Ошо, также известный как Багван Шри Раджниш просветленный Мастер нашего времени. Ошо означает «океанический», «растворенный в океане»
Вид материала | Документы |
Все монахи больны. Все монахи не могут не быть На днях, вскоре после моего приезда, началось сражение между сексом и тишиной. |
- Ошо, известный также как Багван Шри Раджниш просветленный мастер нашего времени. «Ошо», 6641.39kb.
- Беседы по сутрам Йоги Патанджали, 2853.65kb.
- Ошо просветленный индийский мистик, не принадлежащий ни к одной из организованных религий., 2618.7kb.
- Звук хлопка одной ладони Ошо просветленный индийский мистик, не принадлежащий, 2438.75kb.
- Ошо — просветленный индийский мистик, не принадлежащий ни к одной из организованных, 2611.32kb.
- Ошо Раджниш. Впоисках Чудесного. Чакры, Кундалини и семь тел, 3681.15kb.
- Шри раджниш (ошо) Библия Раджниша Том 1, книга, 3842.16kb.
- Ошо Раджниш. Мессия. Том, 5649.07kb.
- Интуиция Знание за пределами логики Ошо, 1722.9kb.
- Ошо Мастер — это зеркало: тантрический экстаз единения, 2114.32kb.
Пип-пип
25 декабря 1978 года
Первый вопрос:
Ошо, расскажи, пожалуйста, небольшую историю об Иисусе сегодня...
В канаве на рынке, внушая прохожим отвращение, лежала дохлая собака. «Какая гадость!», — сказал один и отвернулся. «Фу, как она воняет!», — сказал другой и прошел мимо, зажав нос. «Посмотрите, как торчат ее ребра — это безобразно! Меня тошнит!» — сказал третий. «На этой туше не наберется шерсти даже на шнурки», — сказал четвертый. «Неудивительно, что она плохо кончила», — сказал пятый.
Тогда мягкий, упрекающий голос вторгся в этот хор клеветников со словами: «Жемчуг — ничто по сравнению с белизной ее зубов!». И люди отступились, шепча друг другу: «Несомненно, это Иисус — кто еще мог бы замолвить доброе слово за дохлую собаку?»
В этом весь дух Иисуса. Его любовь к миру была настолько полной, что он нигде не находил греха. Он любил мир настолько тотально, что для него не было ничего безобразного — все обращалось в сияющую красоту.
Существование — это то, что вы проецируете сами. Существование отражает вас. Если в вашем сердце скрывается уродство, вы увидите его повсюду. Если ваше сердце невинно, вы будете воспринимать существование как девственность. Вы все время слышите свое собственное эхо.
Настоящий святой — это тот, кто не способен найти в мире грешника. Но ваши, так называемые, святые только называются так. Для них мир полон грешников; они существуют за счет осуждения. Чем больше они осуждают людей, тем выше они становятся в своих глазах; чем больше они унижают вас, тем совершеннее удовлетворяют они свое эго.
Запомните это: настоящий святой ни в ком не видит грешника. Даже если он будет специально разыскивать грешника, он не найдет его. Вот определение настоящего святого: тот, кто не находит в существовании ничего уродливого, для кого все существование преображается, трансформируется. Оно невероятно совершенно, оно полностью совершенно, оно абсолютно совершенно.
В тот момент, когда существование становится таким абсолютно совершенным, вы узнаете Бога. Бог — не личность; вы никогда и нигде не встретите Его. Он не имеет формы, у Него нет имени. Бог — это присутствие, но это присутствие может ощутить лишь тот, кто обладает этой эстетической чувствительностью, этой эстетической сознательностью...
Иисус мог увидеть в дохлой собаке нечто невероятно прекрасное. Он сказал: «Жемчуг — ничто по сравнению с белизной ее зубов». В этой белизне проявляется Бог. В этой белизне чувствуется Его присутствие. А вы не можете увидеть его даже в прекрасном восходе? А вы не видите его в цветке розы? Вы не можете разглядеть его в лице прекрасной женщины или мужчины? Вы не видите его в невинных глазах ребенка? И вы все ищете его в церкви, в храмах и мечетях — все ваши поиски напрасны.
Религия — не что иное, как достижение этой чувствительной осознанности, которая все делает невероятно красивым. Красота — это Бог.
Второй вопрос:
На днях, вскоре после моего приезда, началось сражение между сексом и тишиной, отношениями и одиночеством. Временами я чувствовал, что синтез невозможен. Это было так, как если бы я должен был выбрать одно или другое, и в обоих случаях проигрывал. Временами было похоже на то, что можно идти прямо на небо, минуя землю.
Прем Хариш.
