Черный метал белой расы (Предисловие издателей)

Вид материалаДокументы

Содержание


Приложение ii.
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   35

надеялись, что этого ни в чём неповинного кролика найдут, и это будет как

символ добродетельности, который пожрал огонь.>

В разговоре с нами Морильд вчера также заметил, что труп кролика был

найден без головы. По его словам, эту информацию до этого не предавали

гласности: <Я даже не уверен, знают ли об этом полицейские>, - говорит он.

Но оторвали ли кролику голову, или же его шея сгорела во время пожара,

неизвестно: <Наша экспертиза не может этого определить>.


Один человек

Как говорит Сатанист, поджёг церковь в Фантофте один единственный

человек: <Он хотел сделать это самостоятельно, он не хотел ни с кем

делиться своей жертвой. Церковь, которая считалась священной больше восьми

столетий, была достойной целью для нас. Сам день поджога был нами выбран

очень тщательно. Это был 6-ой день 6-го месяца года, на который, вдобавок

пришелся канун троицына дня в этом году. Зажгли же мы эту церковь ровно в

шесть утра. Первоначально в наши планы входило, что наши единомышленники

по всей Норвегии сделают то же самое с другими церквями в тот же час, но

все они обделались, и их пустая болтовня так и осталась болтовнёй.

Благодаря их трусости мы теперь обладаем над ними еще большей властью, ими

теперь проще управлять.>


Мертвый студент

Его описание процесса поджога церкви изобилует детальнейшими

подробностями и полностью соответствует версии полиции.

<Мы сожгли её не сразу - до того как поджигатель вошёл в открытую

церковную залу через восточный предел, мы находились там довольно много

времени. Мы хотели напасть на первого прохожего, которому случилось бы

идти в столь ранний час по лесу. Этой дорогой часто пользуются студенты,*

но, как на зло, не один так и не появился на горизонте. Гораздо

грандиозней было бы принести в жертву студента, нежели кролика.>

Он не смеётся, не выглядит расстроенным. Он с поразительным

хладнокровием продолжает чеканить свои зверские сантименты.

__________

* Неподалеку от места преступления расположен Университет Бергена, (прим.

автора)


Церковь в Асане

Дьяволопоклонник неизменно использует слово <мы>. Он утверждает, что

в поджогах восьми норвежских церквей участвовало шесть человек. Несмотря

на то, что он не подтверждает свои слова, у БТ возникло ощущение, что он

сам также присутствовал при сожжении дотла церкви в Асане, произошедшем в

сочельник.

<То, что церковь в Асане была подожжена в вечер перед рождеством,.

было простой случайностью. Более того, этот пожар не был запланированным.

Искрой, зажегшей церковь в Асане было слово, сказанное кем-то по

телевидению. Это было слово <безмятежность>. И нас просто взбесила эта

общественная праведность. Но на этот раз мы использовали одного ничтожного

недальновидного неудачника. С ним пошел один из <нас>. Сперва они

попытались пролезть в церковь через одно из окон, но им не удалось их

открыть, даже когда в ход был пущен топор. Дверь же, напротив, поддалась

довольно быстро.>

Как сообщают источники Bergens Tulende, яти двое облили бензином

алтарь и статую Христа: <Если церковь не сгорела бы дотла, то Иисус сгорел

бы точно.> По утверждению юноши, они разорвали в клочья требники и сложили

их подле стен церкви, пол в колокольне облили бензином с особой

тщательностью. Церковь сгорела от буквально нескольких спичек.

<Через несколько секунд в церкви сработала противопожарная

сигнализация; пожарные машины были на месте уже через две-три минуты. Мы

были рядом. Наши описания, появившиеся в прессе, абсолютно точны. Но тот

сосунок, которого вызывали в полицию, с нами ничего общего не имеет>, -

ухмыляется наш рассказчик. Но улыбка быстро пропадает с его губ: <Нам не

пристало улыбаться. Нам не над чем смеяться в этом смехотворном обществе.>


ПРИЛОЖЕНИЕ II.

