Книгу можно купить в : Biblion. Ru 73р

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 31

него в подвале, и каждый раз, когда укладывались спать, Лесник рассказывал

Максиму сказку, одну и ту же, но с разными концами: "А вот жила на болоте

жаба, большая была дура, прямо даже никто не верил, и вот повадилась она,

дура..." Никак не мог Максим вообразить его в кровавом деле, хотя говорили

ему, что Лесник - боец умелый и беспощадный.

- Новый план дает следующие преимущества, - говорил Генерал. -

Во-первых, нас в это время не ждут. Преимущество внезапности. Во-вторых,

прежний план разработан уже давно, и достаточно велика опасность, что

противнику он известен. Теперь мы его опережаем. Вероятность успеха

увеличивается...

Зеленый все время одобрительно кивал. Хищное лицо его светилось

злорадным удовольствием, ловкие длинные пальцы сжимались и разжимались. Он

любил неожиданности - очень рискованный был человек. Прошлое его было

темно. Он был вор и, кажется, убийца, порождение черного послевоенного

времени, сирота, шпана, ворами воспитанный, ворами вскормленный, ворами

выбитый, сидел в тюрьме, бежал - нагло, неожиданно, как делал все -

попытался вернуться к своему ворью, но времена переменились, дружки не

потерпели выродка, хотели его выдать, но он отбился и снова бежал,

скрывался по деревням, пока не нашел его покойный Гэл Кетшеф. Он был

умница, фантазер, землю полагал плоской, небо твердым, и именно в силу

своего невежества, взбадриваемого бурной фантазией, был единственным

человеком на обитаемом острове, который, кажется, подозревал в Максиме не

горца какого-то ("Видал я этих горцев, во всех видах видал"), не странную

игру природы ("Мы от природы все везде одинаковые, что в тюрьме, что на

воле"), а прямо-таки пришельца из невозможных мест, скажем, из-за небесной

тверди. Открыто об этом он Максиму никогда не говорил, но намеки делал и

относился к нему с почтением, переходящим в подхалимаж. "Ты у нас Батей

станешь, - говорил он. - Вот тогда я под тобой развернусь..." Как и куда

он собирался разворачиваться, было совершенно непонятно, но одно было

ясно: очень любил Зеленый рисковые дела и терпеть не мог никакой работы. И

еще не нравилось в нем Максиму дикая его и первобытная жестокость. Это

была та же пятнистая обезьяна, только прирученная, натасканная на

панцирных волков.

- Мне это не нравится, - сказал Мемо угрюмо. - Это авантюра. Без

подготовки, без проверки... Нет, мне это не нравится.

Ему никогда ничего не нравилось, этому Мемо Грамену по прозвищу

Копыто Смерти. Его никогда ничто не удовлетворяло, и он всегда чего-то

боялся. Прошлое его скрывалось, потому что в подполье он сначала занимал

весьма высокий пост. Потом он однажды попался в лапы контрразведки и выжил

только чудом - изуродованный пытками был вытащен соседями по камере,

устроившими побег. После этого, по законам подполья, его вывели из штаба,

хотя он и не внушал никаких подозрений. Он был назначен помощником к Гэлу

Кетшефу, дважды участвовал в нападениях на башни, лично уничтожил

несколько патрульных машин, выследил и собственноручно застрелил командира

одной из гвардейских бригад, был известен как человек фанатической

смелости и отличный пулеметчик. Его уже собирались сделать руководителем

группы в каком-то городке на юго-западе, но тут группа Гэла попалась.

Подозрений Копыто по-прежнему не вызывал, его даже назначили руководителем

новой группы, но он, видимо, все время чувствовал на себе косые взгляды,

которых не было, но которые вполне могли бы быть: в подполье не жаловали

людей, которым слишком везет. Он был молчалив, придирчив, хорошо знал

науку конспирации и требовал безусловного выполнения всех ее правил, даже

самых незначительных. На общие темы никогда ни с кем не говорил, занимался

только делами группы и добился того, что у группы было все - и оружие, и

продукты, и деньги, и хорошая сеть явок, и даже мотоцикл. Максима он

недолюбливал. Это чувствовалось, и Максим не знал - почему, а спрашивать

ему не хотелось: Мемо был не из тех людей, с кем приятно откровенничать.

