История Англии, рассказанная шепотом

Вид материалаРассказ

Содержание


А вот символ того давнего покорения Англии французами и по сей день возвышается в своем грозном величии над берегом Темзы. И имя
Подобный материал:
  1   2

История Англии, рассказанная шепотом

Рассказ Четвертый

* * *

Англия, покоренная французами


Вильгельм I Завоеватель, 1082 г.н.э.




* * *


«Как же так, - спросит мой удивленный читатель. – Возможно ли, чтобы французы когда-либо завоевали Англию? Что за выдумки? Скорее, наоборот, Англия то и дело наказывала Францию!»

Увы, мой друг, зачастую события происходили совсем иначе, чем мы привыкли о них думать. И дело вот в чем: сильные нации решительно не желают вспоминать события прошлых веков, не принесшие чести их народу. Очевидные исторические факты замалчиваются. И цель здесь ясна: создать ложное впечатление, что их народ был монолитен и могуч всегда. Поэтому даже робкие сомнения в таком постулате встречают сильное противодействие и необоснованно резкое отрицание.

Парадоксально, но завоевание Англии французами фактически состоялось в 1066 г.н.э., когда Вильгельм Нормандский, повелитель обширной провинции французского королевства, покорил страну англо-саксов. Решительный герцог и великий воин мечом проложил себе дорогу к английскому трону. Почти вся родовая англо-саксонская аристократия была лишена имущества. На смену ей пришли иностранцы - нормандские бароны и графы, даже не говорившие по-английски, лишь изъяснявшиеся на северном диалекте французского языка. Вторжение Вильгельма было последним в истории покорением Британских островов. Тем не менее, неоднократно в дальнейшем Франция побеждала Англию в войнах. Вопреки расхожему мнению, высокомерной

Британии никогда не удавалось преодолеть своего извечного противника в одиночку. И победы доставались ей тогда и только, если хитроумные англичане образовывали воинские коалиции с

____________________________________________

© Copyright 2007 Сафир Алекс ( safir_a@msn.com Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script )

другими сильными державами Европы, вовлекая их в баталии на своей стороне. Лишь с участием в сражениях союзных Англии германских, австрийских или русских войск сия держава одерживала победы над Францией. Лукавые англичане добивались успеха, нередко прикрываясь иностранными штыками, как бы прячась за спины их солдат и бросая в бой иноземцев вместо себя, но за собственные интересы. Однако, об этом позже...

А вот символ того давнего покорения Англии французами и по сей день возвышается в своем грозном величии над берегом Темзы. И имя ему – крепость Тауэр.




Воздвигнутый в честь победы Вильгельма и восшествия великого нормандского герцога, вассала короля Франции, на английский трон, сей грандиозный замок и по сей день поражает непревзойденным каменным величием и мощью. Многократно перестроенный, улучшенный и расширенный, уже в конце 19-го века он шагнул через Темзу, получив свое продолжение в виде потрясающего, великолепного тауэрского моста.




Да, действительно радует, как англичане уважают свою историю, гордятся великими событиями, зачастую превращая реальные поражения в сомнительные собственные победы или попросту предпочитая помалкивать о них, дабы позабылся их реальный смысл ...


* * *

Конская сбруя то и дело поскрипывала. Дело шло к вечеру. Казалось, наступившие осенние сумерки в последний раз озарят небосклон, и темнота целиком заполонит пространство.

«Скорее бы добраться до замка», - думал Эдрик. Однако же, не пришпорил коня, иначе бредущие пешком за ним его слуги Эдви и Осберт безнадежно отстанут. Что за времена настали! Ну где это видано, чтобы саксонский эрл, равный по титулу любому знатному нормандскому графу, не мог позволить купить хотя бы пару старых кляч для свиты? Еще пятнадцать лет назад он бы рассмеялся в лицо любому, осмелившемуся нечто подобное предречь ему, вмиг приказал бы казнить или собственноручно заколол кинжалом... И разве же только это? Поместье отобрано, не осталось другого выбора, как переселиться в простую крестьянскую хижину. Из-за безденежья пришлось распустить слуг. Впрочем, без жалования они и сами разбежались. Лишь эти двое по-прежнему с ним. Те, кто предан был ему всей душой, два сверстника, товарищи детских игр. А может, идти им попросту некуда? Погибнут, ведь, на воле. А тут, под защитой какой-никакой. Эдрик еще не был стар. Зря что неимущ, зато рыцарь хоть куда, в обиду друзей не даст...

Хотя со стороны он может казаться достаточно жалким. Кольчуга за долгие годы прохудилась. Некому подлатать, подшить кольца железные. На шлеме остались вмятины от былых боев. Панцирь давно продан. Плащ... и тот поизносился.

«Ну, ничего, мы еще свое возьмем, - верил Эдрик. – Не так просто меня сломить. Ведь даже в бою ни разу не спасовал, никого не предал, и из передряг еще не таких выходил. Так что, образуется все со временем».


Просторная равнина, покрытая диким кустарником, кое-где прерывалась невысокими холмами. Над почти безлюдными просторами пели вечернюю песню голосистые жаворонки. Неподалеку Эдрик заметил диких оленей, щипавших траву.

«Жаль, нет времени поохотиться. А то добыча была бы знатная!»

К тому же к охоте он заранее не готовился: амуниция у него дорожная, копье с собой не брал, да и собак при нем нет. Преследуя оленей соблюдать осторожность требуется: очень легко наткнуться на свирепого кабана, копошащегося в густых зарослях. Проблем тогда не оберешься... Но скоро настанет зима, снегом занесет дома по самые крыши. А тогда и подавно об охоте забыть можно. Ведь лошадь в полный рост может в снег провалиться. А по всей долине от Хэмпстеда до деревни Чаринг, как обычно, будут волки выть. Не дай бог повстречаться тогда с голодной стаей.

