Книгу можно купить в : Biblion. Ru 73р

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 31

Шапшу, который усмотрел в черепе подследственного большое сходство, но не

идентичность, с ископаемым черепом так называемого Человека Древнего,

жившего на Архипелаге более ста пятидесяти тысяч лет назад). Комиссия

утверждала полную психическую нормальность подследственного в настоящий

момент, но допускала, что в недавнем прошлом он мог страдать одной из форм

амнезии в совокупности с интенсивным вытеснением истинной памяти памятью

ложной. Комиссия произвела лингвистический анализ фонограмм, оставшихся в

архиве Специальной студии, и пришла к выводу, что язык, на котором в то

время говорил подследственный, не может быть причислен ни к одной группе

известных современных или мертвых языков. По этому поводу комиссия

допускала, что этот язык мог быть плодом воображения подследственного (так

называемый "рыбий язык"), тем более, что в настоящее время он, по

собственному утверждению, этого языка больше не помнит. Комиссия

воздерживается от определенных выводов, но склонна полагать, что в лице М.

Сима приходится иметь дело с неким мутантом неизвестного ранее типа...

Хорошие идеи приходят в умные головы одновременно, с завистью подумал

прокурор и быстро пробежал "Особое мнение члена комиссии профессора

Поррумоварруи". Профессор, сам горец по происхождению, напоминал о

существовании в глубине гор полулегендарной страны Зартак, населенной

племенем Птицеловов, которое до сих пор не попало в поле зрения этнографии

и которому цивилизованные горцы приписывают владение магическими науками и

способностью летать по воздуху без аппаратов. Птицеловы, по рассказам,

чрезвычайно рослы, обладают огромной физической силой и выносливостью, а

также имеют кожу коричнево-золотистого оттенка. Все это удивительно

совпадает с физическими особенностями подследственного... Прокурор поиграл

карандашиком над профессором Порру... и так далее, потом отложил карандаш

и громко сказал: "Под это мнение, пожалуй, и штаны подойдут. Несгораемые

штаны..."

Он съел ягодку и проглядел следующий лист. "Извлечение из стенограммы

судебного процесса". Гм... Это еще зачем? "ОБВИНИТЕЛЬ: Вы не будете

отрицать, что вы - образованный человек? ОБВИНЯЕМЫЙ: Я имею образование,

но в истории, социологии и экономике разбираюсь очень плохо. ОБВИНИТЕЛЬ:

Не скромничайте. Вам знакома эта книга? ОБВИНЯЕМЫЙ: Да. ОБВИНИТЕЛЬ: Вы

читали ее? ОБВИНЯЕМЫЙ: Естественно. ОБВИНИТЕЛЬ: С какой целью вы, находясь

под следствием, в тюрьме, занялись чтением монографии "Тензорное

исчисление и современная физика"? ОБВИНЯЕМЫЙ: Не понимаю... Для

удовольствия... с целью развлечения, если угодно... Там есть очень

забавные страницы. ОБВИНИТЕЛЬ: Я думаю, суду ясно, что только очень

образованный человек станет читать столь специальное исследование для

развлечения и для удовольствия..." Что за чушь? Зачем мне это подсовывают?

А дальше? Массаракш, опять процесс... "ЗАЩИТНИК: Вам известно, какие

средства выделяют Неизвестные Отцы на преодоление детской преступности?

ОБВИНЯЕМЫЙ: Не совсем вас понимаю. Что такое "детская преступность"?

Преступления против детей? ЗАЩИТНИК: Нет. Преступления, совершаемые

детьми. ОБВИНЯЕМЫЙ: Я не понимаю. Дети не могут совершать преступлений..."

Гм, забавно... А что там в конце? "ЗАЩИТНИК: Я надеюсь, мне удалось

показать суду наивность моего подзащитного, доходящую до житейского

идиотизма. Подзащитный выступал против государства, не имея о нем ни

малейшего представления. Ему неведомы понятия детской преступности,

благотворительности, социального вспомоществования..." Прокурор улыбнулся

и отложил листок. Понятно. Действительно, странное сочетание: математика,

физика для удовольствия, а элементарных вещей не знает. Прямо-таки

чудак-профессор из дрянного романа.

