Культура в 50–80-е годы: «оттепель» и «заморозки» Хрущевская «оттепель» и вывихи «волюнтаризма»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
КУЛЬТУРА В 50–80-е ГОДЫ: «ОТТЕПЕЛЬ» И «ЗАМОРОЗКИ»


Хрущевская «оттепель» и вывихи «волюнтаризма»


После сталинско-ждановских «холодов», когда всякая живая мысль пряталась от «ледяного дыхания» власти, решения XX съезда были восприняты как освежающие и обнадеживающие перемены. 50–60-е годы поэтому получили название «оттепели». Были отменены некоторые ждановские постановления, выпущены из заключения и реабилитированы многие ученые и деятели культуры, опубликованы произведения, подвергавшиеся запрету (например, Есенина). Появилось немало хороших, человечных книг, фильмов и пьес.

Было опубликовано несколько очень острых произведений о сталинском периоде: «Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор» А. Солженицына, «Теркин на том свете» А. Твардовского, ряд воспоминаний. Однако власть по-прежнему считала сферу творчества и духовной жизни «идеологическим фронтом», а контроль за ними – своей важнейшей задачей. Если Ленин и Сталин называли литераторов «колесиками и винтиками» партийно-государственной машины, то Хрущев в одном из выступлений назвал их «автоматчиками» партии. Поэтому-то ЦК КПСС и сам экспансивный Хрущев-«волюнтарист» иногда по-отечески строго, но доброжелательно, а иной раз очень грубо, одергивали и критиковали тех, кто делал, по их мнению, не то, что нужно.

Наиболее известны случаи гонения на двух писателей: Б. Пастернака и В. Дудинцева.

Владимир Дудинцев подвергся публичному осуждению за роман «Не хлебом единым». В нем изображена травля талантливого изобретателя и немного приоткрыты тайны советской высшей бюрократии. После этой, по выражению писателя, «финской бани» его долго не публиковали и он крайне нуждался в средствах к существованию. Ещё более тяжелыми оказались последствия для известного поэта Б. Л. Пастернака, который в 1958 г. удостоился Нобелевской премии за опубликованный в Италии роман «Доктор Живаго». Это одно из самых сильных произведений о любви на фоне кровавой «человекоубоины» гражданской войны. Сам факт печатания за границей без ведома властей казался невероятным грехом. Писателя исключили из «Союза писателей», была развернута его травля. Высшие руководители изощрялись в обвинениях. Например, первый секретарь комсомола Семичастный говорил, что Пастернак «нагадил там, где ел, нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит». Недолго прожил нобелевский лауреат после этой встряски. Укоротили дни и Василию Гроссману за попытку напечатать в СССР выдающийся роман-эпопею «Жизнь и судьба». Еще бы! Он посмел поставить рядом гитлеровский и сталинский режимы.

Следует отметить успехи советской науки. Особенно крупных достижений добились в физике ученые Л. Д. Ландау, И. Е. Тамм, М. В. Келдыш, Н. Н. Боголюбов и др.). Можно отметить сдвиги в математике, геологии, археологии и др. Сильно подняли престиж страны успехи в космосе. Однако большинство научных достижений было связано прежде всего с военными задачами. В целом наша наука отставала и не могла не отставать от мировой. Лишь после смерти Хрущева были восстановлены в правах генетика и другие науки.

Определенные успехи были и в образовании, особенно количественные. Однако качество учебы оставляло желать лучшего, а в некоторых случаях стало и сознательно ухудшаться. Так, преподавателей школ все больше принуждали ставить незаслуженные тройки, чтобы не оставлять неспособных и нерадивых учеников на второй год. Впоследствии это привело к полному падению престижа образования.