Может быть, все дело было в том, что Максим единственный чувствовал его

вечный страх - остальным и в голову не могло прийти, что угрюмый Копыто

Смерти, запросто разговаривающий с любыми представителями штаба, один из

зачинателей подполья, террорист до мозга костей, может чего-либо бояться.

- Мне непонятны резоны штаба, - продолжал Мемо, с отвращением

размазывая по шее новую порцию репеллента. - Я знаю этот план сто лет. Сто

раз его хотели испытать и сто раз отказывались, потому что это почти

верная гибель. Пока нет излучения, мы еще имеем шанс в случае неудачи хотя

бы улизнуть и попробовать ударить снова в другом месте. Здесь - первая же

неудача, и все мы погибли.

- Ты не совсем прав, Копыто, - возразила Орди. - Теперь у нас есть

Мак. Если что-нибудь и не получится, он сумеет нас вытащить и может быть

даже сумеет взорвать башню.

Она лениво курила, глядя вдаль, на болото, сухая, спокойная, ничему

не удивляющаяся и ко всему готовая. Она вызывала у людей робость, потому

что видела в них только более или менее подходящие механизмы истребления.

Она вся была как на ладони - ни в прошлом ее, ни в настоящем, ни в будущем

не было темных и туманных пятен. Происходила она из интеллигентной семьи,

отец погиб на войне, мать и сейчас работала учительницей в поселке Утки, и

сама Орди работала учительницей до тех пор, пока ее не выгнали из школы,

как выродка. Она скрывалась, пыталась бежать в Хонти, встретила на границе

Гэла, переправлявшего оружие, и он сделал ее террористкой. Сначала она

работала из чисто идейных соображений - боролось за справедливое общество,

где каждый волен думать и делать, что хочет и может, но семь лет назад

контрразведка напала на ее след и забрала ее ребенка заложником, чтобы

заставить ее выдать себя и мужа. Штаб не разрешил ей явиться, она слишком

много знала, о ребенке она больше ничего не слышала, считала его мертвым,

хотя втайне не верила этому, и вот уже семь лет ею двигала прежде всего

ненависть. Сначала ненависть, а потом уже изрядно потускневшая мечта о

справедливом обществе. Потерю мужа она пережила удивительно спокойно, хотя

очень любила его. Вероятно она просто задолго до ареста свыклась с мыслью,

что ни за что в мире не следует держаться слишком крепко. Теперь она была

как Гэл на суде - живым мертвецом, только очень опасным мертвецом.

- Мак - новичок, - мрачно сказал Мемо. - Кто поручится, что он не

растеряется, оставшись один? Смешно на это рассчитывать. Смешно отвергать

старый, хорошо рассчитанный план из-за того, что у нас есть новичок Мак. Я

сказал и повторяю: это авантюра.

- Да брось ты, начальник, - сказал Зеленый. - Такая у нас работа. По

мне что старый план, что новый план - все авантюра. А как же по-другому?

Без риска нельзя, а с этими пилюлями риск меньше. Они же там под башней

обалдеют, когда мы в десять часов на них наскочим. Они там, небось, в

десять часов водку пьют и песни орут, а тут мы наскочим, а у них, может, и

автоматы не заряжены, и сами они пьяные лежат... Нет, мне нравится. Верно,

Мак?

- Я, это самое, тоже... - сказал Лесник. - Я рассуждаю как? Если

такой план даже мне удивителен, то уж гвардейцам этим и подавно. Правильно

Зеленый говорит, обалдеют они... Опять же лишних пять минуток не

помучаемся, а там, глядишь, Мак башню повалит, и совсем будет хорошо... Да

ведь как хорошо-то! - сказал он вдруг, словно озаренный новой идеей. -

Ведь никто же до нас башен не валил, только хвастались, а мы первыми

будем... И опять же - пока они эту башню снова наладят, это сколько

времени пройдет! Хоть месяц-то по-человечески поживем... без приступов

этих гадских...

- Боюсь, что вы меня не поняли, Копыто, - сказал Генерал. - В плане

ничего не меняется, мы только нападаем неожиданно, усиливаем атаку за счет

Птицы и несколько меняем порядок отступления.

