«Мужчина и методы его дрессировки. Между мужем и любовником»

Вид материала

Документы

Содержание Между мужем и любовником Колечко, колечко, выйди на крылечко Молчи, скрывайся и таи У меня с ним ничего не было

Подобный материал:

• Комбинация влияния небесных тел, 1194.9kb.
• Курс теории дрессировки собак военная собака второе издание заново переработанное, 3289.89kb.
• Правила проведения испытаний и соревнований по национальным видам дрессировки: общему, 618.88kb.
• Варсанофьева Юлия Ивановская область, Гаврилово-Посадский район, поселок Петровский, 19.72kb.
• Дрессировка собак с помощью положительного подкрепления (кликер-тренинг), 1001.02kb.
• Леон Уитни: «Психология собаки. Основы дрессировки собак», 2658.87kb.
• Вжизни каждого мужчины есть три основных этапа: мужчина верит в Деда Мороза, мужчина, 181.5kb.
• Лекция Тема: Методы макроэкономического анализа, 129.59kb.
• Справочник отвечает требованиям утвержденной рфсс и ркф программы подготовки инструкторов-дрессировщиков,, 5096.48kb.
• Кухня. Молодая женщина готовит. Звонок. Она открывает дверь в кухню входит молодой, 1683.6kb.

ТЕМА III

МЕЖДУ МУЖЕМ И ЛЮБОВНИКОМ

У тебя медовый месяц, ты без у иа от избранника, и каждое мгновение шшь укрепляет уверенность в ва­шей предназначенности друг другу⁷ Дай Бог, чтобы так было всегда... Тогда не трать свое драгоценное время на прочтение этой писанины. Ее содержание тебе без на­добности. Во всяком сгучае, сегодня. Оно заведомо вызовет реакцию сродни нормальной реакции ребенка на алкоголь • горько и гадко.

А теперь, милые дамы, когда наш дружеский кружок слегка поредел, еще одно принципиальное уточнение:

речь пойдет об измене в экологически чистом виде. За скобки вынесены:

акт мести, который подобен удалению здорового зуба вместо больного. Никакого облегчения, прогулки по потолку продолжаются, но вместо одного очага воспаления — два;

вакхические мотивы, когда вечером море по ко­лено, а утром — небо с овчинку;

тот клинический случай, когда, спрятав ножи и запихав в чемодан фен, шляпу со страусовыми пе­рьями, тетрадь с кулинарными рецептами и теплые рейтузы, очередная Анна Каренина поднимается навстречу мужу с отрепетированной репликой: «Васису-алий, нам надо объясниться. Я ухожу от тебя к Птибу-рдукову».

И пока он прядает в ошеломлении знаменитыми ушами, прыгает в лифт, загодя оккупированный об­курившимся дублером. Который и доставит ее, слитую в финальном поцелуе, в рай, где новопреставленные пары кувыркаются в блаженной невесомости. В этой ситуации, жеванной-пережеванной могучими челюстя­ми классиков, мне остается лишь пожелать всем аст-ронавткам благополучного приземления.

Но далеко не каждый внебрачный роман венчает хеппи-энд. Сколько нас, легковерных и опрометчивых. болтается на ржавом крюке вины из-за металлической блесны? Сколько обречено на нескончаемое похмелье из-за одного-единственного глотка вина, который на миг раскрасил черно-белый экран будней?! И живем, вжатые в драные кресла, замурованные в преиспод­нюю кухонь, с черной дырой в сердце и клеймом «неверная жена» на лбу.

А единый в трех лицах — судья, прокурор, палач — стоит, покачиваясь (пятка — носок, пятка — носок), разминает в ладонях узорчатый, вдвое сложенный ремень. Хотя у самого рыльце не в пушку, а прям-таки в щетине. Левый, черный, глаз вперил в жертву, а правый, зеленый, скашивает на часы, прикидывает, как и экзекуцией натешиться, и на свидание не опоздать.

