Geum.ru

Вопрос летнего отдыха обычно начинает волновать меня где-то с весны

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

-- Нездоровой скромности, -- отрезала Света. -- Приезжай завтра ко мне. И не забудь прихватить оракул.

"Оракул" -- это такая книга. Мне ее подарили на день рождения. В ней напечатаны вопросы -- больше двухсот -- и много-много вариантов ответов. Ты кидаешь зернышко в магический круг и по тому, куда оно упало, выбираешь ответ. Оракул был хорош, но отличался весьма скептическим отношением к моей персоне. Первый вопрос, которым я прельстилась, был следующий: "На содержание себя какое отыскивать средство и каким образом доставать деньги?" Вопрос был весьма для меня актуален, а ответ... ответ прост. "Разве что -- воровством". Тогда я нашла другой вопрос: "От задуманной мною вещи получу ли я барыш", а задумала свой сизис, диссертацию то есть. "Хорош товар, да в убыток продашь", -- с удивительным знанием моих способностей ответила пророческая книга. "Получу ли я чины и награды?" -- настаивала я. "Ничего не получишь", -- без обиняков признался оракул.

Тогда я решила пойти другим путем. "Выйду ли я замуж?" -- поинтересовалась я. "В девках-то лучше," -- откровенно заявила книга. "Нравлюсь ли я мужчинам?" "Ведь ты не Аксинья Львовна, что забавна больно". Тоже мне, открыл Америку! Мудрая книга, но перед общением с нею надо пить валерьянку.

В результате я прожужжала уши про этот оракул всем своим знакомым, и они мечтали на нем погадать. Захватив его, а также фиолетовый купальник и скудный обед, я отправилась принимать у студентов экзамен, собираясь сразу после этого заехать к Свете. Что касается обеда, то в первый год работы я обедала в студенческом буфете. На второй год обнаружилось, что зарплата мне этого не позволяет, и я стала брать с собой бутерброды, а в буфете покупать только кофе. Сейчас, на третий год, моих финансов не хватало даже на кофе, поэтому я таскала на работу бутылочку из-под коньяка с питьем. Должна сказать, что студенты проявляли к вопросу моего питания живейший интерес. Обычно на перемене я уединялась в аудитории и принималась за еду, а каждые две минуты открывалась дверь, всовывалась бодрая физиономия, тут же вытягивалась от удивления, после чего исчезала с нечленораздельными извинениями. Уж не знаю, чем мои обеды так привлекают и удивляют студентов. Разве что бутылкой от коньяка.

Итак, я прибыла на экзамен. Один из первых пришел тянуть билет "мой кошмар". Перевернув вытянутый им листок, он четко и внятно прочитал: "Билет номер восемьдесят семь". Я остолбенело на него уставилась. Восемьдесят семь билетов! Да их и тридцати не наберется. Однако мое изумление не могло даже сравниться с изумлением "кошмара". Наконец-то он смотрел не на меня, а на билет, причем лицо его выражала потрясение и ужас. Казалось, он воззрился на собственный смертный приговор. "Так что?" -- не выдержала я. "Билет номер четырнадцать", -- упавшим голосом ответил он. Со всех сторон послышалось сдавленное хихиканье. Я сурово сдвинула брови, прикрывая рот рукой. Если меня насмешить, мне очень трудно сдержаться.

Впрочем, сюрпризы экзамена еще не кончились. Следующий сюрприз я, увы, преподнесла себе сама. Засунув руку в сумку, чтобы достать работу должника, умудрившегося до сих пор не получить зачета и терроризирующего меня при каждом моем появлении в институте, я наткнулась на что-то влажное и противное. Поколебавшись, я вытащила это наружу. Оно выглядело странно.

-- Это не я! -- мгновенно среагировал должник.

-- Что не вы?

-- Сделал... это.

-- Но почерк-то ваш? -- тоном успешно делающего карьеру инквизитора поинтересовалась я.

-- Да, -- заикаясь, ответил он. -- Но это не я!