До замка ехать оставалось недолго, как вдруг из-за кустарника появились какие-то люди. Лица их были перепачканы грязью и одеты они были в лохмотья. Эдрик подумал с начала, что это нищие, и вот-вот станут милостыню выпрашивать. Хоть любая монетка у него теперь не лишняя, он все же бросит им пригоршню мелких медных кругляшек.

Но когда Эдрик подъехал поближе, то увидел, как нищие достали припрятанные в кустах дубинки. У одного из них в руке сверкнул стальной нож, отразив луч заходящего солнца. Теперь намерения бродяг не оставляли сомнения. Эдрик снял с луки седла щит и надел его на левую руку. Правой махнул слугам, чтобы оставались позади. Затем медленно вынул из ножен богато инкрустированный серебром меч, единственную ценную вещь, которую он не решился продать, хотя так нуждался теперь. Чтобы удар был мощнее, он отодвинулся назад и крепко уперся спиной в высокую заднюю луку седла. Сейчас он покажет этому сброду. Надо же, вздумали конного рыцаря ограбить! Видно, совсем озверели от голода. Рассудка лишились. Ну, сейчас он им задаст! Небось сразу разбегутся, как он направит боевого коня прямо на них. Вооруженный всадник против пеших бандитов явно представлял несокрушимую силу. Однако, храбрый вид воина не смутил грабителей. Они не кинулись в рассыпную и, похоже, не собирались уступать дорогу. А только уставились на него голодными дикими взглядами, как бы взвешивая, стоит ли игра свеч. И можно ли чем-нибудь разжиться, преодолев сего явно не богатого на вид рыцаря?

Эдрик был храбр и решителен. Возможно, кто-либо иной и завел бы разговор, пригрозил или стал откупаться. Другой... Может быть, но не Эдрик. Рыцарь медленно поднял меч, но прежде чем пришпорить коня, он заметил еще одного появившегося из кустов грабителя. Это был совсем молодой и безбородый юноша в серой матерчатой шапке. Поначалу, Эдрик и не обратил бы на него внимание. Но в руках у юноши был лук. И стрела с натянутой тетивой нацелилась прямо Эдрику в грудь. Расстояние в десяток ярдов для выстрела совсем незначительное, так что промахнуться не возможно. А коль стрела с короткой дистанции попадет в цель, то старая кольчуга, наверняка, будет пробита. Можно, конечно прикрыться щитом, подлететь на всем скаку и раскроить наглецу череп. Но при сноровке тот сумеет заложить новую стрелу в тетиву и выстрелить еще раз, почти в упор. Если не сдрейфит, конечно. Впрочем, вряд ли успеет, Эдрик понесется на него, как молния с горящими глазами и диким криком. Он – бывалый воин, и знает как ошеломить любого противника. А что если... Тут Эдрик помрачнел. Вдруг стрела угодит в коня? Вот, где будет потеря! Конечно, кольчуга у Эдрика не тяжела, он сумеет подняться и порубить всю эту нечисть на куски. Но велика ли слава? И добычи ведь никакой. А коня не вернешь. И другого ему ни во век не раздобыть. Денег не хватит. Да и жаль терять такого красавца. Впрочем, что поделаешь? Не спасует он перед этим сбродом. Хватит рассуждать, а там будет как будет...


* * *

В то самое время хозяин поместья Гайд рыцарь Жоффруа де Маневилль был готов к приему своего друга. В жилах его текла размеренная благородная кровь французских баронов в удивительном сочетании с тем алым бурлящим огненным потоком, унаследованным от отважных воинов-норманнов, который скорее сравнить подобает с вулканической лавой, нежели с животворной плазмой, заполняющей вены. Несколько лет минуло со дня смерти Этлы, его любимой супруги, много воды утекло с тех пор, как монахи-бенедиктинцы из Вестминстера отслужили заупокойную службу, но Жоффруа по-прежнему тосковал по жене, не помышляя о новом браке. Странно, но так сложилось, что все его друзья рыцари, с которыми он вместе воевал под знаменем тогда еще герцога Вильгельма, как-то удалились друг от друга. Заслужили за честную службу богатые бывшие саксонские поместья, вот и занялись хозяйством. Теперь редко кто к кому в гости захаживает из старых товарищей по оружию. Даже по соседству живущие и те заняты. Благоустраиваются на новых землях. Кто помоложе, с королем Вильгельмом на север двинулись, усмирять последние очаги восстаний саксов. А он, все еще страдающий от ран, полученных шестнадцать лет назад при битве под Гастингсом, не в силах более воевать. Не говоря уже, чтобы выдерживать длинные военные переходы. Да старше стал, и глаз один видит плохо. Ну кому, казалось, интересен теперь престарелый воин? И все же, сдружился он с Эдриком. Хотя и сакс тот, но дружелюбен и охотник отменный. Жаль, что не поддержал он в нужное время Вильгельма, в рядах у его противника Гарольда оказался. Вот и потерял все, подобно господину своему невезучему. Нет, не умер, даже ранен не был в бою, и не казнили его как врага. Милостив король Вильгельм! Однако, поместье, землю, имущество и лошадей отобрал, прям-таки в нищету



вверг. Но ведь жизнь-то сохранил. Да и откуда Вильгельму добро-то взять, чтобы достойных соратников своих вознаграждать. Так и он, Жоффруа, от щедрости нового короля получил свою долю, отобранную у иного саксонского землевладельца. Бог располагает. И никто не в праве обвинить Жоффруа в том. Заслужил он свое, честно завоевал с мечом в руке.

Жоффруа всматривался в даль. Его поместье располагалось на самом высоком холме долины. И потому он ясно видел пастбища на берегах Темзы, нормандское аббатство на Горни, болотистом островке и церковь монастыря Минстер-ин-зе-Вест, построенную саксонским королем Эдуардом Исповедником. Но дорога к замку по-прежнему была пуста.