Прокурор просмотрел еще несколько листков. Непонятно, Мак, что это ты

так держишься за эту самочку... как ее... Рада Гаал. Любовной связи у тебя

с нею нет, ничем ты ей не обязан, и общего у вас нет с нею ничего;

дурак-обвинитель совершенно напрасно пытается припутать ее к подполью... А

создается впечатление, что держа ее под прицелом, можно заставить тебя

делать все, что угодно. Очень полезное качество - для нас, а для тебя

очень неудобное... Та-ак, в общем, все эти показания сводятся к тому, что

ты, братец, раб своего слова и вообще человек негибкий. Политический

деятель из тебя бы не получился. И не надо... Гм, фотографии... Вот ты

какой. Приятное лицо, очень, очень... Глаза странноватые... Где это тебя

снимали? На скамье подсудимых... Гляди-ка, свеж, бодр, глаза ясные, поза

непринужденная. Где это тебя научили так изящно сидеть и вообще держаться,

ведь скамья подсудимых - вроде моего кресла, непринужденно на ней не

посидишь... Любопытный, любопытный человечек... Впрочем, все это вздор, не

в этом дело.

Прокурор вылез из-за стола и прошелся по кабинету. Что-то сладко

щекотало в мозгу, что-то возбуждало и подталкивало... Что-то я нашел в

этой папке... что-то важное... что-то важнейшее... Фанк? Да, это важно,

потому что Странник употребляет своего Фанка только по очень важным, самым

важным делам. Но Фанк - это только подтверждение, а что же главное?

Штаны?.. Чепуха... А! Да-да-да. Этого в папке нет. Он взял наушник.

- Кох. Что там было с нападением на конвой?

- Четырнадцать суток назад, - сейчас же зашелестел референт, словно

читая заранее подготовленный текст, - в восемнадцать часов тридцать три

минуты на полицейские машины, переправлявшие подсудимых по делу номер

6981-84 из здания суда в городскую тюрьму было совершено вооруженное

нападение. Нападение было отбито, в перестрелке один из нападавших был

тяжело ранен и умер, не приходя в сознание. Труп не опознан. Дело о

нападении прекращено.

- Чья работа?

- Выяснить не удалось.

- То-есть?

- Официальное подполье не имеет к этому никакого отношения.

- Соображения?

- Возможно, действовали представители левого крыла подполья,

пытавшиеся освободить подсудимого Дэка Потту по кличке "Генерал". Дэк

Потту - ответственный и опытный работник штаба, известен тесными связями с

левым крылом...

Прокурор бросил наушник. Что ж, все это может быть. И все это может

быть не так... Ну-ка, перелистаем еще раз. Южная граница,

дурак-ротмистр... Штаны... Бежит с человеком плечах... Радиоактивная рыба,

77 единиц... Реакция на А-излучение... Хемообработка нервных узлов...

Стоп! Реакция на А-излучение. "Реакция на А-излучение нулевая в обоих

смыслах". Нулевая. В обоих смыслах. Прокурор прижал ладонью забившееся

сердце. Идиот! НУЛЕВАЯ В ОБОИХ СМЫСЛАХ!

Он снова схватил наушник.

- Кох! Немедленно подготовить специального курьера с охраной.

Отдельный вагон на юг... Нет! Мою электромотриссу... Массаракш! - Он

торопливо сунул руку в ящик и выключил все регистрирующие аппараты. -

Действуйте!

Все еще прижимая левую руку к сердцу, он извлек из бювара личный

бланк и стал быстро, но разборчиво писать: "Государственная важность.

Совершенно секретно. Генерал-коменданту Особого Южного Округа. Под личную

сугубую ответственность - к срочному неукоснительному исполнению.

Немедленно передать в опеку подателя сего воспитуемого Мака Сима, дело N

6983. С момента передачи считать осужденного Мака Сима пропавшим без

вести, о чем иметь в архивах соответствующие документы. Государственный

прокурор..."

Он схватил второй бланк: "Предписание. Настоящим приказываю всем

чинам военной, гражданской и железнодорожной администрации оказывать

предъявителю сего, специальному курьеру государственной прокуратуры с

сопровождающей его охраной, содействие по категории ЭКСТРА.

Государственный прокурор..."

Потом он допил стакан, налил еще и уже медленно, обдумывая каждое

слово, начал на третьем бланке: "Дорогой Странник! Получилась глупая

история. Как только что выяснилось, интересующий тебя материал пропал без

вести, как это частенько бывает в южных джунглях..."

* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОСПИТУЕМЫЙ *

13

Первым выстрелом ему раздробило гусеницу, и оно впервые за двадцать с

лишним лет покинуло разъезженную колею, выворачивая обломки бетона,

вломилось в чащу и начало медленно поворачиваться на месте, с хрустом

наваливаясь широким лбом на кустарник, отталкивая от себя содрогающиеся

деревья, и когда оно показало необъятную грязную корму с болтающимся на

ржавых заклепках листом железа, Зеф аккуратно и точно, так, чтобы, упаси

бог, не задеть котла, всадил ему фугасный заряд в двигатель - в мускулы, в

сухожилия, в нервные сплетения, - и оно ахнуло железным голосом, выбросило

из сочленений клуб раскаленного дыма и остановилось навсегда, но что-то

еще жило в его нечистых бронированных недрах, какие-то уцелевшие нервы еще

продолжали посылать бессмысленные сигналы, еще включались и тут же

выключались аварийные системы, шипели, плевались пеной, и оно еще дрябло

трепетало, еле-еле скребя уцелевшей гусеницей, и грозно и бессмысленно,

как брюхо раздавленной осы, поднималась и опускалась над издыхающим

драконом облезлая решетчатая труба ракетной установки. Несколько секунд

Зеф смотрел на эту агонию, а потом повернулся и пошел в лес, волоча

гранатомет за ремень. Максим и Вепрь двинулись следом, и они вышли на

тихую лужайку, которую Зеф наверняка заприметил еще по пути сюда,

повалились в траву, и Зеф сказал: "Закурим".

Он свернул цигарку однорукому, дал ему прикурить и закурил сам.

Максим лежал, положив подбородок на руки, и сквозь редколесье все смотрел,

как умирает железный дракон - жалобно дребезжит какими-то последними

шестеренками и со свистом выпускает из разодранных внутренностей струи

радиоактивного пара.

- Вот так и только так, - сказал Зеф менторским тоном. - А если

будешь делать не так - надеру уши.

- Почему? - спросил Максим. - Я хотел его остановить.

- А потому, - ответил Зеф, - что граната могла рикошетом засадить в

ракету, и тогда нам был бы карачун.

- Я целился в гусеницу, - сказал Максим.

- А надо целиться в корму, - сказал Зеф. Он затянулся. - И вообще,

пока ты новичок, никуда не суйся первым. Разве что я тебя попрошу. Понял?

- Понял, - сказал Максим.

Все эти тонкости Зефа его не интересовали. И сам Зеф его не очень

интересовал. Его интересовал Вепрь. Но Вепрь, как всегда, равнодушно

молчал, положив искусственную руку на обшарпанный кожух миноискателя. Все

было, как всегда, И все было не так, как хотелось.

Когда неделю назад новоприбывших воспитуемых выстроили перед

бараками, Зеф прямо подошел к Максиму и взял его в свой сто четырнадцатый

отряд саперов. Максим обрадовался. Он сразу узнал эту огненную бородищу и

квадратную коренастую фигуру, и ему было приятно, что его узнали в этой

душной клетчатой толпе, где всем было наплевать на каждого и никому ни до

кого не было дела. Кроме того, у Максима были все основания предполагать,

что Зеф - бывший знаменитый психиатр Аллу Зеф, человек образованный и

интеллигентный, не чета полууголовному сброду, которым был набит

арестантский вагон, - находился здесь за политику и как-то связан с

подпольем. А когда Зеф привел его в барак и указал место на нарах рядом с

одноруким Вепрем, Максим решил было, что судьба его здесь окончательно

определилась. Но очень скоро он понял, что ошибся. Вепрь не пожелал

разговаривать. Он выслушал торопливый, шепотом, рассказ Максима о судьбе

группы, о взрыве башни, о процессе, неопределенно, сквозь зевок,

промямлил: "Бывает и не такое..." и лег, отвернувшись. Максим почувствовал

себя обманутым, и тут на нары забрался Зеф. "Здорово я сейчас нажрался", -

урча и отрыгиваясь сообщил он Максиму и, без всякого перехода, нахально, с

примитивной назойливостью принялся вытягивать из него имена и явки. Может

быть, он когда-нибудь и был знаменитым ученым, образованным и

интеллигентным человеком, может быть и даже наверняка, он имел какое-то

отношение к подполью, но сейчас он производил впечатление обыкновенного

нажравшегося провокатора, решившего от нечего делать, на сон грядущий,

обработать глупого новичка. Максим отделался от него не без труда, а когда

Зеф вдруг захрапел сытым довольным храпом, еще долго лежал без сна,

вспоминая, сколько раз его здесь уже обманывали люди и обстоятельства.

