Алексеев кольцо принцессы

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   20

Даже в нос перестал говорить…

Коньяк принесли через три минуты.

Особист заховал стаканы с водкой в стол, достал чистые рюмки и налил обе до краев.

— За здоровье, — поднял тост. — У тебя как? Все при всем? Или жалобы есть?

— Все при всем, — Шабанов выпил.

— Тогда должен знать, где упал. Хотя бы примерно. Только отстань со своим хребтом.

— Не знаю…

— Пойми, Герман. Кольца от прибора маловато, нужны “черные ящики”. Запись показаний приборов, подтверждение твоим заключениям. Чтоб сделать выводы.

— Это я понимаю.

— Ты катапультировался, сел… Что дальше? Собрал парашют и пошел в Пикулино?

— Примерно так.

— Но ты же трезвый шел. И с головой у тебя все было в порядке, вот первоначальное заключение нашей санчасти. Должен запомнить дорогу, направление. Не мог не запомнить!

— Все было как во сне.

— Ладно. Давай рассуждать, — предложил Заховай и налил еще одну рюмку. — Ты приземлился на нашей территории. Если бы не на нашей, то через неделю уж никак бы не заявился. Тем более, пешком, верно?

— Верно.

— Идем дальше. После дозаправки в Алтупе топлива у тебя должно было хватить… — он снова подошел к карте, — максимум на две с половиной тысячи километров. Отбиваем северную границу дальности полета. Это примерно по линии Кежма — Витим — Тяня. Восточная: Тоора-Хем — Бородино — Тасеево. И западная: Борзя — Букачача — Чара. Выйти из этого квадрата ты не мог. При условии, если упал на территории России.

— Не мог…

— И пешком прийти за неделю никак не мог.

— Разумеется…

— Территории Китая и Монголии исключаются. Ты же не переходил границ?

— Вроде бы не переходил.

— Значит, катастрофа произошла на нашей территории. Так на чем же добирался?

— На летающей тарелке, больше не на чем.

— Шутки будут после того, как уедет комиссия, — предупредил Заховай. — Причем удовлетворенная уедет.

— Как иначе объяснить?

— Постарайся!

— Хорошо, на летающей тыкве. Спелой такой, желтой… Устраивает?

— Капитан, не надо ля-ля. Давай серьезно.

— Если серьезно — не знаю.

Особист спрятал коньяк в стол, едва скрывая отчаяние, несколько минут стоял у карты, но не смотрел в нее — думал.

— Судя по парашюту, ты завесился на деревьях, — вдруг сказал он. — Объясни, зачем тебе понадобилось снимать купол? Это же знак, по которому тебя довольно легко обнаружить. А ты снял… Зачем?

— Не знал, на чьей территории упал, — Шабанов понюхал пустую рюмку. — Действовал по инструкции.

— Добро… А за каким хреном тащил его на себе столько верст? Мог бы закопать, спрятать…

— Комары заели! Да и спать на земле холодно.

— Зачем ты взял его с собой, когда уходил из дома?

— По привычке, наверное…

— А почему подвесную систему отрезал только в своей квартире? Столько тащил лишний груз! Жалко было?

— В общем-то, да…

— Самолет не жалко, “Принцессы” не жалко — парашют пожалел?

— Выходит, так.

— Не так выходит, Шабанов! Все не так! Почему ликвидировал секретный прибор?

— Все по инструкции, — отпарировал он. — Предполагал, нахожусь на территории чужого государства.

— Была явная угроза?

— Гнались какие-то люди…

— Годится. Зачем портить парашют в своей квартире? — Заховай становился циничнее и все надежды на орден или медаль рушились.

— По пьянке. Видели на кухне бутылки?.. Ну и со злости.

— И это годится, — он открыл шабановскую планшетку, лежащую на столе. — Откуда у тебя такой документ?

Особист выложил удостоверение личности японского солдата.

— Нашел в землянке. От хозяина остался скелет, прикрытый тигровой шкурой. Еще винтовка и самурайский меч.

— Чем прикрытый?

Это был ляп — про шкуру…

— Ну, каким-то мехом, — поправился Герман. — Показалось, тигровым. Лет-то сколько прошло!

— Лет прошло много, — заключил мастер тайных дел. — А живые люди тебе встречались? Пройдено-то было много, и не совсем уж по пустынным местам.

Ответ ему был не важен, Заховай что-то задумал и теперь тщательно прокручивал в голове.

— Гнались какие-то люди в черной униформе, — не совсем убедительно ответил Шабанов. — Потом в камуфле…

— Я прослушал ваш радиообмен с капитаном Жуковым, — вдруг сказал Заховай. — Он выпускал тебя четвертого мая… Как обычно, болтовня в эфире!.. Но скажи мне, о каком звере ты говорил?