Нижеследующий очерк - любопытное исследование о сходстве некоторых

элементов современного Блэк-метал и древних обычаев германских народов.

Написан он австрийским ученым и музыкантом Кадмоном для издаваемого им

журнала <Аорта>, посвященного вопросам эзотерики, культорологии и т.п.


(Впервые опубликована в журнале <Аорта> P.O.Box 778 А-1011 Вена, Австрия)


ОСКОРЕЙ


I

В детстве, что прошло в горной части Австрии, в прекрасном месте меж

горных озёр, мне довелось увидеть Перхтов, которые тёмными зимними ночами

бродили по городам и весям. Перхты были добрые, прекрасные, в ярких

разноцветных одеждах, с блестящими украшениями, Шьяхперхты - ужасные

приведения с того света, с грубыми формами, с деревянными или берестяными

масками, облепленные мехом, мохом или лишайником, одним словом, демоны, в

которых рядились на празднество местные жители. Так вот Шьяхперхты

почему-то привлекали меня больше всего. Их окружала своеобразная аура

паники. Еще несколько веков, а в некоторых отдаленных уголках, и

десятилетий тому назад, эти костюмированные персонажи, которые сегодня

выполняют лишь роль примитивного шоу, китча для развлечения приезжих, были

совершенно искренней обрядовой практикой, сохранившейся с дохристианских

времен. Зрелище было настолько жутким, что при виде этих демонических

существ с звериными масками ужас Испытывали не только дети, но и взрослые.

В карнавале Перхт языческая древность, так называемые <тёмные века>,

языческая культура вервольфа может в первозданном виде сохраниться и до

наших дней. Взрослые, как правило, всегда распознавали ряженных, но даже

после того как они узнавали в чудище соседского мальчишку, в их сознание

вкрадывалось странное ощущение того, что под облачением призрака находится

совсем другой человек.


<Всякий облачающийся в эти опасные одеяния рискует сам попасть под

влияние тёмных, неведомых сил. Нечистые бесовские силы пробуждаются в нём;

он сам превращается в беса... Ряженые в эту ночь становятся <одержимы>,

они являются сосредоточием бесовства и чертовщины.>

Отто Хефлер, <Тайные обрядовые сообщества германцев>


Во всех шаманских культурах присутствуют танцы, символизирующие

животных. Шаман облачается в меха, одевает украшения из зубов, клыков,

перьев или же раскрашивает тело и лицо для того, чтобы пробудить в себе

качества того или иного животного. Каждый ритуал зачастую может иметь свою

определённую динамику, а простое копирование поведения животного в

какой-то момент совершает метаморфозу в самом танцующем.

В этой психологической драме мифология переплетается с глубинной

психологией. В сознании шамана и в сознании внешнего мира его дух сливался

с духом изображаемого им существа. Оживлённое воображение перерастало в

мистическое родство. Маска не только меняла внешность, она влияла на

восприятие. Она <замыкала накоротко> повседневное сознание на часы, дни и

даже недели, перед глазами открывалась пустыня... <Псимволическая> магия

оказывала действие на человека, стирая грань между актёром и изображаемым

им существом.

Подобная метаморфоза играла также значительную роль среди берсеркеров

и вервольфов - происходила она иногда сознательно, иногда нет. Эти воины

носили волчьи шкуры, ремни их были спялены из волчьего волоса, они пили

особые напитки, в которые, вероятно, подмешивались наркотические вещества.

В 1691 году в теперешней Латвии произошел такой случай: старый

крестьянин по имени Тьез вдруг начал постоянно рассказывать о том, что он

является членом стаи вервольфов, о том, как одевая волчьи шкуры они

превращаются в волков, приобретая при этом невиданную силу, о том, как они

охотятся на настоящих или воображаемых врагов, как рвут на части животных

или спасаются от собак.

Этот старик в свои восемьдесят все ещё был вервольфом и хотел перед

смертью передать свою силу молодому преемнику. Он сам был посвящен в

вервольфы таким же старым крестьянином, передавшим ему свою волчью шкуру.

