Стандартизация Специализация Синхронизация Концентрация Максимизация Централизация Глава Технократия Интеграторы Интеграционный двигатель Пирамиды власти Суперэлиты Глава Тайный план Механомания Представительский набор Всеобщий закон

Вид материала

Закон

Содержание Глава 26 ЛИЧНОСТЬ БУДУЩЕГО Вырастая другими Новый работник Этика производителя-потребителя Конфигуративное "я"

Подобный материал:

• Стандартизация Специализация Синхронизация Концентрация Максимизация Централизация, 6939.64kb.
• Концентрация Максимизация Централизация Глава Технократия Интеграторы Интеграционный, 9169.37kb.
• План работы: Вступление. Глава Устройство органов власти и положение сословий. Глава, 221.51kb.
• План. Введение Глава Методы и типы монетарного регулирования Глава Операции на открытом, 411.98kb.
• Автор Горбань Валерий (соsmoglot). Украина Парадигма мироздания. Содержание: Глава, 163.17kb.
• Узоры Древа Жизни Глава Десять Сфир в четырех мирах Глава 10. Пути на Древе Глава 11., 3700.54kb.
• Узоры Древа Жизни Глава Десять Сфир в четырех мирах Глава 10. Пути на Древе Глава 11., 5221.91kb.
• Гидденс Энтони Ускользающий мир, 1505.14kb.
• Психологическая энциклопедия психология человека, 12602.79kb.
• План введение стр 3 глава теоретическая часть сертификация и стандартизация в системе, 917.4kb.

Глава 26

ЛИЧНОСТЬ БУДУЩЕГО

Когда новая цивилизация врывается в нашу каждодневную жизнь, мы спрашиваем себя: может, мы тоже устарели? Столько наших привычек, ценностей, установленных порядков и реакций ставится под сомнение, поэтому вряд ли удивительно, что иногда мы чувствуем себя, как люди прошлого, пере житки цивилизации Второй волны. Но если некоторые действительно анахронизмы, есть ли среди нас люди будущего - ожидаемые граждане, если можно так выразиться, грядущей цивилизации Третьей волны? Можно ли за окружающим нас упадком и дезинтеграцией разглядеть появляющиеся контуры личности будущего - пришествие, так сказать, "нового человека"?

Если да, то это не первый раз, когда на горизонте появляется un homme nouveau*. В своей великолепной работе Андре Реслер, директор Центра европейской культуры, пишет о предпринимавшихся попытках предсказать пришествие нового типа человека. В конце XVIII в. был, например, "американский Адам" - новый человек, появившийся в Северной Америке якобы без пороков и слабостей европейцев. В середине XX в. новый человек должен был появиться в гитлеровской Германии(1). "Нацизм, - писал Герман Раушнинг, - это больше, чем религия; это желание создать сверхчеловека". Этот здоровый "ариец" должен быть частично крестьянином, частично воином, частично Богом. "Я видел нового человека, - признался однажды Гитлер Раушнингу- - Он неустрашимый и жестокий. Я в страхе стоял перед ним".

* Un homme nouveau (фр.) - новый человек. (Прим.. перев.)

Об образе нового человека (мало кто говорит о "новой женщине", разве что в качестве уточнения) мечтали также коммунисты. В Советском Союзе все еще говорят о формировании "социалистического человека". Наиболее пылко восторгался будущим человеком Троцкий: "Человек станет несравнимо сильнее, мудрее и более чувствительным. Его тело станет более гармоничным, движения - более ритмичными, голос - более мелодичным. Его жизнь станет яркой и волнующей. Средний человек достигнет уровня Аристотеля, Гете, Маркса".

Недавно, лет 10 или 20 тому назад, Франц Фанон провозгласил пришествие еще одного нового человека, человека с "новым сознанием". Для Че Гевары идеальный человек будущего должен иметь более богатую внутреннюю жизнь. Как видим, все образы отличаются друг от друга.

