Geum.ru

Преподобный Симеон Новый Богослов Божественные Гимны

Вид материалаДокументы

Содержание


Гимн 30: Благодарение Богу за дары, которых (св. отец) удостоился от Него. И о том, что достоинство священства и игуменства стра
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   45

Гимн 30: Благодарение Богу за дары, которых (св. отец) удостоился от Него. И о том, что достоинство священства и игуменства страшно даже для ангелов.



Я не могу, Владыко, говорить, хотя бы и хотел. Ибо что вообще скажу я, будучи нечист и в помыслах, и в действиях, и во всех представлениях? Однако, уязвленный душою и горя внутри, я хотя бы нечто желаю сказать Тебе, о Боже мой. Ибо я вижу всего себя, и Ты, как Бог мой, ведаешь, что я от самого рождения осквернил все телесные и душевные члены свои, будучи весь грехом.

Усматривая милость и человеколюбие и многие твои благодеяния, которые Ты соделал на мне, я становлюсь безгласным, и едва не мертвею, и постоянно тужу и печалюсь, несчастный, так как я недостоин всех Твоих благ.

Когда же, придя в себя, я хочу, Христе, помыслить в уме о множестве грехов своих и о том, что я не сделал в жизни ни одного доброго дела, но вместо наказания и праведного Твоего гнева, который я должен был бы понести как много раз огорчавший Тебя, Ты, напротив, удостоил меня ныне столь великих благ, то прихожу в отчаяние и боюсь Суда Твоего, так как доныне я повседневно прилагаю грехи к грехам. И трепещу, чтобы великого милосердия и человеколюбия Твоего Ты не обратил мне в ярость большего наказания, так как, благодетельствуемый Тобою, я тем более являюсь неблагодарным к Тебе, будучи злым рабом у Тебя - благого Владыки.

Поэтому всему прочему, что служило к терпению, доставляя мне надежду Жизни Вечной, я много раз радовался, как Тебе одному ведомо, уповая через то на благость и милосердие Твое. Ибо для того Ты, Христе мой, и взял меня от всего мира и отделил от всех родных и друзей, чтобы помиловать и спасти меня. Уверяемый в этом Твоею благодатью, я имел ненасытную радость и твердую надежду. О двух же этих последних, которым Ты, Царь мой, благоволил быть во мне, я не знаю, что мне сказать. Они и душу мою, и ум лишают слова, и останавливают действия и всякие мысли, и даже отягощают величием славы Твоей, едва не убеждая меня, Спаситель мой, так упраздниться, чтобы ничего не говорить, ничего не делать, ничего этого не касаться.

И я сам недоумеваю, удивляюсь и печалюсь, как я, несчастный, согласился служить и литургисать при таких неизреченных Таинствах, на которые Ангелы трепещут взирать без страха, чего убоялись пророки, услыша о непостижимом деле славы и вместе Домостроительства, о чем апостолы, мученики и множество учителей вопиют и взывают, что они недостойны открыто исповедовать о том всем находящимся в мире. Как же я, погибший и блудный, как я, презренный удостоился стать игуменом братий, священнодействователем Божественных Таинств и служителем Пречистой Троицы? Ибо когда полагается хлеб и вливается вино в знаменование Плоти и Крови Твоей, Слове, тогда там бываешь Ты Сам, Бог мой и Слово, и они поистине делаются Телом и Кровию, наитием Духа и силою Вышнего. И мы дерзаем касаться Бога неприступного, лучше же - обитающего во свете неприступном - не только для этой тленной человеческой природы, но и для всех умных воинств Ангелов. Итак, это неизреченное, это сверхъестественное дело и предприятие, для совершения которого я поставлен, внушает мне также созерцать перед очами смерть. Поэтому, оставив радости, я объят бываю трепетом, так как знаю, что ни мне, ни кому-либо другому невозможно литургисать достойно и проводить в теле жизнь как бы ангельскую, лучше же - сверхангельскую, дабы, как показало это слово и содержит Божественная истина, и по достоинству стать ближайшим к Богу самих Ангелов, как прикасающемуся руками и вкушающему устами Того, Которому они предстоят со страхом и трепетом.

А какая душа понесет суд над братьями, над которыми я поставлен быть пастырем? Какой ум будет в состоянии неосужденно испытывать мысли каждого из них в отдельности и все свои обязанности нести без опущения, избавляя себя в то же время от осуждения их? Я не думаю, чтобы это каким-либо образом возможно было для людей.