неосталинизм развитого социализма


«Оттепель» не сразу сменилась «заморозками», но уже в первые годы брежневизма обстановка стала меняться. Новые руководители постепенно свели на нет критику «культа личности» Сталина. Сам он в официальных произведениях (например, фильмах) представлялся как выдающийся государственный и военный деятель, ошибки которого вполне можно простить. Возвращались даже к прежним званиям и названиям (например, вместо Первый секретарь ЦК КПСС Генеральный секретарь, как при Сталине). Все это вполне можно назвать неосталинизмом. Он проявлялся и в культе личности самого Брежнева. Однако интересно отметить, что если в годы сталинизма официальная культура еще могла рождать выдающиеся по силе и образам произведения, то официальная неосталинская культура объявившего себя «развитым» социализма оставляла впечатление полной серости, несмотря на мощную финансовую поддержку. Характерно, что неосталинизм коснулся и той части народа, которая тяготилась «отсутствием порядка» в стране и полагала, что при Сталине такой «порядок» был. Очень популярны были фотографии вождя на автомобилях.

Неосталинизм усиленно насаждался в литературе, искусстве и науке. Однако, несмотря на давление властей, а может быть, в известной мере благодаря им, наряду с официозной культурой появилась довольно мощная иная. Искусство не деградировало полностью, а напротив, даже родилось немало видных произведений. Часто под крылом всяких творческих союзов возникала действительно сильная культура. Правда, для «пробивания» таких произведений иногда уходила вся жизнь их творца. А тысячи и тысячи талантливых людей были напрочь отрезаны от издательств, журналов, студий и пр., поскольку там все нормировалось и ограничивалось, было повязано знакомством и блатом. Тем не менее тяга к правде оказалась настолько сильной, что кое-где пробивала «бетон» социализма и умудрялась зеленеть.

Среди писателей возникали целые направления (так называемые «деревенщики» и др.), которые ставили в своих произведениях глубокие нравственные вопросы, открывали читателям неизвестные им пласты истории, призывали беречь природу, варварски истребляемую. Среди наиболее известных писателей этого времени можно назвать В. Белова, В. Распутина, В. Астафьева, В. Быкова, Б. Васильева и др. Много сильных произведений появилось о войне. Немало достойных фильмов снималось в это время. Некоторые из них, как например, «У озера», поднимали волнующие общественные проблемы (в данном случае – загрязнение Байкала). Сильна была советская комедия. Особенно популярны стали фильмы Л. Гайдая («Операция «Ы», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука» и др.). 60–70-е годы дали очень сильную плеяду актеров, среди которых: Леонов, Ульянов, Высоцкий, Миронов, Папанов, тройка комиков (Вицин, Моргунов, Никулин) и многие другие.

Гораздо меньше успехов было в живописи. Соцреализм умирал, а новое искусство стало слишком формалистическим, чтобы волновать хотя бы широкие слои интеллигенции. Разумеется, развивалась и наука. Можно отметить ряд достижений в физике, химии, астрономии, математике, хирургии.

После «оттепели» возврат к официальному прославлению строя неизбежно вызывал различную оппозицию. Широко распространены стали «самиздат» и «тамиздат». Нередко писатели и деятели культуры становились жертвами судебных решений. Еще при Хрущеве был осужден за «тунеядство» будущий нобелевский лауреат поэт И. Бродский. В 1966 году вынесли приговор А. Синявскому и Ю. Даниэлю, что вызвало невиданное доселе дело: обращение с просьбой, подписанной 200 деятелями культуры, о пересмотре решения суда. В средствах информации широко «осуждались» Солженицын и Сахаров.

Очень распространенной формой протеста стала эмиграция, хотя она имела много причин. Уезжали писатели (В. Некрасов, В. Аксенов и др.), актеры (В. Крамаров и др.), музыканты и певцы (М. Ростропович, Г. Вишневская и др.), режиссеры (А. Тарковский, Ю. Любимов), художники (М. Шемякин) и т. п. Возникли мощная зарубежная литература и культура.