И все же Реслер убедительно показывает, что за большинством этих образов "нового человека" просматривается наш старый знакомый: Благородный Дикарь, мифическое создание, наделенное всеми качествами, которые цивилизация якобы испортила или стерла. Реслер справедливо ставит под сомнение эту романтизацию примитивного человека, напоминая нам, что режимы, которые сознательно пытались формировать "нового человека", обычно несли с собой тоталитарное опустошение.

Таким образом, было бы глупо провозглашать еще раз рождение "нового человека" (если только, с учетом открытий генной инженерии, мы не употребляем это выражение в пугающем, чисто биологическом смысле). Это понятие предполагает прототип, единую идеальную модель, которой пытается следовать вся цивилизация. А в обществе, быстро двигающемся к массовой дезинтеграции, вряд ли такое возможно.

Тем не менее было бы в равной степени глупо полагать, что фундаментально изменившиеся материальные условия жизни не затрагивают личность или, точнее, социальный характер. Изменяя глубинные структуры общества, мы также изменяем людей. Даже если кто-то верит в некую постоянную человеческую природу (это - общераспространенная точка зрения, кото рой я не придерживаюсь), общество все же вознаграждает и вырабатывает определенные черты характера и наказывает другие, что приводит к эволюционным изменениям некоторых черт характера человека.

Психоаналитик Эрих Фромм*, который, вероятно, лучше всех написал о социальном характере, определяет его как "ту часть структуры характера, которая встречается у большинства членов группы". В любой культуре, говорит он, есть широко распространенные черты, из которых складывается социальный характер. В свою очередь социальный характер формирует людей таким образом, что "их поведение - это не вопрос сознательного решения относительно того, следовать или нет социальной модели, а желание поступить так, как им надлежит поступать, и в то же время удовлетворенность от того, что они поступают в соответствии с требованиями культуры"(2).

* Фромм Эрих (1900-1980) - американский философ и психоаналитик.

Таким образом, Третья волна не создает некоего идеального супермена, некую героическую разновидность, обитающую среди нас, а коренным образом изменяет черты характера, присущие всему обществу. Создается не новый человек, а новый социальный характер. Поэтому наша задача - искать не мифического "человека", а те черты характера, которые с наибольшей вероятностью будут цениться цивилизацией завтрашнего дня.

Эти черты характера возникают не только под влиянием внешнего давления на людей. Они порождаются напряжением, существующим между внутренними потребностями или желаниями многих индивидов и внешними потребностями или давлениями общества. Но, сформировавшись однажды, эти общие черты характера влияют на экономическое и социальное развитие общества.

Приход Второй волны, например, сопровождался распространением протестантской этики с ее акцентом на бережливость, упорный труд и отсрочку вознаграждения - черты, служившие каналами, по которым огромная энергия направлялась на выполнение задач экономического развития. Вторая волна также вызвала изменения в объективности - субъективности, индивидуализме, отношениях к власти и способности к абстрактному мышлению, сопереживанию и воображению.

Чтобы крестьяне смогли освоить механизмы и превратиться в производственную рабочую силу, они должны были научиться читать и писать. Им необходимо было дать образование, информировать и сформировать их. Они обязаны были понять, что можно жить по-другому. Поэтому была потребность в большом числе людей, способных представить себя в новой роли и окружении. Их надо было научить мыслить по-другому. Поэтому индустриализм должен был в какой-то степени демократизировать не только средства коммуникации и политику, но и воображение.

В результате таких психокультурных перемен изменились определенные черты характера - появился новый социальный характер. И сегодня мы опять оказались на грани такого же психокультурного переворота.

Стремительное удаление от оруэлловского униформизма Второй волны затрудняет какие-либо обобщения относительно зарождающейся психики. Здесь, даже больше, чем в других размышлениях о будущем, мы можем только делать предположения.

Тем не менее мы можем указать на важные переме ны, которые, вероятно, будут влиять на психологическое развитие в обществе Третьей волны. И это подводит нас к весьма интересным вопросам, если не выводам. Ведь эти перемены затрагивают воспитание детей, образование, юность, работу и даже то, как формируется образ нашего "я". Невозможно изменить все это, не меняя весь социальный характер будущего.

