Третий пол (судьбы пасынков Природы)
Вид материала | Документы |
СодержаниеПоследний скопец Средний род |
- Номинация – Пьеса для большой сцены Ирина Мухаметова Мужской пол, женский пол, третий, 398.25kb.
- История русской литературы 2 пол. Х1Х, 149.44kb.
- Программа вступительного экзамена по приему в магистратуру по специальности 6М020500, 313.28kb.
- Школа блюза и рок-н-ролла им. Чака Берри, 754.31kb.
- А. Ф. Рощупкин рабочая программа по курсу «История Беларуси» (2010 2011 уч год) Для, 90.18kb.
- К осмыслению этики достоинства созданий природы, 60.39kb.
- Вопросы к экзамену по дисциплине «Семейное право», 15.43kb.
- Биография Пол Пота, 554.56kb.
- Третий. Теория права Раздел третий, 1099.41kb.
- «Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты, 21.1kb.
Последний скопец
Вероятно, я – один из последних людей, видевших живого скопца. И уж наверняка последний, с кем он согласился доверительно побеседовать.
...За окном – лютая стужа, пурга. Грязноватое оконце почти доверху запорошено снегом. А в чисто прибранной комнате тихо и даже по-своему уютно. Обстановка самая простая. Деревянный стол с керосиновой лампой, массивные табуретки, тяжелая скамья. Много икон, и прямо впритык к ним, тоже как деталь красного угла – яркая репродукция: "Запорожцы пишут письмо турецкому султану". На подоконнике – аккуратные горшки с цветами. Герань, кактусы...
В Якутск я попал не по своей воле. Кто-то из местного начальства допился до "белой горячки", а ближайшая приличная больница, где могли ему помочь, была у нас, в Иркутске. Вот меня и послали в срочную командировку: сделать, что можно, на месте и срочно препроводить пациента в стационар. Но погода испортилась, и мы застряли.
Учитывая важность моей миссии, никаких затруднений с гостиницей не возникло. Но место нашлось только в большом, коек на пять, номере, обитатели которого, здоровенные бородачи, пережидая непогоду, дружно глушили водку. На свободной (то есть как бы моей) кровати была навалена верхняя одежда и какие-то шкуры, издававшие жуткий запах. Вдобавок здание не отапливалось, из-за пурги не подвезли дрова... "Знаете что, переночуйте-ка вы лучше у Калистрата, – сказала мне дежурная. – Вы же врач, а он докторов любит". На вопрос, кто такой Калистрат, лукаво улыбнулась: "Там увидите. Да нет, вы не бойтесь, он человек исправный, любит чистоту и шибко уважает Бога".
Так я и попал в эту чистенькую комнатку с кактусами на подоконнике и веселыми рожами запорожцев рядом со скорбным ликом Христа.
Провожая меня к Калистрату, дежурная только одно сумела пояснить – что он скопец. Это слово так ее смущало и одновременно смешило, что ничего толком объяснить она не могла. Я же тогда о скопцах имел самое смутное понятие. Возникали ассоциации с чем-то бесконечно далеким, языческим. При чем тут это, в советском городе Якутске, в конце 1952 года? Может быть, кличка такая у этого самого Калистрата – Скопец?
Но нет, хозяин мой и в действительности оказался членом скопческой секты, за что и был осужден и сослан навечно в Якутию.
Необычность этого человека сразу бросалась в глаза. Очень высокий, худощавый, подтянутый, несомненно сильный, с огромными длинными руками – он словно выстреливал ими, когда хотел до чего-нибудь дотянуться. Но тело при этом какое-то обвисшее, с мягкими шейными складками, расширяющееся книзу. Высокий лоб, густые волосы, тщательно расчесанные на прямой пробор. Возраст по лицу определить невозможно. Множество морщин – вполне по его годам, ему давно перевалило за семьдесят, но отсутствие растительности и расплывчатость черт делали его на вид намного моложе. Мимика очень бедная, невыразительная, монотонная речь. Говорил Калистрат медленно, словно бы взвешивая каждое слово, хотя по сути – очень свободно, что по тем временам было мне в диковинку.