Колеса такси, мчавших меня из подпольных гнез­дышек в родовое гнездо, не раз зависали над пропа­стью. На их багажниках рубцы от дамокловых мечей шлагбаумов, а на крыльях вмятины от бычьих рогов мотоциклов. Все хорошо, что хорошо кончается,

я хочу, жизнелюбивая сестра моя, чтобы и твои пробеги по извилистой боковой трассе не завершились аварией. Для чего и нарисовала путевую карту адюль­тера с подробным инструктажем. Брось ее перед во­яжем в сумочку в компанию к пудренице, помаде и газовому баллончику. Поможет не поможет, но и не навредит.

ПТИЦА-ТРОЙКА

Начнем с тормозов. Их у нас либо нет вовсе, либо они надежны, как лучшая подруга, почти сестра. Та самая, что прожужжала уши, раскаляя мембрану вулканичес­ким шепотом:

• Такой мужик, та-а-а-акой мужик! Не чета тво­ему... чудаку. Смотри, упустишь— будешь локти ку­сать.
  

А после с интересом наблюдала из директорской ложи кровавые сцены. А по окончании спектакля на заднем сиденье частника экс-супруг сосредоточенно изучал содержимое ее запазухи.

У мелкого флирта, у спичечной страсти короткая дистанция с бетонной стеной в конце. Мы же нередко, сорвавшись с места в карьер, мчим по ней в эйфории на бешеной скорости, словно под колесами зеркальная автострада Калифорнии. Нет, я не против ответвлений любви всех сортов и масштабов. Выпала такая уда­ча — посетить эту землю, попетлять по ее лабиринтам, глупо все время гнать вперед по комсомольской узкоколейке с упорством бронепоезда. Проблема в том что указатели поворотов натыканы в самых неожи­данных местах и в самой нелогичной последователь­ности.

Нет бы все по порядку: в яслях — симпатия, в шко­ле — увлечение, в вузе — влюбленности, а в комплекте с дипломом— любовь-страсть, наваждение единым букетом, перевитым свадебной ленточкой. И чтоб не вял. И чтобы на фоне ровного семейного счастья ре­гулярно вспыхивали рецидивы девственного чувства — с томительной дистанцией, вибрацией ожидания, сму­той сомнений, неотшлифованными реакциями, легко­мыслием и крылатостью.

Но на такое досвадебное ретро партнеру надо за­тратить массу сил и энергии. Не затем женился. А карьера, а бизнес, а мироздание? Кто тогда поддер­жит Пизанскую башню в ее падении, застеклит озоно­вые дыры, испьет шеломом синего Дона?

Приходится, чтобы не отвлекать возлюбленных от их вселенских проблем, утолять жажду из чужих коло­дцев. Потому что по велению и замыслу природы мы экстравертны и артистичны. Недаром имен великих актрис и звездного шлейфа их славы, несмотря на фору в тысячелетия, хватит на пояс для экватора, да еще и с кокетливым бантиком. Актеров же едва-едва на-скребется на бечеву волжских бурлаков.

А наши интрижки со всеми зеркальными поверх­ностями! Витринами, чайниками, стеклами авто и му­ниципального транспорта, полированными дверцами шкафов и даже черным мрамором надгробий. В об­щем, без зрителей и поклонников — ну никак. Особено настойчивых иногда допускаем внутрь. Но не из-за ебединого клекота либидо, как это им мерещится, в награду за восторг, рукоплескания, за жаркую одну желания, из пены которой и восстаем ослепи­тельными богинями.

Пусть себе заблуждаются. Они. А нам — нельзя. Надо помнить о неисправных тормозах и двигаться с такой скоростью, чтобы в любой момент выпорхнуть на обочину без риска сломать себе шею. Для чего и следует усвоить некоторые правила безопасности движения.

Постигай науку расставания. Еще до встречи сми­рись и согласись с неизбежностью разлуки. Делай про­межутки между свиданиями на час, на день, на неделю, на месяц длиннее, чем хотелось бы. Хотелось бы тебе, а не ему. Не потакай своему нетерпению. Оно чревато опрометчивыми поступками. Гаси его затянутым ожи­данием. Это как при голодании: важно перетерпеть острую начальную фазу.