Итак, я убеждаюсь и хочу лучше быть учеником, служа воле одного и слушая слова его, чтобы за одно это и отчет отдать, чем служить нравам и волям многих, испытывать их мысли, исследовать намерения и еще глубже исследовать их действия и помыслы, потому что и меня ожидает Суд, и я должен дать ответ за грехи тех, пасти которых по неизреченным судьбам Божиим из всех избран я один. Ибо каждый будет судиться и даст, конечно, отчет в том, что он сам сделал доброго или злого. Я же один за каждого воздам ответ. И как я хочу спастись или быть помилованным, когда я даже для спасения своей жалкой души не могу показать никакого дела? Ибо вполне будь уверен, что я не имею что сказать, так как никогда не сделал ни малого, ни великого дела, через которое могу избавиться от вечного огня. Но, о человеколюбивый и благоутробный Спаситель, дай мне, смиренному, Божественную силу, так чтобы я разумно через слово пас тех братий, которых Ты дал мне, наставляя (их) на пажити Божественных Твоих законов, и возводил бы их в обители Горнего Царствия спасенными, целыми, невредимыми, блистающими красотой добродетелей и достойными поклонниками страшного престола Твоего. И меня также недостойного восприими от мира, хотя и покрытого многими греховными язвами, но однако вместе с тем и служителя и непотребного раба Твоего, и к ликам избранных, ими же веси судьбами, вместе с учениками моими сопричти, дабы мы все вместе видели славу Твою Божественную и наслаждались неизреченными благами Твоими, Христе. Ибо Ты - наслаждение, утешение и слава горячо любящих Тебя во веки веков. Аминь.


Гимн 31. О бывшем святому отцу видении Божественного света, и как Божественный свет не объемлется тьмою в тех, кто, изумляясь величию откровений, помнит и человеческую немощь и осуждает себя самого.



Как опишу я, Владыко, видение лица Твоего?
Как расскажу о несказанном созерцании красоты Твоей?
Как звуки речи вместят Того, Кого мир не вмещает?
Как мог бы кто-либо изречь человеколюбие Твое?
Сидя при свете светильника, освещающего мрак ночи и тьму,
я думал, что нахожусь во свете, внимаю чтению, обдумывая мысли и сочетания их.
Итак, когда я занимался этим, Ты внезапно явился вверху гораздо больше, чем солнце, и воссиял с Небес до сердца моего.
Все же прочее стало казаться мне как бы густою тьмой.
Светлый же столп посередине, рассекши весь воздух, прошел с Небес даже до меня, жалкого.
Тотчас же забыл я о свете светильника, забыл, что нахожусь внутри жилища,
а сидел я в мысленном воздухе тьмы, даже и о самом теле я совершенно забыл.
Я говорил Тебе и ныне говорю из глубины своего сердца:
помилуй меня, Владыко, помилуй меня, единый Спаситель, никогда ничем не послужившего Тебе, но прогневляющего Тебя от юности.
Я испытал всякий плотский и душевный порок и соделал грехи непристойные и безмерные, хуже всех людей, хуже всех бессловесных,
гадов и всех зверей превзойдя.
Итак, необходимо, чтобы Ты показал Твою милость на мне, более всех согрешившем безумно.
Ибо не требуют, как Сам Ты, Христе, сказал, здравые врача, но больные (Мф. 9, 12).
Поэтому, как на болезненного и нерадивого, излей, на меня, Слове, Твою столь великую милость.
Но, о игра света! О движения огня! О круги пламени, во мне, несчастном,
производимые Тобою и Твоею славою.
Под славою же я подразумеваю и так называю Духа Твоего Святого, соестественного и равночестного Тебе, Слове, Однородного, единославного и одного единосущного Отцу Твоему и Тебе, Христе, Боже всех.
Поклоняясь Тебе, благодарю, что Ты сподобил меня хоть немного познать силу Божества Твоего.
Благодарю, что Ты Сам сидящему во тьме открылся мне, воссиял и удостоил меня видеть этот свет лица Твоего, для всех нестерпимый.
Я пребывал, как знаю, сидящим во тьме, но и среди нее ко мне, покрытому тьмою, явился Ты, Свет, всего меня просветил всем светом Своим,
и я сделался светом во время ночи, являясь им среди тьмы.
Ни тьма не объяла всего света Твоего, ни свет не прогнал видимой тьмы,
но они были вместе неслиянными и совершенно раздельными,
далеко друг от друга, как и следует, отнюдь не растворившимися.
Однако в одном и том же месте они наполняют, как я думаю,
все пространство.
Таким образом, я нахожусь во свете, будучи среди тьмы, и, наоборот, я пребываю во тьме среди света; вот - и среди света, вот - и среди тьмы.
И кто, спрашиваю я, даст мне во тьме и среди тьмы найти свет,
восприятия которого она не вмещает? Ибо как тьма вместит
внутри свет, не убежав, но оставшись среди Света тьмою? О страшное чудо, видимое двояко, двойными очами - телесными и душевными.
Послушай теперь, говорю тебе, о страшных делах, двоякого Бога
Бывших и для меня, двоякого, как человека.
Он, Сын Божий, воспринял плоть мою и дал мне Духа, и я сделался богом по благодати Божественной, Сыном по усыновлению, однако сыном Божиим.

