литературные произведения, создаваемые в России на рубеже XX-XXI веков, часто обращаются к проблемам общенациональной судьбы, конфликта России и Запада, политической рефлексии на темы событий 90-х годов прошлого века, превращая эти проблемы в эстетическую реальность, не теряющую идеологических аспектов. Закономерно говорить не только об «историософском произведении», но и об «историософской проблематике», отличающей многие произведения. Значимость конфликтов вокруг произведений В. Пелевина и А. Проханова, З. Прилепина и В. Сорокина, В. Шарова и В. Личутина свидетельствует о необходимости их целостного изучения. 2) Обращение к проблеме художественной историософии на материале современного русского романа призвано показать относительность того кризиса, который нередко приписывают литературе последних десятилетий. Следуя традициям XIX-XX веков, художественные тексты вновь становятся пространством значимых диспутов. Проблематизация материала нацелена также на отграничение современного романа от умирающих форм культуры. 3) Избрание научной проблемы, предполагающей не только анализ отдельных художественных миров, но и синтез разнородных явлений словесности, в ходе которого взаимодействуют столь разные авторы, как З. Прилепин и В. Сорокин, В. Личутин и В. Шаров, способствует концептуализации современного литературного процесса в его национальном варианте.

Новизна исследования состоит в следующих четырех аспектах. 1) Художественная историософия изучается как теоретическая проблема, причем системные вопросы решаются в единстве абстрактного знания и тех реалий, которые сложились в русской культуре на рубеже XX–XXI веков. Определение критериев идентификации литературного текста как историософского художественного дискурса, систематизация ключевых архетипов национальной историософии, решение проблемы литературоцентризма русской историософской мысли, рассмотрение религиозных контекстов художественной историософии позволяет выявить новые тенденции в становлении изучаемой реальности. 2) Современная литература – сложный, постоянно обновляющийся процесс создания идейно-художественной реальности. Основная форма адаптации этого процесса – критические отзывы на отдельные произведения. Предлагаемая работа, выделяющая основные тенденции и представляющие их романы, – первая попытка комплексного научного решения проблемы русской литературной историософии рубежа XX-XXI веков. 3) Работа, системно обращенная к исследованию новых форм романного жанра, с одной стороны, посвящена исследованию историософского уровня литературного произведения, а с другой стороны, показывает современное состояние жанра романа, принципы его сюжетостроения и комплекс нравственных задач, стоящих перед авторами. 4) Впервые художественная историософия литературного произведения рассматривается в особом двуединстве: как духовно-эстетическая реальность, подлежащая классификации, но сохраняющая неповторимую индивидуальность в каждой отдельной авторской стратегии.

Объект исследования. Художественная историософия как специфическая литературная ситуация, нашедшая воплощение в многообразии современных русских романов, является основным научным объектом. Он реализуется в конкретности современных текстов; в диссертации рассматриваются романы, созданные двадцатью пятью писателями. Наиболее подробно, разноаспектно изучаются тексты восьми авторов: А. Проханова («Господин Гексоген», «Надпись», «Пятая империя»), В. Личутина («Миледи Ротман», «Беглец из рая»), П. Крусанова («Укус ангела», «Бом-Бом», «Американская дырка»), З. Прилепина («Патологии», «Санькя»), В. Пелевина («Чапаев и Пустота», «Священная книга оборотня», «Ампир В»), В. Сорокина («Путь Бро», «День опричника», «Сахарный Кремль»), В. Шарова («До и во время», «Будьте как дети»), Д. Быкова («Оправдание», «Эвакуатор», «ЖД»). Единый научный объект формируют и другие современные романы, созданные Ю. Мамлеевым («Русские походы в тонкий мир»), М. Кантором («Люди пустыря»), А. Ивановым («Сердце Пармы»), М. Елизаровым («Библиотекарь»), С. Шаргуновым («Птичий грипп»), Д. Гуцко («Домик в Армагеддоне»), А. Варламовым («11 сентября»), В. Аксеновым («Кесарево свечение», «Москва- ква-ква», «Редкие земли»), В. Ерофеевым («Русский апокалипсис»), А. Королевым («Эрон»), А. Иванченко («Монограмма»), Д. Липскеровым («Сорок лет Чанчжоэ»), А. Слаповским («Первое второе пришествие»), Т. Толстой («Кысь»), Л. Юзефовичем («Песчаные всадники»), О. Славниковой («2017»), Д. Галковским («Бесконечный тупик»).

