Обложка рамиль гарифуллин

Вид материалаДокументы

Содержание


Это ваша психологическая защита иронизацией?
На приёме у психолога рамиля гарифуллина режиссёр-постановщик карен шахназаров
Есть какие-то темы, которые вас больше всего тревожат?
А слух такой, что территория Мосфильма – это золотая земля нашей столицы, на которую покушаются.
А как вы боретесь с этими слухами?
Вас уважают на Мосфильме, как человека, который мудро разрешает свои и не свои конфликты?
И каков ваш любимый приём в разрешении конфликта?
А может быть, вы уже давно и не художник?
Я так и предполагал.
В «Американской дочке» где вы там?
У вас когда-то была психотравма, вызванная вашей разлукой с дочерью?
Когда вы в «Американской дочке» выразились с помощью творчества, то вам легче стало?
Ну, вы же снимали фильм на основании своего внутреннего психического конфликта и он трансформировался в фильм? Не так ли?
Ну, психоаналитикам наверное можно рассказывать.
Вы голос отца слышите до сих пор?
Есть ли у вас в душе нечто, что может претендовать на сенсацию?
Я с вами пообщался и у меня сложилось впечатление, что вы человек, который не впускает других в свою душу. Защищается. А почему
И при этом вы оголяете свою душу через кинематограф.
И нам надо присматриваться к вашему кино, чтобы узреть именно вашу душу?
На приёме у психолога рамиля гарифуллина художественный руководитель театра «ленком» марк захаров
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   37

- Ты прав. У тебя точка зрения на меня понятная и правильная, но другое дело, что у меня от этого радости никакой.

- Получается, что вы сами себя в тупик загнали.

- Ну, естественно сам.

- Благодаря этому иногда бывают и опустошения?

- Конечно. Потому, что вроде бы, я иногда думаю, что я не трус, а потом когда задумываешься серьёзно и глобально, то это трусость. Этот метод существования - трусость! Можно себе придумать, что я ироничен, что мудрее…

- Это ваша психологическая защита иронизацией?

- Да. Это трусость.


На протяжении всей беседы я боролся с собой. С одной стороны, мне хотелось окунуться в ироничные реплики моего собеседника, но с другой, я с нежеланием пытался их ограничивать, боясь, что за ними не увидеть саму личность моего собеседника. И всё-таки, не всегда в жизни моего собеседника ирония и самоирония были защитной реакцией и трусостью. В них я почувствовал заботу и жалость к людям. Кроме того, мой собеседник чем-то притягивал к себе на протяжении всей беседы. Ведь истина всегда притягивает.


НА ПРИЁМЕ У ПСИХОЛОГА РАМИЛЯ ГАРИФУЛЛИНА РЕЖИССЁР-ПОСТАНОВЩИК КАРЕН ШАХНАЗАРОВ


- Хочется о чём-то выговориться? Чем наполнены?

- Нет. Я ничего такого… (смеётся). Сложно. Да много каких-то тем.

(Мой собеседник на протяжении всей беседы будет с некоей защитной осторожностью вести беседу, как бы выискивая во мне некий подвох. Насколько мне удастся снять этот неадекватный психологический перенос на меня, читайте ниже ).

- Есть какие-то темы, которые вас больше всего тревожат?

- Мне сложно это.

- Хорошо. Вас не выводят из психического равновесия слухи, которые ходят о судьбе Мосфильма.

(Задал этот вопрос в связи с тем, что ранее мне приходилось консультировать известных персон, в связи с неврозами, вызванными неадекватными слухами, запускаемыми СМИ.)

- Смотря, какие слухи. Слухов всегда ходило много о судьбе Мосфильма. Говорить, что есть какие-то слухи, которые могут меня задеть, я не могу. Я ничего такого не знаю.

- А слух такой, что территория Мосфильма – это золотая земля нашей столицы, на которую покушаются.

(Мой собеседник тяжело вздохнул).

- Действительно территория стала такой. Учитывая, что в Москве дефицит свободных площадей. Сказать, что есть давление, которое меня повергает в ужас и трепет, я не могу.

- Как ваш сон?

- Я не мучаюсь. Я нормально сплю. Я вырос в этом мире кино. Тут не успеваешь пройти коридор, как возникает масса слухов. Я привык к этому.

- А как вы боретесь с этими слухами?

- С ними вообще не надо борюсь. Просто я слушаю себя самого. И нормально к этому отношусь. На меня как-то это не действует. Я знаю, что и про меня много слухов сплетен ходит. Ну, что делать? Я нахожусь на таком месте. В этом нет не позы, не снобизма. Я так отношусь и не знаю почему. Кто-то нервничает, а я как-то спокойно отношусь.