— О звере?..

— Да, собирался войти к нему в клетку, зная точно, что он там есть. Что все это значит?

— Ничего особенного, старая шутка, еще с кадетских времен.

— Странная шутка… Напоминает некий условный язык, иносказание.

— В общем-то, да, напоминает, — согласился Шабанов. — Одно дело входить в клетку медведя, когда знаешь, что его там нет, и другое — если точно известно, что зверь там.

— Вот что, капитан, — особист подсунул не законченный рапорт. — Подписывай и ложись на мою тревожную койку. Отдохнешь — продолжим. Ты и в самом деле устал.

Когда Заховай притворил за собой дверь, Герман с удовольствием взбил подушку, лег лицом к стенке, натянул на ноги край одеяла и мгновенно уснул.

В тот миг ему было все равно, что замыслил мастер тайных дел; он уже понимал, что предстоит пройти огромную дистанцию, и как опытный спринтер, берег силы…

Следующим в очереди стоял не командир полка, что было бы справедливо, а представитель Росвооружения. Вероятно, рынок имел свою собственную внутреннюю логику и иерархию, не связанную с чинами и званиями — спрашивал за погубленный товар тот, кто платил деньги. Полковник Ужнин в этой ситуации напоминал конюха, с чьей конюшни взяли коня для перевозки товара, а он опрокинул воз и все испортил. Из благополучного, бравого весельчака маркитант превратился в серо-синюю тень, словно его поймали за кражу с уличных лотков. Он не заключал непосредственных сделок, скорее, исполнял роль приказчика в хозяйской лавке, но им, в случае чего, больше всех и достается. Место у него считалось хлебным, сытным, и если офицеров посылали в Забайкальский округ, что расценивалось многими как ссылка, то этот поехал сам, по доброй воле, как братья-абхазы, и готов был стойко переносить все тяготы и невзгоды. Недавно он с трудом пережил суровый декабрь в Иркутске и гибель товара в упавшем на город “Антее”. Если там и была его вина, то весьма косвенная; тут же, чувствовалось, на него вешают всех собак, и если Заховаю для отмазки достаточно кольца “Принцессы” и более-менее вразумительного объяснения, где и почему упал самолет, то полковника Ужнина этим не успокоить.

Приказчику для оправдания перед хозяином требовалось показать товар лицом, а не его ярлыки, остатки и обломки.

Несмотря ни на что, маркитант умел держать удар, и как всякий бизнесмен, понимал степень рискованности торговых операций, поэтому не дергался, не горячился и не читал морали. Но вид его предательски выдавал внутреннее состояние. И чувствовалось, пока Шабанов спал, представитель Росвооружения получил от Заховая кое-какую информацию, перетолок, перетер некоторые вопросы, однако сразу же подчеркнул неприязненное отношение к особисту. В прошлом он служил в военной прокуратуре, был юристом по образованию и потому видел проблему с другой стороны.

— Убытки серьезные, — вполне спокойно сказал он. — Вместе с неустойкой по контракту, упущенной выгодой, поисковыми работами с использованием авиации и космоса, где-то порядка пятидесяти миллионов долларов. Хорошенькая сумма, верно? Вот бы нам с тобой поделить ее, и мы — состоятельные люди. Живи и в ус не дуй.

— Много, — отозвался Шабанов.

— Это кажется много! — отмахнулся маркитант. — Аппетит приходит во время еды… Но я не об убытках хотел сказать. Ситуация куда сложнее и опаснее. Для тебя.

— Мавр сделал свое дело. Кольцо у Заховая в сейфе. Все как учили. Меня крайним никак не поставить.

— Эх, святая простота!.. К колечку нужны “черные ящики”, а ты не можешь показать место, где упал. И как выбрался, тоже загадка, — он побродил по кабинету с не армейской кожаной мебелью. — Много загадок в твоей истории… Короче, Шабанов, особый отдел под тебя очень серьезно копает.

— Мое дело кучерское. Лошадь сломала ногу — пристрелил, чтоб не мучалась.

— Так-то оно так. Но я тебе скажу, как юрист: у Заховая есть все основания подозревать, что ты по предварительному сговору перегнал самолет в третье государство и передал его в руки вероятному противнику. То есть, налицо измена Родине.

— А колечко? — усмехнулся Шабанов. — И потом, я катапультировался. И даже принес парашют! Родной, на подвесной системе номер моего МИГаря.

