Geum.ru

«Сила через страх»? Жупел «еврейской мести» в нацистской военной пропаганде Самсон Мадиевский

Вид материалаДокументы

Содержание


Любимое пугало Геббельса
Боевой антисемитизм
Страх как стимулятор
Бюргерская простота
Прозрение фюрера
Бегство в неведение
Подобный материал:
«Сила через страх»?

Жупел «еврейской мести» в нацистской военной пропаганде

Самсон Мадиевский


Пятидесятилетний Петер Лонгерих, профессор современной немецкой истории и руководитель исследовательского центра по Холокосту и истории ХХ века при Лондонском университете, – одна из самых заметных фигур среди ученых, исследующих нацистское прошлое Германии. Его перу принадлежат широко известные книги по истории штурмовых отрядов (СА), взаимоотношениям партийного и государственного аппарата в Третьем рейхе, преследованию и уничтожению евреев. Последняя работа Лонгериха «Мы ничего об этом не знали! Немцы и преследование евреев в 1933–1945 гг.» трактует среди прочего и сюжет, вынесенный в заголовок данной статьи.

Лонгерих – не первопроходец в изучении темы; ее уже затрагивали историки: француз Марлиз Штайнерт, израильтяне Отто Дов Кулка и Дэвид Банкир, англичанин Иэн Кершоу, американцы Даниэль Гольдхаген и Роберт Джелатели. Однако монография Лонгериха богаче фактологически, прослеживает явление в динамике, и потому целесообразно представить тему русскому читателю главным образом на ее материалах.


Любимое пугало Геббельса


Вторая мировая война изображалась нацистской пропагандой как схватка не на жизнь, а на смерть между немцами и евреями, которые стоят якобы во главе враждебной Германии «коалиции большевиков и плутократов». Соответственно уничтожение евреев подавалось как необходимая оборона против заклятого врага, вынашивающего дьявольские планы искоренения всего немецкого. Собственная преступная практика приписывалась другой стороне; жертвы агрессии изображались как злодеи, от которых необходимо и законно защищаться.

В статье Геббельса «Война и евреи» (еженедельник «Дас Райх» от 9 мая 1943 г.) говорилось: «Эта война – расовая война. Она исходит от евреев и по своему смыслу и плану имеет одну лишь цель – уничтожение, истребление нашего народа. Мы противостоим евреям как единственная преграда на их пути к мировому господству. Если державы оси проиграют борьбу, не будет более преграды, которая могла бы спасти Европу от большевистского потопа». (От ред. Сайта - эта статья немедленно была перепечатана во многих изданиях на оккупированной территории СССР)


В известной речи, произнесенной в берлинском Дворце спорта 18 февраля 1943 г. – сразу после объявления о катастрофе под Сталинградом – и названной «Хотите ли вы тотальной войны?», Геббельс стращал, что в случае военного поражения немцев ждет «еврейско-большевистское рабство», говорил о «еврейских ликвидационных командах» и т.д. и т.п.


Победа представлялась нацистской пропагандой как условие выживания нации. Чтобы достичь ее, следовало побудить немцев поставить себя всецело на службу тотальной войне, а для этого – внушить им, что все они соучастники геноцида, совершенного над евреями, и в случае поражения всех ждет неотвратимое возмездие. Убежденные в том, что люди будут лучше сражаться, если сочтут, что мосты за ними сожжены, столпы режима снова и снова заводили эту пластинку.


Геринг, например, в речи по случаю праздника урожая 5 октября 1942 г. (она транслировалась по радио и была воспроизведена в газетах) внушал: «Немецкий народ, ты должен знать, если война будет проиграна, ты будешь уничтожен. Еврей со своей неиссякающей ненавистью стоит за этими планами уничтожения… Кто еще не знает, что такое еврейская месть, тот испытает ее… И в этом отношении пусть никто не заблуждается и не думает, что сможет потом прийти и сказать: я всегда был хорошим демократом посреди этих подлых наци. Еврей ответит вам всем как следует, совершенно независимо от того, скажете ли вы, что почитаете или что ненавидите евреев… ибо его жажда мести относится к немецкому народу в целом. Все, что чисто в расовом отношении, что является германским, немецким, – все это он хочет уничтожить».