(Далее я попытался понять имеет ли место у моего собеседника творческий кризис, вызванный долговременным пребыванием моего собеседника в прагматичной роли менеджера).

- Вы соединяете в себе крупного менеджера и художника. Возможно ли это?

- Вот так удаётся. Наверное, у меня есть способности к этому. Я не могу сказать, что на меня всё это упало с неба. Как-то вот так всё сложилось. Когда я стал директором. Я думаю, что в сфере, в которой я занимаюсь, режиссёр обязан иметь качества менеджера.

- И всё-таки, творческий кризис у вас сейчас есть или нет?

- Про это никогда не знаешь. Тогда я мог бы его избежать. Дело не в том, что он не может, а дело в том, что он не знает, что он не может и он делает совсем не так. И никто этого не знает.

(Защита интеллектуализацией).

- Межличностные взаимодействия могут опустошать истинного художника и тогда уже не до творчества?

- Когда кино снимаешь, тоже вступаешь в конфликты. Ты же не писатель и не сидишь просто в кабинете, а работаешь с людьми. Бывают очень жёсткие конфликты. Это нормально.

- Вас уважают на Мосфильме, как человека, который мудро разрешает свои и не свои конфликты?

(Смеётся).

- Бывает, наверное, принимаю неверные решения. Приходится конфликты переживать.

- И часто?

- Часто. Моя профессия такая. Делать кино это постоянно ощущать конфликт.

- И каков ваш любимый приём в разрешении конфликта?

- У меня нет любимых приёмов. Это зависит от конфликта. От его существа. Надо понять разрешима ли конфликтная ситуация. Если она разрешима, то её надо пытаться разрешить. Только тогда ты думаешь как конфликт разрешить. Находятся какие-то компромиссы. Тогда всё разрешается. Но если конфликт изначально не разрешим, то его не надо разрешать, а надо просто разрубить и всё. Надо решительно поставить точки.

- Я рад за вас, вы - личность без каких либо психологических проблем!

(Смеётся).

- Я бы не сказал, что у меня нет психологических проблем. Я человек, который пытается решать их.

- А может быть, вы уже давно и не художник?

- Это вопрос, который не мне судить. В моём понимании слово художник очень весомое. Я не употребляю это слово в отношении себя.

- Я так и предполагал.

- Что предполагали?

- Предполагал вашу скромную самооценку себя как составителя или скриптора, но не автора. Автором может быть сценарист или композитор. А где сам режиссёр-то?

(Конечно, я не прав, но я задаю этот вопрос, чтобы спровоцировать собеседника на то, чтобы в дальнейшем хоть как-то раскрыть личность моего собеседника через анализ его творчества).

- Я бы не сказал, что режиссёр – составитель. Это человек, который создаёт некое произведение. Он не составляет, а создаёт. Он создатель

- Тогда не могли бы вы посвятить меня, где в ваших лентах именно вы, как личность со своими душевными переживаниями?

- Это в любой картине. В любой картине ты выражаешь свои взгляды. Картина более близкая в этом плане - «Американская дочка».

- В «Американской дочке» где вы там?

- Я не где там. (Психологическая защита отрицанием. Тяжело вздыхает).Это мотив, который изначально был в моей жизни. Это история возникла из моей личной жизни.

- У вас когда-то была психотравма, вызванная вашей разлукой с дочерью?

- Называть это психотравмой, я бы не хотел. Травмы… Это не то слово. У меня была действительно история взаимоотношений с женой и с дочкой, которые уехали. И это в какой-то степени было толчком к созданию фильма «Американская дочка». Хотя нельзя сказать, что это про меня картина.

- Когда вы в «Американской дочке» выразились с помощью творчества, то вам легче стало?

(Долгая пауза).

- Легче стало?

(Пауза).

- Нет. Это неправильный вопрос. Во всяком случае не ко мне. Я не пытаюсь найти облегчения в жизни (И всё-таки мой собеседник до сих пор чувствует с моей стороны некий подвох, что, дескать, я хочу его уличить в паразитировании).

- Ну, вы же снимали фильм на основании своего внутреннего психического конфликта и он трансформировался в фильм? Не так ли?

- Вы пытаетесь найти какие-то… Это не ко мне… Я ничего не сублимирую. Я не пытаюсь облегчить себе жизнь. Я пользуюсь данными своей биографии для того, чтобы в какой-то степени создавать картину. Но это не значит, что я это делаю для того, чтобы что-то сублимировать, чтобы облегчить себе существование.