Нервы его расходились. Он вспомнил процесс, отвратительный и лживый,

весь заранее отрепетированный, подготовленный еще до того, как группа

получила приказ напасть на башню, и письменные доносы какой-то сволочи,

которая знала о группе все и была, может быть даже членом группы, и фильм,

снятый с башни во время нападения, и свой стыд, когда он узнал на экране

себя самого, палящего из автомата по прожекторам... нет, по юпитерам,

освещавшим сцену этого страшного спектакля... В наглухо закупоренном

бараке было отвратительно душно, кусались паразиты, воспитуемые бредили, а

в дальнем углу барака при свете самодельной свечки резались в карты и

хрипло орали друг на друга привилегированные.

А на другой день обманул Максима и лес. Здесь шагу нельзя было

ступить, не наткнувшись на железо: на мертвое, проржавевшее насквозь

железо, готовое во всякую минуту убить; на тайно шевелящееся, целящееся

железо; на движущееся железо, слепо и бестолково распахивающее остатки

дорог. Земля и трава отдавали ржавчиной, на дне лощин копились

радиоактивные лужи, птицы не пели, а хрипло вопили, словно в предсмертной

тоске, животных не было, и не было даже лесной тишины - то справа, то

слева бухали и грохотали взрывы, в ветвях клубилась сизая гарь, а порывы

ветра доносили рев изношенных двигателей...

И так пошло: день - ночь, день - ночь. Днем они уходили в лес,

который не был лесом, а был древним укрепленным районом. Он был буквально

нафарширован автоматическими боевыми устройствами, самодвижущимися

пушками, ракетами на гусеницах, огнеметами, газометами, и все это не

умерло за двадцать с лишним лет, все продолжало жить своей ненужной

механической жизнью, все продолжало целиться, наводиться, изрыгать свинец,

огонь, смерть, и все это нужно было задавить, взорвать, убить, чтобы

расчистить трассу для строительства новых излучающих башен. А ночью Вепрь

по-прежнему молчал, а Зеф снова и снова приставал к Максиму с расспросами

и был то прямолинеен до глупости, то хитроумен и ловок на удивление. И

была грубая пища, и странные песни воспитуемых, и кого-то били по лицу

гвардейцы, и дважды в день все в бараках и в лесу корчились под лучевыми

ударами, и раскачивались на ветру повешенные беглые...

День - ночь, день - ночь...

- Зачем вы хотели его остановить? - спросил вдруг Вепрь.

Максим быстро сел. Это был первый вопрос, который ему задал

однорукий.

- Я хотел посмотреть, как он устроен.

- Бежать собрались?

Максим покосился на Зефа и сказал:

- Да нет, дело не в этом. Все-таки танк, боевая машина...

- А зачем вам танк? - спросил Вепрь. Он говорил так, словно рыжего

провокатора здесь не было.

- Не знаю, - проговорил Максим. - Над этим еще надо подумать. Их

здесь много таких?

- Много, - вмешался рыжий провокатор. - И танков здесь много, и

дураков здесь тоже всегда хватало... - Он зевнул. - Сколько раз уже

пробовали. Залезут, покопаются-покопаются, да и бросят. А один дурак - вот

вроде тебя - тот и вовсе взорвался.

- Ничего, я бы не взорвался, - холодно сказал Максим. - Эта машина не

из сложных.

- А зачем она вам все-таки? - спросил однорукий. Он курил, лежа на

спине, держа цигарку в искусственных пальцах. - Предположим, вы наладите

ее. Что дальше?

- На прорыв через мост, - сказал Зеф, хохотнув.

- Почему бы и нет? - спросил Максим. Он положительно не знал, как

себя держать. Этот рыжий, кажется, все-таки не провокатор. Массаракш, чего

они вдруг пристали?