Мечтай. Мечтать не вредно. Но о прошлом, а не о будущем. Иначе срастешься со своими фантазиями и непременно захочешь их воплощения в реальности. Тут-то и грянут землетрясения и бури. А срастаемся мы с ними в две секунды. Помню мою первую коман­дировку в столицу. Душа готовилась к празднику: трое суток за казенный счет в лучшем городе земли. Москва тогда возбуждала, а не угнетала провинциалов. Все кастовое, элитное было надежно замаскировано под овощную базу, а не кололо глаза невыносимой рос­кошью витрин и холодным высокомерием халдеев. Уже под градусом эйфории я стояла на Кузнецком мосту в сногсшибательном марлевом сарафане (Ин­дия), почти свежих босоножках (Болгария), арендован­ных ради такого случая у подруги, и с собственной польской сумкой через плечо, которая при внешней элегантности легко затаривалась дюжиной пива, а сей­час содержала сменные трусики, паспорт и пятьдесят три рубля сорок шесть копеек командировочных де­нег,— стояла и сладостно колебалась между гости­ницей и Красной площадью.

• Сеньорите, кажется, требуется гид?
  

Бархатный голос, высокий рост, прикид от фарцы, в общем, вполне, вполне...

После провинциального общепита ресторан «Огни Москвы» впечатлял: вышколенные официанты, пано­рама вечного города с высоты птичьего полета, меню с диковинными блюдами типа жареного угря. Это сейчас шашлыком из аллигатора в пираньевом соусе никого не удивишь.

К третьему «Брюту» мы были помолвлены. Мой новый спутник жизни (штамп районного загса в соб­ственном паспорте как-то незаметно стерся из памяти) явно принадлежал к дипломатическим кругам: когда мне требовалось в туалет, галантно провожал до дам­ской комнаты и неотлучно ждал у дверей. По воз­вращении отодвигал стул, наполнял преимущественно мой бокал и говорил, говорил, говорил: ложи Боль­шого театра, склады ГУМа, алмазные пломбы крем­левских дантистов, ближние дачи, дальние страны... Где ты, мой малогабаритный город, оклеенный старой шпалерой, с окнами на сараи? Когда-нибудь я приеду туда в карете, запряженной четверкой лошадей, с бартами, гувернантками, левретками, чтобы поплакать на могилке старого смотрителя...

- Ну, солнышко, давай в последний раз в туалет — и на пикник.

Когда я вернулась, за столиком уже диктовала заказ свежая компания. Моего поручика не было. Как и оставленной на стуле польской сумки с трусиками, паспортом и пятьюдесятью тремя рублями сорока шестью командировочными копейками...

Не проявляй никакой внешней инициативы. Дея­тельная любовница — ночной кошмар мужчины. Они же лидеры (истинные или мифические — вопрос второ­степенный) и не выносят, когда из их рук рвут пальму первенства, никогда ни о чем не проси. Могут от­казать, и будет больно. А страдание— питательная среда для любви. Особенно вначале, когда еще не рассеялся розовый туман, когда еще слишком уверена в своей власти. Сопротивление ей заставит упорство­вать, и не заметишь, как из королевы превратишься в нищенку.

Вообще мы обладаем поразительным даром пор­тить себе праздники попытками растянуть их до раз­меров будней, а веселый водевиль— до масштабов древнегреческой трагедии. Синдром старухи из сказ­ки о золотой рыбке. Чтобы не раскачиваться скорб­ным маятником над разбитым корытом — не жад­ничай, бери лишь то, что дают без напряжения, не кидайся босиком по снегу вдогонку за решительной спиной. Ничего не добьешься, кроме простуды и оби­ды.

Идеально — вовсе не доводить до финальной точки. Нет ничего более унылого, чем исчерпанные до дна отношения: ил, грязь, коряги. Пусть лучше будет элегантное многоточие, поставленное тобой, а не со. автором где-то посредине.