- Вы просто пока не осознаёте истинные истоки своих фильмов…

- Может я не осознал, но могу вас уверить у меня таких мотивов нету. Может быть, когда-нибудь я и осознаю (смеётся) и скажу вам, что вы правильно тогда мне сказали. Я просто не принадлежу к таким людям. Ну, был факт в биографии моей.

- То есть после съёмок вам легче не стало?

- Да мне… Я не могу сказать, что мне было тяжело. (Психологическая защита отрицанием). Вы думаете, что люди должны что-то делать, чтобы им легче становилось.

- Часто люди творят и облегчают своё душевное состояние. Истинное творчество всегда лечит.

- Абсолютно не правильно. Если они хотят, чтобы им легче стало, то вообще не надо ничего делать. Если ты хочешь что-то делать, то ты должен понимать, что тебе будет тяжело. Но смысл человеческого существования не в том, чтобы облегчаться. Я не для этого что-то делаю. То есть не для того, чтобы себе что-то облегчить. Чтобы облегчить, то лучше вообще ничего не делать. (Практика показывает, что бездеятельность приводит к депрессии и пустоте). Когда ты делаешь кино, ты себе только усложняешь жизнь.

- Ещё в каких ваших лентах можно узреть вас?

- В «Курьере» было много из моей жизни. Он вышел из той жизни, которую я знал хорошо. Я и сам такой был. В принципе во всех картинах можно найти то, что было близко к тебе.

(К сожалению, мне не удалось почувствовать личность моего собеседника на основании его интерпретаций своих фильмов. Попробую проанализировать ночные фильмы моего собеседника - сновидения).

- Какие у вас бывают сновидения?

- Нет. Это слишком личное дело. Я сновидения свои не рассказываю. И никому не советую. Не надо их рассказывать.

- Ну, психоаналитикам наверное можно рассказывать.

- Вообще никому, не надо рассказывать. Каждый по ним должен решать сам.

- А фантазии есть…

- Ну, бывают. Всё вам расскажи. То сновидения, то фантазии.

- Ваша интонация не предполагает завышенной самооценки, мании величия, какой-то больной пафосности. Всё это заслуга кого?

- Наверное, родителей. Воспитали таким.

- Вы голос отца слышите до сих пор?

- Голос отца… Я не могу так сказать, что я голос отца слышу. Он присутствует в моей памяти и я его достаточно часто вспоминаю. Он говорил о том, что человек должен помнить, что он не один, что вокруг него люди и нужно соизмерять свои желания и насколько они не вредят и не мешают другим людям.

- И сколько вам было лет, когда вы осознали эту глубокую мысль?

- Я был совсем молодым. Я в школе учился, мне было 14-15 лет. Отец мой был известным политиком и политологом. Он был советником Горбачёва.

( Мне так и не удалось вывести моего собеседника в режим свободного ассоциирования, то есть разговорить. Он не увлекался тем, что начинал говорить и быстро останавливался в ожидании следующего вопроса. Почувствовав свою «капитуляцию» я перешёл в режим блиц-опроса).

- Вас не угнетает современная вакханалия и извращение сути кино?

- Надо быть к этому толерантным. И красок и кистей много. Но это не значит, что все стали художниками. Да можно снимать кино и с мобильного телефона.

- Есть ли у вас в душе нечто, что может претендовать на сенсацию?

- Нет. Это надо такое сделать. Жениться на Алле Пугачёвой, что ли? (Смеётся).

- Деньги занимают в вашей жизни какое место?

- Нормальное. Они для меня не являются чем-то таким, что чрезмерно меня угнетают. Ты не должен быть рабом денег.

- Я с вами пообщался и у меня сложилось впечатление, что вы человек, который не впускает других в свою душу. Защищается. А почему не впускаете?

- Ну, я не думаю, что это нужно И вам не советую не впускать.

- Я по долгу профессии должен входить.

- Но вы сами других наверное тоже не впускаете. Правильно.

- И при этом вы оголяете свою душу через кинематограф.

- Это другое дело. Моя профессия именно в этом и состоит.

- То есть вам хватает того, что люди входят в меня через плоды моего творчества?

- Да мне хватает.

- И нам надо присматриваться к вашему кино, чтобы узреть именно вашу душу?

- В этом вы абсолютно правы. Абсолютно (Тревога и подозрения ушли и я увидел довольное лицо моего собеседника).