Предметом исследования стали основные концепты, формирующие научное понятие литературной историософии (художественной философии истории): фабула историософского художественного текста, поэтика его ключевых сцен, структура и тематика диалогического пространства, идеологические доминанты.

Цель исследования – обобщить художественную историософию современного русского романа как проблемный комплекс, представив взаимодействие форм созидания многоуровневой реальности «Русский мир», многообразия фабул, речевых (диалогических) сюжетов и доминантных идеологем.

Цель осуществляется посредством решения шести основных задач.

1. Выявить основные линии взаимодействия истории и литературы как формы творческого, адаптирующего сознания; дать характеристику литературоцентризма русской историософской мысли.

2. Установить основные причины значительного внимания к религиозным проблемам и мотивам у современных романистов, решающих вопросы художественной историософии; проанализировать основные типы религиозного сознания в текстах, значимых в контексте решаемого проблемного комплекса.

3. Определить критерии идентификации литературного текста как историософского художественного дискурса, а также основные принципы классификации художественных текстов на историософские темы по доминантным признакам и соотносимые с ними основные принципы и модели фабульного становления историософских проблем в современном русском романе.

4. Представить авторские стратегии в решении историософских задач (в рамках литературного произведения) у восьми современных писателей: А. Проханова, В. Личутина, П. Крусанова, З. Прилепина, В. Пелевина, В. Сорокина, В. Шарова, Д. Быкова.

5. Проанализировать процессы художественного становления национально-исторического архетипа «Русский мир» в современной прозе; определить ключевые (с позиции историософии) сцены романов и систематизировать особенности их поэтики.

6. В исследовании художественных миров романов А. Проханова, В. Личутина, П. Крусанова, З. Прилепина, В. Пелевина, В. Сорокина, В. Шарова, Д. Быкова структурировать их историософские взгляды и указать идеологические доминанты.

Методология исследования опирается на три гносеологических направления. Во-первых, методологизируется отечественная теория романа, разработанная в трудах М. М. Бахтина, В. В. Кожинова, Е. М. Мелетинского, Н. Д Тамарченко, предполагающая обязательное изучение нравственно-философских интенций основной жанровой формы Нового времени. Во-вторых, привлекается теория историософии, разработанная в диссертационных исследованиях Н. В. Зайцевой «Историософия как метафизика истории: опыт эпистемологической рефлексии» (Самара, 2005), П. Г. Опарина «Книга М. А. Волошина «Путями Каина» в литературном контексте первой трети XX века: историософия и поэтика» (Киров, 2005), И. Ю. Виницкого «Поэтическая историософия В. А. Жуковского» (М., 2005), Н. Ю. Грякаловой «От символизма к авангарду. Опыт символизма и русская литература 1910-1920-х годов: Поэтика. Жизнетворчество. Историософия» (СПб., 1998), Н. В. Боровковой «Проблема человека в художественной историософии М. Горького и Т. Манна» (Магнитогорск, 2006); в них методологизируется изучение историософского уровня литературного произведения. В-третьих, используется методология литературно-критической интерпретации современного художественного произведения в актуальных социально-исторических контекстах (работы Д. Бавильского, Е. Иваницкой, И. Кукулина, А. Латыниной, О. Лебедушкиной, М. Ремизовой, И. Роднянской, С. Чупринина и других авторов).

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Основным критерием идентификации литературного текста как историософского художественного дискурса является единство четырех свойств: фабулы, актуализирующей исторические контексты; героя, включенного в становление социума и этноса; речевой сферы произведения, в которой востребованы историософские концепты; особой активности автора, определяющего публицистические аспекты становления историософских проблем.

2. Нарастание обращений к религиозным проблемам в художественной историософии детерминировано взаимодействием четырех основных причин. Это традиции национальной историософской мысли, расширение концепта «история» в привлечении религиозных образов и идей, повышение статуса литературного текста в его приобщении к духовным реальностям, стремление к определенной «сакрализации» авторской точки зрения.