В другой речи, также передававшейся по радио (по случаю 10-й годовщины прихода нацистов к власти), Геринг развивал ту же мысль: «Итак, на сей раз речь идет о том, будет ли немецкий народ как таковой окончательно уничтожен, ибо адские замыслы уничтожения гнездятся в мозгах на другой стороне. И это, конечно же, еврей, который там заправляет. Нужно хотя бы однажды узнать еврея в его ветхозаветной ненависти, чтобы понять, что нам светит… что произойдет с вашими женами, дочерьми, невестами… как эта дьявольская ненависть, это зверство изольется на немецкий народ».


Боевой антисемитизм


Тезис, что в случае поражения Германии у немцев нет будущего, повторялся и в речах других нацистских главарей – например, Роберта Лея перед рабочими-оружейниками в июле 1942 г., Геббельса перед сотрудниками министерства пропаганды в январе 1943 г. («Мы можем и должны выиграть эту войну. Если мы ее проиграем, каждому из нас перережут глотку»), Гитлера от 9 ноября 1943 г. («Думайте все без исключения, мужчины и женщины, только о том, что в этой войне решается вопрос, быть или не быть нашему народу!»).


Один из самых активных глашатаев этого тезиса Роберт Лей писал в еженедельнике «Дер Ангриф» 14 января 1942 г.: «Если еврей победит, немецкий народ весь, целиком, будет уничтожен», а 12 марта 1944 г. заклинал: «Еврей должен умереть! Этим человечество будет освобождено от еврейского террора. Если же это не удастся, умрешь ты, немецкий народ… Помни это, немец: или он, еврей, или ты!»


Томас Манн в своих радиообращениях из Лондона к немецким слушателям неоднократно начиная еще с осени 1941 г. разоблачал этот расчет нацистского руководства – запугать немцев угрозой тотального уничтожения как неизбежного возмездия за геноцид, сковать их с собой цепью совместной ответственности и заставить, таким образом, драться до последнего.


Следует сказать, что нацистские главари, по-видимому, действительно считали, что на карту поставлено само физическое существование немецкого народа. Как свидетельствует запись в дневнике Геббельса от 21 февраля 1943 г., во время встречи с Гитлером они были едины в том, что «если случится такое несчастье, что мы проиграем войну, то мы будем… полностью уничтожены». Единство взглядов по этому вопросу выявилось и во время его беседы с Герингом 2 марта 1943 г.: «Герингу совершенно ясно, что будет угрожать нам, если мы в этой войне окажемся слабыми… Прежде всего в еврейском вопросе мы себя так поставили, что никаких путей отхода для нас нет». Геринг считал, что «это и хорошо. Движение и народ, которые сожгли за собой мосты, сражаются, как показывает опыт, куда безоговорочней, нежели те, кто сохранил возможность отступления».


Расчет поставить немцев перед альтернативой «победа или смерть» со всей очевидностью проявился в ходе пропагандистской кампании в связи со вскрытием массовых захоронений польских офицеров в Катыни (расстрелянных, как известно, НКВД по решению советского руководства еще в 1940 г.). После встречи с Гитлером 9 мая 1943 г. Геббельс записал в дневник: «Катынское дело чрезвычайно импонирует фюреру. Он и здесь снова распознал, какие огромные возможности заключены еще и сегодня в антибольшевистской пропаганде… Очень большое значение придает фюрер боевой антисемитской пропаганде. Он видит и здесь залог успеха в постоянном повторении. Он чрезвычайно доволен усилением нашей антисемитской пропаганды в прессе и по радио».


