Geum.ru

Ошибка доктора флека

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
ОШИБКА ДОКТОРА ФЛЕКА Рассказ


Вместо предисловия:


В этом рассказе прослеживается история врача, нацистского преступника, который в годы войны проводил медицинские эксперименты над малолетними узниками одного из концлагерей на советских оккупированных территориях.

Скрываясь от справедливого возмездия, он прячется в начале в Аргентине , а затем и в США. Фемида долго была благосклонна к нацисту, и только спустя , почти полвека, он был опознан на туристском лайнере, совершавшим круиз по Нилу. Бывший малолетний узник того концентрационного лагеря опознал убийцу в белом халате по татуировке на руке и впоследствии передал его в руки Интерпола.


Воздух источал осеннюю прохладу. Желтые кленовые листья кружились и плавно ложились в подернутую утренней росой траву. Доктор Стивенс, высокий и сухощавый восьмидесятилетний старик, каждое утро спускался к пруду, где в зеленой тине плавали красивые желтые лилии. Он любил сидеть здесь на лавочке и от нечего делать бросать в воду камешки. Мистер Стивенс прожил большую и сложную жизнь. Куда только не кидала его судьба. Сразу же после второй мировой войны доктор уехал в Южную Америку практиковать медицину в столице Аргентины— Буэнос-Айресе. Удивительно, но испанский язык дался новому обитателю страны сравнительно легко, уже через два года молодой и преуспевающий терапевт открыл свою семейную практику. Так он и прожил там около двадцати счастливых лет жизни рядом со своей спутницей красавицей Габриэлой. Супруга доктора умерла еще в Буэнос-Айресе. Тихо и незаметно. Еще с вечера она веселилась, а утром доктор нашел ее обездвиженное тело... Врачи обнаружили обширный инсульт. Южно-американская страна очень нравилась доктору, и кто знает, как сложилась бы его жизнь дальше, не приведи ему встретиться в столичном оперном театре с одним человеком, который напомнил ему о страшном времени второй мировой войны. Там в испано-язычной стране доктор жил под ставшей уже привычной фамилией Сэмюэльса. Сюда, в пригород калифорнийского Лос-Анжелеса , он прибыл , имея на руках паспорт на имя Густава Стивенса. Так, под новым именем, поселился здесь в живописном местечке , присмотрев себе небольшую виллу с примыкающей к ней гостевым домиком.

До недавнего времени доктор делил свой досуг с сыном Клаусом, архитектором по профессии. Это благодаря его стараниям усадьба приняла жилой вид, а высаженный сад и выкопанный пруд создали на этом месте оазис. Два года назад Клауса не стало. Сгорел он очень быстро. Вскрытие показало, что смерть наступила от острого лейкоза. Теперь мистер Стивенс жил на вилле в окружении своего верного помощника по хозяйству и садовника мистера Маклейна и его сестры Джейн , которая готовила и занималась другими домашними хлопотами. Помощники жили в отдельном помещении и не особенно докучали хозяину, который любил одиночество. Доктор много читал, а по вечерам любил смотреть телевизор. Друзей у него почти не было. Крайне редко приходил сосед-пенсионер, бывший стоматолог Браун, перекинуться в карты и попить пивка. Иногда звонили по старой памяти бывшие пациенты. Внуки, а их было двое, осели в Европе и не особо баловали деда письмами, предпочитая больше звонки по мобильному телефону.

Эту удобную трубку старик всегда носил с собой. Вот и сейчас у него завибрировал нагрудный карман. Доктор поднес к уху трубку. Тревожный и взволнованный голос садовника произнес:

— Хозяин! Вами интересуются инспектора дорожной полиции. Говорят, что ночью в соседнем квартале была совершена автомобильная авария, и они опрашивают очевидцев.

— Сейчас буду.

Владелец виллы поправил на шее платок и застегнул ворот куртки. Неторопливой походкой он направился к воротам. Его руки немного дрожали, походка была слегка скованной. Нет, волноваться, вроде бы причин особых не было. Просто врачи совсем недавно установили у бывшего коллеги болезнь Паркинсона и стали пичкать его всякими противными пилюлями, от которых тот был не в восторге.