Вырастая другими

Прежде всего ребенок завтрашнего дня, вероятно, будет расти в обществе, которое гораздо меньше сосредоточено на ребенке, чем наше.

"Поседение" или постарение населения во всех высокоразвитых странах предполагает, что общество уделяет больше внимания потребностям пожилых людей и, соответственно, меньше - молодым. Далее, по мере того как женщины продвигаются по службе и делают карьеру в рыночной экономике, их традиционная потребность тратить все свои силы на материнство уменьшается.

В период Второй волны миллионы родителей осуществляли собственные мечты в своих детях, так как они могли вполне резонно ожидать, что их дети достигнут больших успехов в социальной и экономической сферах, чем они сами. Эти мечты о продвижении наверх побуждали родителей сосредоточивать огромную психическую энергию на своих детях. Сегодня многие родители, принадлежащие к среднему классу, испытывают мучительное разочарование, когда их дети, живя в гораздо более сложном мире, движутся по социоэкономической лестнице вниз, а не вверх. Исчезает возможность состояться с помощью своих детей.

Вероятно, общество будущего не станет немедленно удовлетворять все потребности, желания ребенка и даже, возможно, интересоваться его психологическим развитием. Если так, доктора Споки будущего порекомендуют родителям создавать детям более структурированное и требовательное окружение и давать им меньше свободы.

Можно ожидать, что юношеский период не будет таким затянутым и болезненным процессом, как сегодня для многих. Миллионы детей воспитываются в семьях с одним родителем, где работающие матери (или отцы) измотаны неустойчивой экономикой. У этих детей меньше удовольствий и времени, чем у поколения детей-цветов 60-х годов.

Другие, позднее, будут, вероятно, воспитываться в семьях, работающих дома. Как и во многих семьях Второй волны, строящихся на бизнесе матери и отца, мы можем ожидать, что дети, живущие в завтрашнем, набитом электроникой доме будут непосредственно вовлекаться в семейные дела и с ранних лет приучаться к ответственности.

Подобные факты предполагают более короткие детство и юность, но в то же время более ответственные и продуктивные. Работая вместе со взрослыми, дети в таких семьях, наверное, будут в меньшей степени подвержены влиянию сверстников. Они смогут достичь больших успехов.

Во время перехода к новому обществу, там, где есть дефицит рабочих мест, профсоюзы Второй волны, несомненно, будут бороться за исключение молодых людей из рынка труда вне дома. Профсоюзы (и учителя, независимо от того, члены ли они профсоюзов или нет) будут лоббировать принятие законов о продлении сроков обязательного или частично обязательного школьного образования. В той степени, в какой им это удастся, миллионы молодых людей будут, помимо своей воли, удерживаться в удушающем заточении затянувшейся юности. Таким образом, мы можем стать свидетелями острого контраста между молодыми людьми из "электронных коттеджей", которые быстро выросли, поскольку рано начали работать и чувствовать ответственность, и теми, кто медленнее взрослеет в других условиях.

С течением времени следует ожидать, что образование тоже изменится. Многие дети станут учиться не в классной аудитории. Несмотря на давление профсоюзов, сократится, а не увеличится число лет обязательного школьного образования. Исчезнет строгая возрастная изоляция, молодые и старые будут общаться друг с другом. Образование, более разнообразное и тесно связанное с работой, будет продолжаться в течение всей жизни. А сама работа - будь то производство для рынка или для домашнего пользования, - вероятно, начнется раньше, чем это было у одного или двух последних поколений. В силу этих причин цивилизация Третьей волны может оказывать предпочтение совсем другим чертам характера у молодых, таким, как независимость от мнений сверстников, меньшая ориентация на потребление и меньшее гедонистическое зацикливание на самом себе.

Так это или нет, верно одно: взросление будет проходить по-другому. И в результате появятся другие личности.