Отныне в определённое время года - в частности, в зимнее и летнее

солнцестояния - он должен был обращаться, будь то по своей воле, или нет,

в волка. Выбора у него не было, и хотел ли он использовать свою силу или

нет, не имело значения, даже если бы он решил бороться с ней.


<В старину жили на свете молодцы, которые в особый день надев

колдовскую шкуру, превращались в вервольфов. В обычной жизни же были они

такими же, как и все, а может и лучше: были они добры и дружелюбны и

никогда не причиняли никому вреда. Но когда принимали они волчью личину,

нужно было опасаться их. Многие из этих несчастных хотели избавиться от

проклятых шкур, но...>

Г.Гойе, Р.Фольтер <Фламандские былины>


II

Упоминания о <Дикой Охоте>, стае мрачных силуэтов призраков-воинов,

мы находим во многих легендах. На своих конях они мчатся ночью по лесам,

ведомые Одином, одноглазым покровителем мёртвых, или же женщиной-всадницей

- в христианские времена трансформировавшиеся в архангела Михаила и его

воинство. Чёрными всадниками, несущимися по грозовым облакам, были души

падших воинов, возвращающимсия в родной край в определённое время - чаще

всего во время зимнего солнцестояния, когда в течение двенадцати дней на

землю приходят призраки, а также во время карнавала, называемого Фашинг

(Fasching).

Австрийскому фольклористу Отто Хефлеру в своих книгах <Тайные

обрядовые сообщества германцев> и <Культы перевоплощения> удалось

доказать, что <Дикая Охота> была не мифологической интерпретацией бурь,

гроз или птичьих стай, как полагали многие исследователи, но являлась

союзом мифологии и фольклора, мифа и реальности, а также важнейшим

элементом нордических мистерийных культов.

В этих легендах он усматривал упоминания о первобытных, подчас диких

обычаях, в которых принимали участие молодые, как правило, неженатые люди

на празднества и гуляния. Они образовывали некие союзы, и то, чему в них

учили, должно были оставаться тайной за семью печатями - разительное

сходство с тайными средиземноморскими культами.

Хефлер также отмечал некоторое сходство этих культов перевоплощения в

животных и демонов, с культом Митры, в котором посвящённые различного

уровня носили маски львов и воронов. Таким образом юноши олицетворяли души

своих далёких предков. Хефлер подчеркивал, что в германском

Weltanschauung, как и во многих других дохристианских культурах не

существовало чётких границ между этим и загробным миром - эти границы были

весьма размыты. Обычаи этих культов были весьма жестокими. Употребляя или

же нет наркотические вещества, их члены достигали тевтонской ярости,

которую Хефлер называл <сознательным экстазом ужаса>, который мог доходить

до различных крайностей:

<Этот тип религиозного <расширения реальности> вовсе не являл собой

лишь удовольствие, получаемое от оргии, но был скорее своеобразным долгом

перед умершими. ...В экстазе рушились границы индивидуального сознания, но

не границы порядка: человек должен был достичь надиндивидуальной общности

с умершими>


<В германских племенах берсеркеры олицетворяли необузданную страсть,

воображение, вдохновение, что для полноценного существования общественного

организма не менее важно, чем консервативная функция, которую исполняли

более взрослые родичи или же старцы.>

Георгий Думезил


Любопытные детали, касающиеся <Дикой Охоты> были найдены мною в

диссертационной работе Кристины Иоханнессен, посвящённой нордическому

молодёжному костюму. В Норвегии <Дикую Охоту> называли <Оскорей>,

<Оскорейди>, <Оскорейен>. Это слово, более не употребляющееся в

современном норвежском, означало <ужасающая скачка>, <громоподобная

скачка> или же <скачка Асгарда>, все эти коннотации взаимно дополняли одно

и то же понятие.

Кроме того, выясняется, что в Норвегии вплоть до конца прошлого

столетия (!) среди молодых людей существовал обычай на праздники носить

шкуры, меха и маски.