У ворот дома доктора поджидали двое молодых копов с железными жетонами на груди.

—Мистер Стивенс, - обратился к старику инспектор в офицерских погонах.

—Разрешите представиться, лейтенант Сондерс, а это мой коллега старший сержант Райли.

— Вы ничего не слышали о ночном происшествии?

Доктор в ответ только покачал головой.

— Ну и прекрасно ,- заключил офицер, - сейчас Вы проедете с нами, и мы составим протокол дознания. Это просто формальность.

Сержант Райли открыл заднюю дверь автомобиля, приглашая старика в салон.

Доктор не успел еще, как следует разместиться на кожаном сиденье, как фраза, брошенная лейтенатом, остро резанула слух:

—Мистер Стивенс! Вам не кажется, что фамилия Флек вам больше к лицу. Гауптманн Маркус Флек. Можно Вас теперь так называть?

Чего-чего, а внезапной встречи с правосудием старый доктор никак не ожидал. Конечно, в голове он часто проигрывал подобную встречу, но всегда старался отбросить в сторону эти мысли. Ведь прошло уже почти пятьдесят лет, как окончилась та война. Нервный спазм сдавил горло и не давал возможности выдавить из себя ни одного слова. Старик безумно глядел на лейтенанта и хлопал глазами. Его сердце готово было выскочить наружу, по лбу потек холодный пот. В считанные секунды мозг старика стал отматывать назад черно-белую катушку памяти, возвращая бывшего офицера вермахта в то далекое тревожное и страшное прошлое.


*************************************************


Белоснежный океанский красавец-лайнер «Адмирал Нельсон» совершал двухнедельный круиз по Нилу. Петр Ильич Малышев, художник из подмосковного Подольска, стоял у парапета верхней палубы и кормил прожорливых морских чаек. Они кружили буквально в нескольких сантиметрах, схватывая на лету хлебное крошево. Петру Ильичу просто повезло с этой интересной поездкой. Он уже давно не был в активном отпуске. В дом творчества художников, правда, выезжал, но такой царский подарок он получил впервые. Его вызвали в Союз художников СССР и предложили посмотреть мир.

Кто же откажется от такого? Петр Ильич даже захватил в поездку походный мольберт и несколько холстов, вдруг удастся создать несколько интересных сюжетов?

У художника Малышева за плечами была сложная жизнь. За свои пятьдесят шесть лет он многое повидал. И плохое, и хорошее. Хорошего, конечно, больше. Петр Ильич не любил вспоминать детство. Все , что было после тринадцати лет, ассоциировалось у тогдашнего мальчишки с раем. И, хотя послевоенное подмосковное детство не было сытым и особенно счастливым, все же выглядело раем по сравнению с войной. На правом предплечье Петр Ильич носил особую памятку. Воспоминание о концентрационном лагере «Грюненхаузен», художника бросило в дрожь. Он поднял ворот своей куртки и закурил. Память невольно возвратила малолетнего узника в то далекое и тревожное детство.

…Десятилетнего Петю привезли в лагерь осенью сорок третьего года из Украины. Маму его так и не довезли, она умерла от тифа по дороге в железнодорожной теплушке.

В детском бараке было их, детей, примерно человек триста. Их барак был экспериментальным. Доктор Гесс и его коллега доктор Флек опробовали на детях всякого вида инфекции. Им вводили в вену зараженные препараты, а потом проводили курс лечения, наблюдая за динамикой болезни. Пете очень хорошо запомнился доктор Флек. Это был высокий мужчина тридцати лет, с улыбчивым интеллигентным лицом. Ему очень шли крупные очки в роговой оправе. Знакомство с этим немцем произошло при следующих обстоятельствах. Накануне санитар, кажется, его звали Хельмут, совершил над новеньким страшную экзекуцию, выжег каленым железом номера на руках. Так уж получилось, что Пете достался дьявольский номер —666.

Доктор Флек, когда увидел на предплечье мальчика это сатанинское число, ехидно ухмыльнулся:

—Видишь, мальчик, сам Сатана выбрал тебя, а посему быть тебе сыном дьявола.