О высокое достоинство! О Слава!
Как человек, я печалюсь и считаю себя самого несчастным и, помышляя о своей немощи, вздыхаю, будучи совершенно недостоин жизни, как я хорошо знаю.
Уповая же на благодать Его и размышляя о той красоте, какую Он даровал мне, я радуюсь, видя ее.
Итак, с одной стороны, как человек, я не умею созерцать ничего Божественного, будучи совершенно отделен от невидимого,
с другой стороны, вижу, что через сыноположение я сделался богом,
и бываю причастником того, что неприкосновенно.
Как человек, я не имею ничего возвышенного и Божественного,
А как помилованный ныне Благостью Божиею, имею в себе Христа - Благодетеля всех.
Поэтому я снова припадаю к Тебе, Владыко, моля о том, чтобы мне не лишиться надежды моей на Тебя, и пребывания с Тобою, и чести, славы и Царствия.
Но как ныне Ты сподобил меня, Спаситель, видеть Тебя, так и по смерти дай мне видеть Тебя, Благоутробный, милостивым Твоим оком, как и ныне взираешь на меня, исполняя меня Твоей радости и Божественной сладости.
О Творец и Создатель мой, покрой меня рукою Твоею, и не оставь меня, и не помни зла, не поставь в осуждение, Владыко, великой неблагодарности моей,
но сподоби меня даже до кончины во свете Твоем неленостно ходить путем заповедей Твоих и в него - во свет рук Твоих, Всемилостивый, предать дух свой, избавляя меня, Слове, от врагов, тьмы, огня и вечных мучений.
О великий в щедротах и неизреченный в милости, сподоби в руки Твои предать душу мою, как и ныне я нахожусь в руке Твоей, Спасе.
Итак, да не возбранит грех пути моему, да не отторгнет он, да не отлучит меня от руки Твоей.
Но да посрамится страшный князь - душетлитель, видя меня находящимся в Твоей длани, Владыко, как и ныне он не смеет приблизиться ко мне,
видя меня покрываемым Твоею благодатью.
Не осуди меня, Христе, во ад и не отрини, не сведи душу мою во глубину смерти, так как я дерзаю именовать Твое имя, я, нечистый, мерзкий и совершенно оскверненный.
Да не разверзнется земля и да не поглотит. Слове, меня, преступника,
совершенно недостойного ни жить, ни пользоваться речью,
да не снидет огонь на меня и да не пожрет меня внезапно,
так что я не буду иметь возможности сказать даже: Господи, помилуй!
О великий в милосердии и по естеству Человеколюбец!

Не вниди в суд со мною.
Ибо что вообще я скажу на суде, будучи весь грехом?
Да и мог ли бы я хотя нечто сказать в свое оправдание, осужденный уже,
от чрева матери своей безмерно пред Тобою согрешивший и доныне пребывающий бесчувственным к Твоему долготерпению, бесчисленно низводимый во глубину ада и извлеченный оттуда Твоею Божественною Благостью, Члены и плоть души и тела своего осквернивший, как никто другой из живущих на свете, неистовый и бесстыдный любитель удовольствий, злой и лукавый от душевной порочности, и ни одной Твоей, Христе, заповеди не сохранивший?
Что скажу я в свою защиту, что отвечу Тебе, с какою душою вынесу Твои обличения, о Боже мой, когда Ты обнажишь мои беззакония и злодеяния?
О бессмертный Царь! Не покажи их всем, так как я трепещу, помышляя о делах моей юности.
Говорить о них было бы ужасно и постыдно, так как если бы Ты пожелал открыть их пред всеми, то стыд мой будет хуже всякого мучения.
Ибо кто, увидя мое сладострастие и распутство, кто, увидя нечистые объятия и постыдные мои деяния, которыми я и ныне оскверняю себя, принимая их в уме, не ужаснется, весь не содрогнется и не воззовет, тотчас отвратив очи
И говоря: смерть этому оскверненному!
Повели, Владыко, связать этого несчастного по рукам и ногам и вскоре же ввергнуть во мрачный огонь, чтобы не смотреть на него нам, верным рабам Твоим.
Ибо поистине достойно, Владыко, поистине праведно, так все они скажут, и Ты Сам сотворишь это, и я, распутный и блудный, буду ввержен в огонь.
Но Ты, пришедший спасти блудников и блудниц, не посрами меня, Христе, в День Судный, когда Ты поставишь овец Твоих одесную Себя, а меня и козлищ ошуюю Себя.
Но свет Твой пречистый, свет лица Твоего да покроет дела мои и наготу души моей и да облечет меня в светлую одежду, чтобы я со дерзновением
непостыдно сопричтен был к десным овцам и с ними славил Тебя во веки веков. Аминь.