Встретил он меня радушно, но без малейшей суетливости. Не заставив долго себя уговаривать, согласился взять постояльцем. От денег отказался. Сразу же поставил чайник и стал обстоятельно, методично накрывать на стол. Аккуратно расставил миски с огурцами, с кислой капустой, еще с какими-то изумительно пахнувшими соленьями. Покопавшись в уголке, вытащил бутылку вина и очень обрадовался, услышав, что я пить не буду. "И правильно, – сказал он. – Я тоже в рот не беру ни капли!" И словно в поощрение, поставил на стол еще один деликатес – ломтики моченого арбуза. Это в Якутске, в разгар свирепой сибирской зимы!
Понятно, я не мог дать волю своему любопытству. Но расспрашивать и не пришлось. Калистрат только рад был внимательному слушателю, и все три дня, что я у него прожил, говорил практически он один.
Родился Калистрат в Бессарабии, в семье зажиточных крестьян. Дома все истово верили в Бога, соблюдали заповеди, прилежно помогали бедным. От детей требовали, чтобы они с малолетства знали назубок все молитвы и не пропускали ни одной церковной службы.
Там, в церкви, совсем еще маленьким мальчиком, Калистрат впервые увидел покойника. Вид гроба, горестные рыдания близких, скорбное пение – все это повергло его в ужас. Неужели и я будут так же лежать? Заупокойная служба кончилась, а страшная эта картина так и осталась у мальчика перед глазами. И с тех пор он никак не мог ее прогнать. Страх смерти преследовал его неотвязно. Родители внушали: кто не грешит, строго держит посты, несет Бога в сердце, тот не должен бояться смерти, ему уготовано место в раю. Но это не помогало справиться ни с ночными кошмарами, ни с леденящими сердце мыслями. "Ты еще маленький, тебе ли об этом думать!" – успокаивали его старшие. Мальчик оживал – но не надолго: вскоре же смерть являлась за кем-то из детей.
Подростком, лет в 14, Калистрат познакомился со скопцами. О том, как это произошло, кто привел его в секту, я не узнал почти ничего. Дав с первых же дней зарок молчания, он так и остался ему верен. Я только понял, что о смерти скопцы говорили не так, как родители, не так, как говорил священник в церкви. Смерть – наказание за грех, а человек чистый, очистившийся – бессмертен. Ему не нужно ждать какого-то особого перехода к вечному блаженству. Оно начнется здесь же, на земле, сразу – как только станешь таким, как эти ласково смотревшие на него люди...
Происходила ли в нем какая-то внутренняя борьба? Появлялись ли сомнения? Был же у него перед глазами пример родителей, если даже предположить, что до понимания многих важных вещей в жизни он еще не успел дорасти. Детей в семье было много. Родители их любили, заботились о них. Дети, в том числе и сам Калистрат, отвечали им тем же. Даже в старости о совсем отчем доме он говорил с большим теплом. Все дети, это общий закон, на определенных этапах взросления видят себя в будущем таким же, как родители. Эти фантазии занимают огромное место в их духовном мире. Мальчик не мог не понимать, что эти мечты превратятся в пыль под ногами, если он станет полноправным членом секты. Задумывался ли он над этим? Понимал ли, какую высокую цену предлагают ему заплатить?
Не в такой, конечно, лобовой форме, но я задавал эти вопросы Калистрату, и он без всякого напряжения на них отвечал. Я понял, что участие в скопческих радениях, как именовали сектанты свой мистический ритуал, полностью изменило у него ощущение действительности. Реальность, к которой принадлежали и родительская семье, и та семья, которая могла бы появиться у самого Калистрата в будущем, стала видеться расплывчато, туманно – как сон. А тот мир, в который погружала скопцов их вера, нес в себе все признаки реальности. Вот хотя бы такой наглядный пример. Один из монологов Калистрата о бессмертии (а говорил он о нем с такой убежденностью, будто и меня старался привести в секту) я прервал довольно-таки бестактным вопросом: а умирали ли скопцы? Случалось ли ему с этим сталкиваться в то время, когда для него еще возможно было отступление? "Конечно, умирали!" – не моргнув, ответил мой хозяин и даже назвал несколько имен, подтверждая этим, что восторженность неофита не сделала его ни слепым, ни глухим, а печальные эти факты ни от кого из членов секты не скрывались. Но они не задевали сознания. Им даже не искалось никакого пристойного, с позиции элементарной логики, объяснения. Никаких "раз так, то следовательно"! Смерть принадлежала реальности, а между нею и миром грез не было никаких точек соприкосновения.