КОЛЕЧКО, КОЛЕЧКО, ВЫЙДИ НА КРЫЛЕЧКО

Оба пола (мужчины всегда, женщины— с опреде­ленного возраста) не размахивают своим брачным свидетельством. По разным мотивам. Одни скрывают, чтобы не спугнуть. Другие — ради таинственного по­крова, сотканного из намеков, приступов задумчивос­ти, оговорок.

• Что вы сказали?
  
• Ах, простите! Ничего особенного, это я так... о своем.
  

А также в благодарность за внимание, в загадочной уверенности, что факт замужества бесконечно огорчит свежего кавалера. Точно все они до краев переполнены серьезными намерениями и мечтают только о том, чтобы донести их, не расплескав, до неминуемой встре­чи с нами. Как бы не так!

Прикинь сама, сколько тягостных хлопот с не­окольцованными пташками и что за прелесть эти за­мужние дамочки! Есть некоторая страховка от венери­ческих болезней, шантажа беременностью и брачных капканов. Связь не афишируют, на весь досуг не пося­гают. Подруга знает, зачем пришла, и помнит, что пора уходить. Ей тоже некогда — и слава Богу!

Разумеется, эти аргументы не торчат из кушетки ржавыми пружинами. Нет, они застланы толстыми 'чными одеялами, а поверх еще брошена медвежья шкура и ты доверчиво растянешься растянешься на ней после ван­ны откуда вынесли на руках, закутанную в махровую простынь, с фужером шампанского, из которого уже успела отхлебнуть изрядную порцию.

Голова вальсирует, в крови скачут солнечные зай­чики, по телу пробегает золотистая рябь хорошо! Но тикает на мужественном запястье прямо над серд­цем мина марки «Полет», а в центре циферблата, как в овальном кладбищенском медальоне, угрюмая фи­зиономия мужа. Как восхитительна была бы жизнь, когда б не этот соглядатай. Честное слово, их и срав­нивать-то смешно: небо и земля, Ален Делон и Саве­лий Крамаров. Вон как лихорадит любовника при первой расстегнутой пуговке! А этот отсопит, отъело-зит, одарит комплиментом типа «толстеешь, мать»— и лежишь как оплеванная А вчера во сне так лягнул, что теперь неделю париться по жаре в колготках И храпит со свистом, как чайник. И ванну за собой никогда не ополоснет. И вообще, почему я, такая нежная, должна все это терпеть?

Потому, милая, что как только обручальное кольцо перекочует справа налево — и алены и делоны переме­стятся в обратном направлении. В соответствии с зако­ном сохранения равновесия. В них неожиданно очнется от летаргии целый полк положительных качеств' тру­долюбие, чадолюбие, домовитость, щепетильность и, наконец, совесть, в угрызениях которой ты будешь играть отнюдь не позитивную роль.

Специально для тебя, выудив из чердачных залежей памяти скудные познания в арифметике, я вывела фуц, даментальную формулу адюльтера:

(1+1)х1=2 (1—1)х 1=0

где единицы в скобках обозначают, соответственно любовника и мужа, а единица за скобкой — общий множитель, жену. Заменим цифры именами сущест­вительными. И получим.

(любовник + муж) х жену = оба (любовник — муж) х жену = дырка от бублика

Дополнительные выводы из формулы Никогда не разводись первой. Наши галантные ка­валеры с удовольствием пропускают даму вперед по болотистой местности. А когда она с успехом про­валивается, облегченно ощущают под ногами твердую почву.

Но как же так! Я из-за тебя разрушила семью

• Почему из-за меня? Сама же ныла — надоело, опротивело, еле сдерживаюсь. Ну вот, теперь все в по­рядке.
  
• Ах ты подлец! А если я навещу твою жену?
  
• Пожалуйста, нет проблем. Конечно, навести. Она давно тебя ждет... чтобы посочувствовать.
  