Честно говоря, столь негативная реакция была не вполне понятна. Работа выглядела красочно, даже живописно. На белом листе -- синие строчки формул, густо разбавленные моими красными пометками, а сверху на все наслаиваются хаотично разбросанные желтые пятна разной цветовой интенсивности. Пятна красиво блестели, наводя на мысль о хорошего качества масляной краске. Незабываемое зрелище! Настолько впечатляющее, что окружающие стали деликатно заглядывать мне через плечо.

Страшное подозрение закралось в мою бедную голову. Я пошире открыла сумку, заглянула в нее -- и ахнула. Так и есть! Яйца, предназначенные на обед, я умудрилась сварить всмятку! Я лишилась обеда! Лишь тот, кто действительно любит поесть, в состоянии понять мою трагедию. Мрачно взирала я на гоголь-моголь в сумке. Нет, съесть мне это не удастся. В лучшем случае -- слегка очистить содержимое от проклятого желтка. Хорошо, что я недавно вынула из сумки часть барахла, все-таки теперь меньшее количество вещей придется оттирать. Не скрою, однажды я опрокинула в свою сумку стакан кофе, но результат был менее эффектен. Так, что это? Тетрадь с планами занятий. Я немного соскребла с нее яйцо. А, бог с ней! Ей уже ничто не повредит. А это? Боже, паспорт! Как он здесь оказался? Точно, я его брала с собой, когда покупала билеты на поезд. К счастью, паспорт пострадал в основном снаружи, а снаружи он в обложке. Ну, слегка слиплись страницы, и сбоку он кажется желтым. Так нечего смотреть на паспорт сбоку… Кошелек я отмою, это ерунда. "Оракул"! Да, "оракула" жалко. А впрочем, пусть у него теперь будет вид старинной, заслуженной книги. Еще фиолетовый купальник. Теперь, правда, фиолетовый с желтым. Смелое сочетание! Ладно, отстираю. Вот и весь ущерб. Не считая морального, разумеется, ибо половина студентов во время моего исследования не спускала с меня глаз. И еще физического -- мой желанный обед подло размазался по купальнику, бумагам и книгам.

К Свете я приехала голодная, как волк, и злая, как собака.

-- Ты что? -- удивилась Света. -- Вид у тебя какой-то всклоченный.

-- Еще бы! -- возмутилась я. -- Шла полчаса по этой дурацкой перекопанной дороге!

-- Зачем? До меня от метро пять минут.

-- Смотря от какого, -- слегка придя в себя, объяснила я. -- Выхожу я, понимаешь ли, из метро, иду себе, еще думаю -- надо же, ларьки у вас зачем-то переставили. Иду-иду, а дома твоего все нет, кругом незнакомая местность. Я уж решила, что у меня галлюцинация, но потом-таки до меня дошло.

-- Ты вышла на предыдущей остановке? -- сообразила Света.

-- Зачем на предыдущей? На следующей. Это, видимо, от недосыпу. Второй день рано встаю.

-- Ну, сегодня понятно -- экзамен. А вчера что? Это на тебя не похоже.

-- Да уж не по своей воле. Сплю я спокойненько, слышу -- телефонной звонок. Ладно, думаю, мама подойдет, ей сегодня на работу с утра, как раз, наверное, встала. А он все трезвонит. Я не выдержала, подошла, подняла трубку, а там гудки. Ладно, снова ложусь, только начинаю засыпать -- опять звонок. А я видела, что мамы дома уже нет. Подхожу у телефону, говорю "алле" -- а там бросают трубку. Ну, думаю, собаки! Хоть бы подряд два раза позвонили -- еще ладно. Так нет, дожидались, пока я засну! А потом час еще проворочалась, боялась третьего звонка.

-- Интересно, кто это был? -- заинтересовалась Света. -- Все твои знакомые знают, что тебя будить опасно.

Я засмеялась.