Еще более поразительным показалось мне то, что страшная операция, которой этот человек подвергся (возможно даже, подверг себя сам, в этих сектах часто практиковалось самооскопление), не оставила мучительных следов в его памяти. Что это такое, я мог себе хорошо представить. Есть ряд заболеваний, вынуждающих врачей прибегнуть к кастрации. Даже в больничных условиях, с применением анестезии, обезболивающих препаратов, невозможно избавить больных от крайне тяжелых минут. Калистрат же о том, что он называл своим крещением, рассказывал без подробностей, но совершенно спокойно, как о чем-то, что произошло помимо него, не причинив ему ни страха, ни боли.
Самыми тяжелыми в его жизни были тюремные годы. Суду были преданы все члены секты. В Якутию выслали шестерых. Среди них были две женщины, несшие на себе большую скопческую печать: это подразумевало удаление сосков, клитора, больших и малых половых губ. Этап длился чуть ли не четыре года. В тюремно-каторжной иерархии скопцы считались париями. Их третировали, над ними издевались все – и уголовники, и конвоиры на этапе, и надзиратели в тюрьмах. Отнимали у них последнее, изводили оскорбительными кличками, били. Никто их не защищал. У групп любой другой "масти" были свои враги, но были и союзники. Эти же были одиноки, презрение и отвращение к ним сплачивало всех. Но в Ярославле, где они задержались дольше всего, года на полтора, старший товарищ Калистрата, видимо, их лидер, сумел вступить в контакт с охранниками и завладеть их вниманием. Некоторое время спустя двое из них себя оскопили, за что были отлучены от церкви. Так рассказывал Калистрат.
В Якутии скопцам пришлось поначалу туго. Но они были усердны, трудолюбивы, и жизнь у них наладилась. В поясах они принесли с собой семена арбузов, других южных овощей и фруктов и научились их выращивать в условиях короткого, но по-настоящему жаркого лета. И для местных жителей, и для поселенцев важным подспорьем была охота. Скопцы от этого раз и навсегда отказались – недаром, по своему самоназванию, они были "белыми голубями"! "Убивать живое мы не могли".
Когда началось раскулачивание, выяснилось, что самые богатые люди во всей округе – это именно они, скопцы. Нависла угроза репрессий. Тогда тот же их лидер произнес целую речь. Нам, сказал он, запасы необходимы, потому что мы одиноки. Когда мы состаримся и ослабеем, некому будет о нас позаботиться. У нас своя жизнь, мы не делаем и не желаем никому плохого. Пожалуйста, не трогайте нас! Речь произвела сильное впечатление. Конечно, никаких запасов никто им не оставил, но и преследовать, обвинять не стали. Возможно, и то подействовало, что скопцы жили коммуной. Ничего своего, все только общее.
Дожили все до глубокой старости, но в конце концов возраст начал брать свое. Калистрат остался последним. Одиночество не изменило его привычек. Тех, кого скопцы почему-либо чуждались, продолжал сторониться и он. С кем считали возможным общаться, и он поддерживал отношения, но в тех же границах. Сам обеспечивал себя всем необходимым – а хозяйничал он поразительно умело, ни у кого не просил помощи. Промелькнула у него в разговоре фраза о том, что если есть у человека дети – это хорошо. Но ни зависти к такой судьбе, ни раскаяния я не почувствовал. Вообще его речь эмоционально была никак не окрашена. Голос оживал и глаза начинали блестеть, только когда он говорил о Боге.
Помню, что меня это очень смущало. Я не мог ни отвечать в тон ему, ни возражать, отстаивая свои взгляды, в ту пору – крайне примитивные. Впервые в жизни я с глаза на глаз беседовал с человеком не просто глубоко религиозным, но сделавшим эту веру единственным смыслом своей жизни. Мне было бы легче, если бы я чувствовал в нем хоть малейший психический надлом. Профессиональный опыт, пусть совсем пока небольшой, у меня тогда уже был. Но даже тень расстройства тут не проглядывала! Никаких причин смотреть на собеседника глазами представителя самой гуманной профессии! Только много времени спустя пришло мне в голову то, что, наверное, сразу должно было стать очевидным: такая разговорчивость, такая откровенность – вовсе не в характере Калистрата, не в стиле его отношений с людьми, которых скопцы, в противоположность себе, называли "мертвыми". Какой-то, наверное, особый момент пришел в его жизни...