3. Современный художественный текст, решающий историософские задачи, находится в зоне жанрового синтеза, соединяя черты социального и психологического романа, утопии и антиутопии, политического памфлета и альтернативной истории. Влияние постмодернизма проявляется в активизации «шизофренического дискурса», в свободном отношении к историческим личностям, в ироническом отношении к действительности, в востребованности смеха как значимой реакции, в сочетании «серьезного» и «игрового» начал, в общей ненормативности (оценочной, сюжетной, лексической).

4. В пространстве авторских историософских тенденций современного романа определяется сложное единство двух доминантных идеологий, «проектов» – ориентированных соответственно на национальные или на либеральные ценности. Константные признаки «патриотического проекта» – оценка России и «Русского мира» в целом как социально-духовной цивилизации, занимающей уникальное место в мировой истории; настороженное или явно оппозиционным отношение к Западу как к цивилизации, угрожающей не только России, но и всему миру, имеющему отношение к нравственным идеям; интерпретация событий 1980-1990-х годов как социально-исторической и метафизической катастрофы, которая привела не только к гибели советского коммунизма, но к кризису всех систем «русского мира»; поиск и художественное воссоздание национальной этики, сохраняющейся при любых официальных идеологемах; эсхатологическое сознание, учитывающее особую миссию России. Константные признаки «либерального проекта» характеризуют включение России и российской истории во всемирное «целое», с полемическим отношением к идее изоляционизма и духовной неповторимости «Русского мира»; мысль о «вечном тоталитаризме», отличающем русскую историю в самые разные эпохи; отрицательное отношение к коммунистическому опыту XX века; эсхатологизм, который часто рассматривается как логическое следствие бытия «Русского мира», его «тоталитарных» установок.

5. Фабульная организация рассмотренных историософских романов отличается следующими доминантными признаками: фабула романа активно взаимодействует с фабулой реальной (как правило, современной) истории, часто выстраивая образ альтернативной истории; главный герой причастен к истории, активно позиционирует себя в духовной/идеологической борьбе/познании, которая усилиями повествователя трансформируется в метафизическую борьбу; развитие фабулы осуществляется за счет реализации «плана» как сюжетного и идеологического центра произведения (романы А. Проханова, П. Крусанова, Д. Быкова, В. Сорокина, В. Шарова); фабульным центром становится история значимого героя/сверхчеловека (романы А. Проханова, П. Крусанова, В. Пелевина, В. Сорокина) или простого человека с пробудившимся/изменившимся сознанием (романы В. Личутина, З. Прилепина, В. Шарова, Д. Быкова); фабула может претендовать на объективность (романы А. Проханова, В. Личутина, З. Прилепина) или выстраиваться как цепь событий, происходящих в творческом/религиозном/безумном сознании (романы П. Крусанова, В. Пелевина, В. Сорокина, В. Шарова, Д. Быкова).

6. В художественной историософии «патриотического проекта» выделяются следующие идеологические доминанты: воссоздание современности как вечного эсхатологического конфликта России с Западом (романы А. Проханова); становление антисистемы как антибытийного феномена, призванного не просто поменять социальный строй или изменить духовные ориентиры, но искоренить жизнь в целом (романы В. Личутина); явление всепобеждающей воли, меняющей ход истории-поражения, создающей историю-победу (романы П. Крусанова); оправдание революции, которая истолковывается как необходимость повседневного героизма ради выживания человека и народа (романы З. Прилепина).

7. В художественной историософии «либерального проекта» соотносятся следующие идеологические доминанты: преодоление истории как одной из самых сильных форм закрепощения сознания (романы В. Пелевина); испытание идеи неприятия человеческого мира и определение русской истории как пространства постоянного тоталитаризма (романы В. Сорокина); русская религия и русская революция – единый комплекс практик, рассчитанный на реализацию эсхатологического проекта избавления мира от страданий (романы В. Шарова); воссоздание в рамках узнаваемых социальных реальностей пространства «нормальности», призванного избавить от доверия к экстравагантным идеям (романы Д. Быкова).