Страх как стимулятор


На совещании в министерстве пропаганды 10 мая 1943 г. Геббельс поучал своих сотрудников: «“Большевизм” и “борьба с еврейством” – это лучшие пропагандистские коньки в нашей конюшне… Если мы постоянно будем указывать на евреев и их происки, мы сможем достичь того, что все пожелают: “Ах, если бы и у нас стало, как в Германии, чтобы и мы освободились однажды от евреев”».


Указание было принято к неуклонному исполнению, и соответствующие слоганы повторялись в ходе кампании бесчисленное количество раз. Так, известный нацистский публицист Иоганн фон Леерс писал 17 мая 1943 г. в баденской партийной газете «Дер фюрер»: «Между нами и евреями речь идет о том, кто кого переживет. Если евреи победят, весь наш народ будет искрошен, как польские офицеры в лесах Катыни; если же мы хотим лишить евреев возможности после этой войны затеять еще одну и еще новые и новые войны и революции, из коих каждая направлена против нас и все имеют цель совершить над нами еврейскую месть, то мы не должны позволять еврейству существовать между нами». В «Вестдойче беобахтер» от 22 апреля 1943 г. тот же Леерс возглашал: большевизм – это «гигантское массовое ритуальное убийство неевреев евреями»; «ответственность за это преступление (Катынь. – С. М.) должно понести еврейство в целом».


Однако воздействие пропагандистской шумихи на население было неоднозначным, как отмечали в докладах наверх партийные и полицейские источники. Так, окружное руководство НСДАП в Нойштадте (Франкония) констатировало: «Использовать лишь страх как стимулятор воли к продолжению борьбы и к тому, чтобы выстоять, – это вещь весьма опасная. Может выявиться и противоположное воздействие, и у слабых душ, по нашей констатации, именно это и происходит». Испуганные пропагандистской истерией, проникшиеся страхом за себя и близких, многие немцы впадали в отчаяние или апатию, ощущали не единство судеб с режимом, а, наоборот, растущее отчуждение от него. Окружное партийное руководство в Вайсенбурге (Бавария) сообщало: «В широких слоях народа в пугающих масштабах распространяется взгляд, что совершенно все равно, попадет ли немецкий народ под власть англичан, американцев или даже большевиков, лишь бы эта ужасающая война наконец закончилась». И заключало: «Увы, евреи и связанная с ними опасность в народе больше не принимаются во внимание».


Усилия нацистской пропаганды, прилагавшиеся, чтобы убедить немцев: именно «мировое еврейство» является вдохновителем, инспиратором, скрепой антигитлеровской коалиции, – давали подчас неожиданные для инициаторов плоды. Если евреи столь могущественны, задавались вопросом некоторые, зачем нужно было сделать их нашими врагами?


Бюргерская простота


Другой тезис – о том, что именно евреи являются инспираторами массированных налетов союзнической авиации на Германию, – подчас тоже преломлялся в сознании бюргеров весьма своеобразно. В донесении из Бад-Брюккенау сообщалось, в частности, о высказывании некоего рабочего: «Нынешние террористические налеты являются лишь ответом на нашу акцию против евреев 1938 г. (имелась в виду т. н. «Хрустальная ночь» – всегерманский погром 10 ноября 1938 г. – С. М.).

Этой акцией Германия начала тогда террор, и нынешние воздушные налеты являются лишь местью американских и английских евреев».


Выбор союзной авиацией целей при воздушных налетах на Германию местами ставился в прямую связь с предшествующими гонениями на евреев. Так, СД из Кёльна сообщала о мнениях, что бомбардировка Кёльнского собора и других церквей – это «божья кара» за разрушение синагог в Германии. В Вюрцбурге, напротив, некоторые считали, что город до сих пор не подвергся бомбардировкам, потому что здесь не была разрушена ни одна синагога; теперь же, когда последний еврей покинул город, следует ждать налетов.