-- Все объяснилось просто. Пришла с работы мама, и я, кипя, стала ей живописать свои утренние страдания. Вот, говорю, какая-то собака дважды меня разбудила. Знала бы, кто, на куски б разорвала. Смотрю -- странное у нее выражение лица. Тут до меня и дошло. Представляешь, родная мать! А она решила проверить, как у них на работе работает автоответчик. Набрала номер, подождала -- не срабатывает. Она попила чаю и набрала еще раз, как вдруг слышит в автоответчике мой голос. Она по инерции набирала наш домашний номер! А услышав мой голос, испугалась и бросила трубку. Говорит, решила ни за что не признаваться. Но я ее разоблачила.

-- Но хоть не разорвала на куски?

-- Нет, конечно. Ради родной мамочки я готова даже пожертвовать сном.

-- Надеюсь, ты не обедала? -- спросила Света. -- Я специально для тебя зажарила курочку.

-- Благодетельница! -- задыхаясь от восторга, выдохнула я. -- Ты меня спасаешь!

Довольно долгое время мне было не до разговоров -- я вгрызалась в сочное, нежное мясо. До светской беседы я доросла лишь тогда, когда мы перешли к кофе с бутербродами. Бутерброды были со шпротами и с твердокопченой колбасой. А потом -- ликер, тот, который принес Сережа.

-- Покажи-ка свой купальник! -- потребовала Света.

Я сходила в прихожую за сумкой и вытащила на свет божий это выдающееся произведение портняжного искусства. Моя подруга оглядела его с недоумением.

-- Он, кажется, был другого цвета? Ты его сама красила, что ли? Что это?

Ее обличающий перст указывал на желтые пятна.

-- Мой обед, -- честно ответствовала я.

Света с изумлением перевела взор на кости от курицы. Я поспешила внести ясность:

-- Потенциальный. Два яйца всмятку.

Света сунула нос в мою сумку, вздохнула и молча пошла в ванную застирывать купальник. Я поплелась за ней.

-- Но я ведь не нарочно! -- оправдывалась я. -- Я хотела вкрутую. Только не люблю переваренные, вот и не додержала.

-- Я вот все думаю, -- трагическим тоном произнесла Света, -- как вы там без меня жить будете целую смену? В Южном лагере. Мне страшно вас отпускать. Пропадете ведь!

-- Пропасть не пропадем, но оголодаем точно. Помнишь, какие ты готовила нам там супы! А вермишель! Ох! Смотри, когда приедешь, чтобы мы тебя тут же не съели.

-- Кстати, о еде, -- оживилась Света. -- Как сдал экзамен твой кошмар?

Меня несколько озадачила подобная ассоциация, но тем не менее я живописала эпопею с билетом и для полноты картины добавила:

-- А потом три часа он сидел и сверлил меня взглядом. Ладно, вначале это можно было объяснить историей с яйцом, она не только его прельстила. Потом я решила, что он хочет идти ко мне отвечать, позвала его, но он отказался. Тогда я пересела на заднюю парту -- а он повернул шею и все равно смотрит. Так до конца и просидел.

-- Но экзамен-то сдал?

-- Если бы! В конце экзамена молча вернул билет и ушел. Вернее, он хотел сразу уйти, но я успела его перехватить и вырвать билет. Хватит, он у меня и так уже два раза похищал карточки с контрольной работы.

Света пожала плечами.

-- Ты к нему слишком строга. Бедный мальчик явно хотел признаться.

-- В том, что ничего не выучил, -- вставила я. -- И хватит о нем. Давай, пока сохнет купальник, займемся оракулом.

Усевшись прямо на ковер, мы стали листать пророческую книгу.

-- Глаза разбегаются! -- восторгалась Света. -- Какой бы выбрать вопрос? Ну, для начала -- "нравлюсь ли я мужчинам?"

"Не можешь не нравиться мужчинам, ты умеешь кокетничать в обращении с ними", -- честно ответил оракул.

-- Вот собака! -- возмутилась я. -- Мне б хоть раз такое сказал!