Апробация и внедрение результатов исследования осуществлялись на заседаниях научного семинара при кафедре литературы и методики преподавания Педагогического института Южного федерального университета; в ходе выступлений на международных, всероссийских, региональных и межвузовских научно-практических конференциях (Москва–2008, Новосибирск–2008, Ульяновск–2008, Ростов-на-Дону–2009, 2010, 2011, Челябинск–2011); в процессе чтения специального курса по исследовательской проблеме.

Основные теоретические положения и результаты исследования представлены в двух монографиях; в 11 статьях периодических изданий, включенных в перечень ВАК РФ, а также в 26 научных статьях, опубликованных в других журналах и сборниках.

Научно-практическая значимость исследования определяется тремя основными позициями. 1) Разработанная теория современного художественно-историософского дискурса в его актуальных связях с историческим, философским, религиозным дискурсами позволяет использовать результаты, полученные в I главе, в курсах истории отечественной литературы, а также теории литературы и культурологии. 2) Научно воссозданные модели художественных миров русских романистов (прежде всего В. Пелевина, В. Сорокина, В. Шарова, Д. Быкова, А. Проханова, В. Личутина, П. Крусанова, З. Прилепина) могут способствовать изучению различных проблем современной отечественной прозы. 3) Научная модель изучения значимой культурной реальности (художественной историософии), представленная единством проблемы, фабулы романа, поэтики ключевых сцен, доминантных идей, применима для исследования иных содержательных уровней литературных произведений.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка. Общее количество страниц – 463. Список использованной литературы и источников насчитывает 307 позиций.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении представлены актуальность и новизна исследования, его объект, предмет, цель, задачи, методология, апробация и основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава – «Художественная историософия как проблемный комплекс» – состоит из восьми параграфов («Художественная историософия как предмет современных диссертационных исследований», «Бесконечный тупик» Д. Галковского и становление проблемы художественной историософии», «Критерии идентификации литературного текста как историософского художественного дискурса», «Русская философия истории: архетипы духовного движения и восприятия судьбы национального мира», «История и художественная литература: формы контакта и взаимодействия», «Проблема метода и жанра историософского художественного произведения», «Религия и художественная историософия», «Дидактические аспекты художественной историософии литературного произведения»).

Анализ диссертаций Н. В Зайцевой, И. Ю. Винницкого, Н. Ю. Грякаловой, П. Г. Опарина, Н. В. Боровковой, Т. В. Рыжкова и других исследователей позволяет сделать вывод об усиливающемся интересе современной науке к историософским ракурсам художественного текста, а также о необходимости теоретической разработки проблемы.

Теоретизация проблемы на примере книги Д. Галковского «Бесконечный тупик» привела к следующим результатам. «Бесконечный тупик» – один из тех немногих текстов, который может быть использован для постановки теоретической проблемы «художественной историософии». Основная особенность «Бесконечного тупика» (помимо весьма серьезного объема, который при желании автора мог только нарастать) – центральное положение «русского» как влиятельного концепта, охватывающего все пространство книги. Ни мировая история в своих основных коллизиях, ни западная литература в самых перспективных архетипах не интересуют Галковского. Все его внимание отдано России – литературе, истории, культуре, которые формируют некую гиперактивную хрестоматию национального сознания. Галковский не идеологичен в узком смысле, его идеология – «русскоцентризм». Настоящая историософия не политична, а культурологична, – эта идея Галковского имеет большое значение для понимания основных проблем нашей диссертации.

В жанровом отношении «Бесконечный тупик» – книга, синтезирующая разные дискурсы: публицистический, литературоведческий, философско-исторический, художественно-автобиографический. Если на одном уровне «Бесконечный тупик» – книга о русской истории, явленной в русской культуре, то на другом уровне это повествование Галковского о своем метафизическом одиночестве, выраженном в фамилии его alter ego («Одиноков»). Если традиционный роман стремится воссоздать некую придуманную историю, сделать из нее значимый в художественном отношении факт, то роман Галковского ставит задачу превратить в неклассический роман самоё русскую историю, построить сложную систему примечаний, призванных оформить образ историко-культурного хаоса, который должен на разных уровнях (интуитивном в том числе) закрепить многочисленные мотивы, формирующие концептуальное поле русской традиции. «Романный характер» обнаруживается Галковским в самой русской истории, обретающей не только идейную, но и, что очень важно, эстетическую форму.