Так где же Эдрик? Темнеет уж за окном, а его все нет. Не на шутку привязался к своему приятелю Жоффруа за все эти годы. Вроде как бы бывший враг, но каков удалец! Силен, отважен. Да и умом богат. Нет лучше собеседника. И историю знает и святое писание. Есть о чем с ним поговорить. Добродушен он, хотя нравом буен и никак примириться не желает с новым королем. Слишком горд. Ох, уж это саксонское самолюбие!

И все-таки, что же случилось? Обед, конечно, остынет. Да черт с ним, хоть бы сам цел приехал. Грабителей развелось немерено. Многие саксы, имущества лишившись, в разбойники подались, причем даже благородные рыцари на стезю сию пустились. Может, и не совсем прав был Вильгельм, что обобрал саксонскую аристократию подчистую? Теперь как усмирить тех, кто в леса подался и грабит на большой дороге? В этом поколении не искоренишь заразу. Страна должна возмужать и народ в ней примириться обязан.

Впрочем, жаль, что не настоял отправить своих людей сопровождать Эдрика. Предлагал ведь, так нет, заартачился гордец. Не страшен ему никто. Конечно, бедняку ведь терять нечего, потому и нечего страшиться.


* * *

Не успела шпора вонзиться коню в бок. Вовремя Эдрик заметил, как тяжелая рука одного из разбойников остановила лучника.

- Повремени, Олаф, - молвил бородатый верзила. – Да это, кажись, наш господин!

Олаф медленно опустил лук.

- Да неужто же ты, хозяин?

Эдрик с трудом признал своего бывшего слугу в этом здоровяке, заросшем рыжей бородой почти до глаз.

- Эгверт? Неужели?

- Он самый и есть... Ну, коль ты, благородный эрл, не сразу признал меня, то хорошо, ведь и другие не распознают. Впрочем, нет уже добродушного Эгверта. Переродился он в разбойника по кличке «Дагасс», по типу того кинжала с широким лезвием, рану от которого не залечишь... Благо, что успел остановить Олафа, кровь в нем буйная, варяжская играет. И стреляет без промаха: верный глаз. Но тебе господин нечего опасаться. Помним мы все доброе, что делал для нас. И не твоя вина, коль отобрали поместье норманны-поганцы. А наш народ ценит благодушие хозяина. А потому будь добр, не побрезгуй и посиди у нашего костра.

- Прости, Эгверт, но тороплюсь в замок Гайд. Небось меня заждались.

- Жаль, хозяин, может, не свидимся более. Жизнь разбойничья опасна. Никогда не ведаешь смертного часа своего. А коль вряд ли встретимся, не побрезгуй, прими в подарок от меня шлем рыцарский французский. Твой ведь, прости, искорежен весь. Так что, даже не признал тебя поначалу.

В иной раз Эдрик бы оскорбился. Как же посмел простолюдин пенять ему на бедность? Но сейчас он не придал тому значение. От нищеты никуда не скроешься, да и рад будешь любому, тем более нужному подарку.

Эгверт подал знак своим разбойникам. И те выволокли какой-то мешок. А затем аккуратно извлекли цельный блестящий шлем с забралом и плюмажем.

У Эдрика аж дух перехватило – такой красоты он не видел подавно. И стоит, наверно, целое состояние. Но разбойники лишь стояли и посмеивались. Надо же, их главарь с «барского плеча» жалует своего бывшего господина. Прям, как раб хозяина в рыцари посвящает. Потеха-то какая! К счастью, Эдрик не мог отвести глаз от шлема, и не заметил насмешливых взглядов.

- Чем же мне отблагодарить тебя за столь великий подарок?

- Коль настанут времена получше да живы будем, тогда и сочтемся... А пока, береги себя, мой господин. Мало таких, как ты, среди саксов осталось то...


* * *

- Рыцарь с двумя оруженосцами у ворот замка, - прокричал стражник.

«Ну, слава богу, приехал, наконец!» - обрадовался Жоффруа и приказал впустить.

Тяжелые дубовые ворота со скрипом и звоном цепей отворились, впуская Эдрика и его прислугу. При свете факелов фигура сакса показалась Жоффруа нелепой. Отливающий светом добротный шлем, украшенный перьями, совершенно не гармонировал с прохудившейся кольчугой. Заметили это стражники и захихикали. Но Жоффруа грозно посмотрел на них, давая понять, что любой рыцарь, пусть то даже побежденный сакс или поверженный витязь достоин уважения и похвал.

- Приветствую вас, мой друг! Не иначе, из-за поединка вы задержались? Судя по всему, с нормандским рыцарем. Но вижу, что победителем оказались вы, коль столь знатный трофей заимели.

При этих словах стражники окончательно угомонились. Не следа не осталось от былых насмешек. Шутить опасно, пожалуй, с тем, кто только что победил в рыцарской схватке и взял в трофей богатый шлем противника.

- Кто же был ваш соперник? Небось кто-то из придворной знати короля Вильгельма? Клянусь богом, ежели бы я присутствовал при поединке, то не смотря на то, что сам нормандец, стал бы несомненно вашим сторонником и секундантом. Дружба превыше всего!

Жоффруа несколько кривил душой. Питая искреннюю преданность королю, он недолюбливал королевскую свиту. Тех многих, что добыли состояние, отнюдь, не в честном бою, как он сам. Что уж говорить о явно чванливом былом владельце такого богатого шлема? Видно и сражаться тот рыцарь не умел, коль не выстоял в бою, уступив столь плохо экипированному саксу.

Эдрик пробормотал нечто несвязное. Уж как ему не хотелось говорить правду! Пожалуй, на смех еще поднимут, коль узнают, от кого в подарок он получил сей шлем. Ну и времена пошли: разбойники богаче сеньоров стали! Лишь строго взглянул на слуг своих. И те сразу поняли, что и им следует также помалкивать.