Дома, в Иркутске, я сразу кинулся искать книги о скопцах, расспрашивал всех, кто хоть что-то о них знал. И был до глубины души поражен, когда обнаружил, что речь идет вовсе не о какой-то маленькой, странной группке людей. Когда Калистрат принимал свое "крещение" (или "огненное крещение", так тоже они говорили), это поветрие шло уже на убыль. Но все равно скопческих сект было великое множество, и их состав непрерывно обновлялся. А еще несколько десятилетий назад счет "белых голубей" в России шел чуть ли не на миллионы! Как это понять? Что могло заставить такое множество людей добровольно соглашаться на то, что в определенном смысле было ничуть не лучше самоубийства? И почему я ничего об этом не знал, хотя всегда любил историю и читал о ней достаточно много?
При первой же возможности я снова поехал в Якутск, надеясь, что теперь смогу по-другому поговорить с Калистратом. Но я опоздал. Последнего скопца уже не было в живых. Он умер в один день со Сталиным, 5 марта 1953 года, и в один день с ним был похоронен. Провожала его в последний путь какая-то старуха да пьяный возчик, который вез гроб. А того, кто оскопил всю страну, оплакивали миллионы... Долго не оставляла меня в покое эта параллель.
Я начал собирать материалы по скопчеству, отмечал упоминания о нем в литературе. И вскоре нашел ответ по крайней мере на один вопрос – о своем собственном неведении. Информации оказалось предостаточно, и вся она давно была у меня перед глазами, но я ее не замечал, потому что внимание никак не было на ней сфокусировано. "Человек с лицом скопца", "о таком-то шел слух, что он скопец", "напротив жили скопцы" – русская беллетристика XIX и начала ХХ века изобилует такими упоминаниями. Все они, как правило, имеют такой вот точечный, назывной характер, за ними не стоит ни обостренного авторского интереса, ни желания взволновать читателя – так же примерно проходят через бесконечный ряд печатных страниц вереницы персонажей, отмеченных характерными внешними признаками: рыжих, или лысых, или горбатых. Они есть в жизни – и зеркало художественного творчества послушно их отражает. Но не более. Ни разу ни один из литераторов не дернул меня за полу: остановись, посмотри, какая тут кроется драма, какая стоит за этим проблема!
Читая впервые в жизни пушкинскую "Сказку о Золотом Петушке" – как у большинства детей, должно было это случиться довольно рано, – я наверняка спрашивал: "Мама, а кто это такой – Скопец?" Из того, что объяснение мне не запомнилось, я делаю вывод, что мама нашла какой-то способ увернуться от точного ответа. Истинный юмор реплики царя Дадона, обращенной к Скопцу: "И на что тебе девица?", надолго остался для меня скрыт. Потом, конечно, я узнал, кто они такие – евнухи, кастраты, скопцы. Но тоже фиксировал в сознании скорее результат: что с этими людьми случилось, чем они отличаются от обычных мужчин. Но как и почему это произошло, не задумывался, хоть и улавливал разницу между смысловыми оттенками этих трех слов! Если речь шла о восточном гареме, там не мог присутствовать кастрат. О ранней итальянской опере никак нельзя было сказать, что партии в ней написаны для евнухов. Или вот прелестное стихотворение Алексея Толстого "Взбушевалися кастраты, Входят в папские палаты...": – интуитивно я чувствовал, что тут нельзя было написать "скопцы". Но что уже одно это дает мне в руки туго смотанную в клубочек нить, за которой так интересно последовать, – даже не догадывался.
Тогда, в Иркутске, я думал, что смерть последнего скопца навсегда закрывает для меня эту тему. Единственное, что немного утешало, – в то время мне казалось, что основное направление научного интереса у меня уже определилось, и скопцы не имеют с ним ничего общего. Под руководством своего учителя, профессора И. В. Сумбаева я занимался гипнозом, а параллельно, в условиях строжайшей секретности – психоанализом. И ничто не предвещало, что вскоре я стану москвичом, аспирантом НИИ психиатрии, что благодаря этому окажусь у истоков принципиально новой медицинской науки – психоэндокринологии, а уже с этих позиций, как уже известно читателю, начну разгадывать загадки пола. Встреча с Калистратом оказалась для меня пророческой...
Как определить статус такого человека с точки зрения пола? Родился он мужчиной, но перестал им быть. Сомнений это не вызывает. И в то же время случившееся с ним не означает, что он превратился в женщину. Кто же он?