-- Хорошая книга. Что там дальше? Вот -- "достигну ли я до желаемого мною, кого люблю страстно?" Только вот не знаю, кого бы мне из них загадать? Ага, загадала!

"Достигнешь, да не впрок тебе будет".

-- Странный ответ... О, вот интересно! "Хранит ли мне верность мой возлюбленный в мое отсутствие?"

"Так же, как ты ему".

Света в гневе захлопнула книгу и вскочила.

-- Нет, быть того не может! Сплошное вранье! Я прекрасно знаю, что это неправда! Не может он мне все время изменять, он хороший. Спроси лучше что-нибудь ты.

-- А раз все знаешь, так нечего спрашивать. Вот, спрошу, "ехать ли мне в дорогу". Про Южный лагерь.

"В дороге тебя обкрадут", -- мрачно известил оракул.

Я всполошилась. До сих пор попадание в ответах было фактически стопроцентное. Неужели обкрадут? Надо мне быть повнимательней.

Света хмыкнула и задала следующий вопрос -- "выйдет ли замуж задуманная особа?"

-- Если обо мне, так я уже спрашивала, -- призналась я.

-- Ну и что! Так... "А надо ли ей это?" Ну, знаешь ли! Разумеется, надо. Я уже давно мечтаю тебе кого-нибудь подыскать. Одного даже почти нашла, так тебе подходил -- просто чудо! Вы словно созданы друг для друга.

-- И что?

-- Он меня бросил, -- развела руками Света. -- Во, смотри, что я спрошу! "Честного ли поведения задуманная мною особа?" Наконец-то все о тебе узнаю!

"Поведения скверного -- так же, как и ты", -- сурово отрезала книга.

Мы захохотали.

-- А я о себе и не спрашивала, -- даваясь от смеха, фыркнула Света. -- Побоялась! Так он взял и все равно сказал! Ну и ну!

Я выдвинула оригинальную идею.

-- По этому оракулу вполне можно снять телесериал. Представляешь: счастливая молодая пара с радостью ожидает прибавления семейства. И вот Антонио задает вопрос о будущем наследнике своих миллионов: "Точно ли означенному дитяти отец задуманная особа?" "Нет", -- отвечает оракул, и герой в гневе обвиняет в неверности свою прекрасную Марианну. Она, оскорбленная, тайком покидает богатый дом и устраивается работать официанткой в убогую харчевню. Новорожденного ребенка она, по обычаю положительных героинь, случайно забывает на незнакомой улице. А Антонио тем временем интересуется, честного ли поведения его лучший друг, и снова получает отрицательный ответ. Горько рыдая, он убивает коварного друга. Потом он спрашивает, чем ему добывать средства к существованию, и оракул вещает: "Разве что воровством". Ошеломленный герой скрепя сердце вынуждает себя взяться за столь противное его честной натуре ремесло и в результате оказывается в тюрьме. Но и там не расстается он с великой книгой. "Как я могу избавиться от своей печали?" -- беспокоится он. "Останься на месте", -- велит оракул, и Антонио наотрез отказывается выходить из заключения, передав дела по управлению своими миллионами младшему брату. И так далее. По серии на вопрос. Вопросов имеется двести шестьдесят, так что вполне... А в двести шестьдесят первой таинственный незнакомец в маске, уже сто серий находящийся в одной камере с героем и вместе со своим сыном, почему-то вызывающим в сердце Антонио сладкий трепет, занимающийся на нарах химическими опытами, случайно проливает на чудесный фолиант один из реактивов. Верхний слой краски смывается, обнажая истинный текст. И -- о ужас! -- герой обнаруживает, что отцом ребенка является он, друг был честен, а воровать нехорошо. Слезы раскаянья и горя бегут по его щекам, но тут незнакомец снимает маску -- и превращается в того самого друга, чудом выжившего после смертельной раны. Вместе они бросаются на поиски Марианны. Она стала самой богатой женщиной страны, ей принадлежит сеть фешенебельных ресторанов. Красивейшие мужчины добиваются ее внимания, однако ни одному из них не удалось развеять ее непреходящей печали. Антонио молит ее о прощении. Марианна ни на минуту не переставала его любить, но имеет ли она право на счастье, когда ее бедный ребенок, быть может, страдает от голода и холода? Он ведь был прикрыт всего одной батистовой пеленкой. "Вот такой? -- спрашивает друг, распахивая рубашку своего мнимого сына и демонстрируя хранящийся у того на сердце потрепанный лоскуток. -- Я нашел это милое дитя много лет назад посереди дороги". Наступает всеобщее счастье.