- Ну что ж, не говорите, ежели не желаете. Зная вас, абсолютно уверен, что добыча досталась в честном бою. И поверьте, никому не расскажу о том. Могут же найтись родственники павшего, не ровен час, отомстить пожелают. А мне совершенно не хочется терять друга... Так что, пожалуйте, в мои скромные пенаты и отведайте еду и питье, богом посланное.

Бросив узды коня своему оруженосцу Эдви, саксонец последовал за хозяином в зал. Осберт, другой его слуга, помогал переодеться. Был снят новый шлем, кольчуга, отстегнуты ножны. Наконец, Эдрик избавился от гамбизона – толстых, стеганных на вате куртки и штанов, обязательно надеваемых под кольчугу. И переодевшись в платье для пиршеств, Эдрик, наконец, ощутил огромное облегчение. Что же, годы берут свое. Уставать больше стал, не то что раньше: сутками мог торчать в седле в полной амуниции, все было нипочем. Так нет же, сейчас лишь пол дня попутешествуешь, а ведь как чувствуется!

Да что, впрочем, пенять: вон какой пир в его честь Жоффруа закатывает.

Действительно, чего только не было на дубовом столе – и зажаренный поросенок, и баранья нога, и перепела... Монастырское вино в наполненных до краев глиняных кувшинах притягивало взгляд. На медных гравированных блюдах лежали привезенные из Франции фрукты. По краям стола стояли серебряные подсвечники, а в самом центре - канделябр из бронзы в форме экзотического дерева на четырех подпорках в виде львиных лап. У стола засуетились слуги. А хозяин приказал налить гостю чашу полную и куски пожирнее накладывать. Но более всего Эдрик любит, когда его слуга Осберт за ним ухаживает. И тот привычно угождал своему господину, как только мог.

- Расторопный у вас слуга, мой друг. Вот только имя у него странное. Не саксонское ведь? Ваши то все на «Э» начинаются. Эльфред, Эдмунд, Эдгар, Эдред... Не сакс он по крови, а все-таки доверенный ваш. Как же так?

- Он – англ. Потому и имя такое. Англы саксам что двоюродные братья, на схожих языках говорим. Разве что, этот народ не столь многочислен и не так силен, как мы. А вот ваш король, видно, унизить пожелал, прозвав землю нашу Англией, а не Саксонией, как следовало бы. Видно совсем собрался коренной народ изжить, так чтобы и названия его не осталось...

- Ну, мой друг, не совсем так. Ведь с Вильгельмом пришли и рыцари из Германии, из той местности, что Саксонией как раз и прозывается. Так что не ладно было бы сию землю одинаково окрестить. Вроде, как немцам ее целиком посвятить. Нормандцы и французы, а их большинство, были против. Впрочем, никто и не желает родину у вас отнимать. Живите в ней в мире с нами - и все образуется.

- Как же это? – рявкнул Эдрик. – А то, что имущество у нас отбирают, замки и поместья? О каком мире вы говорите?

- Понимаю вас, мой друг. Но что поделаешь, кто вам виноват, что не правую сторону приняли в борьбе за английский трон? Ведь саксы, поддержавшие Вильгельма, или хотя бы, не участвовавшие в битве при Гастингсе на стороне Гарольда, сохранили свои богатства. Так нет же, понесло вас доблесть проявлять...

- Не говорите так Жоффруа. Я считал и считаю, что стоял за правое дело, за истинного короля. Потому и в бой шел под знаменем Гарольда как против норвежских варягов, так и вас, французов. Говорили ведь нам, что Вильгельм, тогдашний герцог Нормандии, не законнорожденный даже.



- И правда то, и не правда. Отцом его был наследный герцог Роберт по прозвищу «Дьявол», известный своей неукротимой натурой и отвагой. Да влюбился он в простолюдинку Гарлеву, дочь кожевника. И страсть его была столь сильна, что никогда уже не желал более расстаться с той красавицей, хотя и не предполагал сие ранее. Вот в такой любви и родился Вильгельм.



Был он силен и жесток, отцу подобно. Однако же умен и обидчив в мать свою. Тем и люб был им. Посему воспитали его как законного сына. И об ином наследнике не мечтали. Так что по смерти Роберта, Вильгельм в пятнадцатилетнем возрасте одновременно с посвящением в рыцари стал полноправным герцогом нормандским. Надо сказать, что владение хоть и не столь велико, но славно силой, воинственностью его подданных. Население, ведь, неоднородно было. Французская утонченность смешанная с варяжским мужеством окультурила одних и укрепила других.

- Так ведь не жаловали французы по-началу норманнов, пришельцев из дикой Скандинавии?

- Вот именно, но затем уразумели, что места в северной Франции всем хватит да и не такие те норманны уж варвары, коими по-началу казались. Мастера хоть куда! Корабельщики, ремесленники, рыбаки. А что уж говорить о воинском деле? Равных тогда им не было. Вот и слились два народа в один. И в целом, пользу обоим то принесло.

- Чай, нелегко Вильгельму пришлось в управлении столь многоликой страной?

- Больше проблем возникло с другими претендентами на герцогский трон. Да и простолюдины все еще воспринимали Вильгельма как незаконнорожденного. Но на то вождь и велик, что легко справился со всеми...

- Вам следовало бы сказать: РАСПРАВИЛСЯ!

- Пожалуй, вы правы. Вряд ли возможно убедить толпу. Живет ведь она предрассудками и темными традициями. А понимает лишь строгость, силу уважает. Вот и запылали города и деревни несогласных, и разгромленные армии иных претендентов бежали в конфузии со своими лидерами. Не останавливался Вильгельм и перед казнями, даже раскаявшихся. Знал, коль в сердце у противника единожды зародилась искра измены, то и потухшая, она в любой момент воспламениться сможет с еще большей силой. Ибо былое поражение лишь раскаляет ненависть да укрепляет противника. Учел, ведь, он прошлые ошибки, и теперь следовало действовать наверняка. Так что, не прощал он по-христиански недругов своих, разрушал их замки, а самих предавал мечу, огню и петле. Не мудрено, что характер Вильгельма становился все более жестким и мстительным.