Это одна из величайших проблем всех времен: медитация и любовь, одиночество и человеческие отношения, секс и тишина. Только названия разные: проблема одна. И веками человек жестоко страдал оттого, что проблема понималась неправильно — люди выбирали.
Тех, кто выбрал человеческие отношения, называют мирскими, а тех, кто выбрал одиночество, называют монахами, «не от мира сего». Но страдают и те, и другие, потому что они остаются половинчатыми, а быть половиной — значит быть несчастным. Быть целым — значит быть здоровым, счастливым; быть целым — значит быть совершенным. Оставаться половиной — это несчастье, потому что другая половина подрывает вас, другая половина готовится взять реванш. Другую половину невозможно уничтожить, потому что это ваша вторая половина. Это существенная часть вас; это не что-то случайное, что вы можете отвергнуть. Это как если бы гора решила: «Вокруг меня не будет никаких долин». Ведь без долин не может быть гор. Долины — это часть существования гор; гора не может существовать без долин. Они дополняют друг друга. Если гора выберет жизнь без долин, то ее попросту больше не будет. А если долина выберет жизнь без гор, то не будет также никаких долин — или вы начнете притворяться. Гора может притвориться, что нет никакой долины, но долина есть — вы можете спрятать ее, вы можете загнать ее глубоко в подсознание, но она останется, она продолжает существовать, она жива, нет возможности уничтожить ее. Фактически, гора и долина — это одно, так же, как любовь и медитация, как отношения и одиночество. Гора одиночества вырастает только среди долин общения. Фактически, вы можете наслаждаться одиночеством, только если вы можете наслаждаться общением. Именно общение порождает потребность одиночества, это — ритм.
Когда вы вступаете с кем-то в глубокие отношения, возникает огромная потребность побыть одному. Вы начинаете чувствовать себя опустошенным, истощенным, усталым — уставшим от радости, от счастья; но всякое волнение опустошает. Общаться было необыкновенно прекрасно, но теперь вам хотелось бы побыть в одиночестве, чтобы вновь стать самим собой, чтобы вы снова наполнились, чтобы вы вновь укоренились в своем существе.
В любви вы уходите в жизнь другого, вы теряете себя. Вы становитесь пьяным. Теперь вам нужно снова найти себя. Но когда вы один, в вас снова рождается потребность в любви. Вскоре вы становитесь настолько полны, что вам хочется поделиться, вы настолько переполняетесь, что вы хотели бы поделиться с кем-то собой, излить себя на кого-то. Любовь происходят из одиночества.
Одиночество делает вас переполненным. Любовь принимает ваши дары. Любовь делает вас пустым для того, чтобы вы могли наполниться снова. Когда любовь опустошает вас, приходит одиночество, чтобы питать вас, чтобы объединить вас. Это — ритм.
Считать эти две вещи отдельными друг от друга было глупостью, самой опасной глупостью, от которой страдал человек. Некоторые люди стали мирскими — они устают, они просто истощены, пусты. У них нет никакого собственного пространства. Они не знают, кто они; они никогда не встречаются сами с собой. Они живут с другими, они живут ради других. Они принадлежат толпе; они — не личности. И помните: они не могут достичь удовлетворения в любовной жизни — она будет всего лишь половиной. Ни одна половина не может быть наполнена. Полным может быть лишь целое.
И есть еще монахи, которые выбрали другую половину. Они живут в монастырях. Слово «монах» означает того, кто живет один; слово «монах» происходит от того же корня, что и «моногамия», «монотонность», «монастырь», «монополия». Его значение — «один», «одинокий».
Монах — это тот, кто выбрал одиночество, но вскоре он чувствует избыток, он созревает, и он не знает, куда ему излиться. Куда он может излиться? Ему не дозволена любовь, ему не дозволено общение; он не может пойти, встретиться и смешаться с людьми. Его энергия начинает прокисать. Если остановить любую энергию, она прогоркнет. Даже нектар, застоявшись, становится ядом, и наоборот — даже яд, изливаясь, становится нектаром. Если вы течете, изливаетесь — вы познаете, что такое нектар. А застаиваясь, вы познаете, что такое яд.
Яд и нектар — не два разных явления, а два состояния одной и той же энергии. Если она течет — это нектар; если она застывает — это яд. Когда энергия не имеет выхода, она прокисает, она становится горькой, она приносит грусть, она становится уродливой. Вместо того чтобы принести вам целостность и здоровье, она скорее делает вас больным.
Все монахи больны. Все монахи не могут не быть патологичными.
Мирские люди опустошены, истощены, им скучно, они еле влачат свое существование во имя долга, ради семьи, ради нации — ради всех священных коров — лишь бы как-нибудь дожить до смерти, они просто ждут, когда придет смерть и освободит их. Они отдохнут только в могиле. Они не знают никакого покоя при жизни. А жизнь, в которой нет покоя — это не настоящая жизнь.
Это как если бы в музыке не было пауз — тогда она становится просто шумом, вызывающим отвращение; она сделает вас больным. Настоящая музыка — это синтез звука и тишины. И чем выше синтез, тем глубже проникает музыка. Звучание порождает тишину, а тишина создает восприимчивость для того, чтобы услышать звук. И так далее и так далее: благодаря звукам ваша любовь к музыке становится больше, вы становитесь более готовыми к тишине. Слушая великую музыку, вы всегда чувствуете молитвенность, некую целостность — что-то в вас объединяется. Вы становитесь центрированным, обретаете корни. Земля и небо встречаются, они перестают быть отдельными. Тело и душа встречаются и сливаются, они теряют свои ограничения.
И это великий момент — момент мистического союза.
Хариш, ты говоришь: На днях, вскоре после моего приезда, началось сражение между сексом и тишиной.
Это старая война, и глупая, абсолютно бессмысленная. Пожалуйста, будь осторожен: не создавай битвы между сексом и тишиной. Если ты создашь битву, твой секс станет уродливым, болезненным, а твоя тишина — вялой и мертвой. Позволь сексу и тишине встретиться и спиться друг с другом.
На самом деле, величайшие моменты тишины — это те, что приходят после любви, великой любви, вершин любви. А вершины любви всегда приходят вслед за моментами полной тишины и одиночества. Медитация ведет к любви: любовь приводит в медитацию. Они — партнеры. Их невозможно разделить.
Так что вопрос не в том, как создать синтез — их невозможно разделить — вопрос в том, чтобы понять, увидеть, что они нераздельны.
Ты говоришь: ...тотчас же началось сражение между сексом и тишиной, отношениями и одиночеством. Временами я чувствовал, что синтез невозможен.
Да, синтез невозможен, потому что это — одно. Нет нужды создавать синтез. Тот синтез, что создадите вы — просто фокус; ваш синтез изначально будет неправильным, ибо там, где синтез не требуется, вы создадите искусственный синтез.
Синтез уже есть, он уже существует. Это одно! Две стороны одной монеты. Вам не нужно синтезировать их — они никогда не существовали по отдельности. А человек трудился, упорно трудился, но всегда проигрывал.
Религия еще не стала ноосферой Земли; религия еще не стала самой жизненной, определяющей силой в мире. И в чем причина? В этом разделении. Вы должны быть или мирским, или не от мира сего — выбирайте! И в тот момент, когда вы выбираете, вы теряете нечто. Что бы вы ни выбрали, вы останетесь в убытке.
Я говорю: не выбирайте. Я говорю: живите и тем, и другим. Конечно, для этого необходимо искусство. Выбрать и прожить на привязи у одного — просто, это доступно любому идиоту — на деле, так поступают только идиоты. Одни идиоты выбирают жизнь в мире, другие идиоты выбирают уход от этого мира. Человек понимания предпочитает то и другое вместе.
И в этом — весь смысл моей саньясы. Вы можете иметь пирожное и можете есть его — это разумно. Будьте бдительными, сознательными, разумными. Наблюдайте за ритмом и двигайтесь вместе с ним без всякого выбора. Держитесь невыбирающей сознательности. Смотрите на обе крайности. На поверхности кажется, что они противоположны, что они противоречат друг другу, но это не так. В глубине они дополняют друг друга. Это — один и тот же маятник, который движется то влево, то вправо. Не пытайтесь остановить его слева или справа; если вы остановите его, вы сломаете часы. Так происходило до сих пор.
Принимайте жизнь во всех ее измерениях.
Я понимаю твою проблему; проблема проста и хорошо известна. Проблема вот в чем: когда вы начинаете общаться, вы не знаете, как быть одному. Это просто свидетельство вашей неразумности. Это не значит, что общение — неправильно: это просто свидетельствует о том, что вы еще недостаточно разумны. Поэтому общения становится слишком много, и у вас не остается никакого пространства, чтобы побыть одному, и вы чувствуете себя истощенным и усталым. Тогда в один прекрасный день вы решаете, что общение — это плохо, что оно бессмысленно: «Я хочу стать монахом. Я уйду в гималайское ущелье и буду жить один». И вам будут сниться великолепные сны об одиночестве. Как это прекрасно — никто не посягает на вашу свободу, никто не пытается манипулировать вами; вам вообще не придется думать о других.
Жан-Поль Сартр говорит: «Другие — это ад». Это просто свидетельство того, что ему не удалось понять, как любовь и медитация дополняют друг друга: другие — это ад. Да, другие становятся адом, если вы не умеете временами оставаться одни, среди всевозможных отношений. Другие становятся адом. Это утомительно, надоедливо, скучно, опустошительно. Другой теряет всю красоту, потому что вы его уже знаете. Вы хорошо знакомы; теперь в нем нет ничего неожиданного. Вы знаете местность в совершенстве; вы путешествовали в этом месте так долго, что больше не осталось никаких неожиданностей. Вы уже сыты по горло всем этим.
Но вы привязались, и другой привязался к вам. Другой тоже несчастен, потому что вы — его или ее ад, точно так же, как он или она — ад для вас. Оба создают друг для друга ад, и оба цепляются друг за друга, боясь потерять, потому что... это лучше, чем ничего. По крайней мере, есть за кого держаться, и еще есть надежда, что завтра все переменится к лучшему. Вчера было плохо, но завтра все будет хорошо. Так что есть надежда, и можно жить этой надеждой. Вы живете в отчаянии, но продолжаете надеяться.
Потом, рано иди поздно, появляется чувство, что было бы лучше жить в одиночестве. Но если вы остаетесь один, несколько дней это необыкновенно прекрасно, так же, как прекрасно быть в обществе другого — несколько дней. Несколько дней вы чувствуете себя так свободно, просто самим собой, нет никого, чтобы требовать, никто ничего от вас не ждет. Если вы хотите встать рано утром, вы можете встать; если вы не хотите вставать рано, вы можете спать дальше. Если вы хотите что-то делать — отлично; если вы ничего не хотите делать, никого нет...
Несколько дней вы будете чувствовать себя таким невероятно счастливым — но только несколько дней. Вскоре вы устанете от этого. Вы переполнитесь, и некому будет принять вашу любовь. Вы созреете, и вам нужно будет разделить свою энергию. Вам станет тяжело, вы будете обременены своей собственной энергией. Вы хотели бы снять эту ношу.
И теперь одиночество кажется не столько одиночеством, сколько одинокостью. Теперь все меняется — медовый месяц окончен. Одиночество начинает превращаться в одинокость. У вас появится непреодолимое желание найти другого. В ваших снах опять появится другой.
Пойдите и спросите монахов, что им снится: им снятся только женщины; они не могут мечтать ни о чем другом. Они мечтают о том, кто может снять с них бремя. Спросите у монахинь: они грезят только о мужчинах. И это может превратиться в патологию. Вам следует задуматься над историей христианства.
Монахини и монахи даже с открытыми глазами видят сны. Сон становится такой реальной субстанцией, что вам не нужно ждать ночи. Даже днем монахиня сидит и видит, как приближается Дьявол, и Дьявол пытается овладеть ею.
Вы удивитесь: в средние века это происходило неоднократно — многих монахинь сожгли из-за того, что они признавались в любовных отношениях с Дьяволом. Они сознавались сами, и не только в том, что занимались с Дьяволом любовью: они даже зачинали от Дьявола — это была ложная беременность, просто газы в животе, но их животы начинали расти все больше и больше. Психологическая беременность. И они описывали Дьявола в таких деталях — этот Дьявол был их собственным созданием. И Дьявол преследовал их день и ночь.
И то же самое происходило с монахами.
Это патология. Человек долго страдал от нее. И другие патологии, которые осуждаются вашими так называемыми религиозными людьми, были созданы в монастырях. Те же самые святые несут ответственность за них! Первые случаи гомосексуализма произошли в монастырях; они не могли произойти больше нигде — потому что мужчины жили в одном монастыре, женщины жили в другом монастыре, встречаться было невозможно, а энергия закипала.
Там, где слишком много мужчин живет вместе, и нет женщин, естественно, что там гетеросексуальность обернется гомосексуализмом, и естественно, что монахини станут лесбиянками.
Этот выбор одиночества сделал человечество очень больным. Несчастны и те люди, что живут в миру, и монахи — никто не выглядит счастливым. Весь мир в постоянном несчастье. А вы можете поменять одно несчастье на другое: вы можете выбрать несчастье этого мира или несчастье того мира — но это все одно и то же несчастье. Вы будете чувствовать себя хорошо несколько дней.
Я несу вам новое послание. Это послание — не выбирайте больше; оставайтесь бдительными, не выбирая, и пусть ваша разумность станет выше меняющихся обстоятельств. Измените свою психологию, станьте более сознательными. Для блаженства необходима большая сознательность! И тогда вы можете совмещать одиночество с общением.
Научите свою женщину или своего мужчину быть также внимательным к ритму. Людям нужно объяснить, что никто не может любить двадцать четыре часа в сутки; необходимы периоды отдыха. И никто не может любить по приказу. Любовь — это спонтанное явление: когда она есть, она есть, а когда ее нет, то ее нет. С этим ничего не поделаешь. Если вы пытаетесь