Приведенные данные показывают, что, хотя значительная часть немецкого населения, по-видимому, верила тезисам о «мировом могуществе евреев» и о «еврейской мести», грозящей Германии в случае поражения и уже проявившей себя в виде «большевистских зверств» на востоке и «воздушного терроризма» союзников, практические выводы она делала не всегда в соответствии с целями, которые ставила пропаганда. Многие, например, задавались вопросом: не лучше ли было бы не депортировать немецких евреев, а оставить их в рейхе, используя как заложников, живой щит против союзнических бомбардировок?


В этих высказываниях обращает на себя внимание, что «еврейская политика» властей осуждалась не по принципиальным нравственным, а лишь по прагматическим соображениям – как нерациональная, контрпродуктивная с точки зрения немецких интересов. Это обстоятельство подчеркивают такие исследователи, как Дэвид Банкир, Отто Дов Кулка и др. Петер Лонгерих, однако, полагает, что здесь не все просто и однозначно: поскольку критики указанной политики высказывали свои замечания «полупублично» (в компаниях, общественных местах и пр.), они, возможно, выбирали такую форму высказываний, чтобы не навлечь на себя смертельно опасное обвинение во враждебности режиму.


Вместе с тем – и тоже как реакция на пропаганду – в 1944 г. учащаются письма в партийные и правительственные инстанции (прежде всего в министерство пропаганды), авторы которых требуют «возмездия» по отношению к евреям за налеты союзнической авиации на Германию. Творческая фантазия их в изобретении таких мер поистине впечатляет. Так, в одном из писем предлагалось «свезти живущих в сфере влияния рейха евреев… в подверженные опасности воздушных налетов города» и там распределить по «малым гетто в жилых кварталах» так, чтобы при бомбежках они не имели права покидать эти гетто или укрываться в убежищах. В другом письме предлагалось в качестве возмездия за воздушные налеты «беспощадно расстрелять 10–20–30 тысяч евреев». Автор третьего призывал «воплотить в действительность внутреннее повеление каждого из членов немецкой народной общности: отомстить евреям, потребовать возмездия по принципу – сто евреев за каждую жертву». Наконец, еще в одном говорилось: «Число находящихся под немецким контролем евреев может все еще (!) составлять несколько миллионов. При продолжении воздушного террора нам следует угрожать еврейству полной ликвидацией его соплеменников».


Последнее высказывание, кстати, свидетельствует о том, что авторы писем оставались еще в неведении, насколько далеко продвинулся к тому времени процесс геноцида.


Прозрение фюрера


В 1944 г. ввиду все более угрожающего положения, поражений на всех фронтах, усилившихся воздушных налетов ответственные за пропаганду уже не решались реактивировать в полном объеме прежний лейтмотив борьбы немецкого народа не на жизнь, а на смерть с «мировым еврейством», опасаясь, как отмечалось, вместо мобилизации сил получить обратный психологический эффект. Хотя данная тема время от времени всплывала, и министерство пропаганды в указаниях редакциям подчеркивало «выдающееся значение… антиеврейской работы», говорить о «еврейской мести» более не рекомендовалось. «При выставлении на передний план прежних или нынешних планов мщения со стороны еврейства, – разъяснялось министерством, – в мировоззренчески нестойких кругах может возникнуть впечатление, что мы эту «месть» накликали на себя, как это утверждает враг, жестоким обращением с евреями. Ведь известно, что месть предполагает предшествующую несправедливость. Поэтому будем говорить лишь о еврейской войне на уничтожение, снова и снова указывая на то, что еврейство всегда было нападающей стороной и что мы сами с нашими мероприятиями находимся в состоянии жизненно необходимой обороны».


Во время встречи Геббельса с Гитлером 26 апреля 1944 г. первый не без удивления обнаружил, что фюрер явно отходит от лежавшего много лет в основе немецкой пропаганды тезиса о «еврейском большевизме» и «мировом еврейском заговоре» как скрепе вражеского лагеря. В дневнике Геббельс отметил: сейчас фюрер считает, «что Сталин отнюдь не в той мере пользуется симпатией международного еврейства, как это принято считать. И он также в некоторых отношениях достаточно строго действует против евреев».