Таким образом, в культуре брежневского периода наблюдается весьма пестрая картина. Наряду с серой, официозной, существовала и талантливая, частично официально признаваемая, частично просто терпимая властью культура. А рядом с ними – полуподпольная (песни бардов, например Высоцкого) и вовсе подпольная, а также зарубежная. И эта пестрота стала основой, на которой забурлила гласность.


«Весна» гласности и последний взлет социалистической культуры


С апреля 1985 г. политика гласности в стране все больше набирала ход. Открывались все новые и новые темы, прежде являвшиеся «табу». Перемены в общественном сознании происходили очень быстро, поэтому особое развитие получила публицистика. В средствах массовой информации обсуждались вопросы истории, философии, экономики, права, литературы и т. д. Тиражи газет и журналов быстро росли, номера передавались из рук в руки.

На людей обрушился поток страшных разоблачительных сведений. Многим трудно это было выдержать, для иных такое обличение лишало смысла прожитую жизнь. Неудивительно, что везде шли ожесточеннейшие споры по самым разным проблемам. Чем глубже обсуждали вопросы истории, тем больше возникало неверия, недоумения, протеста. Особенно болезненной для старшего поколения оказалась тема Ленина, которого все привыкли считать непогрешимым. Естественно, что правоверные коммунисты не могли согласиться с такими коренными переменами в идеологии. Наиболее известным выступлением в защиту социализма сталинско-брежневского толка была статья в «Советской России» в марте 1988 г. Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». За ней стояла та номенклатура, которая стремилась затормозить гласность. Но попытка не удалась.

Собственно, в эпоху перестройки новых произведений было создано мало. В основном преобладали малые жанры (песни, стихи и пр.). Можно отметить несколько фильмов: «Покаяние» Г. Данелия, «Операция кооперация», «На Дерибасовской хорошая погода…» Л. Гайдая и др. Новые произведения в литературе были недостаточно художественны, но зато мощным потоком вып­леснулись книги, написанные давно (в стол): «Белые одежды» В. Дудинцева, «Дети Арбата» А. Рыбакова и многие другие. Изданы были и запрещенные раньше произведения: «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана и др. Активно переиздавалось и то, что увидело жизнь в годы «оттепели», но потом старательно замалчивалось: повести и рассказы А. Солженицына, В. Шаламова и др. Наконец-то наш читатель познакомился с произведениями, изданными за рубежом. Особенно активно печатали Солженицына («Архипелаг ГУЛАГ», «В круге первом», «Красное колесо» и др.), В. Войновича («Похождения солдата Чонкина»), В. Аксенова. Представлены были книги и таких эмигрантов, как Максимов, Владимов и т. д.

Таким образом, эпоха гласности стала как бы отрицанием прежней несвободы. Но в то же время она явилась и последним взлетом социалистической культуры. Причин тому много. Но одна из главных в том, что свобода слова лишала литературу и другое искусство той изюминки, которая заключалась в возможности обойти цензуру, эзоповым языком, намеком, полунамеком, между строк сказать читателю или зрителю возможную правду. Литература со времен Герцена оставалась у нас единственной общественной трибуной, с которой обращались к народу. Поэтому-то правомерно было утверждать, что «поэт в России – больше, чем поэт». Теперь же, когда все это можно было свободно сказать в газете или по телевидению, когда сбили охотку на правду, интерес к литературе, другим искусствам значительно угас. Особенно пострадала поэзия. Следует отметить также скорость перемен, которую трудно было осознать художественному мышлению. Для отражения эпохи нужно, чтобы завершились главные процессы. Пока же они осознавались, совершенно переменились экономические основы для творчества. Во-первых, свобода обернулась и другой стороной. Литературу и экран стали все сильнее заполнять грубость, секс, «чернуха» о доморощенной мафии, боевики плохого толка, детективы и т. п. Дешевые (и по цене, и по содержанию) иностранные книги и фильмы заполоняли страну. Высокохудожественные произведения все больше терялись в этой массе.