Маркитант заглянул в бумажку на столе и тоже улыбнулся.

— Ты не катапультировался. Ты посадил машину на вражеском аэродроме, где тебя поджидали с крупной суммой в инвалюте. Вот смотри, выписка из твоей медицинской карточки. У тебя было три тренировочных катапультирования за службу. И во всех трех случаях из уха шла кровь, лопался сосуд, и дважды был ожог лодыжек второй степени. В течении двух недель находился под наблюдением врача. А согласно медзаключению, у тебя сейчас никаких следов.

Это как понимать?

Шабанов ругнул про себя доктора Ивана Ильича и развел руками.

— Адаптация организма, сосуды больше не лопаются. А ботинки я зашнуровал как полагается.

— Нет, брат, это не проходит! — погрозил тот пальцем. — К перегрузкам сосуды не адаптируются. Если уж раз лопнул, то будет лопаться до самой смерти. Где тонко, там и рвется, это любой участковый врач подтвердит.

— Есть следы на штанинах комбеза! Опалило взрывом заряда. А я его получал здесь новенький и ни разу не катапультировался.

— Следы? Вполне возможно, — согласился тут же бывший прокурорский работник. — В твоем комбезе может быть кто-то и катапультировался. Не исключено, что из твоего самолета, стоящего на полосе. Но только не ты. Враги наши — не дураки, алиби тебе готовили продуманно, толково.

— А кольцо? — Герман показал безымянный палец. — Представитель Главного Конструктора сразу же подтвердил его натуральную природу.

— Копия. Полный аналог. Время позволяло, а при нынешних компьютерных технологиях… Могли изготовить копию?

— Вполне, — согласился он, вспомнив высотный комбинезон Агнессы, в котором она явилась к нему в беседку. На нем были даже заштопанные пулевые пробоины на штанинах, и у ботинка отсутствовала подошва…

— А ты говоришь! — маркитант сел на пыхнувший кожаным духом диван. — Нет, на следствии ничего определенно не докажут. Но дело до суда доведут. И там оно благополучно развалится. Однако, прежде тебя будут мытарить года три в казематах. Представляешь, три года на нарах, и ни за что! Разумеется, потом ни службы тебе, ни авиации…

— Зачем это надо? И кому? — не сразу поинтересовался Шабанов.

— Вопрос поставлен правильно. Отвечаю: убытки большие, история связана с государственными тайнами. Нужно кого-то бросить под колеса состава, иначе без этого на тормозах не спустить.

— Все понял, товарищ майор!

— Ничего ты не понял, капитан, — вздохнул тот. — Я рассказал лишь схему, по которой под тебя будет копать особый отдел. И в частности, Заховай.

Это второе предостережение окончательно убедило Шабанова, что особист и маркитант действуют в одной упряжке. Наверняка они вместе разрабатывали план доставки секретного товара в Индию, и когда потерпели неудачу, встали спиной к спине, чтоб отбиваться от нападающих, чтоб самим не угодить под колеса.

Он открыл было рот, чтобы сказать, мол, а кому нужна эта вонючая, драная “Принцесса”, когда в мире есть такое, отчего глаза на лоб лезут!.. И снова прикусил язык, но маркитант заметил порыв, обронил буднично:

— Что-то хотел сказать?

— Невеселая перспектива, хотел сказать…

— Да уж!.. Надо подумать, с какого борта загребать, чтоб к берегу подчалить, — многозначительно проговорил он. — Или вспомнить, куда летел, кто посадил и в каком месте. Тебя же перехватили в воздухе? Над южным Китаем? И посадили на аэродром.

Он предлагал версию, подсказывал, что говорить Заховаю при следующей встрече, заманивал в какую-то странную игру. Шабанов промолчал, и маркитант вдохновился.

— Не исключено, что “Принцесса” работала с перебоями. Самопроизвольно включалась и выключалась. Твоя машина то появлялась на экранах, то исчезала. А ты полагал, что летишь на самолете-невидимке. Техника хорошая, но не доделанная, не совершенная еще. А эти два экземпляра, которые решили продать в Индию, вообще были с браком.

Потому и толкнули.

— Она на самом деле примитив и дерьмо, — подтвердил Герман.

— Вот, правильно!.. Китайцы подняли перехватчиков, обнаружили, дали предупредительный залп, обложили и повели на аэродром. По радио передали: катапультируешься — расстреляют в воздухе немедленно. Ты понял, что уничтожить “Принцессу” не успеешь, а в кабине самолета сделать это невозможно. И еще ты понял, что прибор неисправен, коль тебя засекли, да еще почему-то индикатор на нем все время помигивал, а то и вовсе гас. Так что китайцам достался не самолет-невидимка, а машина с дерьмом.