На первый взгляд, может показаться, что мне не удалось глубоко раскрыть личность моего собеседника. Но, с другой стороны, мой собеседник был искренен в своих защитах и сопротивлениях, психологическая мозайка которых, достаточно хорошо раскрыла некоторые грани личности моего собеседника. И эта искренность, пожалуй, лучше той, которую я слышу от своих известных собеседников, часто «искренно» отвечающих и подыгрывающих мне в моих вопросах и выводах.


НА ПРИЁМЕ У ПСИХОЛОГА РАМИЛЯ ГАРИФУЛЛИНА ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ТЕАТРА «ЛЕНКОМ» МАРК ЗАХАРОВ


(На лице моего пациента некая усталость и подавленность, хотя день только начинается).


- Я чувствую, что вы наполнены неким беспокойством…

- Меня очень пугают экономические закручивания гаек, которые сейчас происходят в отношении театров вообще. Появляется законодательство, связанное с тендерами, с конкурсами. Если следовать этим законодательствам полностью, то это тупик для театра. Это меня беспокоит (Глубоко вздыхает). Беспокоят долгие аншлаги. (Психоанализ показал наличие у моего пациента напряжения, вызванного конфликтом двух чувств – радости от аншлага и негативного чувства, вызванного тем, что ничего по сути нового не делается, чтобы этот аншлаг был). Я здесь 35 лет работаю. Я понимаю, что солнце должно взорваться и на земле жизнь кончится. Нет ничего вечного. Иногда излишне зацикливаюсь, спрашивая себя: «а сколько ещё осталось». Я сейчас ищу хороший проект после своих неудач с современной литературой.

- У вас имеет место невроз от успеха?

- Вы правы. В режиссуре это выражается в виде боязни второго спектакля. Если первый получился очень успешным. Это из той же группы проблем.

(Анализ показал, что беспокойства и переживания моего пациента всё-таки не связаны с внешними факторами. Часто мои пациенты уверены, что причина во вне. Но, как говорится «от себя не убежишь» и проблема не в том, что происходит во вне, а в том, как мы к этому относимся. Поэтому попытаемся разобраться во внутреннем мире моего пациента).

- Может быть, вы до сих пор находитесь в плену своих прошлых переживаний, вызванных утратой некоторых своих актёров? Смерть Александра Абдулова. Это ведь сродни со смертью сына? Не так ли?

(Вздохнул. Пауза.)

- Не знаю. Можно ли так сравнивать. Это какая-то тяжёлая утрата. Она связана с тем, что я вывел этого мальчика на сцену и я его уносил со сцены под аплодисменты.

(Анализ показал, что мой пациент так и не определился с тем, кем в конце-концов был для него актёр Абдулов. Не в этой ли неопределённости одна из причин переживаний моего пациента?)

- Вы его родили…

- Я никогда не переоцениваю, что я его родил. Он был достаточно способный, гибкий человек. Я просто помог ему материализоваться в кинематографе и на сцене. Я даже не представлял, что он так любим народом.

(Часто мои пациенты страдают из-за того, что недоговорили или не завершили что-то в прошлом, и, это завершение приходится реализовывать и проигрывать, но уже с моей помощью).

- Что вы ему недоговорили?

(Пауза. Тяжёлый вздох).

- Может быть я должен был сказать ему. Ну, я не уверен… (Длительная пауза). Саша… не надо браться за этот сложный фильм. Там было всё завязано на нём. Вплоть до «заворачивания лампочки». Он очень себя расходовал. Это было недопустимо по отношению к его организму. Он, конечно, злоупотреблял…. (пауза)… съёмками. Надо было сказать ему об этом честно. Я не считал, возможным вот так глубоко вклиниваться в его жизнь. Я осторожно ему говорил. Но решительного разговора не было.

- И всё-таки кем он был для вас? Нужно определиться!

- Он называл меня отцом. Я не считал его сыном. Он был сыном России, сыном своих родителей, сыном искусства (Мой пациент с неким облегчением вздохнул).

- По-видимому, значительные психические переживания у вас были связаны и с Николаем Караченцовым?

- Да. Он был мне дорог. В определённый период он многое значил. Он повернул историю театра. Начались аншлаги. Аншлаги продолжаются по сегодняшний день. (Опять вздохнул и огорчился по поводу аншлагов).

- Он выздоравливает потихонечку?

(Тяжёлый вздох. Долгая пауза).

- Всё стабильно. Стоит на одном месте.

( Далее, видя значительное сопротивление моего пациента по данному вопросу, я решил не настаивать на раскрытии темы, связанной со значительными личностными и психическими нарушениями у бывшего актёра Николая Караченцова).

- С кем ещё из прошлого у вас есть незавершённые диалоги?