Как удалось Пете выжить в этом аду, знает только Бог. Мальчик очень хорошо запомнил солнечный апрельскийдень сорок пятого года, когда в лагерь с грохотом ворвались американские союзники и вынесли из детского барака три десятка дистрофиков. В их числе был и двенадцатилетний Петька. Больше двухсот пятидесяти детишек так и не дожили до этого светлого дня.

…Стал накрапывать мелкий дождик и Петр Ильич поспешил к трапу. В каюту идти не хотелось. Художник вычитал объявление в холле, что на борту работает сауна с бассейном.

—Неплохо бы поглядеть, как здесь выглядит купальня?.

Петр Ильич вспомнил, что нужно взять из каюты полотенце, халат и банные принадлежности, и направился к портье за ключом.

В просторном бассейне почти не было народа. В голубой морской воде барахтались лишь двое мужчин. Один поджарый старичок молодецки махал ногами, разбрасывая вокруг брызги, а за ним еле поспевал молодой человек в резиновой шапочке.

Вот старик подплыл к никелированному трапу и поднялся на ковровую дорожку. Петр Ильич, стоя в раздумье, искал глазами свободный шкафчик. Неожиданно их взгляды встретились. Малышев случайно перекинул взгляд на плечо и... обомлел от неожиданности. На левом плече старика отчетливо виднелась татуировка, на которой был изображен глобус, обхваченный со всех сторон щупальцами осьминога. Маленький Петр очень хорошо запомнил ту картинку. Малышев отвел взгляд в сторону, и стараясь скрыть волнение, уселся в кресло. То, что он ее когда-то видел, не вызывало у художника и тени сомнения, но у кого и при каких обстоятельствах...Старик, тем не менее, расположился в шезлонге неподалеку и задумчиво молчал. Петр Ильич лихорадочно перебирал в памяти, где же он мог видеть эту картинку. Параллельно в голове у художника возникла и сцена выжигания дьявольского клейма.

Вспомнил, кажется, вспомнил! Сердце Малышева застрекотало как пулемет. Конечно же, это тот самый доктор Флек!.. Бывший малолетний узник вспомнил жаркий август сорок четвертого года , несколько бочек с теплой водой, пару кусков хозяйственного мыла, порезанных на малые брусочки и веселое действо, нечто подобное бане, когда ребятишки, намылившись, поливались из шаек водичкой и не столько омывали свои грязные и зудящие от чесотки тела, сколько пытались выдуть из грязных ладошек мыльные пузыри.

Доктор Флек стоял тогда поодаль в узких трусиках и играл с помощником коменданта в волейбол. Потом он подошел к плескавшимся у бочек пацанам , и спросил их, какова водичка? Дальше один из мальчишек отважился спросить у него:

—Дяденька доктор, а что это у Вас за картинка на руке?

Эскулап потрепал мальца по макушке , и многозначительно произнес:

—Uns gehört die Welt!

Уже много позже, как это выпало у Пети из памяти, он узнал значение этой высокопарной фразы — "Нам принадлежит весь мир"…

Петр Ильич незаметно снял с руки часы и ловким движением отправил их в карман, потом развернулся и направился к шезлонгу старика. Их глаза снова встретились.

—Простите, сэр,— обратился к нему художник.

— Вы не подскажете, который сейчас час?

Ничего не подозревающий дед полез в карман халата.

— Четверть шестого. Бассейн сегодня открыт до восьми.

Лицо старика светилось доброжелательностью. Чуть скосив взгляд, Малышеву удалось- таки разглядеть текст подписи. Так и есть. Все сходится. И глобус с осьминогом тоже. Теперь бы срисовать самого паразита. Петр Ильич вспомнил, что у него были некоторые опыты графических набросков людей по памяти. Он иногда рисовал по заказу дружеские шаржи и дарил их на праздниках и именинных вечеринках. Поблагодарив старика, Малышев решил убраться из бассейна. На то было несколько причин. Во - первых, художник сильно переволновался. Во- вторых , немецкий прихвостень мог обратить внимание на эти злосчастные три шестерки, если бы тот разделся. Кто знает, может быть у старика цепкая память? И в - третьих, Петр боялся, что своим поведением просто насторожит бывшего доктора. Слава Богу, что тот ничего не заметил. Теперь нужно быстрее бежать в каюту и по памяти зафиксировать его портрет. А дальше... Дальше он предъявит картинку капитану корабля и попытается, не вызвав подозрений, узнать домашний адрес нацистского преступника.