В стихотворении Толстого, о котором я только что упоминал – оно называется "Бунт в Ватикане", – есть примечательный пассаж. Разгневанные кастраты требуют от папы Римского, чтобы он вернул им способность к нормальной супружеской жизни. Ни усмирить, ни перехитрить их не удается. Они угрожают сделать папу таким же, как они ("холощати", с простодушной прямотой называет это автор). Папа, конечно, перепуган – но это уже целиком относится к ернической фабуле стихотворения. А для нас с вами сейчас существенно другое: какое слово используется для обозначения того состояния, в котором пребывают кастраты? "Это вроде бы не в моде – Щеголять мне в среднем роде", – говорит у него папа. Средний род – категория грамматическая. Существительные среднего рода, как правило, обозначают предметы и явления, которые пола не имеют. Но у Толстого "род" читается однозначно – как "пол". И это не вызывает протеста. Да, есть, оказывается, и такой пол. Промежуточный, нейтральный, средний пол. Именно к этому полу принадлежит тот, кто не является ни мужчиной, ни женщиной. Нередко этот оборот, в том же самом смысле, используется и в обиходной речи, когда хотят подчеркнуть чью-то безликость, бесхарактерность.
Перед нами, следовательно, – еще одна версия третьего пола.
Средний род
В современных художественных текстах сравнение со скопцами ("лицо скопца", "внешность скопца") стало редкостью. Его место занимает другой эпитет – "бабий", "бабье". Он вызывает в воображении те же портретные ассоциации и возбуждает то же эмоциональное отношение – прямо скажем, не слишком уважительное. Ну невозможно же, в самом деле, представить, что персонаж, уподобленный бабе, был способен совершать благородные поступки или выступать в роли крупномасштабного злодея!
Как нередко бывает, условность художественного отбора тесно переплетается здесь с биологическими закономерностями. В отсутствие пола и в самом деле формируется весьма своеобразный человеческий тип!
Кастрация как социальный феномен осталась в давнем прошлом. По медицинским показаниям к ней прибегают в редких случаях. Следовательно, третий пол немногочислен? Увы, это так. Медицине известны патологические состояния, проявляющиеся в недостаточной или вообще отсутствующей функции половых желез. Отсюда термин – гипогонадизм. Одни больные рождаются с этим дефектом, других беда постигает в детстве, третьих – уже после выхода из пубертатного периода.
Чем раньше возникают эти нарушения, тем, понятно, глубже влияние дефекта половых гормонов на все системы организма. Причины – самые различные. Чаще всего – инфекции, причем, самую большую жатву собирает паротит, невинная на первый взгляд детская свинка. Интоксикации. Алкоголизм. Передозировка лекарств – антибиотиков, сулфаниламидных препаратов. Неполноценное или, наоборот, избыточное питание. Депрессивные состояния, отрицательные эмоции. Механические повреждения и травмы. Чрезмерная половая активность. У меня был больной, которого, судя по всему, еще во чреве матери погубили "какие-то настои" – аборты в те годы были запрещены, и многие женщины избавлялись от нежелательной беременности по знахарским рецептам. Видите, какой длинный список – и то я перечислил только те факторы, которые непосредственно воздействуют на тестикулярную ткань. Но ее недостаточность может развиться и в ответ на заболевание других эндокринных органов, центральной нервной системы.
Такой же сложной и разветвленной выглядит классификация гипогонадизма по формам, по степени поражения тестикулов. Состояние, при котором по всем признакам и симптомам как бы воспроизводится эффект кастрации, с легкой руки английского анатома Гриффиса называется евнухоидизмом.
Эпитет "бабий", применительно к внешности евнухоидов, пустили в ход люди не слишком наблюдательные или же снедаемые желанием уязвить этих странных мужчин, так мало соответствующих эталонам своего пола. Отдельные штрихи фемининного типа в их облике присутствуют, но как бы вразброс. В цельный образ они не складываются. Мой любимый актер Александр Калягин, загримированный под тетку Чарлея – но со знанием дела, с соблюдением гармонии между всеми элементами лица и фигуры, – значительно больше похож на женщину, чем евнухоид, даже из числа наиболее "продвинутых" в женскую сторону.