Новый работник

По мере того как подросток взрослеет и выходит на трудовую арену, новые силы вступают в игру с его или ее личностью, поощряя одни черты и наказывая или карая другие.

В эпоху Второй волны работа на заводах и в учреждениях постоянно становилась более однообразной, специализированной и срочной, а работодатели предпочитали работников, которые были послушны, пунктуальны и готовы выполнять механическую работу. Соответствующие черты характера воспитывались в школах и поощрялись корпорациями.

С наступлением на наше общество Третьей волны работа становится все более разнообразной, менее фрагментированной, каждый выполняет более крупное, а не мелкое задание. Гибкий график и свободный темп заменяют прежнюю потребность в массовой синхронизации поведения. Работникам приходится справляться с более частыми переменами в их работе, а также со сбивающим с толку чередованием переводов персонала, изменений продукции и реорганизаций.

Таким образом, работодатели Третьей волны испытывают все возрастающую потребность в мужчинах и женщинах, которые принимают на себя ответственность, понимают, как их работа связана с работой других, которые могут справляться с более крупными заданиями и быстро адаптируются к изменившимся обстоятельствам и которые чувствуют настроение людей вокруг них.

Фирмы периода Второй волны часто увольняли сотрудников за бюрократическое поведение. Фирмы Третьей волны нуждаются в людях с меньшей запрограммированностью, более быстрых на подъем. Разница, говорит Дональд Коновер, генеральный менеджер Корпоративного образования для "Вестерн электрик", такая же, как между классическими музыкантами, которые играют каждую ноту, написанную в партитуре, и джазовыми, которые, решив, какую мелодию исполнять, подхватывают сигналы друг друга и свободно импровизируют(3).

Это сложные люди, индивидуалисты, гордящиеся тем, что не похожи на других. Такая индивидуализированная рабочая сила необходима промышленности Третьей волны.

По данным исследователя общественного мнения Дэниела Янкеловича, только 56% американских работников, главным образом более пожилые, еще сохраняют мотивацию традиционными стимулами. Они счастливы получать четкие указания по работе и понятные задания, не рассчитывают найти "смысл" в своей работе.

Напротив, уже 17% рабочей силы отражает новые ценности, возникающие в недрах Третьей волны. В основном молодые руководители среднего звена, они, как заявляет Янкелович, "жаждут большей ответственности и более живой работы с поручениями, достойными их таланта и квалификации". Наряду с финансовым вознаграждением они ищут в работе смысл.

Чтобы привлечь таких работников, наниматели начинают предлагать индивидуальные вознаграждения. Это объясняет, почему некоторые передовые компании (как TRW Inc., расположенная в Кливленде фирма с высокой технологией) предлагают сейчас работникам не фиксированный набор дополнительных льгот, а отпуска, медицинские льготы, пенсии и страхование по их выбору. Каждый работник может выбрать исходя из своих нужд(4).

Янкелович пишет: "Нет такого одного набора стимулов, которым можно мотивировать весь спектр рабочей силы". Более того, добавляет он, среди разнообразных вознаграждений за работу деньги больше не имеют такой мотивирующей силы, как раньше.

Никто не хочет сказать, что этим работникам не нужны деньги. Конечно, нужны. Но, достигнув опреде ленного уровня доходов, они начинают сильно отличаться в своих потребностях. Дополнительные денежные прибавки больше не оказывают такого влияния на поведение, как прежде. Когда Бэнк оф Америка в Сан-Франциско предложил помощнику вице-президента Ричарду Исли более высокую должность в отделении, находящемся лишь в 20 милях от этого города, Исли отказался. Он не хотел так далеко ездить на работу. Лет десять назад, когда в книге "Шок будущего" был впервые описан стресс при переезде в связи со сменой места работы, только примерно 10% работников отказывались переезжать вместе с предприятием. Это число возросло и сейчас составляет от трети до половины сотрудников, согласно данным Мерилл Линч Релокейшн Менеджмент, инк., даже когда эти переезды часто сопровождаются более крупными прибавками к зарплате(5). "Раньше люди "брали под козырек" и стройными рядами отправлялись в Тимбукту, а теперь маятник определенно качнулся в сторону большего внимания к семье и образу жизни", - говорит вице-президент корпорации "Селаниз". Подобно корпорации Третьей волны, которая должна принимать во внимание не только прибыль, работник также имеет "многочисленные интересы".