Не обольщайся и настойчивыми требованиями хо­лостяков. Мужчине свойственно путать частнособст­веннический инстинкт (моя — и больше ничья!) с желанием брачных уз (ее — и больше ничей?!). Но стоит вожделенному предмету переступить с чемода­нами наперевес порог его логова, как тут же и наступа­ет прозрение. Да, он хотел и по-прежнему хочет ее, но в таких же непереваримых количествах! И кто знал, что к телу прилагаются тряпки, кремы, запруды белья в ванной, незавинченные тюбики с зубной пастой, месячные с анальгином и слезливостью, «Сан-та-Барбара» вместо футбольного обозрения?

А еще выстроится в мозгу перед штыковой атакой силлогизм: мужу со мной изменяла? Изменяла. Значит, способна? Способна. Значит, не исключено, что рано или поздно изменит и мне? Не исключено. На фига же мне эти радости?

Много через полгода блудная жена, подрумяненная на медленном огне до хрусткой корочки невроза, по­стучит в дверь по месту прежней прописки. Но вряд ли там ее будет ждать торжественный банкет с телятиной. Скорее незнакомые тапочки в прихожей.

Итак, помни: штамп в паспорте — и приманка, и броня.

МОЛЧИ, СКРЫВАЙСЯ И ТАИ

Последствия раскрытой измены, мужской и женской, разнятся, как фурункул и рак. От первого остается лишь шрамик. Летальный исход семьи не исключен, но если этого захочет виновник. Причем сильно захочет. Или когда законная половина превращает победные торжества в каннибальские пиршества и ежевечерне терзает печень и память преступного супруга.

После нашей измены гибельный процесс почти не­обратим. Причина, на мой взгляд, кроется в глубокой разнице восприятия неверности и отношения к ней.


У нас: — Как он мог?

У них: — Как она смела!

У нас: — Он ее любит!

У них: — Она с ним спит!

Взвинченное воображение обманутой жены рисует не сексуальные сцены, а эротические: вот он знакомым жестом отвел прядку со щеки и нежно провел по ней пальцами; вот они сидят на парковой скамейке, а их губы нестерпимо долго сближаются; вот они плутают по полночному городу, его рука лежит на ее плече, регулируя движение, потому что спутница смотрит не на дорогу, а на него. Признания, сделанные сопернице, ранят больнее, чем факт близости. «Скажи, что она — шлюха, что, кроме физиологии, в вашей связи ничего не было,— и я все прощу и забуду»,— тайная мольба женщины.

Мужчина знает цену клятвам, целованиям рук, том­ным вздохам. Ему в клубах табачного дыма видятся иные картинки: «Докажи, что у тебя с этим хмырем ничего не было»,— его требование.

Выполнит — наши условия помилования проще па­реной репы. Ежедневный психотерапевтический сеанс из нескольких бесхитростных фраз: «Любил и люблю одну тебя. Никто мне больше не нужен, никто с тобой не сравнится, это была нелепая ошибка, в которой я раскаиваюсь».

Заключительный акт: счастливые совместные рыда­ния, судорожные объятия, посещение кафе-морожено­го, усмешливо извлеченный из недр шифоньера конь­як. Вторая свадьба да и только.

Никогда не устраивай свидания в своем дому. Это пикник в кратере вулкана Даже когда муж улетел в полярную экспедицию или уплыл с аквалангом в Турцию. На полпути вспомнит, что забыл носовой платок, и непременно вернется, сиганув с парашютом или оседлав акулу.

Вы расстелили скатерть, разложили яства и собира­лись сдвинуть бокалы Тут-то и загрохочут ключи в заблокированном замке, забьется в истерике звонок, а потный Паоло замечется по квартире, тщетно пыта­ясь'вдеть тряскую ногу в рукав твоего халата.

После знакомства и легкой потасовки они запрутся на кухне, раздавят поллитру, сначала каждый будет курить свои, потом конфискуют у тебя сигареты, пос­леднюю по-братски разделят пополам и, окончательно сроднившись, сочтут общие финансы и канут в ночь На рассвете один из них вернется Угадай, который и с цветами или без?