-- А кто подделал оракул? -- живо заинтересовалась Света.

-- Разумеется, коварный младший брат. Да, кстати, его убило молнией. Тебе не кажется, что на подобном сериале запросто можно обогатиться?

-- Если б ты реализовывала хотя бы десятую часть своих идей, -- задумчиво сообщила мне Света, -- ты б сейчас собиралась не в Южный лагерь, а на Канары.

-- Но я собираюсь в Южный лагерь, -- искренне вздохнула я.

Так что последнее, о чем я спросила, было связано именно с этой обетованной моей землей: "С удовольствием ли я проведу время там, куда ехать намерена?" "Если благоразумие твое при тебе будет", -- не без ехидства выдал оракул.

-- Как по-твоему, у меня есть благоразумие?

-- Даже слишком много! Езжай!

И я поехала.

Денег у меня было в обрез, едва-едва протянуть одну смену, а для следующей смены мама обещала прислать через Свету. Однако и имеющуюся мизерную сумму было бы обидно потерять, я же хоть и не считала оракул бесспорным источником информации, совсем ему не доверять не имела оснований. В результате часть денег я сунула на дно рюкзака, а часть во внутренний карман футболки, которую собиралась носить в поезде, не снимая. Заразилась моей манией и Настя, тоже, как никогда, взволнованная проблемой сохранения своего имущества. Таким образом, остальные аспекты поездки временно отодвинулись на второй план. Мы даже как-то забыли про наши верхние боковые полки.

На вокзал нас провожали мамы. Они с легкостью уговорили каких-то мужчин забросить на третьи полки наш багаж, и мы робко сели на нижние места. Вскоре появились наши соседи. Под Настей ехала женщина с малолетней дочкой, а подо мной -- женщина с сыном, далеко не малолетним, зато не имеющим билета. Ночевать он собирался в купе проводника (разумеется, дав тому некую мзду), но днем предпочитал находиться рядом с матерью. Перспективы показались нам с Настей весьма мрачными. Единственное утешение -- обезьяны ведь почти всю жизнь проводят на деревьях, и ничего. Раз мы произошли от обезьян, неужели не выдержим жалкую пару дней на верхних полках?

Я не успела додумать эту гениальную мысль -- меня отвлекли. "Екатерина Игоревна!" -- настойчиво звал хриплый голос. Я обернулась. Надо мной возвышалась огромная фигура -- росту такого, что я едва доставала до плеча, и такой ширины, что я почувствовала себя Людмилой Гурченко из "Карнавальной ночи". Мама молнией метнулась вперед и загородила меня грудью. Сердце мое забилось сильнее. Ну вот, началось! Говорят, на вокзалах сейчас орудует рэкет. Но надо быть ненормальным, чтобы из всех пассажиров выбрать именно меня. С другой стороны, разве в рэкет идут нормальные? Тут я сообразила, что было произнесено мое имя, и удивилась еще больше. А страшный мафиози продолжал прокуренным голосом:

-- Вы меня не помните? Я -- Таня Яковлева с мехмаша. Вы вели у нас занятия два года назад.

Моя мама отступила, бросила оценивающий взгляд на меня, потом на мою студентку, потом снова на меня -- уже с нескрываемым уважением.

-- Да, я помню, -- кивнула я. Действительно, нечто подобное у меня училось.

-- Вы едете в Южный лагерь? -- жалобно спросила Таня.

-- Да, -- ответила я, а студентка совершенно несчастным тоном продолжала:

-- И вы каждый вечер будете нас проверять?