- Говорят, даже с женщинами жесток был. И с супругой своей будущей обошелся совсем не по-рыцарски.

- Увы, правда сие... Влюбился герцог не на шутку в Матильду, дочь Балдуина, графа Фландрского. Но получил отказ. Мол, не слишком благороден происхождением для сей девицы. Но не таков был Вильгельм, чтобы отступать, тем более намеки гнусные сносить. Подкараулил он барышню на церковной паперти в Брюгге, и при выходе из храма, схватил за волосы, бросил в грязь, да еще ударил, а затем ускакал восвояси... Так вот, после сей выходки принцесса Матильда заявила отцу, что выйдет замуж только за Вильгельма Нормандского и ни за кого другого.

- Женское сердце непостижимо. Казалось, ненавидеть должна была его.

- И толпа, и девушка – все женский род. Силу обе уважают и накал. Эмоциями живут и страстью. Так что, герцог в обоих случаях рассчитал правильно.

- Что ж ему-то, вашему неуемному Вильгельму, было мало? Правил бы он своим герцогством по чести, что не сиделось с миром в своем Руане? Всего ведь хватало! Так нет же, завоевывать соседей принялся.

- Что поделаешь, варяжская кровь превалировала в нем, скандинавская дикая страсть к военным доблестям обуревала. Ведь предки его, норманны еще сто лет назад всю Европу с севера на юг прошли, захватили даже южную Италию. Они совершали дерзкие нападения на города Франции, Священной Римской империи, и вашу Британию, грабили замки, опустошали села, сжигали монастыри. Осаждали даже Париж. Там, где они проходили, кровь лилась бурным потоком. Их путь был усеян медленно остывающими трупами. Бороздили они воды и Средиземного моря, доходили даже до Византии. А братья их двоюродные варяги-руси на востоке подчинили необозримые славянские земли вплоть до Константинополя. Так что, воинские походы – обычное дело, вековая традиция. Да и какой герцог не желает стать королем? Как же обойтись без завоеваний? Благо и талант полководческий и воинское умение были. Так что, показал он соседним государям свою силу немереную, побеждая в открытом поле, штурмуя города и замки. Но к побежденным, скорее, милостив был.

- Ну да! А как же город Алансон при осаде в 1054 году? Он тогда велел отрубить руки и ноги всем попавшимся к нему пленным, а своим пращникам приказал перебросить через стену те окровавленные конечности в осажденный город!

- Так то, братец мой, история отдельная. Ведь оскорбили они герцога умышленно, кровно и грубо. Со стен своих при осаде кричали: «Кожа! Кожа!». Намекали на незнатное происхождение Вильгельма – дед, ведь, его по материнской линии был простым кожевенником. А такие колкости герцог не прощал, близко к сердцу принимал их. Потому и летели головы насмешников во все стороны, словно искры от пламени, как только город взят был. И не в праве мы осуждать его за то. Никто не должен издеваться над правителем, тем более таким великим в завоеваниях как Вильгельм.



- Говорят, что разгромил он однажды и армию французского короля Генриха I.

- Причем дважды. Первый раз – в 1056 году, а затем даже выступив против объединенных сил целой коалиции короля с графами Мэн и Пуату в 1059. И по делом тому монарху. Игрался он с Вильгельмом, как кровожадный паук с мухой. То на свою сторону заманивал, как вассала в воинские походы за свои интересы принуждал идти, в тяжелых войнах участвовать заставлял, например, на целых шесть лет против графа Анжуйского. А вот, лишь усилился Вильгельм, так не устроило то короля. С большим войском вторгся он в герцогство. Ведь, слишком мощный и независимый сосед появился у кичливого монарха рядом, осадить бы такого не мешало, напомнить, кто сеньор, а кто всего лишь вассал. Да не таков был повелитель наш Вильгельм, чтобы кому-либо уступить, будь то даже французский всесильный король с могучей армией. Зная, что не одолеть ему превосходящее по численности войско монарха, дождался Вильгельм, наконец, благоприятный момент и не упустил свой звездный час. Трагическую роль для королевской армии сыграла переправа через реку Диву. Когда часть войска вместе с самим Генрихом перебрались на противоположный берег, его армия оказалась разделенной рекой на две части. А еще не преодолевшие водоем воины, уложив на землю оружие, снаряжали лодки и, утеряв бдительность, не готовы были к бою. Тем герцог и воспользовался. Атаковал арьергард врага и без труда разгромил его. Воины противника не могли эффективно отразить нападение. Все случилось столь стремительно. Им не удалось быстро построиться, надеть амуницию, поднять оружие и тотчас вступить в сражение. Нормандские воины с легко расправились с ошеломленным противником. Французский король лишь в бесплодной ярости, сцепив зубы и сжав кулаки, наблюдал с другого берега как гибнет его арьергард. Так бесславно потеряв половину своей армии, Генрих I и вернулся восвояси, не солоно хлебавший. И повторно желание за зря наказать Вильгельма уже никогда не возникало. Зауважал он, подобно иным, всесильного герцога, признал его права, а заодно высоко оценил мудрость и талант полководца... Наступили, наконец, мирные времена. Однако, не тот герцог был человек, чтобы жить долго в покое.

- Да-а, видать, неуемная энергия герцога кипела! Так, что и на наши британские берега излилась...

- Так он же пришел требовать свое...

- Где уж там! Побойтесь, Жоффруа, бога! Наш повелитель Гарольд по милости законного короля, благочестивого Эдуарда, прозванного Исповедником, корону в наследство получил. Все о том знают. Так нет же, ополчились на несчастного преемника и викинги норвежские, и нормандский герцог. Каждый желал урвать свой кусок. А право то какое имели?