Тот факт, что художественный мир большинства эпических текстов имеет отношение к историческому времени, воссоздает его в сюжетном развитии, не означает, что историософия – обязательная область каждого произведения. В диссертации рассматриваются романы, в которых историософия – значимый уровень сюжета и речевого пространства, без анализа которого невозможно адекватное прочтение данного произведения. Именно поэтому следует обратить внимание на признаки, свидетельствующие о присутствии историософского уровня.

Отбор литературного материала определяется четырьмя основными признаками: 1) Фабула, включающая узнаваемые события прошлого и настоящего или выстраивающая события будущего по логике, вызывающей у читателя ассоциации с известным историческим контекстом. 2) Присутствие героя, которого интересуют сверхличностные проблемы, относящиеся к становлению социума и этноса. 3) Речевая сфера произведения: монологи и диалоги персонажей (иногда с участием повествователя, не включенного в ход событий), актуализирующие концепты «судьба России», «кризис современности», «Россия и Запад в неизбежном противостоянии», «историческая жизнь и конец мира», «кризис и возможная гибель России», «смысл национальной истории», «типология разных периодов национальной истории, их сближение на основе сохраняющихся архетипов». 4) Особая активность автора, который в рамках литературного произведения, в контексте общения с потенциальным читателем начинает ставить перед собой и дидактические задачи.

Репрезентативны пять основных положений русской историософской мысли, к которой часто обращается литература. 1) Историософская концепция «Москва – Третий Рим» рассматривается русскими мыслителями и как основополагающая духовно-социальная идея, и как стиль, регулирующий отношение к движению времени и смене эпох. 2) Славянофильская доктрина особой судьбы России, ее духовной герметичности остается самой обсуждаемой историософской идеей, явленной различными трансформациями. 3) Сохраняя «национальный архетип» в качестве ключевой проблемы, русская историософия предложила многообразные варианты отношения к Западу как к символу иного миропонимания. 4) При современном (всемирном, а не только российском) увлечении буддийским пониманием судьбы человека и истории мира, показательно то, что русская историософия мыслила себя в противостоянии буддийской историософской концепции. 5) Эсхатология – смысловое ядро русской художественной историософии, для которой характерен отход от исторического стандарта.

Важно, что русские философы Серебряного века вершиной национальной мысли считали отечественных писателей – Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Толстого – и в историософских размышлениях часто обращались к прозе и поэзии, черпая в них материал для становления философии истории.