Описывая Калистрата, я уже перечислил самые характерные признаки внешности этого типа. Высокий рост, специфические диспропорции строения – высокая талия, длинные руки и ноги. Кожа лица бледная, нежная, тонкая. Густые волосы, но какого-то неопределенного оттенка – они бедны пигментом и рано начинают седеть. Морщинистое, старообразное лицо без обычных примет возраста. Нарушения обмена веществ вызывают порой быструю прибавку веса, жировые отложения распределяются по телу в виде своеобразных пухлых подушек.
Вторичные половые признаки или отсутствуют, или резко недоразвиты, формирование гениталий останавливается где-то на середине пути. Сразу привлекает внимание отсутствие растительности на лице, это первое, что мешает воспринять евнухоида как мужчину. Иногда развивается какое-то подобие женской груди, эта аномалия еще больше подчеркивается массивными отложениями жира.
Если болезнь носит врожденный характер или начинается в раннем детстве, у евнухоидов долго не окостеневают гортанные хрящи, задерживается выпадение молочных зубов, костный возраст намного отстает от паспортного. Очень необычно выглядит иногда динамика роста: за короткий срок подросток может вдруг прибавить 15-20 сантиметров, хотя до этого его физические данные ничего подобного не обещали. Когда начало заболевания относится к постпубертатному периоду, то есть вторичные признаки в основном уже сформированы, происходит их регресс – обратное развитие.
Волны от пораженного болезнью органа расходятся по всему организму. Сердце, легкие, желудочно-кишечный тракт, не говоря уже о нервной системе – все работает "не так". Еще в 1933 году И. П. Павлов установил связь половых рефлексов с функциональной активностью обонятельного анализатора. Действительно, для евнухоидов типично снижение порога обонятельной чувствительности. Многие из них не отличают по запаху бензин от французских духов. Плохое самочувствие, эпизодические и хронические расстройства здоровья постоянно отравляют евнухоидам жизнь. Обычно понижается работоспособность, вообще выносливость – отсюда целый букет социальных последствий. Окружающим евнухоиды часто кажутся изнеженными, это еще одно отпадение от мужских стандартов. Они плохо переносят жару, духоту, быстро выбиваются из сил, им действительно становится невмоготу, до потери сознания. Это заставляет их выбирать особые социальные ниши, как правило – незаметные, не связанные с большими нагрузками и ответственностью.
Как это бывает и у гермафродитов, болезнь блокирует социальное продвижение, не позволяет утвердиться в социально значимых, имеющих оттенок публичности ролях. Мы не увидим евнухоида ни в одном амплуа, которое в случае успеха возвышает не только самого человека, но и всех, кто в силу сходства может ассоциироваться с ним в массовом сознании. Мэрилин Монро повысила жизненные шансы всех ослепительных блондинок, Сталлоне и Шварценеггер укрепили позиции всех "качков". Есть актеры – не будем уж называть имена, – создавшие своего рода моду на "обаятельных уродов". Но все именно потому, что они оказались на виду, в ореоле славы и всеобщего восхищения. Ни один евнухоид не вырвется на такие вершины, чтобы вместе с собою реабилитировать и вывести в центр общественного внимания и всех себе подобных. Ни в политике, ни в искусстве, ни в науке, ни в военном деле. Не берусь утверждать огульно, что и в предпринимательстве тоже, но мне пока среди заметных "новых русских" евнухоиды не встречались. Это накладывает на третий пол печать второсортности, легкий оттенок пренебрежения возникает раньше, чем человек даст для него конкретный повод. Это тем более несправедливо, что медицина сейчас располагает достаточными возможностями, чтобы приблизить состояние таких больных к норме, а значит, устранить причины, объективно ограничивающие их социальный статус.
Как проявляет себя третий пол в семейной жизни? Напрашивающийся ответ "никак" – ошибочен. Многим евнухоидам удается вступить в брак. Более того: есть особая группа "фертильных (плодовитых) евнухоидов" – они могут даже стать счастливыми отцами. Но по моим наблюдениям, проклятие третьего пола омрачает даже их судьбу. Показать это проще на живом примере.
Несчастья Сергея, назовем его так, начались до рождения. Отец был хроническим алкоголиком, склонным к буйству и тиранству. Мать по каким-то причинам не решалась разрушить этот мучительный союз, но детей иметь не хотела. Пыталась прервать беременность – это она пила "настои", но свое намерение до конца не довела. Родился ослабленный, часто болеющий, отстающий в развитии мальчик. В течение десяти лет жестоко страдал от остеомиелита, который в конце концов заставил прибегнуть к ампутации. А лет в девять к этому прибавилось еще и заикание. Все вместе пригибало Сергея к земле, заставляло его сторониться сверстников. Всегда и во всем он старался быть как можно менее заметным. По-моему, только из-за этого он и учился неважно – никаких признаков снижения интеллекта я у него не улавливал.