Если маркитант не был в сговоре с Заховаем и не выполнял его задания, то очень ловко валил вину сразу на двух противников — на Заховая, разработавшего маршрут движения и отвечающего за безопасность перегона техники, и на конструкторское бюро “Принцесс”, подсунувшее Росвооружению явную халтуру.

— Не годится, — подумав, заключил Шабанов.

— Почему?

— “Принцесса” была исправна, индикатор все время горел. И китайцы меня не садили. И вообще никто не засек. Я не нашел базу Гуйсан. Кончилось топливо, пришлось дернуть ручку…

— Район падения? Обломки? “Черные ящики”? — очередью выпалил маркитант.

— Лежат в районе хребта Дангралас.

— Нет такого хребта!

— А был, насколько помнится, — съязвил Шабанов.

— Последствия катапультирования на твоем теле? — пропустил мимо ушей остроты зажатого в угол виновника катастрофы.

— Зажили последствия.

— В таком случае, полежал бы еще месяц в лесу и тогда выходил. Можно и поверить, что зажили.

— Комары зажирают.

— Так и комиссии скажешь?

— Так и скажу.

Маркитант достал бутылку минералки, налил в два стакана — дорогого фирменного коньяка не предлагал…

— Заховай сделал у тебя обыск в квартире, — вдруг сообщил он. — И нашел в НАЗе и высотном комбинезоне много улик. Одну очень важную, по сути, безделушку, но улику неопровержимую. Отправил все на экспертизу.

— Интересно, что он мог там найти? — Шабанов пожал плечами, однако стал лихорадочно вспоминать, что могло остаться в его вещах от мира, который он утратил.

— Да много чего! Частицы грунта на обуви, пыльцу растений на одежде… Но особенно, кусок земляничного мыла.

— Это что, улика? И можно шить измену Родине?

— Но ты же сказал, людей близко не видел, в населенных пунктах не бывал. Тем более, в магазинах. А такое мыло в комплект НЗ пилота не входит.

— Где взял?

— Купил — украл. Хотел отдать — не могли догнать.

— Шустрить будешь на нарах, — он не мог скрыть глубокого презрения. — Не наживай врагов, Шабанов. Тебе сейчас лучше друзей искать.

— Тогда я пошел!

— Куда?

— Искать друзей!

— Решено ограничить свободу твоего передвижения, — глядя в сторону, заявил маркитант. — Сейчас придет офицер комендантской роты и отведет куда надо.

Таким образом, он показал, кто на самом деле тут владеет ситуацией и кто правит бал…

Представитель Главного Конструктора и НПО, где создавалась и производилась “Принцесса”, в прошлый раз выглядевший интеллигентным снобом, сейчас встретил Шабанова, как отца родного. Тотчас отправил сопровождающего офицера, закрыл форточку — единственный источник воздуха в маленькой комнатке с низким потолком, и включил чайник. По виду он был нормальным нищим ученым эпохи перестройки, чудом удержавшимся в системе военно-промышленного комплекса и теперь рьяно отрабатывавшим свой скудный хлеб. Посол Главного Конструктора был гражданским человеком и, верно, потому щепетильным, честолюбивым и вольным.

— Все, все, все знаю, — заговорил он. — О чем не знаю — догадываюсь. Они хотят свалить всю вину на наше НПО! Сами наворотили дел, сами подвергли риску весь проект, и теперь им нужен стрелочник.

Уверяю вас, господин Шабанов, установленная на вашей машине “Принцесса” находилась в полной исправности и на стенде не давала сбоев. Это весьма прочное, отработанное и совершенное изделие нашего предприятия! И мы из чувства достоинства и чести не могли отправить индийским друзьям неисправный прибор. Нам близка эта страна. Что имеем мы — должны иметь они! Да как можно для истинных братьев делать, пардон, грубую халтуру?!. Будь это другая страна — Откровенно скажу вам! — Югославия, Словакия, Беларусь, могли бы отправить продукцию с некоторыми мельчайшими отклонениями от нормы. Самыми незначительными! Например, по данным Мохова.

— Я не знаю его, — серьезно сказал Шабанов.