<Неистовая скачка, как правило, заканчивавшаяся погромами и

разрушениями, была естественной вещью для этих людей. Но в то же время, в

ней всегда соблюдались определённый порядок, определённый закон, и конечно

же, традиция; и объяснять с психологической точки зрения это явление одним

лишь буйством молодых людей, неверно>

Кристина Иоханнессен


Обычно в таком облачении они появлялись ночами в дни зимнего

солнцестояния. Они носили маски на лицах, рядились в диковинные одежды и

придумывали себе вымышленные имена, чтобы остаться нераспознанными. Иногда

они ходили пешком, но чаще ездили верхом. Их задачей было наказать того,

кто нарушал карнавальные традиции. Мстили, а точнее, вредили, они как

могли: заколачивали двери, забивали трубы, похищали или крушили домашнюю

утварь или вешали в кухне козла. Самой же вожделенной их целью было

хозяйское пиво - бочонки или бесследно исчезали, или же на утро вместо

ячменного напитка в них оказывалась вода или лошадиная моча, либо моча

самих <неуловимых мстителей>. Кони, как правило, тоже были краденые: на

ночь они становились собственностью Оскорея. Наутро крестьяне находили

своих лошадей в стойлах загнанными до полусмерти, или, того хуже, им

приходилось ещё долго искать их, потому что <всадники апокалипсиса> {|

могли бросить их где вздумается. В Nordisk Jul (<Нордические святки>)

шведский собиратель фольклора Хильдинг Силандер описывает празднование дня

Святого Штефана (26 декабря) в шведской деревне Блекинге. Всмотритесь, не

проглядывают ли под ликом этого святого уже знакомые нам черты Одина и

Оскорея:


<...Мы мчались по полям и лугам как безумные, не разбирая дороги и ни

о чём не задумываясь. Некоторые из нас на скаку становились на колени на

круп своего скакуна, крича при этом во всю глотку как умалишённые, самые

же лихие становились на коня в полный рост - и никто из них не упал.

...Так мы мчались, и это была рискованная езда - как для животных, так и

для людей. ...Мы распевали песни, но ни одна из них не была посвящена

Штефану, хотя вся затея и называлась <гонкой Штефана>. ...Крестьяне

выходили из дворов, поднося нам хмель и воспевая наше шествие. За всё

время скачки мы не разу не вылезли из седла. ...Если позволяли размеры

избы, один из всадников въезжал прямо на коне в светлицу и пил

приготовленный хозяевами мёд. ...Мы пили, не слезая с коней и мчались на

следующий хутор, где сценарий повторялся в точности. В конце концов, мы

конечно же, напились мертвецки. Когда же мы вернулись, наши кони были все

в пене. Лошадям наша скачка явно не пошла на пользу.>


Но кроме наказания тех, кто не хотел пускать Оскорей на порог, дикие

обычаи <Дикой Охоты> имели и другое значение. Если демоны получали в доме

еду и питье, то они приносили гостеприимным хозяевам довольствие и

достаток. Иногда крестьяне даже оставляли лошадей в стойлах с оголовьями,

уздечками и седлами - считалось, что украденные ночью лошади сохранят

плодородие земли. В надежде снять богатый урожай, крестьянин мог

рассматривать потери, сопряжённые с Оскореем, как часть своеобразной

сделки с силами природы. Похожее отношение существовало и у альпийских

крестьян, когда они награждали едой и виной шествующих от дома к дому

ряженых Перхтов, или же позволяли им хозяйничать в кладовках. Латвийский

вервольф Тьез говорил о мистическом значении украденной ими еды или

задранных животных как о жертве, которую необходимо, вольно или невольно,

принести; их священная кража была залогом грядущего урожая.

Но с годами все больше и больше селян отказывалось принимать дикие

нравы Оскорея. Ритуальный характер краж и проказ стал забываться, вместо

этого к ним стали относиться как к предрассудку. Симпатии населения

исчезли - теперь ряженые юноши воспринимались не как воплощение душ

усопших или духов плодородия и изобилия, а скорее как смутьяны и злодеи.