Лет до 16 Сергей был чуть ли не самым маленьким в классе, потом начался бурный рост. Но голос, в отличие от других подростков, не ломался, половые органы оставались младенческими. По опыту гермафродитов мы уже знаем, что это такое для подростка – чувствовать себя "не таким, как все", "уродом". Сергей еще больше замкнулся, его стал преследовать страх перед насмешками, перед всеобщим отвержением. Было это в самом деле так или только казалось ему, но он постоянно страдал от всевозможных унижений, а постоять за себя он был неспособен. Если бы условия жизни позволяли, он стал бы отшельником. Успокоение находил только в долгих одиноких прогулках – где-нибудь за городом, в лесу, в поле, хотя пользоваться транспортом ему было трудно, его укачивало до обморока. Будущее видел в мрачном свете, не находил для себя ничего, к чему стоило бы стремиться. Не раз посещали Сергея мысли о самоубийстве.
Профессию особо не выбирал – плыл по течению, куда вынесет. Рано оставил школу, перебивался случайными работами, был подсобником, потом ненадолго стал наборщиком. В конце концов поступил на курсы поваров, не рассчитав, что не сможет долго находиться в жарком душном помещении. К полученной специальности оказался "ограниченно годен": чувствовал себя нормально только в цехе холодных закусок. Отношение к нему начальства такая "привередливость" не улучшала.
Вредила Сергею и неспособность принимать решения. Бросить учиться, поступить учиться, устроиться на работу или уволиться – всем обычно распоряжалась мать. И сын не сопротивлялся. Изредка могло показаться, что и он способен взбрыкнуть – приходил в возбуждение, кричал, громко заявлял свою волю. Но энергии хватало ненадолго, вскоре он раскаивался, просил прощения.
Его женитьба на все сто процентов была делом рук его матери.
Здесь мы обнаруживаем еще одну смычку с гермафродитизмом – поведение родителей евнухоидов, когда те еще не в состоянии контролировать собственную участь, часто отличается тем же безрассудством и слепотой. Когда Сергей оказался под наблюдением опытных эндокринологов, оказалось, что его состояние вовсе не безнадежно. Под влиянием вводимых в организм препаратов тестостерона оно во многом изменилось к лучшему. Но началось лечение поздно, только в 22 года, поэтому эффект оказался ограниченным. Взгляд на себя в зеркало только укреплял молодого человека в ощущении своей неполноценности. Огромный, непропорционально сложенный, с мальчишеским пушком там, где полагалось бы расти бороде и усам...
Но у матери была своя точка зрения на то, как помочь сыну. Надо, чтобы он начал регулярную половую жизнь – любовь быстро превратит его в нормального мужчину. Если даже в мальчишеской среде Сергей чувствовал себя инородным телом, то девушек он просто панически боялся. Влечение, когда он его испытывал, действовало на него с обратным знаком: чем определеннее ему нравилась девочка, тем старательнее он увеличивал дистанцию между нею и собой. Но мать и тут взяла на себя все хлопоты. Нашла невесту, привела ее в дом, чуть ли не силой заставила сына жениться. Сергею было 19 лет. Через месяц жена его покинула.
После ее ухода осиротевший муж впал в настоящую депрессию. Настаивая на срочной женитьбе, мать особо упирала на то, как трудно найти женщину, согласную жить с "неполноценным мужчиной". Теперь эти ее доводы целиком обернулись против сына. Он был уверен, что упустил свой единственный шанс, мысленно приписывал жене достоинства, которых у нее отродясь не бывало. Поэтому когда внезапно она к нему вернулась, он уже мог думать только об одном: что сделать, чтобы она осталась с ним навсегда.