- Что до короля скандинавского, так он ссылался на древний уговор между Хардакнутом, предшествовавшим на троне Эдуарду Исповеднику, и королем Норвегии Магнусом. Коль кто первый из них умрет, другой его наследником станет.

- Так ведь варягами те короли были. Сами, небось ведь, откуда в Англию пришли да трон захватили, свергнув законных саксонских королей. Ну и что с того, что один из тех варяжских правителей, Кнут Великий, три державы – Норвегию, Данию и Англию под одной короной объединил? Мы, саксы никогда ту федерацию не признавали, как и всю варяжскую династию! День настал, и вымели всех их вождей - ярлов и коннунгов - с нашей земли. И при первой возможности вернули Эдуарда III Исповедника на законный саксонский трон его предков.

- Ну, в отношении варягов вам, саксам, виднее, признавать их или нет. Но герцог Вильгельм заполучил английскую корону по праву.

- Как же так, Жоффруа? По каким таким правам?

- Да будет вам известно, что благочестивый праведник, король Эдуард Исповедник, почитаемый в равной степени и нормандцами и англо-саксами, будучи бездетным, сам обещал свой трон в наследство Вильгельму еще в 1052 году. Только знали о том обещании очень немногие.

- Поговаривали так, но никаких доказательств не сохранилось. Возможно, король Эдуард и, принимая сердечно молодого тогда герцога, воздавал поистине царские почести ему. И все из благодарности за убежище, которое предоставила Эдуарду Нормандия, когда он был сослан в изгнание варяжскими королями, узурпаторами трона Англии. Вернув престол, он добро не забыл, щедро вознаградив Вильгельма. Может, тогда герцогу спьяну и померещилось, что старый добрый Эдуард его наследником провозгласить желает.

- Так ведь и ваш Гарольд незадолго до смерти Эдуарда присягал Вильгельму как своему будущему господину и английскому монарху! На мощах святых ведь клялся! Всяческую поддержку обещал. А это – уже факт достоверный.

- Правда то, - понурив голову, ответствовал Эдрик. – Однако, поступил он так исключительно под давлением Вильгельма. Гостил у него в замке, потому находился в его полной власти. Да и обязан был за выкуп из плена.

- Ага! Вот видите, ОБЯЗАН был герцогу! А вы утверждаете, что под давлением находился.

- Но, позвольте... В такой ситуации вряд ли кто решится перечить. Да мало ли было случаев, когда сильные мира сего, давали любые клятвы, а затем исходя из мелочных интересов совершенно забывали или напрочь отрицали свои обещания? Вот и святой Эдуард Исповедник даже на смертном одре, независимо от того, что, когда и кому обещал, все же Гарольда публично провозгласил своим наследником.

- Ха, вот как раз-то Гарольд и давил на умирающего короля! Страх, как хотелось ему корону наследовать. Ведь не ладил Эдуард с его семейством, и с самим Гарольдом, и отцом его, доходило до оружия, война чуть не разразилась в свое время. Да и выслал Эдуард затем их из Англии прочь на континент. Поди ж ты, все равно сил набрались и вернулись через год, а потом волю свою пожизненно королю диктовали. В-о-о-т где давление то было! Так что, умирающий блаженный Эдуард был готов и на все согласен, дабы оставили его в покое.

- Ну ладно, в таком случае, скажите, кто был по родству ближе законному королю? Супруг родной сестры, коим являлся Гарольд, или внучатый племянник его матери Вильгельм, пятая вода на киселе?

- Так ведь и женитьба Гарольда на сестре короля произошла лишь незадолго до кончины монарха и с единой целью – приблизиться к трону, дабы унаследовать его вскоре.

- Пожалуй, и мы не убедим друг друга. Вопрос был и есть спорный.

- Ну, да. И когда Гарольд захватил трон, герцог по-началу лишь мягко, дружелюбно напомнил ему клятву, на святых мощах данную, о повиновении и признании Вильгельма наследником английской короны. Ведь то грех великий - нарушить такой великий обет. А ваш Гарольд и не отрицал, что тот зарок давал. Бесполезно артачиться, ведь много свидетелей было. Лишь утверждал, вроде, заставили его ту клятву дать. Но и тогда Вильгельм не стал воевать. А честь по чести просил римского папу Александра II рассудить сей спор. Но Гарольд не пожелал в разбирательстве участвовать, видно ясно понимал, что проявил непростительное святотатство. А у нас, истинных христиан, то тягчайшее преступление. Потому понимал, что шансы отстоять свою правоту у него ничтожны. И не то, чтобы не явился к папскому двору, но даже и не отправил туда своего посла. Тем самым нанес тяжкое оскорбление его святейшеству и восстановил против себя общественное мнение всех верующих Европы. За сие неуважение отлучил римский папа от церкви короля Гарольда. Затем Вильгельм испросил позволения сей спор решить оружием, кто мол, отвоюет королевство, тому и владыкой быть. Конечно, же разрешение папы было быстро получено. Его послание – святая булла – позволяла Вильгельму любыми средствами овладеть короной Англии. И поскольку мирным путем это было сделать невозможно, то война оказалась реальной.