— Ну, разумеется! Это один из создателей “Принцессы”. Он разработал защиту самолета от попаданий ракет “воздух-воздух”. Если выпущенная ракета, не долетая до цели, уходит резко вверх на восемьсот метров и там взрывается — норма. Но если она летит к земле — отклонение. Да вы просто не представляете, Герман Петрович! В нашем изделии сосредоточено до пятидесяти открытий “ноу-хау”! Нам удалось перепрыгнуть через поколение подобных приборов в США! Я же говорил вам: “стелс” — это же чисто рекламный проект! Просто весь мир условился, что американская военная техника — самая лучшая, но случись война с НАТО, мы будем без всякого напряжения молотить их авиатехнику, даже стрелковым оружием. И они об этом — знают!.. А сейчас ответственные люди из особого отдела и Росвооружения пытаются убедить нас, что мы сделали халтуру. Некое сырое, нестабильное устройство, способное не защитить самолет, а погубить его. Потому вы для нас, господин Шабанов, самый главный эксперт в этой ситуации. Мы чувствуем, как некие силы намерены опорочить отечественные открытия в этой области и тем самым погубить целое направление в науке. Это же открытое, явное вредительство! Хотя подобное слово сегодня не в почете.

— Ваша “Принцесса” работала отлично, — похвалил Шабанов. — Без всяких сбоев.

— Да я в этом уверен! Если бы вы знали, как мы спасали эту благородную деву от черного глаза! — чувствовалось, что представитель Главного Конструктора давно возмущен положением дел. — Наше бюро заполонили иностранные разведки, проникли во все отделы и структуры, фиксировали каждый шаг, каждую новую разработку. И тогда наш Главный пошел на хитрость! Он создал сверхсекретный сектор якобы для разработки суперсовременных систем наведения, и туда сбежались все жиды. Все до одного! А он месяц их поманежил и сократил весь сектор. Всех выкинул на улицу! Тогда это поощрялось в ВПК. С чем боролись, на то и напоролись! Но какой поднялся шум! Нас чуть не закрыли!.. Но мы выстояли. И у нас до сих пор сохраняется государственная тайна… Сейчас Главный у нас — один из первых хакеров в России. Знаете, у нас сразу деньги появились. Иначе бы давно погибли. А мы “Принцессу” сделали! До ума довели! И сколько всяких наработок! Например, проект “Скиф”!..

Он осекся, поняв, что болтает лишнее..

— Нет, прибор ничего, — еще раз похвалил Шабанов. — Только вот запах…

— Да это ерунда! Главное, самолет становится невидимкой!

— Во всяком деле должна быть эстетика.

— Здесь вы не правы, товарищ Шабанов! Оружие должно быть грозным!

— Для врагов. А почему я должен сидеть в кабине, как в сортире? У нас всегда так: создадут что-нибудь приличное, и обязательно к этому — ложку дегтя.

— На это у вас существует кислородная маска!

— Все равно, ваше изделие — примитив, — заключил Герман. — Я носился с “Принцессой”, как с писаной торбой, думал — верх технической мысли. Оказывается, есть в мире вещи… Вы знаете, что такое — “курица”?

— Курица? Имеется в виду, птица?

— Нет, камень такой, с дыркой. Ну, помните, в детстве ходили по берегам и искали…

— Ах, камень с дыркой! Понимаю… И что же?

— Так вот, одна “курица” размером с ваш чайник вырабатывает около пятидесяти киловатт электроэнергии.

— Постойте, постойте, господин Шабанов… Каким же образом? Как может камень с дыркой вырабатывать энергию? Вы ничего не путаете?

— Но вырабатывает, я сам видел! К “курице” подключены провода, а сама она лежит на дне горной реки. Я тоже не поверил, перехватил кабель… Хотите, покажу вам нож? Лезвие десантного ножа выгорело на сантиметр.

Представитель Главного Конструктора засмеялся, снял чайник с плитки, поставил два граненых стакана и бросил чайные пакетики.

— Ну знаете!.. Если бы каждый камень с дыркой давал по полсотни киловатт! Зачем строить атомные станции?

— И я о том же. Наша цивилизация и вся наука идут по порочному пути. По пути самоуничтожения. — Шабанов придвинул к себе горячий стакан. — Благоустройство и удобство жизни требует бесконечных затрат: энергетических, финансовых, собственных физических сил… И жертв! Люди гибнут за металл. Да, вот так удобнее и приятнее, — он подергал нитку заварного пакета. — И в этом смысл жизни?

— Что-то я вас не совсем понимаю, — интеллигентно признался собеседник. — Вы очень странно выражаете свои мысли…

— Да я их вообще не умею выражать. Привык больше чувствовать.

— Должно быть, вы поэт по природе!

— Ничего подобного… Чтоб человечество не погибло, оно должно научиться не вырабатывать энергию, а снимать ее. Со всех вещей и предметов, которые ею насыщены. — Герман погрел руки о стакан. — Вот так, например, мы снимаем тепловую, верно?