В то же время наиболее укоренившиеся модели власти также меняются. В фирмах Второй волны у каждого работника один начальник. Споры среди сотрудников решает начальник. При новой форме организаций стиль совершенно иной. Работники имеют одновременно более одного руководителя. Разные по рангу и квалификации люди встречаются во временных, создаваемых для решения конкретного вопроса, группах. И по словам Дейвиса и Лоуренса, авторов стандартного текста на эту тему: "Разногласия... решаются без участия общего начальника... Подобная форма предполагает, что конфликт может быть здоровым... разные мнения ценятся, и люди выражают свою точку зрения даже когда знают, что другие могут не согласиться"(6).

Такая система наказывает работников, проявляющих слепое послушание. Она вознаграждает тех, кто возражает в разумных пределах. Работники, ищущие смысл, ставящие под сомнение авторитеты, желающие поступать по своему разумению или требующие, чтобы их работа была социально значимой, могут считаться смутьянами на предприятиях Второй волны. Но предприятия Третьей волны не смогут работать без них.

Таким образом, мы повсеместно видим едва различимое, но глубокое изменение черт личности, вознаграждаемых экономической системой, - изменение, которое формирует появляющийся социальный характер.

Этика производителя-потребителя

Не только воспитание детей, образование и работа будут оказывать влияние на развитие личности в цивилизации Третьей волны. Еще более глубинные силы воздействуют на психику будущего. Ибо экономика состоит не только из рабочих мест или оплачиваемой работы.

Ранее я предложил рассматривать экономику как состоящую из двух секторов, в одном мы производим товары для обмена, в другом мы делаем вещи для себя. Один - это рыночный, или производственный сектор, другой - сектор производителя-потребителя. И каждый из них оказывает свое психологическое воздействие на нас. Ибо каждый выдвигает свою собственную этику, свой собственный набор ценностей и свое собственное определение успеха.

В период Второй волны широкое распространение рыночной экономики - как капиталистической, так и социалистической - поощряло этику приобретения. Она дала только экономическое определение личного успеха.

Продвижение Третьей волны, однако, сопровождается, как мы видели, феноменальным ростом деятельности по принципу "помоги себе сам" и "сделай сам" или "производством для себя". Выходя за рамки обычного хобби, такое производство приобретает все большее экономическое значение. А поскольку на это уходит все больше нашего времени и энергии, оно также начинает формировать нашу жизнь и социальный характер.

Рыночная этика не классифицировала людей по тому, чем они владеют, этика производства-потребления высоко оценивает то, что люди делают. Иметь много денег все еще престижно. Но и другие характеристики берутся в расчет. Среди них такие, как уверенность в своих силах, способность адаптироваться и выжить в трудных условиях, умение делать вещи своими руками - построить забор, приготовить хороший обед, сшить платье или отреставрировать старинный комод.

Более того, если производственная или рыночная этика восхваляет устремленность к одной цели, этика производителя-потребителя призывает к широте интересов. Разносторонность заносится в графу доходов. По мере того как Третья волна приводит производство для обмена и "производство для себя" в большее равновесие, возрастают требования "сбалансированного" образа жизни.

Этот сдвиг активности из производственного сектора в сектор производства-потребления также предполагает приход нового вида равновесия в жизнь людей. Все большее число работников, занятых производством для рынка, тратит свое время на абстракции - слова, числа, модели - и мало знает людей, если вообще их знает.