Нет уж, лучше тебе с ворохом одежды запереться в совмещенном санузле и, сидя на кафельном крае в колготках на голое тело, по грохоту и вскрикам восстанавливать картину боя, пока его раскаты не переместятся из коридора в лоджию С улицы доно­сится вой пожарной сирены, дребезжат стекла⁹ Значит, путь свободен. Ну — с Богом!

Вообще вопрос «где?» — не твоя головная боль А то вывели породу вечных грудничков и веселых даунов Мчим к ним на моторе под тахикардию счетчика, на коленях две сумки (в одной — салаты в литровых банках, курица по-болгарски и торт «Кудрявый мальчик», в другой — постельное белье полотенце и дезодорант «Импульс»), в кулаке зажа­ты купюра и выклянченные у приятельницы ключи. Она-то и продаст однажды с потрохами.

Ах, главпочтамт, главпочтамт, окошко «до вос­требования»! Сколько жгучих тайн хранят твои дере­вянные ящички, какой млеющий воздух над твоей очередью! Как безошибочно выхватывает взгляд из пачки стандартных конвертов тот, что через минуту будет разорван за столом с испорченными бланками телеграмм и допотопными чернильницами, первый и последний раз наполненными в июле тринадцато­го года. И сразу рывком, кенгуриным скоком серд­ца к финалу: что там?— «скучаю, люблю» или «прости-прощай»? Вздох облегчения — и уже мед­ленными, мелкими глотками, слог за слогом, слово за словом.

Поплавала в перламутровом тумане, погрезила о райских кущах... и сунула бесценную писульку в кар­ман плаща, в сумочку, за обшлаг. Немедленно вынь! Вынь, кому говорю! Погреби в ближайшей урне или кремируй. Да, жалко, да, хочется бесконечно вынимать заветный листок и выискивать десертные абзацы. А как насчет вечеров художественного чтения в тесном домашнем кругу? Еще не написана та любовная запис­ка, которая не ускользнет из-под надзора, чтобы рас­пластаться, бесстыдно хихикнув, перед тем, кому она менее всего адресована.

Как убоги амурные святцы! Киска, лапка, солнышко птичка, малышка... что там еще? Годам к тридцати сообразительный мужчина раз и навсегда выбирает для интимного общения одно из универсальных имен:

и дешево, и сердито — память не загружается, наклад­ки исключены. Не ахти какой утонченный маневр, но не признать за ним утилитарных достоинств нельзя.

Врага надо побеждать его же оружием. Советую закрепить за всеми сортами и категориями возлюблен­ных общую анонимную форму обращения. Положим, котик, или барсик, или зайчик — мир фауны велик. д то, не ровен час, перекрестишь спросонья Петю в Васю и не сразу сообразишь, отчего закатались желваки по скулам.

Лучшая подружка — девичья подушка. Эта акси­ома, надеюсь, не требует доказательств? А тебе самой разве не случалось, капитулируя перед нестерпимым зудом, выкладывать мужу или подруге пылающую жаром запрета информацию? Совсем невтерпеж — бе­ри ночную исповедальную плацкарту. Хотя и здесь не стопроцентная страховка. Попутчицей одной моей зна­комой оказалась жена ее любовника. Это выяснилось, когда вынула фотографию, чтобы похвастаться. Боль­шой эффект снимочек произвел. На обеих.

У МЕНЯ С НИМ НИЧЕГО НЕ БЫЛО

Двое крепко поддатых приятелей выясняют отноше­ния:

• Зачем ты это сделал? Ну заче-е-ем? Я так ее любил, а ты взял и предал, взял и переспал...
  
• Да не спал я с ней, не спал Не дала Только целовать позволила везде
  
• Целовать — и все?
  
• И все . везде
  
• Значит, не спал⁹
  
• Говорю же тебе — не дала
  
• Значит, не предал?
  
• Не предал.
  

Друзья обнялись

Что это — черновики Ионеско или диалог двух психов?