- Я человек греховный. Я должен был проститься. Это мой христианский долг. Я его не сумел выполнить. Такие ощущения. Они меня гнетут и вгоняют в какую-то депрессию, которая в последние годы меня всё чаще посещает. Я всё интенсивнее с ней борюсь

В прошлом, у меня уже была сильная депрессия, доходящая до каких-то крайних форм. Вплоть до того, что меня психиатр спрашивал, дескать, нет ли у меня суицидных мечтаний. Я говорил нет. Но на самом деле какая-то мысль ко мне залетала, что может вообще закончить.

(Анализ показал, что мой пациент не страдает суицидоманией, а это было лишь фрагментарное желание выключиться из мира на некоторое время, но такое, чтобы позднее в него вновь возвратиться. Это бывает у моих пациентов в силу значительных психологических нагрузок и страданий).

Я понимаю, что это признак не силы, а слабости. В это время мне снились сны, которые граничили с явью. Это не приятно.

- Давайте попробуем проанализировать некоторые ваши сновидения. Расскажите какой-нибудь из них.

- Иногда снится, что говоришь артистам как и что делать, а они почему-то постепенно перестают тебя слушать. У них начинаются посторонние разговоры. Кто-то начинает вышивать, кто-то вообще уходит с репетиции. (Психоанализ показал, что это сон о жалости моего пациента к актёрам, о переживаниях по поводу того, что он пытался быть жёстче по отношению к ним).

Я иногда во сне забираюсь на высокую башню и в момент перед прыжком, я всё-таки ещё раз внимательно думаю, что это сон или не сон. Но когда я убеждаюсь, что это сон, я всё-таки прыгаю и лечу. (Психоанализ показал, что это сон о романтической натуре, осторожности, способности часто подстраховываться, о хронической нерешительности моего пациента наяву). Летел я иногда достаточно далеко, иногда меня прижимало к земле достаточно быстро.

Мне иногда снится, что у меня финансовые проблемы очень плохие и я не могу помочь своим родителям, которые жили очень плохо, в нищете. Я во сне чувствую, что теперь могу им помочь, но начинаю подсчитывать, но мне опять их не хватает. (Это сон о переживаниях, вызванных прошлыми финансовыми долгами).

- Депрессия – это всегда некое внутреннее одиночество. Как у вас складываются отношения с дочерью?

- Ничего.

- Кто она для вас? Подружка?

- Нет, не подружка всё-таки. Она внимательная. Она заботливая. Я у неё какой-то такой сын, которому надо отдавать полезные для его здоровья команды.

- Вы поменялись ролями?

- Она постепенно отвоёвывает какие-то позиции. Что-то я ей сам отдаю. Ей уже за сорок лет. Пусть командует. В своей жизни у неё есть проблемы, которых я боюсь касаться. Она мне дала как-то знать, что мне не надо лезть туда. В эту сферу.

(А теперь я попытаюсь подойти к проблеме моего пациента через анализ его творчества).

- Вы являетесь автором сценария кинофильма «Обыкновенное чудо». Фильм, по сути, о страхе любви. Мужчины часто боятся любви. Они боятся потерять голову и превратиться в медведя. Не могли бы вы рассказать о своём страхе любви?

- Такая главная любовь у меня была с моей женой. Она привлекла меня как карикатуриста, когда делала стенгазету. Поэтому страха как такового… любви у меня не было. Когда впервые увидел Нину Лапшинову, я испытал то, что не испытывал раньше, какое-то странное чувство. Я понял, что это моя вторая половина.

- Мук не было, которые мешали учиться или работать?

- Нет. Это всё было. Но потом я настолько успокоился, что у меня всё как-то образовалось в жизни. Я часто впадал в пассивность. У Шварца есть очень мудрые слова, которые не доходили до меня раньше. Он сказал: «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить друг друга, понимая, что всему этому придёт конец». Люди, соединяющие свои судьбы, когда появляются дети, они должны понимать, что эта любовь должна кончиться, как и всё на свете.

- Я помню, это было сказано устами волшебника из «Обыкновенного чуда». Но мне всегда казалось, что тот волшебник - это вы? Не так ли? (Мой пациент оживился).

- Да вообще-то, да, но эту фразу я взял у Шварца.

- И всё-таки, как вы пришли к идее о красивом парне, который боится поцеловать девушку?

- Всё очень буднично. Как один поэт сказал, что если бы читатели узнали из какого сора произрастают стихи… Это муки творчества, муки любви. Ведь волшебник, как пигмалион создав принцессу, соединяя её с юношей-медведем, он полюбил её. Это был любовный треугольник. Ему было и радостно и досадно.