Многим такая "работа головой" может показаться привлекательной и полезной. Но она часто сопровождается ощущением оторванности - отрезанности, скажем так, от земных видов, звуков, текстур и эмоций повседневного существования. Действительно, сегодняшнее прославление рукоделия, садоводства, труда крестьянина или рабочего и того, что можно назвать "шиком водителя грузовика", может быть компенсацией за наплыв абстракции в производственный сектор.

Напротив, в производстве-потреблении мы обычно сталкиваемся с более конкретной, непосредственной действительностью; производство-потребление предполагает прямой контакт с вещами и людьми. Поскольку многие делят свое время, выступая частично как работники, а частично как производители-потребители, они в состоянии наслаждаться конкретным и абстрактным, взаимодополняющими удовольствиями от интеллектуальной и физической работы. Этика производителя-потребителя возвращает уважение ручному труду после 300-летнего пренебрежения. И это новое равновесие также способно влиять на изменение черт личности.

Мы видели, что с ростом индустриализации распространение взаимозависимого труда поощряло мужчин становиться объективными, а домашняя достаточно самостоятельная работа способствовала формированию женской субъективности. Сегодня, когда все больше женщин вовлекается в производство для рынка, их психология становится объективнее. Их поощряют "думать, как мужчины". Наоборот, по мере того как все больше мужчин остается дома, взяв на себя большую часть работы по дому, их потребность в "объективности" уменьшается. Они "субъективизируются".

Завтра, когда многие люди Третьей волны будут делить свою жизнь между работой неполный рабочий день в больших, взаимозависимых компаниях или организациях и работой частично для себя и своей семьи в малых, автономных, производящих-потребляющих группах, мы сможем подвести баланс объективности и субъективности обоих полов.

Вместо того чтобы искать "мужское" отношение и "женское" отношение, причем ни одно из них не сбалансировано, система сможет вознаграждать людей, которые способны здраво взглянуть на мир с обеих точек зрения. Объективные субъективисты и наоборот.

Короче говоря, с увеличением доли производства-потребления в экономике в целом появляется еще один источник психологического изменения. Влияние основных перемен в производстве и производстве-потреблении вместе с глубокими изменениями в воспитании детей и образовании обещает переделать наш социальный характер, по крайней мере, так же сильно, как это сделала Вторая волна 300 лет назад. Новый социальный характер возникает в самом центре нашего общества.

Действительно, даже если каждое из этих наблюдений окажется ошибочным, если каждый сдвиг, который мы начали замечать, пойдет в обратную сторону, есть еще одна последняя, огромная причина ожидать прорыва в психосфере, ату причину можно кратко обозначить как "резолюция средств коммуникации".

Конфигуративное "я"

Связь между средствами коммуникации и характером сложна, но неразрывна. Мы не можем изменись все наши средства коммуникации и ожидать, что как народ останемся неизменными. Революция в средствах массовой информации приведет к революции в психике.

В период Второй волны люди купались в море массово производимых образов. Относительно небольшое число издаваемых централизованно газет, журналов, радио-, телепередач и фильмов обеспечивали то, что критики назвали "монолитным сознанием". Индивиды постоянно соотносили себя с незначительным набором ролевых моделей и оценивали свой образ жизни, сравнивая его с несколькими предпочитаемыми возможностями. Круг социально одобряемых стилей поведения личности был относительно узок.

Демассификация средств массовой информации в наши дни дает поразительное разнообразие ролевых моделей и стилей жизни, с которыми можно сравнить свою жизнь. Более того, новые средства массовой информации кормят нас не целыми, а раскрошившимися чипсами образов. Они не предлагают нам несколько понятных видов идентичности для выбора, нужно сложить ее из кусочков: конфигуративное, или модульное, "я". Это гораздо труднее, и это объясняет, почему многие миллионы людей отчаянно ищут идентичность.

Эти усилия приводят нас к повышенному осознанию собственной индивидуальности - тех черт, которые делают нас неповторимыми. Так изменяется наш собственный образ. Мы требуем, чтобы нас считали личностями и относились к нам как к личностям, и это происходит именно в то время, когда новая производствен ная система все больше нуждается в индивидуальностях.