Ни то, ни другое Нормальный мужской разговор Гумберт Гумберт с горечью оценивал восприятие себя Лолитой: «Что я для нее? Два глаза и толстый фал­лос».— Это образец механической проекции собствен­ных ощущений на чужое пространство с иными гео­метрическими законами Это для него, пока страдание и посеянное им сострадание к ограбленному, залитому спермой детству не проросли любовью, малолетняя падчерица была лишь миниатюрным футляром для «замшевого устьица».

А вот не литературная, а житейская история. Не­кая дама поделилась со своим мужем пикантной сплет­ней

• А кралю-то из десятой квартиры ее идеал бро­сил Пылинки сдувал, белье развешивал, ногти до зем­ли отрастила, такими и сапоги не застегнешь . «Ах, мой Коленька от меня ни на шаг» Ну и где теперь этот Коленька? Ни Коленьки, ни маникюра
  
• А почему?
  
• Дура потому что и язык не короче ногтей. Заболела по-женски, сделали операцию, вырезали все что могли, а она взяла и доложилась мужу
  
• А разве такое скроешь? Сам бы заметил.
  
• Как же, заметил! Я пятый год стерильная, мно­го ты назамечал?
  

Вскоре они развелись.

Мы и не догадываемся, какое значение имеет для возлюбленных альпинистов в нашем ландшафте тот альпийский лужок с аленьким цветком посреди­не Редкая женщина, когда она не модель порно-журнала, представляет свою распахнутую плоть Природа так хитро спроектировала нас, что с соб­ственной сердцевиной хозяйка знакома лишь на ощупь, если не устраивала ради томного девичьего озорства очную ставку с зеркалом. Не отсюда ли наив сетования- «Ну какая ему, кобелю, разница⁹ У всех вдоль, а не поперек»

Спорить трудно. И глаза у всех на лице, а не на затылке, и руки растут из плеч, а не из иного какого места Почему-то мы вычеркиваем заповедную зону из конкурсного списка, словно категории прекрасного здесь уже не действуют Еще как действуют .Попытай своего партнера — он подтвердит. Хотя скорее всего увильнет от ответа Очень уж щекотливая тема, и в конце сообщения лектор вполне может схлопотать по физиономии

Но об индпошиве это я так, к слову Что дано, то и ладно Существенно другое — сосредоточенность их чувства собственника там и нигде больше Поэтому с простыней у подбородка, с ножом у горла, пришпи­ленная уликами, как бабочка булавками, к прелюбоденному ложу, не сознавайся в окончательном гре­хопадении. Качество алиби и аргументов несуществен­но, главное — убедительность тона. Муж поверит, вот увидишь. Не из-за наивности, а из-за трепетного от­ношения к собственной персоне.

Их родовая терпимость к боли — совершеннейший блеф. Какое жалкое зрелище — мужчина в стомато­логическом кресле! Какое жуткое зрелище — покину­тый муж!

Мы, брошенные, рыдаем ночами, но слезы капают в мыльную пену постирушки, худеем, сохнем, но ва­ренье сварено, огурцы законсервированы; о грудную клетку полирует коготки черная кошка депрессии, но машинально подкрашиваем губы перед зеркалом в прихожей. Они, отвергнутые, выпивают бермудский треугольник, слюнявят блузки залетных подруг, в пе­рерывах между сеансами соития вкладывая их нама-никюренные персты в свои сердечные раны, чтобы на рассвете с полным правом оскорбленного навек самца выставить измятую гостью без кофе и поцелуя за порог.

Пусть весь мир обвиняет тебя, размахивая краде­ными письмами и фотографиями, выстраивает у две­рей мавзолейную очередь очевидцев, искушает заду­шевными беседами, натягивая маску сочувствия и по­нимания. Не удостаивай его взглядом — это Вий с поднятыми веками. Помни тверже своей девичьей фамилии: ты чиста и безгрешна.

Да, позволила себе немного лишнего, перекокет­ничала, чуть не утратила контроль над собой и си­туацией. Но пограничную черту не переступила. Не переступила — и все тут! А люди врут. Из-за подлости натуры. Из зависти к нашей любви и счастью. Мы же с тобой так нерушимо, так нескончаемо счастливы! Не правда ли, милый?