Кто был отцом родившегося вскоре ребенка? Сергей? Или тот человек, чья неясная фигура мерещится за нервными метаниями супруги? Я не знаю точного ответа. Видел анализы спермы – они показывали неутешительный результат. Но, с другой стороны, обследовался Сергей уже после 30 лет, ребенок родился намного раньше. Все поведение моего пациента выдавало в нем заботливого, преданного отца. Ребенок постоянно присутствовал в наших разговорах. Сергей рассказывал, что купил ему, куда водил его гулять, как думает провести с ним отпуск. Но контрапунктом проходила неизменно и другая тема: отцовство подняло статус Сергея, в глазах соседей и знакомых он теперь ничем не отличался от "настоящих мужчин". Маленький мальчик становился чем-то вроде амулета: обладание им придает владельцу силу, но потерять его нельзя – вместе с ним исчезнет и сила. Сергей хорошо знал, что все права владения и распоряжения этим залогом благополучия целиком принадлежат жене. Если она уйдет, то и сына, несомненно, заберет с собою. И зависимость от этой достаточно вздорной и недоброй женщины, и без того значительная, делалась абсолютной.
Пассивность, безвольность, нерешительность и всегда-то были характерными чертами Сергея, но теперь создавалось впечатление, что он вообще стал в собственном доме пустым местом. Никто не спрашивал, чего он хочет, никто не считался с его мнением. Власть целиком принадлежала двум женщинам, жене и матери. Иногда они делили ее мирно, иногда начинали конфликтовать, но даже при этом легко обходились без Сергея: его вмешательство ни одной не дало бы перевеса. В дурную минуту обе срывали на нем сердце – он безропотно сносил ругань, оскорбления, несправедливые упреки.
Низведение мужчины до положения мебели в доме – не такая уж редкость в наши дни. Но есть нюансы, которые определяют специфику данного случая. Обычно сильный пол, как бы ни бывал он оскорбляем и унижаем, не перестает возмущаться таким положением. Он ищет выход – хотя бы иллюзорный. Мужчины стремятся сблизиться с другими мужчинами, создать свой круг, в котором они могут говорить о себе, само слово "я" произносить с той интонацией, какую не могут позволить себе дома. Они изощренно мстят своим властолюбивым супругам – так, что порой только во время психоаналитического сеанса можно распознать, что какие-нибудь нелепые, во вред самому себе выходки на самом деле являются запоздалой сатисфакцией. Они хотя бы фантазируют, отводя себе в мечтах ту роль, то место, какие, по их мнению, соответствуют их попранному мужскому достоинству.
У Сергея я ничего подобного ни разу не наблюдал. К мужскому обществу он никогда не тянулся. Жалоб на то, что живется ему в семье не так, как он бы хотел, я не слышал от него никогда. На прием он обычно приходит с удовольствием, охотно поддерживает беседу, отвечает на все вопросы, но при этом отсутствует своеобразная нотка радости, которую я часто улавливаю у других пациентов с теми же домашними проблемами, – как, мол, приятно наконец-то пообщаться с человеком, который "все понимает" и относится к тебе с должным уважением. Сергей не нуждается в такой невинной психотерапии. Он не считает, что мать и жена, обижая и унижая его, в его лице обижают и унижают весь его некогда славный пол. Напротив: тот пол, с которым он себя идентифицирует, именно такого положения, такого обращения и заслуживает. Такой вывод можно сделать из рассуждений Сергея о себе как о "неполноценном человеке", "не-мужике", которые нередко приходится от него слышать. Не конкретизируя, не вдаваясь в подробности, он постоянно таким образом признает, что в его жизни есть много такого, что "полноценного", настоящего "мужика" никак не могло бы устроить. Ну, а такому, как он, грех и роптать.
Манерой речи Сергей напоминает мне Калистрата. Говорит он так же медленно, тихим голосом, несколько монотонно, так же обстоятелен во всех высказываниях. А вот физически Калистрат производил впечатление человека несравненно более крепкого. В старости он легко справлялся с суровыми условиями жизни, сохранял трудоспособность, никогда не сидел без дела. Сергею же уже в 30 лет физические усилия стали в тягость, он часто говорил, что если бы мог дать себе волю – днями не вставал бы с постели. Конечно, мы не можем сбрасывать со счетов индивидуальные особенности разных людей. Один родился здоровым – другой, как мы помним, хилым и болезненным. Но немалую роль, наверное, сыграли и резко различные обстоятельства жизни. Калистрату семью заменила коммуна. На всех этапах биографии он принадлежал к уникальному сообществу, защищавшему своих членов от чужеродного окружения. Скопцы не случайно называли свои секты Кораблями. Какое дело плывущим на корабле до всего, что происходит вне его, сбоку или под днищем, как смотрят на них обитатели морских пучин, что о них думают?