Это, конечно, противоречило предшествующим трактовкам. Теперь антибольшевистская и антиеврейская пропаганда велись, как правило, уже раздельно. Если еще 12 мая 1944 г. «Фёлькише беобахтер», видимо, по инерции оповестила немцев, что «центр мирового еврейства» переместился из США в Москву, то в последующие месяцы немецкая пресса чаще занимала читателя обсуждением «большевистских планов мирового господства», не указывая при этом, как раньше, на «ключевую роль евреев» в коммунистическом движении.


Центр тяжести в антисоветской пропаганде был перенесен, по указанию Геббельса, на «зверства большевиков» в занятых Красной армией странах Восточной Европы, а затем и на германских территориях. Большевизм все чаще преподносился как «азиатский» феномен, подобный нашествию гуннов, аваров или монголов. Тезис о «вторжении Внутренней Азии» проходил, в частности, красной нитью в призыве Гитлера по радио от 24 февраля 1945 г. в связи с очередной годовщиной основания партии.


Бегство в неведение


Однако «еврейская тема» и теперь всплывала подчас неожиданным и неприятным для нацистских пропагандистов образом. Так, в связи с шумихой в прессе вокруг событий в восточнопрусской деревне Немерсдорф, где красноармейцы якобы совершили убийства, штутгартское отделение СД в ноябре 1944 г. сообщало: публикации такого рода во многих случаях вызывают противоположную реакцию. Руководство, отмечалось во всех слоях населения, «должно понять, что каждый мыслящий человек… сразу же думает о зверствах, которые мы творили во вражеских странах и даже в самой Германии. Разве не вырезали мы евреев тысячами? Разве не рассказывают постоянно солдаты, как евреи в Польше должны были сами рыть себе могилы? А что мы сделали с евреями, которые находились в концлагерях в Эльзасе? А ведь евреи тоже люди. Всем этим мы показали врагам, что они в случае их победы могут сделать с нами».


Западные державы выступали теперь в нацистской пропаганде в первую голову не как связанные с СССР «всемирным еврейским заговором» равные партнеры, а как подручные, «прислужники Советов», «пролагатели путей для большевизма», «орудия Москвы». Однако «порабощение» Англии и особенно США евреями оставалось одной из констант нацистской пропаганды – таким путем объяснялась «иррациональная», якобы противоречащая национальным интересам политика их правительств. По-прежнему рисовалась страшная картина угрожающей миру «еврейской диктатуры», хотя и менее плакатно, чем раньше.


Теперь главными задачами пропаганды стали поиск и выпячивание противоречий во вражеском лагере; пугало грядущего советского господства над всей Европой казалось для этого более подходящим, нежели тезис о «мировом еврейском заговоре». Хотя в дневниковых записях Геббельса за последние месяцы войны представление о евреях как «связующем элементе» вражеской коалиции фигурирует по-прежнему, там же звучит и сожаление в связи с невозможностью в полной мере использовать этот тезис в немецкой пропаганде, ибо одну из последних своих фантомных надежд Гитлер связывал с идеей сепаратного мира со Сталиным.


Что касается немецкого населения, то оно по мере приближения конца Третьего рейха все более явно отгораживалось от того, что вбивала в головы пропаганда, – от тезиса о неизбежной коллективной ответственности за совершенные преступления. В надежде, что «простые», «рядовые» немцы не будут призваны к ответу за злодеяния режима, который они в большинстве своем по разным причинам и в разной степени поддерживали, они все более демонстративно «бегут в неведение». «Кажется, – завершает свое исследование Лонгерих, – что ставшая после войны стереотипом пустая фраза, что, дескать, «об этом» ничего не было известно, коренится именно в этой позиции, сформировавшейся во второй половине войны».

Журнал «Новое время» №45  12 ноября 2006

mes.ru/artical.asp?n=3157&art_id=8179