- А если ты беспокоишься, что Маку всех нас будет не вытащить, -

по-прежнему лениво проговорила Орди, глядя на болото, - так ты не забывай,

что тащить ему придется одного, от силы - двоих, а он мальчик сильный.

- Да, - сказал Генерал, глядя на нее. - Это правда...

Генерал был влюблен в Орди. Никто, кроме Максима, этого не видел, но

Максим знал, что это любовь старая, безнадежная, началась она еще при

Гэле, а теперь стала еще безнадежнее, если это возможно. Генерал был не

генерал. До войны он был рабочим на конвейере, потом попал в школу младших

командиров, воевал капралом, кончил войну ротмистром. Он хорошо знал

ротмистра Чачу, имел с ним счеты (были какие-то беспорядки в каком-то

полку сразу после войны) и давно и безуспешно охотился за ним. Он был

работником штаба подполья, но часто принимал участие в практических

операциях, был хорошим воякой, знающим командиром. Работать в подполье ему

нравилось, но что будет после победы - он представлял себе плохо. Впрочем,

в победу он и не верил. Прирожденный солдат, он легко приспосабливался к

любым условиям и никогда не загадывал дальше, чем на десять-двенадцать

дней вперед. Своих идей у него не было, кое-чего он нахватался от

однорукого, кое-что перенял у Кетшефа, еще кое-что ему внушили в штабе, но

главным в его сознании оставалось то, что вдолбили ему в школе младших

командиров. Поэтому, теоретизируя, он высказывал странную смесь взглядов:

власть богатых надобно свергнуть (это от Вепря, который, видимо, был

чем-то вроде социалиста или коммуниста), во главе государства поставить

надлежит инженеров и техников (это от Кетшефа), города срыть, а самим жить

в единении с природой (какой-то штабной мыслитель-буколист), и всего этого

можно добиться только беспрекословным подчинением приказу вышестоящих

командиров, и поменьше болтовни на отвлеченные темы. Два раза Максим с ним

сцепился. Было совершенно непонятно, зачем разрушать башни, терять на этом

смелых товарищей, время, средства, оружие - через десять-двадцать дней

башню все равно восстановят, и все пойдет по-прежнему, с той только

разницей, что население окрестных деревень своими глазами убедится, какие

гнусные дьяволы - эти выродки. Генерал так и не сумел толком объяснить

Максиму, в чем смысл диверсионной деятельности. То ли он что-то скрывал,

то ли сам не понимал, зачем это нужно, но каждый раз он твердил одно и то

же: приказы не обсуждаются, каждое нападение на башню - удар по врагу,

нельзя удерживать людей от активной деятельности, иначе ненависть скиснет

в них, и жить станет совсем уже не для чего... "Надо искать центр! -

настаивал Максим. - Надо бить сразу по центру, всеми силами, сразу! Что у

вас в штабе за головы, если не понимают такой простой вещи?" "Штаб знает,

что делает, - веско отвечал Генерал, вздергивая подбородок и высоко

задирая брови. - Дисциплина в нашем положении - прежде всего, и давай-ка

без крестьянской вольницы, Мак, всему свое время, будет тебе и центр, если

доживешь..." Впрочем, он относился к Максиму с уважением и охотно прибегал

к его услугам, когда лучевые удары застигали его в подвале Лесника...

- Все равно я против, - упрямо сказал Мемо. - А если нас положат

огнем? А если мы не успеем за пять минут, а понадобится нам шесть?

Безумный план. И всегда он был безумным.

- Удлиненные заряды мы применяем впервые, - сказал Генерал, с трудом

отрывая взгляд от Орди. - Но если брать прежние способы прорыва через

проволоку, то судьба операции определяется в среднем через три-четыре

минуты. Если мы застанем их врасплох, у нас еще останется одна или даже

две минуты в запасе.

- Две минуты - время большое, - сказал Лесник. - За две минуты я их

там всех голыми руками передавлю. Добежать бы только.

- Добежать бы... да-а... - с какой-то зловещей мечтательностью

протянул Зеленый. - Верно, Мак?

- Ты ничего не хочешь сказать, Мак? - спросил Генерал.

- Я уже говорил, - сказал Максим. - Новый план лучше старого, но все

равно плох. Дайте, я все сделаю один. Рискните.