От волнения лоб художника покрылся испариной. Петр Ильич обтер лицо носовым платком и зашагал к каюте…


*************************************************


Старый морской волк капитан лайнера Гарольд Малиндер сидел в своей каюте и пил чай. Видимо, он был еще сильно горячим и мастер мешал серебряной ложечкой в стакане, чтобы вода быстрее остыла. В дверь постучали. В проеме капитан увидел немолодого, лет за пятьдесят, человека, который на плохом английском языке попытался изложить свою просьбу. Суть ее сводилась к следующему: гость капитана, представившись художником, показал портрет одного пассажира. Повертев картинку в руках, капитан неуверенно промямлил:

—Туристами у нас ведает пассажирский помощник.

Он снял телефонную трубку местной связи и скомандовал:

— Крэнстон! Зайдите ко мне. И захватите с собой картотеку. Меня интересуют пассажиры преклонного возраста, начиная от восьмидесяти лет, может быть чуть моложе.

Через несколько минут в каюту ввалился краснощекий Крэнстон . Серые мешки под глазами выдавали усталость. В руках он держал тонкую пачку пассажирских карточек.

—Меня интересует вот этот человек.

Малышев слегка дрожащими пальцами, протянул помощнику нарисованный портрет.

— Давайте сверим.

Помощник стал перелистывать карточки. Его взгляд остановился на одной из них.

—А, вот и он!

Крэнстон протянул искомую карточку Малышеву. Там красовалась паспортная фотография доктора Флека, правда в карте была обозначена совсем другая фамилия. Петра Ильича удивило и то, что адрес был указан североамериканский.

—Вот обрадую старика, когда он получит по почте письмо с этой картинкой. Прямо, сюрприз ему сделаю.

Глаза художника светились неподдельной радостью. Дабы не вызвать подозрения у капитана и его помощника, Петр Ильич вынул из полиэтиленового пакета русский сувенир-матрешку и пол-литровую бутылку юбилейной водки.

— Это вам презент из России.

Малышев благодарно пожал морскому начальству руку и на прощание попросил:

—О моем сюрпризе деду не стоит распространяться. Иначе будет потеряна изюминка. И еще. К концу нашей поездки, господа, я приготовлю вам такие же подарки, вручу ваши цветные портреты.

Художник вышел из главной каюты корабля, а капитан с помощником все еще недоуменно разглядывали подарки. В какой-то момент поведение этого русского показалось им несколько странным, но потом мнение о пассажире сгладилось.

И, выражая общее мнение, сослуживцы сошлись на главном: загадочна и таинственна русская душа.


*************************************************


Инспектор Интерпола Юджин Сондерс , разбирая на столе свежую почту, наткнулся на интересное сообщение, которое он ждал уже несколько недель. Отпечатки пальцев личного состава комендатуры того концентрационного лагеря, где находился в неволе малолетний русский узник, по счастью не затерялись. Были там и отпечатки гауптманна медицинской службы Маркуса Иоганна Флека. К сообщению из германского архива была приложена и маленькая фотография молодого капитана. Русский художник в своем заявлении просил обратить внимание на татуировку доктора с готической подписью. Где гарантии, что подобные сюжеты не были выколоты на плечах других нацистов. Сондерс отчетливо понимал, что такое закон толпы. Происходит цепная реакция. Сегодня наколку сделал старший офицер, завтра ее перенял подчиненный , а через несколько дней этот незатейливый рисунок мог оказаться на плече любого солдата вермахта. Раньше в Аргентине разыскиваемый нацист проживал под другой фамилией, теперь, прячась как заяц , умудрился сделать себе новые документы. Нужно запросить полицейский департамент Лос-Анжелеса и сделать сравнительные характеристики фотоснимков того времени и тех фотографий, что имеются в картотеке. Если экспертиза покажет идентичность фотоснимков, тогда и косвенные улики сработают на успех. Хотя, чему радоваться? После окончания второй мировой войны прошло уже сорок пять лет. И для нацистских преступников нет срока давности. А что в этом случае? Старику уже восемьдесят, наверняка имеет проблемы со здоровьем. Пока будет идти следствие, и собираться доказательная база, может пройти и два, и три года. Лейтенант хорошо знал американскую бюрократию. И что мы получим в итоге? Наверняка Фемида сжалится над стариком и осудит его на пяток лет лагерей, впрочем, если даже дадут и пожизненное заключение, тоже не велико наказание. Арестант в таком почтенном возрасте может в любую минуту выкинуть фортель, сыграв в деревянный ящик. Эх, раньше надо было чесаться…