<Это полчище (Оскорей) обычно мчится по воздуху; во главе его -

всадница, иногда даже полу-женщина полу-лошадь. ...Они врываются в дома,

забираются в подпол, воруют оттуда пиво; крадут из стойл лошадей и

загоняют их почти до смерти, они могут похитить и людей, которых позже

находят за много километров или же они полумёртвые сами возвращаются

домой. Появление Оскорея куда как неистовей, куда как ужасающей и

страшней, чем появление святочных козлов и других бесовских тварей. Когда

он приходит на двор, то это никак нельзя назвать дружеским визитом,

правильней это называется кражей, разбоем, чреватым разрушениями и

увечьями для людей и скота.>

Кристина Иоханнессен


В своих работах и Хефлер, и Иоханнессен приводят примеры, когда в

наказание нерадивым селянам даже поджигались их дома. Хефлер пишет о

тайном братстве Oja-bursar в Содерманланде, которое от своих членов

требовало неукоснительного соблюдения правил строжайшей конспирации:

<Очень характерной и странной одновременно особенностью этого культа было

то, что ряженые во время своей дикой исступленной оргии могли даже сжечь

дом или совершить другие акты вандализма. По какому принципу избирались

цели поджогов этой группой навсегда осталось загадкой.>

Кристина Иоханнессен смогла найди следы пепелищ, оставленные Оскореем

и в соседней Норвегии:


<Если вы не подготовитесь должным образом к встрече Оскорея, вы

рискуете навлечь на себя большие неприятности. Ряженые могут разрушить

всё, что только можно разрушить, или как в Шоссе (Хордаланде) покалечить

домашний скот или даже сжечь ферму.>


III

Как и во многих других языческих празднествах, шум играл весьма

существенную роль в <Дикой Охоте>. Мистический шум - этакая арахаичная

технология доведения присутствующих до состояния исступления, был весьма

характерен для большинства нехристианских ритуальных торжеств. Бонифаций,

убитый язычниками за то, что срубил <дуб Тора> и за этот же акт вандализма

впоследствии канонизированный церковью, проклинал шумные зимние процессии

германцев. В немецком же языке есть термин Heidenlarm, что означает

<языческий шум>.

Напротив, гробовая тишина, нарушаемая лишь приглушенным шёпотом,

является отличительной чертой христианской литургии. Чем громче были звуки

барабанов, колокольцев, трещоток, дудочек, рожков и людских криков, тем

сильнее было магическое воздействие шума. Чем дальше на север, чем дольше

зимние ночи, тем свирепей и мрачней становились демонические обряды -

чтобы отогнать злых духов и разбудить природу, спящую в замерзшей земле:


<Использование инструментов, создающих шум, - один из самых

эффективных способов привести человеческий организм в экстатическое

состояние. Грохочущие железные тарелки и другие ударные инструменты

использовались в различных процессиях, мистериях с незапамятных времен. Не

менее важными средствами пробуждения ярости и агрессии во время шумных

маскарадных шествий нашей родины - Перхт и Штембарта, были колокола и

колокольца всех мастей и размеров. ...Во многих сказаниях говорится, что

<Дикая Охота> приближается под звуки чарующей музыки, которая зачастую

сменяется шумом и дикими криками. ...Непременным атрибутом воинства

(<Дикой Охоты>) является адский шум и грохот.>

Хефлер


IV


<Для того, чтобы достичь контакта с потусторонним миром, чтобы

достичь религиозного экстаза ими используются всеразличные ухищрения:

маски, переодевания, шум (колокольцы, барабаны и т.д.), алкогольные

напитки (особенно пиво и мёд), танцы, музыка, пение (а также призывные

кличи, исполняемые фальцетом, похожие на колдовские заклинания) и т.д.

Своим поведением и красочными одеяниями ряженные стремились показать, что

они представляют сверхъестественных существ, а никак не человеческих

особей. Одеваются они как можно более сюрреально, говорят фальцетом,