- Ловок ваш герцог ... Заманил под свои знамена многих без дела шатающихся по Европе рыцарей. И наобещал им не свое, а то, что сумеют урвать, разоряя старушку Англию. Ведь средств для завоевание такой большой страны у герцога не было. Созвал он самых богатых людей Франции и с каждым беседовал отдельно, с глазу на глаз, добиваясь помощи. Хитрыми обещаниями он вскоре получил все, что было ему необходимо – деньги, корабли, оружие. Аж семь тысяч рыцарей собрал под «святую» хоругвь. Тот штандарт был прислан самим папой римским, как символ одобрения завоевательного похода. Со всех уголков Франции стекались молодцы. И не только. Многие явились из германских княжеств. Каждый из тех рыцарей привел с собой и свиту немалую, состоящую из оруженосцев и простых воинов, пеших и конных. На чужое добро многие оказались падки. Так что 400 боевых кораблей да еще тысячу обычных потребовалось, дабы переправить сие воинство с обозом и лошадьми через морской пролив. Ничего не скажешь, момент Вильгельм улучил удачный. Когда наш храбрый Гарольд отражал варягов-норвежцев, высадил он беспрепятственно свою бешеную свору на берега туманного Альбиона.



- Полегче мой друг, я ведь был среди них. Не то ведь, невзначай, залаю.

- Простите, сударь, так, к слову пришлось. Накипело. Не хотел вас обидеть.

- Ну да ладно... Собственно, почему Вильгельм не должен был случай упускать? И так море разделяющее французский и английский берега – несокрушимое преимущество для саксов. Чай, не согласились вы осушить его, дабы по-рыцарски шансы сторон уравнять?

- Смеетесь над побежденным... Что ж право имеете... Но не забывайте: наш Гарольд – отважен был. Лихо он норвежцев разгромил и короля их насмерть сразил. Затем бы и вашему воинству черед пришел: близок и тогда он был к победе. Да бог распорядился иначе. Так что в октябре, 14-го числа 1066 года близ Гастингса атаковал Вильгельм наших воинов, расположившихся на холме за укрепленным палисадом. Три рыцарских конных отряда нормандцев во главе с самим герцогом, как туча надвигались. Впереди и на флангах располагалась пехота. Но саксы сражались смело, стояли твердо и отразили все атаки. В среде нормандского воинства, обеспокоенного неудачей, пронесся неверный слух, что Вильгельм убит. Войско в замешательство стало отступать. Но герцог бросился наперерез бегущим и, сняв шлем кричал, вот, мол я, жив, и да бог поможет нам победить! ... Нормандцы возобновили атаку. Ложным отступлением, Вильгельм выманил из-за палисада часть саксов, заманил их в засаду и безжалостно истребил. Вскоре в палисаде был сделан пролом, нормандцы прорвались внутрь укрепления и схватились в рукопашную с обороняющимися.



- Я видел Вильгельма в гуще сражения. Под ним убили лошадь, но он пересел на другую и продолжал биться как простой рыцарь.

- Затем, героически сражаясь, погиб наш король Гарольд и его братья. Все же мы, саксы, с остатками войска, потеряв вождей и знамя, продолжали бой до ночи.

- Я не спорю: бравым рыцарем Гарольд был. Даже жаль его, что пал при Гастингсе.



- Все же лучше так, чем плен позорный сносить или быть затем в темнице задушенным...

- В любом случае слепая судьба улыбнулась герцогу нормандскому. По всей видимости, и по божьей воле, прав был он в притязаниях на престол.

- Ну уж в этом вы не убедите меня. Ведь ни капли саксонской крови в Вильгельме не было. О каком же праве властвовать над саксами вы говорите?

- А ваш Гарольд не был ли по крови больше викингом, нежели саксом? Впрочем и чистокровных викингов-датчан вы без зазрения совести избирали своими королями. Аж трех! И служили им верно тридцать лет, помалкивая.

- Но затем мы поняли, что ошибались и восстановили старинную саксонскую династию, призвав на трон Эдуарда Исповедника.

- Но ведь он тоже был наполовину викинг по крови? Если следовать логике вашей истории, то ничего нет зазорного в том, чтобы и урожденный норманн королем английским стал. Да и что вы, саксы, столь патриотизмом больны? Зачем переживаете так? Я понимаю и уважаю чувства ваши. Сами ведь, 500 лет на британской земле живете. Да небось, забыли, что и до вас здесь иные племена обитали. И бриттами они прозывались. Пригласили, ведь, вас в свое время на землю эту, как друзей, да не столь дружественны вы оказались. Вымели подчистую хозяев с их насиженных мест. Так, что, поди не осталось их здесь, ни единого. Чудом избежавшие меча, разоренные, они бежали с острова на континент, где отвоевали себе новую родину на французском побережье и в честь себя Бретонью прозвали. Лишь воспоминания остались об отобранном отчем крае, красивые легенды. О короле Артуре, например. Да и вам ваша же неблагодарность до сей поры, видно, покоя не дает, коль не отважились за пять веков страну свою Саксоний именовать, и все по-старинке зовете Британией.

- Ежели на то пошло, так и бритты коренными жителями не являлись. Сами землю эту завоевывали когда-то. В давние то времена на Британских островах обитала какая-то странная восточная нация - темнокожие и кареглазые аборигены. Иберами прозывались. О них и римляне даже упоминали, но куда затем тот народ делся – не понятно.



- Вот, ведь что история говорит! И нечего горевать, что потесниться сейчас вам надобно, с


новым народом ужиться черед пришел. Чай, не впервые земля британская видит подобное. И ваши предки через то прошли. Зато не будут саксы на земле родной ущемлены. Хоть вам самим не повадно было притеснять родственные племена, прибывшие в страну сию одновременно с вами. Подавляли вы англов, а тем более, фризов, о которых вы сейчас и вспоминать не желаете. К тому же никто не собирается ваш народ с родины высылать, подобно тому, как вы изгнали бриттов. Что переживать то? Примите богом ниспосланное, как дар, и уживайтесь мирно. Ведь не у всей саксонской знати Вильгельм права отнял, а лишь у тех, кто небогоугодного короля Гарольда поддерживал. Как жаль, мой друг, что вы угодили в ихо число! Но не все еще потеряно. Может быть и обидно вам слышать то, все же советовал бы я вам на службу к Вильгельму поступить. Даст бог, и образуется ...

- Но позвольте, сударь, как же я могу служить тому, кто огнем и мечом прошелся по моей стране, уничтожая непокорных?