Юджин Сондерс служил в североамериканском департаменте Интерпола уже пять лет. Работу свою он считал интересной. Сколько раз его переманивали в криминальную полицию с повышением по службе, но он непременно отказывался. Здесь его работа была сопряжена с большим риском и почти ежедневной динамичной драматургией тех или иных криминальных сюжетов. За истекшие пять лет лейтенант побывал на трех континентах. А это всегда новые впечатления, знакомства с интересными людьми, особенно девушками. Полисмен слыл закоренелым холостяком. В свои двадцать девять лет он менял партнерш как перчатки, мало задумываясь над тем , как в сущности коротка жизнь. Лейтенанту казалось, что все у него еще впереди и главный праздник, когда - нибудь, состоится..

…В кабинет тихой походкой вошел младший инспектор Стив Райли и вытянулся перед шефом в ожидании указаний:

—Ты вот что, орел! Поезжай к экспертам, пусть они сделают сравнительную характеристику пальчиков этого старого эскулапа, да проверят на идентичность фото- графии. Кто знает, может этот прохвост сделал себе пластическую операцию ? Давай, приятель, и побыстрей . Кажется , наступила пора познакомится с нашим новым «другом», ты не находишь, Стив?

Получив утвердительный кивок младшего инспектора, лейтенант Сондерс снова «закопался» в бумаги…


*************************************************


—Мистер Стивенс, вам плохо? - офицер держал наготове таблетку нитроглицерина и только что вытащенный из бардачка машины маленький пузырек с минеральной водой.

— Ничего, друг мой, просто я переволновался. Вы и впрямь можете называть меня мистером Флеком. Это действительно моя настоящая фамилия. Вы мне, наверное, не поверите, но сейчас я легче дышу. Почти пятьдесят лет я прятался от самого себя. Пытался начать новую жизнь, однако от судьбы не уйдешь.

Старый доктор Флек еще раз обтер вспотевшее лицо и продолжил свой нелегкий монолог:

— Смерти я не боюсь, ведь я у финишной прямой. Жена и сын моего позора уже не увидят. Да и вряд ли для правосудия теперь я буду очень интересен. Прошло столько лет и многие события уже вытерлись из памяти.

Доктор расстегнул верхнюю пуговицу куртки и неожиданно предложил офицеру:

—Сейчас я чувствую себя легко и свободно. Господин лейтенант, я прошу выполнить одну мою стариковскую просьбу.

— И какую же,- изумился Сондерс

— Очень простую. Давайте заедем в ближайший паб и выпьем вместе по глотку виски с содовой. Я угощаю. Может быть, это мое прощание с городом, со светской жизнью. Так как, уважите старика?

Младший инспектор Стив Райли сидел рядом с задержанным и наблюдал за ним. Тот и не походил вовсе на нацистского преступника. У старика на глазах выступили слезы. Доктор Флек стыдливо отвернул лицо. Он не хотел выглядеть беспомощным перед этими джентльменами. Наоборот , он крепился как мог, однако эмоции, простые человеческие эмоции взяли здесь верх. Старик обхватил голову руками и, уткнувшись сцепленными ладонями в переднее кресло, заплакал навзрыд. И это было не позерство, не игра на жалость. Скорее, это были слезы уставшего, побитого страхом и скитаниями человека, который пришел к раскаянию. А может быть, и нет. Лично у меня есть на этот счет сомнение, большое сомнение…


г. Санкт – Петербург , 1993 год.