Значимы четыре масштабных причины вхождения русской классической литературы в историософское пространство. 1) Национальная художественная литература, достигшая в XIX веке мировой значимости, была воспринята русскими мыслителями как «вторая история», способная прояснить коллизии основной истории, находящей выражение в реальных, а не литературных событиях. 2) Фигурами историософского дискурса стали, прежде всего, пять русских классиков: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Лев Толстой. Каждый – знак определенной позиции, имеющей отношение к историософским проблемам: Пушкин – встреча России и Запада, поиск национальной идентичности в контакте с европейской культурой; Лермонтов – идеи духовного протеста и парадоксы русского бунта, приобретающего метафизический характер; Гоголь – сочетание пафоса, приобретающего религиозные масштабы, и особой иронии, отрицающей внешние достижения русской цивилизации, что сказывается в постоянной гоголевской критике современного ему человека; Достоевский – идея православной историософии, предусматривающей и особое место России, и устойчивую мысль об эсхатологическом развитии цивилизации Нового времени; Толстой – художественная персонификация идеи отрицания истории ради становления души, которая не имеет ничего общего ни с государством, ни с официальной религией. 3) В судьбах и произведениях русских писателей – обоснование национального исторического пути в его разных вариантах: Пушкин – явление «русской всемирности», умения и желания впитывать достижения других народов для собственного развития; Лермонтов – национальный образ европейского бунтарства, стремления к ниспровержению традиционных ценностей; Гоголь – явление мечты о социальном преображении России с помощью православного воспитания и образования (прежде всего, «Выбранные места из переписки с друзьями», особенно востребованные в историософской мысли), доведенной до рационального проекта; Достоевский – художественное (и художественно-философское) обоснование своеобразия русского пути в отторжении от многих ценностей Запада, прежде всего, от католицизма, а также объяснение причин совершившихся и будущих революций; Толстой – вариант духовного, религиозно-социального развития России, с модернизацией христианского идеала, без православной Церкви и монархического устройства государственной жизни. 4) Русская философия истории, которую трудно представить без интереса к религиозной проблематике, рассматривала жизнь и творчество каждого писателя как определенную духовную модель, имеющую общественное значение и реализующуюся в историческом мире: Пушкин – художественное обоснование контактов и возможного синтеза христианства и язычества; Лермонтов – «религиозное богоборчество», обоснование духовного бунтарства, которое, возможно, совмещается с христианством, помогает выявить его сокровенный смысл; Гоголь – еще один синтез язычества и христианства (смеха, иронии и религиозного пафоса), но с окончательным выбором христианского идеала, приближающегося к идеалу монашескому; Достоевский – «диалогическое христианство», призванное доказать аристократии и интеллигенции, что бегство от религии, совершившееся в XIX веке, – тупиковый путь развития; Толстой – еще один вариант религиозной проповеди с целью изменить исторический мир, но на этот раз платформой явилось не классическое христианство, а своеобразный авторский протестантизм, парадоксально сочетающий мотивы радикального смирения с мотивами не менее радикального бунта.

Основные аргументы сближения истории и литературы таковы: 1) Фабульность и определенная завершенность ключевого события, позволяющая субъекту говорить о цельности литературного и исторического высказываний. 2) Наличие героев, определяющих развитие сюжета и становящихся протагонистами основных событий, меняющих картину мира. 3) Закономерная мифологизация, сжатие, уплотнение содержания, которые приводят к появлению символа, представляющего эпоху и отличающегося субъективизмом. 4) Повторяемость сюжетных концепций, позволяющая выстраивать аналогии, поощряющая сравнение и сопоставление событий разных времен, происходящих в жизни далеких друг от друга народов.

Решая проблему художественной историософии в современной прозе, мы отказались от рассмотрения исторического романа как значимого объекта исследования. Для прояснения позиции следует отметить основные отличия исторического романа от текста, решающего историософские проблемы в иных жанровых формах. 1) Требование правдивого изображения реально происшедших событий, зафиксированных народной памятью в историческом романе; литературная свобода отношения к факту, независимость от того, что исторический роман считает «правдой». 2) Необходимость биографизма как естественной формы следования за состоявшейся судьбой человека, ставшего героем исторического романа; трансформация исторических имен и судеб, игровые технологии, позволяющие автору обращаться к логике судьбы человека, «не замечая» исторически достоверных деталей. 3) Обязательное обращение автора к документам, позволяющим реконструировать реальность прошлого в историческом романе; независимость от источников, возможность литературной работы с мифом об истории. 4) Исторический роман, несмотря на самые разные методологические варианты, остается относительно устойчивым эпическим жанром; художественная историософия вне исторического романа оформляется в самых разных жанровых формах.

Историософский уровень повествования отличает многие художественные тексты. В современной литературе это «мудрствование об истории» находит выражение в жанровом синтезе: утопия и антиутопия/дистопия, политический памфлет и фэнтези, альтернативная история и эсхатологический миф могут объединяться в рамках единого историософского сюжета. Чаще всего это единство осуществляется в рамках романа. Для этого есть веские основания. 1) Сам объем романа обеспечивает пространство для реализации и обсуждения историософских проблем в их протяженности. 2) Роман, являясь философичной жанровой формой, принимает «мысль об истории» как органическую доминанту повествования. 3) Роман компромиссно относится к внутреннему присутствию дискурсов, удаляющихся от непосредственной художественности. Так, в современном романе активные позиции занимает публицистический дискурс, иногда даже статья может быть повествовательной формой, включенной в романный сюжет. 4) Роман предоставляет возможность автору для активного участия в речевой структуре произведения, и современные писатели часто вторгаются в повествование с историософскими комментариями. 5) Роман – искусство диалогическое, диалог – важнейший элемент речевой структуры романного жанра. Современная художественная историософия более полноценно реализуется именно в диалогах, которые позволяют антагонистам обозначить свою точку зрения на историю. 6) Именно роман действенно воспринимает разные сюжетные контексты, уменьшая напряжение историософского познания. Самым частотным контекстом, взаимодействующим с художественной историософией, является контекст любовный, органически присущий романному жанру, независимо от времени его бытования.