- Не будем об этом, - сказал Генерал раздраженно. - Об этом - все.

Дельные замечания у тебя есть?

- Нет, - сказал Максим. Он уже жалел, что снова затеял этот разговор.

- Откуда взялись эти таблетки? - спросил вдруг Мемо.

- Это старые таблетки, - сказал Генерал. - Маку удалось немного

улучшить их.

- Ах, Маку... Значит, это его идея?

Копыто произнес это таким тоном, что всем стало неловко. Его слова

можно было понять так: новичок, да еще не совсем наш, да еще пришедший с

той стороны, - а не пахнет ли это засадой, такие случаи бывали...

- Нет, - резко ответил Генерал. - Это идея штаба. И изволь

подчиняться, Копыто.

- Я подчиняюсь, - сказал Мемо, пожав плечами. - Я против этого, но я

подчиняюсь. Куда же деваться...

Максим грустно смотрел на них. Они сидели перед ним, очень разные - в

обычных условиях, наверно, им и в голову бы не пришло, что они могут

собраться вместе: бывший фермер, бывший уголовник, бывшая учительница... У

них было только одно общее - они был объявлены врагами общества, по

какой-то идиотской причине они были ненавистны всем, и весь огромный

государственный аппарат подавления был нацелен против них. То, что они

собирались сделать, было бессмысленно; пройдет несколько часов, и

большинство из них будут мертвы, а в мире ничего не изменится, и для тех,

кто останется в живых, тоже ничего не изменится, - в лучшем случае они

получат передышку на десяток дней от адских болей, но они будут изранены,

измучены бегством, их будут травить собаками, им придется отсиживаться в

вонючих норах, а потом все начнется сначала. Действовать с ними заодно

было глупо, но покинуть их было бы подло, и приходилось выбирать глупость.

А может быть, в этом мире вообще нельзя иначе, и если хочешь что-нибудь

сделать, приходится пройти через глупость, через бессмысленную кровь, а

может быть, и через подлость придется пройти. Жалкий человек... глупый

человек... подлый человек... А что еще можно ожидать от человека в этом

жалком, глупом и подлом мире? Надо помнить только, что глупость есть

следствие бессилия, а бессилие проистекает из невежества, из незнания

верной дороги... но ведь не может быть так, чтобы среди тысячи дорог не

нашлось верной! По одной дороге я уже прошел, думал Максим, это была

неверная дорога. Теперь надо пройти по этой, хотя уже сейчас видно, что

это тоже неверная дорога. И может быть, мне еще не раз придется ходить по

неверным дорогам и забираться в тупики. А перед кем я оправдываюсь? -

подумал он. И зачем? Они мне нравятся, я могу им помочь, вот и все, что

мне нужно знать сегодня...

- Сейчас мы разойдемся, - сказал Генерал. - Копыто идет с Лесником,

Мак - с Зеленым, я - с Птицей. Встреча в двадцать один ноль-ноль у межевой

отметки, идти только лесом, без дорог. Парам не разлучаться, каждый

отвечает за каждого. Идите. Первыми уходят Мемо и Лесник. - Он собрал

окурки на лист бумаги, свернул и положил в карман.

Лесник потер колени.

- Кости болят, - сообщил он. - К дождичку. Хорошая нынче будет ночь,

темная...

11

От лесной опушки до проволоки надо было ползти. Впереди полз Зеленый,

он волочил шест с удлиненным зарядом и едва слышно ругал колючки,

впивавшиеся в руки. Максим, придерживая мешок с магнитными минами, полз

следом. Небо было затянуто тучами, моросил дождь. Трава была мокрая, и в

первые же минуты они оба промокли до нитки. За дождем ничего не было

видно, Зеленый полз по компасу и ни разу не отклонился - опытный был

человек, этот Зеленый. Потом резко запахло сырой ржавчиной, и Максим

увидел проволоку в три ряда, а за проволокой - смутную решетчатую громаду

башни, а приподняв голову - разглядел у основания башни приземистое

сооружение с прямоугольными очертаниями. Это был капонир, там сидели трое

гвардейцев с пулеметом. Сквозь шорох дождя слышались неразличимые голоса,

потом там зажгли спичку, и слабым желтым светом озарилась длинная

амбразура.