-- Как проверять? -- опешила я.

-- Вовремя ли мы легли спать. И как мы себя ведем. Ведь вас для этого туда послали?

Я вздохнула. Хорошенькое же я произвожу впечатление!

-- Я еду туда так же, как и вы, -- отдыхать. А проверять вас там никто не будет. Никому там до этого нет дела. Хотя я лично посоветовала бы быть поосторожнее с местными жителями. Это не ленинградцы. У них темперамент.

-- Спасибо! -- благодарно кивнула Таня и бросилась по коридору с радостным воплем: -- Девки! Она не будем нас проверять! Ура!

Едва поезд тронулся, Настя мрачно заявила:

-- Так! Ждут нас неприятности.

-- Почему?

-- Эта твоя студентка всем растреплет, что ты преподаватель. А путевка-то у тебя студенческая! И нас могут выгнать, да еще и Костику достанется.

-- Она же растреплет не начальству, -- возразила я.

-- Ты что, не знаешь, как разносятся слухи? Элементарная психология. Дойдет и до начальства. А просить студентку не болтать тоже опасно. Тогда она тем более разболтает!

-- Давай надеяться на лучшее, -- предложила я.

-- Вот что! -- строго приказала Настя. -- Надо продумать легенду. Кто мы, откуда. Чтобы не противоречить друг другу, если кто-нибудь поинтересуется.

-- Ну, тогда я с радиофизики. Из моей любимой группы. Я там все хорошо знаю. А ты откуда? Тоже из нее?

-- Нет, я с гидрофака. Там программа проще. Вдруг меня спросят о чем-нибудь этаком, а я в технических науках ничего не понимаю. А на гидрофаке все ничего не понимают. Я знаю. Я там работала.

-- Ну, еще чего! Ты, как нормальный человек, имеешь полное право отказаться в каникулы говорить о науках. Хотя почему бы и не гидрофак?

Итак, легенду мы создали с ходу. К вечеру первого дня поездки нам повезло -- Насте удалось с боковой полки перейти на небоковую, правда, верхнюю, зато прямо напротив меня. В результате мы даже имели возможность сидеть на полке у милой Настиной соседки снизу.

Среди ночи я проснулась оттого, что поезд стоит. Почему-то в поезде я могу спать только тогда, когда он едет. Все кругом безмолвствовало. Мне стало жарко, я скинула одеяло и пихнула его на третью полку над Настей, чтобы не мешалось. Потом ощупала рукой свой рюкзак, лежащий на третьей полке над моей головой -- предсказание оракула не давало мне покоя. Рюкзак был на месте. Рядом с ним стояла коробка из-под телевизора, полная банок с вареньем, -- багаж моей нижней соседки.

Я ждала и ждала, а поезд все не трогался. Изучив пейзаж за окном, я поняла, что мы находимся в Москве, на Курском вокзале. Раньше, кажется, поезд вообще не шел через Москву, с чего мы вдруг тут оказались? Минут через пятнадцать в наш вагон ввалилось трое парней кавказской национальности и специфического вида. Я удвоила бдительность. Пусть только попробует кто-нибудь покуситься на мой рюкзак! Помимо денег, паспорта и путевки, там лежат три купальника, три юбки, три футболки, шорты, запасные босоножки, вьетнамки, ночная рубашка и мой любимый коврик. Потерю коврика я не переживу! Его мне подарили много лет назад, сделан он из пеноплена, с одной стороны обит болоньей, а с другой обычной тканью. Я очень его люблю, хоть он и выглядит уже весьма потертым. В Южном лагере на пляже галька, и лежать на обычной подстилке очень жестко, поэтому мой коврик вызывает там всеобщую зависть. Правда, не очень понятно, зачем он этим трем бандитам, но над такими мелочами в два часа ночи я раздумывать не в состоянии. Оракул ведь меня предупреждал!

-- Ваш телевизор? -- оторвал меня от размышлений один из пришедших.

-- Нет.