- На то он король и есть, чтобы власть укреплять. И все затем, чтобы порядок в стране был. Ну что проку от ваших слабых саксонских монархов? Этельред, Эдуард... Вроде добряки были, да не могли страну отстоять. Изнемогла она, разорилась от варяжских набегов. До сей поры, ваш народ заклинает молитвой: «Боже, убереги нас от неистовых викингов!», не так ли? А вот теперь, сильный общий правитель есть у всех нас, так что ни один варяг-разбойник не посмеет сюда сунуться. А коль испытать судьбу пожелают, то им же самим дороже станется. Посему, по-христиански простите Вильгельму и то, что английские непокорные города приступом брал, и из Ирландии прибывшее войско детей Гарольда - Эдвина и Годвина - без жалости разгромил. Упрочил король тем власть в стране. Действия достойные монарха, и посему, как достойный и великий владыка, он прав.



- Да ведь не равны мы с вами – вот, в чем проблема. Как же жить то дальше будем? Вам все блага, замки, землю, поместья, да и освобождение от королевских налогов...

- То дело временное. Рано или поздно и нам придется подати платить. Король чрезвычайно умен и печется о сильной власти. Потому со дня на день введет налоги и на нас. Слухи уже ходят. Ну и что из того? Почему мы не должны заботиться о стране, которая стала теперь и нашим домом? И наравне с вами, исконными жителями будем нести свою службу за честь и славу ее.

- Разница лишь в том, что без спросу вы явились к нам нежданно-негаданно, как снег на голову свалились. А теперь утверждаете, что вы чуть ли нам не братья!

- Ничего, стерпится – слюбится. Саксы, ежели желают, легко с любым гостем, врагом даже, найдут общий язык. Вот, например ваш тезка, эрл Эдрик, а может и дальний родич даже, командующий всем сакским флотом лет семьдесят назад и глазом не моргнув, лихо предал короля своего Этельреда и перешел на сторону варяжского коннунга Кнута. Тем самым и передал корону династии викингам. Преподнес врагу в подарок, как голову Иоанна Крестителя царю Ироду на блюде....

Кровь ударила Эдрику в голову.

- Придержите язык, не смейте сравнивать меня с этим негодяем!

Но Жоффруа не успел ничего возразить, как мгновенно рука Эдрика метнулась к лежавшему рядом на скамье мечу. Лезвие легко вышло из ножен.

- Умри же, непрошеный завоеватель!

Жоффруа не был вооружен. На столе лишь лежал маленький кинжал, которым он только что срезал мясо с бараньей ножки. Но природное чутье подсказывало, что этим коротким ножом не отразить мощный удар саксонского меча. Потому Жоффруа успел схватить со стола большой бронзовый канделябр и прикрыться им. Лезвие меча столкнулось с литым стержнем подсвечника, скользнуло по розетке, и не причинив Жоффруа вреда, взлетело вверх. Не твердо стоящий от изрядно выпитого вина, Эдрик не удержал равновесие и рухнул на стол, опрокинув его. Металлическая посуда и глиняные кувшины с грохотом полетели на пол. Жоффруа, улучив момент, треснул соперника канделябром по голове. Выпустив из рук меч, Эдрик на мгновение потерял сознание. Еще миг - ноги саксонца подкосились, и он со звоном упал на пол, прямо в обрушенную за мгновение до того посуду.

Привлеченные шумом, в зал вбежали слуги Жоффруа и Эдрика. Заметив следы драки, нормандцы достали кинжалы-базилеры, дабы защитить своего господина. Некоторые из них вознамерились атаковать саксонца и его слуг Эдви и Осберта. Те вмиг побледнели. Они уж никак не ожидали такого поворота. Ведь многие годы их господа крепко дружили. И чувствовали себя в замке Гайд, как дома. Потому оружием себя не обременяли, равно как и не выказывали какой либо осторожности, находясь здесь.

Но Жоффруа вовремя остановил своих слуг.

- Утихомирьтесь друзья мои! Эрл Эдрик просто перебрал вина малость...

А затем обратился к вошедшему священнику Фулькону, который было устремился оказать помощь распростертому на полу Эдрику:

- Ваша помощь, отец, тоже не надобна. Мой гость, к счастью, жив и уже очнулся...

Сакс потихоньку приходил в себя. Он поднялся, стряхнул с платья осколки глиняной посуды и удрученно сказал:

- Простите меня, Жоффруа. Я ведь чуть не убил вас. Стыдно мне за глупую выходку. До чего, оказывается, невезуч! Ну, и поделом мне...

Однако раскаяние быстро сменилось яростью. Впрочем зла он на Жоффруа уже не держал. Ухватив снова свой меч, он принялся молотить по разбросанной всюду посуде. Затем удары обрушились на резную, из зеленого камня чашу, все еще стоящую на скамье и чудом не опрокинутую во время короткой схватки. Вино, словно кровь, брызнуло из рассеченного пополам сосуда. Жоффруа безразлично наблюдал эту новую вспышку ярости и иронично улыбался. После расправы с чашей настала очередь подаренного нормандского шлема. Он лежал тут же на скамье. Эдрик широко размахнулся и шарахнул... Но то ли каска оказалась из прочной стали, либо удар был нанесен неловко, только без единой царапины пернатый шлем, словно птица, взлетел со скамьи и благородно опустился в прямом положении на пол. А вот, меч Эдрика согнулся. Сакс утихомирился и с удивлением рассматривал покореженный клинок. Надо же, столько раз с ним в бою побывал, скольких рыцарей им сразил, панцири, кольчуги рассекал, как масло, и на лезвии ни царапины. А вот сейчас, соприкоснувшись с нормандским шлемом, форменно подкачал...

И в воцарившейся тишине, как пророчество, разнеслись по залу вещее слово священника Фулькона: