К. С. Станиславский

Вид материалаДокументы

Содержание


К. Станиславский
К. Станиславский.
К. Станиславский
К. Станиславский
К. Станиславский
К. Станиславский
К. Станиславский
К. Станиславский.
Подобный материал:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   56
304*. Л. В. Собинову

16 мая 1934

Милый и дорогой Леонид Витальевич!

   Я получил Ваше интересное письмо и благодарю Вас за его присылку. Отвечаю по пунктам.

   По причинам материального характера я еще не могу выехать отсюда и не смогу этого сделать по крайней мере до 26 мая. На обратном пути придется передохнуть в Париже (дней десять) и в Берлине (дня три).

   О моей работе в "Кармен" я писал. Если нужно -- буду, при условии рабочего настроения и без определения срока, который остается на моем усмотрении. При этом параллельная работа "Дон Пасквале" -- необходима (без сталкивания артистов: один и тот же артист не может играть в обеих операх). Повторяю об этом, чтоб не было никаких недоразумений.

   Раз что Завадский поступил так некультурно -- надо считать, что он отказался от работы1. Я предлагаю, после совещания с Вашим симпатичным триумвиратом2 и Кудрявцевым, обратиться к режиссеру МХАТ Кедрову. Это очень талантливый человек.

   О "Виндзорских кумушках" ничего не могу сказать, кроме того, что она считалась (как и "Дон-Карлос") вольной работой. Значит, пусть работается -- постольку, поскольку она не мешает ближайшим, очередным постановкам.

   "Риголетто" считаю нужной постановкой для облегчения хора.

   Да, я не досказал об "Ирландском герое". Кудрявцев был приглашен не как ведущий работу, а как помощник Завадского. Поэтому пока в главной роли на него нельзя рассчитывать. Он способный человек, но как режиссер еще не испытанный.

   Если два акта "Кармен" Вам понравились -- это большая радость. Тогда, может быть, мне придется санкционировать уже сделанное, и тогда выпуск оперы значительно ускорится3.

   По-видимому, не суждено в этом сезоне поработать над "Дон Пасквале" или, частично, над "Кармен". Я запаздываю, а частичные работы над "Дон Пасквале", раз что я не знаю всего плана, будут невозможны.

   Очень приветствую и радуюсь созданию дружного триумвирата. Это очень важно при нашей расшатавшейся дисциплине труппы и других работников театра.

   Михаила Васильевича Щеглова я знаю много лет, и очень уважаю, и приветствую среди вас 4. Если все мы будем тверды и слиты, то тогда легко будет восстановить прежний порядок. Хорошо, что выдержали атаку стариков.

   Пока в театре будут эти группы стариков (в смысле премьеров) и молодых (которые считаются конкурентами первых),-- трудно будет работать. Надо это уничтожить, если будет нужно, даже ценой больших жертв.

   Может быть, у нас в театре происходит то, что не раз было в МХАТ. Создалась группа вроде 1-й, 2-й, 3-й студий, которым хочется быть самостоятельными. Так что же, в этом ничего нет плохого, и надо им помочь сорганизоваться, как помогли 2-му МХАТ и Третьей студии Вахтангова.

   Наш плюс тот, что мы можем создавать кадры, которые так нужны сейчас правительству.

   Аплодирую Вам за Мирскова 5. Очень рад. Его невзлюбили тенора и Хайкин. Не смею судить о голосе и пении, но как актер он способный и может сделать многое.

   Будемте бороться с этим маринованием молодежи. В этом очень повинны старики. Это очень нехорошо. Я буду Вам в этом всячески помогать, иначе мы лишимся многих хороших певцов. Вот, например, Капинос. Обратите на нее внимание. Надо ее двигать 6.

   У Донца что-то неладно с голосом. Если Вы поможете ему и определите ясно и ему самому и нам: что он может делать и на что может рассчитывать, -- это было бы очень полезно и для него и для театра7.

   Буду рад, польщен и счастлив видеть Вас на всех моих оперных и драматических репетициях. Если Вас интересует режиссерское дело, рад всячески Вам в этом помочь. Поэтому однажды навсегда приглашаю Вас8. Конечно, бывают такие репетиции, когда самому актеру необходимо остаться глаз на глаз со мной. Вы сами знаете эту психологию и поймете.

   Обнимаю Вас. Сердечный привет Вашей супруге, дочку обнимаю.

   Наши все шлют дружеские приветы.

Любящий Вас

К. Станиславский

   1934-- 16/V. Ницца

  

305*. Из письма к Н. В. Егорову

17 мая 1934

Ницца

   ...Здесь у меня один припев: "В Москву! В Москву". Как ни грустно расставаться со своими, но боязнь застрять здесь гонит меня (так точно как и все накапливающиеся долги). Между тем представляю себе, что говорят у вас: он не приедет, он невозвращенец -- и прочий вздор!

   Все эти заботы и волнения портят жизнь. О том, что у вас, ничего не знаю. Не знаю даже самого важного: как здоровье Ивана Михайловича? (Телеграмму Рипси о Москвине получил. Давно.) Не имею известий на запрос, посланный неоднократно Рипси: на какой срок годны присланные мне квитанции на билеты в Москву. Если я их просрочу и мне придется платить за них деньги здесь, тогда беда, я сажусь на мель и запутываюсь с деньгами.

   Шелагуров тоже волнуется опозданием. Маруся чувствует себя неважно.

   На днях прилетел ко мне сюда на автомобиле Моисси. Он вернулся в Италию (свою родину), сделался итальянским артистом, имеет огромный успех. Гастролирует по всем городам. Был рядом, в Сан Ремо; узнал, что я здесь, и на два часа приехал сюда. Накануне он играл "Живой труп". На следующий день слетал утром ко мне. Часа в два уехал куда-то около Генуи; в тот же день, вечером, играл там Гамлета. На следующий день выехал в другой город и вечером играл Гамлета. И так каждый день. Но тем не менее -- бодр, молод, как всегда, мил. В Италии очень заняты обновлением театрального дела по принципам русского искусства. Поэтому Художественный театр играет там большую роль. Недавно там имела потрясающий успех еврейская труппа "Огонь", которую создал -- ученик Станиславского -- Галеви (в первый раз слышу о нем). Эта труппа приезжает в Париж. Ее очень ждут. В Париже начинает играть и пражская группа1 ("Свадьба Кречинского" с Хмарой -- Кречинским (ой!) и Павловым -- Расплюевым). По этим двум поводам тоже пишут о МХАТ.

   Я знаю, что Вы измучены, и не прошу писать письма. Но велите кому-нибудь написать на конверте адрес: Igor Alexêeff, pour Stanislavsky -- 7, Square Thêophile Gautier, Paris, 16, возьмите клочок бумаги и карандашом напишите: Москвину -- лучше или хуже. Он там-то. Доктора находят то-то. Квитанции на билеты действительны на ... месяцев. Погода... такая-то,-- Н. Егоров, и больше ничего. Можете даже продиктовать все это кому-нибудь.

   Ну, обнимаю Вас, и Рипси, и Николая Афанасьевича. Всем, кто помнит, -- дружеский привет. Надеюсь -- до самого скорого свидания. Пишу отвратительно, так как рука очень устала, у меня небывалая корреспонденция.

   Обнимаю. Напишите тоже, как здоровье Рипси. Мне пишут, что Ольга Лазаревна чувствует себя (от гомеопатии) лучше. Правда ли?

Ваш любящий К. Станиславский.

   Не перечитываю.

   1933. 17 --V. Ницца

  

306. Вл. И. Немировичу-Данченко

   30/V -- 34

30 мая 1934

Ницца

Дорогой Владимир Иванович.

   Только что получил от Игоря из Парижа телеграмму о чеховских торжествах в январе1. Не телеграфирую, потому что нет денег на телеграмму. Кроме того, письмо через avion идет четыре дня. Это скоро и не очень задержит ответа.

   В телеграмме все ясно, за исключением одного слова: . . . . . . . . . .i Ivanov Malom teatre pod (слово непонятное) Nemirovitch Dantchenko. Очевидно, непонятное слово означает: под руководством N. D. Телеграмма, как видно по Игоревой копии, никем не подписана.

   Заключаю, что "Чайка" идет под моим режиссерством в МХАТ, а "Иванов" под Вашим -- в Малом театре2.

   Мое мнение таково:

   1 ) Чтобы наладить МХАТ, мало нас двоих, если мы отдадим наши немногие, последние силы. Если же мы будем разбиваться по другим театрам, то следует считать, что МХАТ -- кончен, а Филиал надо закрыть.

   2) Здоровье не позволит мне брать никакой работы "на срок". Не подлежит сомнению, что по возвращении в Москву я схвачу не один раз грипп, который укладывает меня в постель не меньше как на месяц.

   3) Ставить "Чайку" по-новому я не смогу. Ставить ее по-старому -- не вижу исполнителей. Чтобы поставить с теми, кто есть, пришлось бы проделать огромную работу или, вернее, полный курс учения. И все-таки результаты, думается мне, будут средние.

   4) Перспектива повториться в старой работе меня не увлекает. Мне осталось мало времени для работы и для жизни. Напоследок хотелось бы чего-нибудь нового, а не повторения задов.

   5) Каков я буду в работе после моего повторного осеннего припадка -- вопрос. Поэтому, чтобы твердо полагаться на меня, следовало бы меня предварительно испытать.

   6) Помогать в предстоящем юбилее буду всем, чем могу. Боюсь, что много сил отдать не смогу.

   7) Все это относится к моей работе при том условии, что вопрос об Академии ликвидирован. Если же Академия будет, то надо очень пересмотреть весь план и соразмерить силы. Завтра выезжаю в Париж, на риск. Что будет, то будет. Здесь оставаться больше нельзя.

   Жена чувствует себя несколько лучше, чем в последнее время, но ехать в Москву еще не сможет. Еду один с доктором, без нее.

Ваш К. Станиславский

   Адрес Игоря

   7, Squ'are Thêophile Gautier.

   Paris, 16

  

307*. В. О. Топоркову

Май 1934

Ницца

Дорогой, милый и искренно любимый

Василий Осипович!

   Мне очень грустно, что я только сегодня узнал о Вашем 25-летнем юбилее, о котором Вы, по своей скромности, не известили театр заблаговременно1. Хоть и с опозданием, хочу искренно воспользоваться случаем, когда позволяется открыто, прямо высказывать свои чувства, не боясь того, что хорошие слова будут приняты за комплимент. Начну с того, что я удивлен, так как всегда считал Вас молодым, таким же как и Ваша хорошая душа и увлечение Вашим искусством. Мы недавно сравнительно знакомы, Вы еще молодой член нашего театра2, но я чувствую Вас больше "нашим", чем некоторых из более давних наших деятелей. Я искренно люблю Ваш талант, люблю работать с Вами, люблю Ваше чудесное отношение к своему делу, к искусству и, в частности, к нашему театру. В этом смысле Вы получили серьезное испытание при долгой и мучительной работе, так трудно давшейся театру, над "Мертвыми душами" и раньше -- над "Растратчиками"3.

   Вы один из тех редких людей в нашей театральной области, про которого можно сказать, что он любит искусство в себе, а не себя в искусстве.

   Вот что дает Вам возможность быть прекрасным артистом, увлекающимся работой, трудолюбивым работником в своем искусстве, хорошим товарищем, понимающим коллективную творческую работу, безупречным в художественной этике и дисциплине.

   От всего сердца радуюсь, что Вы среди нас, и искренно Вас приветствую по случаю юбилейного дня Вашей чудесной работы на театральном поприще.

   Обнимаю Вас и еще раз поздравляю. Жена присоединяется ко мне и шлет Вам поздравление и свои выражения искренней симпатии.

Сердечно любящий Вас

К. Станиславский

  

308*. М. П. Чеховой

  

Май 1934

Милая, дорогая и искренно любимая Мария Павловна!

   Я только вчера распечатал телеграмму от Николая Дмитриевича Телешова, который своевременно известил меня о юбилее Чеховского музея1. Виновник задержки -- не телеграф, а итальянец, глупый человек, консьерж дома, в котором мы живем.

   Как мне досадно, что я не поздравил Вас вовремя, со всеми, в знаменательный для Вас и для всех нас день.

   Теперь нет смысла посылать лаконическую телеграмму, в которой ничего не скажешь. Предпочитаю раскрыть душу и выразить свои чувства в письме.

   Хорошая сторона юбилеев в том, что они позволяют говорить такие слова и передавать такие чувства, которые не всегда решишься высказать в обычное время. Таких слов и благодарных чувств много в моей душе. Одни касаются дорогой памяти об Антоне Павловиче; другие -- относятся к Вам и к Вашей семье. Это естественно: лучшие мои годы протекли в "чеховский период".

   Среди лучезарных дней того времени самые светлые, солнечные воспоминания связаны с Вашим ялтинским домом. Благодаря Вашим заботам и охране он остался цел и сохранился в полной неприкосновенности! Там были ежедневные сборища литераторов, там происходили поучительные споры, там произносились строгие критики и ласковые поощрения. Там, в кабинете Антона Павловича, он говорил нам важные, незабываемые слова. Там же он смешил нас до упаду.

   Воспоминания обо всех этих днях и минутах тесно связаны в нашей памяти со всей обстановкой и вещами дома. Как радостно сознавать, что они целы, что они существуют и что Вы имеете силы и волю сохранять их и неустанно говорить там десяткам, а может быть, и сотням тысяч посетителей, приходящим почтить память лучшего из людей.

   Спасибо Вам и Михаилу Павловичу2, помогавшему Вам, за то, что Вы сохранили дорогие всем нам реликвии.

   Примите от меня и от всей моей семьи опоздавшие, но искренние поздравления с прошедшим торжественным юбилейным днем созданного Вами и почитателями Антона Павловича Чеховского музея.

   Дружески обнимаю Вас и надеюсь увидаться по возвращении в Москву.

   Любящий Вас и сердечно преданный

К. Станиславский

   1934 --V

   Ницца

  

309*. Л. В. Собинову

  

12 июня 1934 (почт. шт.)

Париж

Дорогой и милый Леонид Витальевич!

   Спасибо Вам большое за Ваше последнее письмо от 25/V. Оно странствовало по всей Франции и только несколько дней тому назад дошло до меня. Вот почему я опаздываю ответом. Простите.

   Я в Париже и выехал из Ниццы, чтоб возвратиться в Москву. Но здесь, в Париже, получил телеграмму, предлагающую мне любезно продлить отпуск до конца июля. Конечно, я охотно согласился еще лишних 1 Ґ месяца пожить с семьей. Таким образом, я вернусь к 1 августа и тогда займусь с кем нужно.

   Вам желаю также хорошенько отдохнуть и набраться сил за границей 1.

   Вероятно, как всегда, сезон будет трудный.

   Итак, до свидания -- после Вашего возвращения из-за границы.

   Отвечаю по порядку на Ваши вопросы.

   Это очень важно, наладить работу всех. Это сразу создаст хорошее настроение в труппе, и не будет "чающих" работы и потому постоянно ворчащих. Придется поломать голову над распределением партий. Это такая же трудная работа, как решать крестословицу.

   Панчехин третий год гоняется за выигрышными ролями. Берется за все и ничего не кончает, только тормозит работу других. Он сам затеял "Псковитянку". Грозный сразу у него не пошел. Режиссерство его тоже не ладилось -- бросил. Потом сам попросил главную роль в "Ирландском герое". Тоже, по-видимому, у него сразу не вышло. Попросил Базилио. Кажется, сыграл его неудачно. Теперь услыхал, что "Дон Пасквале" может пройти удачно. Хватается за него. Все это не работа артиста, а погоня за успехом. Ему надо по-настоящему работать и как певцу, и как артисту. Он очень отстал и свихнулся. Дон Пасквале ему не сыграть. Эта роль ему будет слишком трудна и непосильна. Там надо играть, а на это он не мастер, особенно в области комического. Он совершенно [лишен?] юмора. Рекомендую оставить его в "Ирландском герое". Это хоть и трудная роль, но в ней не требуется такого легкого юмора, как в Дон Пасквале. Да и есть ли в этой роли юмор, а если есть -- то серьезный, иронический, граничащий с драмой. Это ему будет легче.

   Я бы дал Малетесту -- Юницкому. Его надо двигать. Он попал после долгих блужданий и премьерства на хороший путь и делает успехи. Он живой, с хорошим темпераментом и непосредственным живым юмором. Казалось бы, что Бушуев потребует[ся] в "Риголетто"? Так предполагалось раньше.

   Если найти у Детистова какую-то кнопочку в душе, с ним можно сделать что хотите, и я думаю, что его надо было бы еще попробовать в Дон Пасквале. Вот у него подлинный юмор. Он человек добродушный и не будет терроризировать молодежь.

   Панчехин будет изображать гения -- и нарушит хорошую атмосферу работы молодежи, смутит Кристи.

   Очень интересно, что Вы пишете о дебютах. Очень рад за Пучкову. Из нее, по-моему, может быть толк.

   Какой приятный сюрприз с Дубининым2. Рад и за Соболевскую. Она очень милая Мими. Хорошо, что Вы заступились за нее перед Хайкиным3. Мне, не музыканту, это труднее. В "Пиковой даме" я ее не слыхал.

   Жаль мне Донца, что с голосом у него неладно!

   С большой радостью и с большим интересом прослушаю новых певцов.

   Если Вы проведете вопрос с разделением солистов и хористов -- хвала Вам и слава.

   Как жаль, что К. П. Виноградов 4 тянется в дирижеры. Ничего из этого не выйдет. А если б он отдался весь хоровому делу, было бы куда полезнее для дела!

   Мария Петровна, Кира, Игорь шлют Вам самый сердечный привет. Я крепко Вас обнимаю, целую ручки жене и дочку тоже обнимаю.

Любящий Вас К. Станиславский.

   Счастливого пути!

  

310*. Из письма к Н. В. Егорову

  

   10--VII --34.

   Pension des Marronniers.

   Rue des Marronniers, 26.

   Paris, 16.

10 июля 1934

Дорогой Николай Васильевич.

   Письмо Сереже 1 послал тотчас же. Вам пишу с некоторым опозданием, так как в Париже то же, что в Москве. Узнали о моем существовании здесь, и вот я осажден со всех сторон: Copeau, Dullin2, еще какими-то директорами театров. Американцы, французы и пр. Благодаря выходу книги стали интересоваться системой. Жажду выехать отсюда, если б не расставание со своими.

   К 1 августа я должен быть во что бы то ни стало в Москве.

   ...Итак, надеюсь встретиться 1 августа! Мария Петровна не может по здоровью выехать сейчас; она приедет позднее, как только сможет. Очень меня волнует ее состояние.

   Получил наконец первое обстоятельное письмо Владимира Ивановича о делах3. Я так отстал от того, что у вас делается, что сижу с письмом в руках и не понимаю, что мне надо отвечать. Я умею говорить о частностях только после того, как схвачу все в целом. Ответ, которого он ждет, очень затрудняет меня. Хотел писать Вам, но, во-первых, всего не скажешь, а во-вторых, и не успеешь дождаться здесь этого ответа.

   Здесь такая духота (городская), что нет возможности сидеть в Париже, а выехать из него не стоит ввиду близости отъезда. Вышло глупо: июнь и июль как-то прошли быстро, суетно и без пользы.

   ...Обнимаю, все шлют привет.

Ваш К. Станиславский

  

311*. Вл. И. Немировичу-Данченко

24 июля 1934

Дорогой Владимир Иванович,

   я без конца виноват перед Вами в том, что не только не ответил на Ваше письмо, но даже не подтвердил его получения. Простите меня. Это произошло оттого, что я собирался написать Вам очень большое и обстоятельное письмо. Но этому намерению помешало много непредвиденных обстоятельств.

   Во-первых -- Париж! Здесь ничего нельзя делать, а можно только метаться, суетиться. Даже сидя дома.

   Во-вторых, целый ряд событий в моей жизни: сначала встреча с Игорем и с его женой, знакомство с новой внучкой и всей семьей Толстых. Потом болезнь Саши (жены Игоря), болезнь внучки Ольги 1 (коклюш). Прощание с Килялей, отъезд Маруси, выход моей книги на французском языке. Много визитов и разговоров по этому случаю, наконец сборы к отъезду и последний разговор с Игорем, ожидание денег и хлопоты об их присылке (получил).

   Третья причина та, что я при скудных сведениях из Москвы во время всей зимы совсем отстал от жизни театра, и теперь мне трудно было понять ясно то, что делается и предполагается делать. Когда не знаешь всех обстоятельств, мысль скользит поверху, не углубляясь внутрь.

   Вот причины, почему здесь я не смогу углубиться в вопрос и ответить Вам обстоятельно. Если это удастся сделать в Берлине, то я оставлю ответ у Марии Михайловны 2.

   Я уезжаю отсюда 28 июля. 1-го выезжаю из Берлина и 3-го буду в Москве.

   Таким образом, мы с Вами не встретимся. Если Ваш поезд в Москву прибудет туда не слишком рано или будет отходить в Крым после 12 часов, я приеду на вокзал с Вами повидаться 3. В противном случае, если не удастся свидеться, -- до осени.

   Обнимаю Вас и целую ручку Екатерине Николаевне.

Ваш К. Станиславский

   1934 --24 --VII. Париж

  

312* Л. В. Собинову

  

1 сентября 1934

Москва

Милый и дорогой Леонид Витальевич.

   Одной рукой распечатываю только что полученное от Вас письмо, а другой готовлю бумагу для ответа Вам. Здесь, в Москве (кроме только что полученного от Вас письма), я ничего от Вас не имел, поэтому и сейчас не знаю, на какие вопросы Вы ждете ответа. Буду писать все, что знаю.

   Можете себе представить, как на меня нагрянули здесь со всех сторон. В Москву я приехал 4 августа и с тех пор верчусь как в колесе. Конечно, это выражение нужно понимать относительно, имея в виду мое здоровье и возраст. Из оперных здесь были только: Борис Юрьевич (приезжавший на несколько дней) и Александр Григорьевич, который работает усердно на стройке. Только от них я узнаю об Оперном театре. Главная моя работа касалась до сих пор МХАТ, где придется делать большую перемену по реконструкции всего дела.

   Только завтра съезд оперных, а 3-го уже они играют в Зеркальном театре Эрмитажа (до 15--20 сентября), так как стройка театра нашего будет готова только к указанному выше сроку. Знаю еще от Зины, Володи, от Чернявского и Гешелина, что Вы приняты всеми прекрасно, лучше, чем можно было ожидать с нашими глупцами, из которых, к сожалению, составляется наша группа стариков. Знаю, что гениальный Платонов собирается уходить, чему я очень рад. Знаю, что Бушуев женился на нашей молодой сопрано (не могу вспомнить фамилию -- бывшая ученица Дункан, уходившая и теперь вновь вернувшаяся). Это хорошо для Бушуева, так как она -- порядочная женщина. Знаю еще другую сплетню (или уже факт), что Донец разошелся со своей женой. Случайно видел момент ухода его жены и очаровательной Люлечки -- дочки. Это была грустная картина. Видел Лорана, мельком -- Кристи. Я просил их сохранить полную целомудренность моего впечатления до просмотра "Дон Пасквале" и ничего не говорить мне о нем пока. Был П. И. Румянцев и удивил меня малодушием: он пытался отказаться от дальнейшей работы по "Кармен". Я усовестил его.

   Несколько раз собирался посмотреть, что делается на стройке, но меня туда не пускают.

   Имел объяснение с Гешелиным по поводу его наклонностей к халтурности. Очень сильно пожурил его за то, что 2-го числа назначен сбор, а 3-го -- первый спектакль "Царской невесты" в летнем театре. Это ужасающее безобразие, которого не найдешь ни в одном провинциальном театре. Есть разные обстоятельства, которые оправдывают этот неудачный шаг для начала сезона. Тем не менее даже такие веские оправдания принять невозможно.

   Вот приблизительно все, что я узнал об Оперном театре.

   Да! Еще радостное известие. Сурикова (одна из самых интересных артисток труппы, до сих пор бывшая в хору) вчера говорила со мной. Она попробовала работать вне театра, но соскучилась и просит взять ее назад. Для меня это большая радость, так как я на нее очень рассчитываю.

   Теперь главная новость. Вдруг ко мне приезжает Новицкий П. И. Это был всегда мой злейший враг, отчаянный противник так называемой системы. Оказывается, что он прежде "несколько поверхностно" подходил к ней. Но в последнее время он "углубился" в вопрос и нашел в системе... Тут начинается выражение восторгов. В результате он просит от имени Наркомпроса устроить школу для создания кадров. Эта школа должна быть образцовой для всего Союза. Значит, кто-то что-то приказал! Сейчас уже прошел вопрос о назначении нам 150 тысяч на первый год для создания дела. Вопрос о преподавателях и учениках. Последних надо было бы поискать не только в Москве, но и по всему СССР... Я этим делом тоже занят и заинтересован.

   Вот видите, какие интересные дела, а Вы, дорогой друг, пишете о каких-то отставках1... Позвольте постыдить Вас за это. Вы доставляете нам радость работать с Вами. Если Вы захотите огорчить нас уходом, это будет очень больно. Но не мне давать "отставки" таким величинам, как Собинов. Поэтому никогда не будем упоминать этого слова и постараемся вместе сделать очень хорошее дело. Не будемте даже думать об этих неприятных вопросах. Мы сошлись, чтоб не расходиться. Пока же все, что Вы делали, очень хорошо и правильно. Что касается вопроса деления хора и солистов -- я о нем пока ничего не слышу, но знаю, что заявлений будет много. Это момент, когда, может быть, можно будет почистить труппу.

   Ждем Вас, когда поправитесь и отдохнете после лечения. Главное, чтоб Вы были здоровы.

Ваш К. Станиславский.

   1/IX--34.

  

   Поздравляю с началом сезона!

   Обнимаю Вас, целую ручку жене и привет. Славная погода стала, осенняя, но не холодно. Самая низкая температура -- 10, 12R.