- Вы не доберетесь до моста, - сказал однорукий. - Вас тридцать три

раза расстреляют. А если даже доберетесь, то увидите, что мост разведен.

- А по дну реки?

- Река радиоактивна, - сказал Зеф и сплюнул. - Если бы это была

человеческая река, не надо было бы никаких танков. Переплывай ее в любом

месте, берега не охраняются. - Он снова сплюнул. - Впрочем, тогда бы они

охранялись... Так что, юноша, не пыли. Ты попал сюда надолго,

приспосабливайся. Приспособишься - дело будет. А не станешь слушать

старших, еще сегодня можешь узреть Мировой свет.

- Убежать нетрудно, - сказал Максим. - Убежать я мог бы прямо

сейчас...

- Ай да ты! - восхитился Зеф.

- ...и если вы намерены и дальше играть в конспирацию... - продолжал

Максим, демонстративно обращаясь только к Вепрю, но Зеф снова прервал его:

- Я намерен выполнить сегодняшнюю норму, - заявил он, поднимаясь. -

Иначе нам не дадут сегодня жрать. Пошли!

Он ушел вперед, шагая вперевалку между деревьями, а Максим спросил

однорукого:

- Разве он политический?

Однорукий быстро взглянул на него и сказал:

- Что вы, как можно!

Они пошли за Зефом, стараясь ступать след в след. Максим шел

замыкающим.

- За что же он сидит?

- За неправильный переход улицы, - сказал однорукий, и у Максима

опять пропала охота разговаривать.

Они не прошли и сотни шагов, как Зеф скомандовал: "Стой!" и началась

работа. "Ложись!" - заорал Зеф. Они бросились плашмя на землю, толстое

дерево впереди с протяжным скрипом повернулось, выдвинуло из себя длинный

тонкий орудийный ствол, пошевелило им из стороны в сторону, как бы

примериваясь, затем что-то зажужжало, раздался щелчок, и из черного дула

лениво выползло облачко желтого дыма. "Протухло", - сказал Зеф деловито и

поднялся первым, отряхивая штаны. Дерево с пушкой они подорвали. Потом

было минное поле, потом холм-ловушка с пулеметом, который не протух и

долго прижимал их к земле, грохоча на весь лес; потом они попали в

настоящие джунгли колючей проволоки, еле продрались, а когда все-таки

продрались, по ним открыли огонь откуда-то сверху, все вокруг рвалось и

горело, Максим ничего не понимал, однорукий молча и спокойно лежал лицом

вниз, а Зеф палил из гранатомета в небо и вдруг заорал: "Бегом, за мной!"

и они побежали, а там, где они только что были, вспыхнул пожар. Зеф

ругался страшными словами, однорукий посмеивался, они забрались в глухую

чащу, но тут вдруг засвистело, засопело, и сквозь ветви повалили

зеленоватые облака отвратительно пахнущего газа, и опять надо было бежать,

продираться через кусты, и Зеф опять ругался, а однорукого мучительно

тошнило...

Потом Зеф, наконец, притомился и объявил отдых. Они разожгли костер,

и Максим, как младший, принялся готовить обед - варить суп из консервов в

том самом котелке. Зеф и однорукий, чумазые, ободранные, лежали тут же и

курили. У Вепря был замученный вид, он был уже стар, ему приходилось

труднее всех.

- Уму непостижимо, - сказал Максим, - как это мы ухитрились проиграть

войну при таком количестве техники на квадратный метр.

- А откуда ты взял, что мы ее проиграли? - лениво спросил Зеф.

- Не выиграли же, - сказал Максим. - Победители так не живут.

- В современной войне не бывает победителей, - заметил однорукий. -

Вы, конечно, правы. Войну мы проиграли. Эту войну проиграли все. Выиграли

только Неизвестные Отцы.

- Неизвестным Отцам тоже несладко приходится, - сказал Максим,

помешивая похлебку.

- Да, - серьезно сказал Зеф. - Бессонные ночи и мучительные раздумья

о судьбах своего народа... Усталые и добрые, всевидящие и всепонимающие...

Массаракш, давно газет не читал, забыл, как там дальше...

- Верные и добрые, - поправил однорукий. - Отдающие себя целиком

Blog

Книгу можно купить в : Biblion. Ru 73р