Основные причины значительного внимания к религиозным проблемам и мотивам романистов, приверженных художественной историософии, таковы: 1) следование традициям национальной историософской мысли, которая рассматривает судьбу России в обязательном религиозном контексте; 2) расширение самого понятия «история» и ее многочисленных образов через привлечение константных для религиозного сознания концептов; 3) религиозный дидактизм как форма актуализации художественного материала в сознании читателя: на одном из самых значимых уровней рецепции возникает вопрос об «истине», повышающий статус литературного текста; 4) эсхатологическое мышление, позволяющее усилить катарсические эффекты произведения, и активное использование внешних проявлений религиозности; 5) религиозная составляющая художественного текста, обеспечивающая присутствие классического материала для осуждения оппонентов героев и самого писателя.

В современной литературе, стремящейся воспроизводить религиозные схемы, задействованы две религиозно-историософские модели: христианская и буддийская. Обе противостоят модели прогресса, которая не слишком вдохновляет писателей последних десятилетий. Есть смысл представить христианскую и буддийскую модели истории как целостные формы мирооценки и описания перспектив движения человеческого рода.

Отметим буддийские установки в художественно-историософском аспекте. 1) В поисках оригинальных и парадоксальных риторических ходов художественная литература активно использует методы, восходящие к дзэн-буддизму или типологически контактирующие с ним. 2) Востребована буддийская критика временных, изменчивых суждений, подверженных штампам данного временного периода; история – сансара, то, что не имеет отношения к истине, но при этом она же – пространство, в котором к истине возможно приблизиться. 3) Психологическая установка буддизма на освобождение человека от иллюзий и от излишней концентрации на переживании «боли» того или иного исторического момента востребованы литературой в ее стремлении художественно решить те проблемы, которые значительно сложнее решить в действительности. 4) Оставаясь масштабной философией спасения, исхода человека из сансарического бытия, буддизм сближается с литературой в метасемиотических установках.

Дидактический потенциал историософского художественного текста проявляется в следующем. 1) Россия в ее историческом становлении оказывается непосредственным центром сознания читателя, вынужденного в процессе чтения обратиться к сюжету национального становления. 2) Литературоцентризм художественного произведения не только погружает читателя в проблемы философии истории, но и позволяет преодолеть давление «политического сознания», стремящегося к идеологической однозначности. 3) Риторическая целостность художественных версий истории обладает катарсической функцией, так как приводит к литературному объяснению прошлого/настоящего и помогает читателю снять «историософский стресс». 4) В рамках общелитературной «дидактики освобождения» происходит приобщение к «ненормативности» как к принципу оценки кризисных процессов.

На современную художественную историософию наибольшее влияние продолжает оказывать Достоевский. Основные формы присутствия «дидактики Достоевского» в художественно-историософских произведениях рубежа XX-XXI веков. 1) Историософская беседа как способ постановки и решения ключевых проблем современности. 2) Представление национального духовного архетипа, воссоздание концепций, практических антиутопий, смертельно опасных для мира. 3) Художественная детализация образов творцов исторического и метафизического зла. 4) Обращение к утопиям и антиутопиям (в том числе в лицах и судьбах). 5) Рассмотрение версий потенциальных форм тоталитаризма, с активным привлечением религиозного материала, актуализирующего вопросы о «спасении» и «погибели»; эсхатологический вектор авторской историософии, противостоящий теории прогресса в рамках позитивистской организации мира.

Вторая глава –