Зеленый, шепотом чертыхаясь, просовывал шест под проволоку. "Готово,

- шепнул он. - Отползай". Они отползли на десяток шагов и стали ждать.

Зеленый, зажав в кулаке шнур детонатора, глядел на светящиеся стрелки

часов. Его трясло, Максим слышал, как он постукивает зубами и сдавленно

дышит. Максима тоже трясло. Он сунул руку в мешок и потрогал мины, они

были шероховатые, холодные, Дождь усилился, шуршание заглушало теперь все

звуки. Зеленый приподнялся и встал на четвереньки. Он все время что-то

шептал, то ли молился, то ли ругался. "Ну, гады!" - сказал он вдруг громко

и сделал резкое движение правой рукой. Раздался пистонный щелчок, шипение,

и впереди ахнуло из-под земли полотнище красного пламени, и взметнулось

широкое полотнище далеко слева, ударило по ушам, посыпалась горячая мокрая

земля, клочья тлеющей травы, какие-то раскаленные кусочки. Зеленый

рванулся вперед, крича чужим голосом, и вдруг стало светло, как днем,

светлее, чем днем, ослепительно светло. Максим зажмурился и ощутил холод

внутри, и в голове мелькнула мысль: "Все пропало", но выстрелов не было,

тишина продолжалась, ничего не было слышно, кроме шуршания и шипения.

Когда Максим открыл глаза, он сквозь слепящий свет увидел серый

капонир, широкий проход в проволоке и каких-то людей, очень маленьких и

одиноких на огромном пустом пространстве вокруг башни, - они со всех ног

бежали к капониру, молча, беззвучно, спотыкались, падали, снова вскакивали

и бежали. Потом послышался жалобный стон, и Максим увидел Зеленого,

который никуда не бежал, а сидел, раскачиваясь, на земле сразу за

проволокой, обхватив голову руками. Максим бросился к нему, оторвал его

руки от лица, увидел закаченные глаза и пузыри слюны на губах, а выстрелов

все не было, прошла уже целая вечность, а капонир молчал, и вдруг там

грянули знакомый боевой марш.

Максим повалил этого разгильдяя навзничь, шаря одной рукой в кармане

и радуясь, что Генерал такой недоверчивый, что он и Максиму дал на всякий

случай болезащитные пилюли. Он разжал Зеленому сведенный судорогой рот и

засунул пилюли глубоко в хрипящую черную глотку. Потом он схватил автомат

Зеленого и повернулся, ища, откуда свет, почему столько света, не должно

быть столько света... Выстрелов все не было, одинокие люди продолжали

бежать, один был уже совсем недалеко от капонира, другой немного отстал, а

третий, который бежал справа, вдруг с размаху упал и покатился через

голову. "Когда в бою гвардейские колонны..." - ревели в капонире, а свет

бил сверху, с высоты десятка метров, наверно, с башни, которую нельзя было

теперь разглядеть, Пять или шесть ослепительных бело-синих дисков, и

Максим вскинул автомат и нажал на спусковой крючок, и самодельный автомат,

маленький, неудобный, непривычный, забился у него в руках, и словно в

ответ засверкали красные вспышки в амбразуре капонира, и вдруг автомат

вырвали у него из рук, он еще не попал ни в один из ослепительных дисков,

а Зеленый уже вырвал у него автомат и кинулся вперед, и сразу же упал,

споткнувшись на ровном месте...

Тогда Максим лег и пополз обратно к своему мешку. Позади торопливо

трещали автоматы, гулко и страшно ревел пулемет, и вот - наконец-то! -

хлопнула граната, потом другая, потом две сразу, и пулемет замолчал,

трещали только автоматы, и снова захлопали взрывы, кто-то завизжал

нечеловеческим визгом, и стало тихо. Максим подхватил мешок и побежал.

Над капониром столбом поднимался дым, несло гарью и порохом, а вокруг

было светло и пусто, только черный сутулый человек брел возле самого

капонира, придерживаясь за стенку, добрался до амбразуры, бросил туда

что-то и повалился. Амбразура озарилась красным, донесся хлопок, и снова

все стихло...

Blog

Книгу можно купить в : Biblion. Ru 73р