Помимо оказания нам помощи в кристаллизации чисто личностных качеств, новые средства коммуникации Третьей волны превращают нас в производителей - или, скорее, производителей-потребителей - наших собственных образов себя.

Немецкий поэт и критик Ганс Магнус Энценсбергер отметил, что во вчерашних средствах массовой информации "техническое различие между приемниками и передатчиками отражает социальное разделение труда на производителей и потребителей"(7). В течение всей эпохи Второй волны сотрудники средств массовой информации производили послания для аудитории, которая не могла ответить прямо или взаимодействовать с теми, кто посылает сообщения.

Напротив, наиболее революционной чертой новых средств коммуникации является то, что многие из них интерактивны, т. е. позволяют каждому пользователю создавать или посылать образы, а также просто получать их извне. Двухсторонние кабели, видеокассеты, дешевые записывающие устройства - все это отдает средства коммуникации в руки отдельного человека.

Заглядывая вперед, можно представить, что когда-нибудь даже обычное телевидение станет интерактивным, и мы сможем не только смотреть Арчи Банкера или Мэри Тайлер Моор завтрашнего дня, но и поговорить с ними и повлиять на их поведение во время шоу. Уже сейчас кабельная система "Кьюбе" технически позволяет зрителям телепостановки обратиться к режиссеру с просьбой ускорить или замедлить темп действия или выбрать конец истории.

Революция средств коммуникации дает каждому из нас более сложный образ себя. Она делает нас еще более непохожими друг на друга. Она ускоряет сам процесс нашего "примеривания" различных образов и ускоряет наше продвижение к новым образам. Она позволяет нам с помощью электроники демонстрировать свой образ миру. И никто до конца не понимает, что все это сделает с нашей личностью, ибо ни в одной из предыдущих цивилизаций у нас не было таких мощных средств. Наше овладение технологией сознания возрастает.

Мир, в который мы быстро вступаем, настолько далек от нашего прошлого опыта, что все психологические гипотезы выглядят сомнительно. Однако абсолютно ясно, что мощные силы совместно воздействуют на изменение социального характера - развитие определенных черт, подавление других и, таким образом, изменение всех нас.

Оставляя позади цивилизацию Второй волны, мы не просто переходим из одной энергетической системы в другую или от одной технологической основы к другой. Мы революционизируем также и внутреннее пространство. В свете этого было бы абсурдно проецировать прошлое на будущее - обрисовывать людей цивилизации Третьей волны в терминах Второй волны.

Если наши предположения хотя бы частично верны, завтра индивиды будут гораздо сильнее отличаться друг от друга, чем сегодня. Многие из них будут взрослеть раньше, раньше брать на себя ответственность, лучше адаптироваться и проявлять больше индивидуальности. Они будут более склонны, чем наши родители, ставить под сомнение авторитеты. Им будут нужны деньги, и они будут их зарабатывать, но - за исключением условий крайней нужды - они не станут работать только за деньги.

Прежде всего, как представляется, они будут стремиться к равновесию в жизни - равновесию между работой и развлечением, между производством и производством-потреблением, между умственным и физическим трудом, между абстрактным и конкретным, между объективностью и субъективностью. И они будут рассматривать и изображать себя с помощью гораздо более сложных понятий, чем люди прошлого.

По мере того как зреет цивилизация Третьей волны, мы будем создавать не утопических мужчину и женщину, которые возвышались над людьми прежде, не сверхчеловеческую расу новых Гете и Аристотелей (или Чингисханов, или Гитлеров), а простую и гордую, как можно надеяться, расу - и цивилизацию, заслуживающую названия человеческой.

Нельзя рассчитывать на подобный результат, нельзя рассчитывать на благополучный переход к достойной новой цивилизации, пока мы не признаем один последний императив: необходимость политической трансформации. Эту перспективу - одновременно пугающую и бодрящую - мы рассмотрим на последних страницах. Личности будущего должна соответствовать политика будущего.