Geum.ru

За рубежом особенности квалификации вымогательства, совершенного организованной группой

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
ЗА РУБЕЖОМ


Особенности квалификации вымогательства, совершенного организованной группой


Мухтархан УТАНОВ,

председатель Кызылжарского районного суда Северо-Казахстанской области, к. ю. н.


При квалификации вымогательства, совер-
шенного организованной группой, в пер-
вую очередь возникает вопрос об оценке
действий преступников в зависимости от их роли, которая может быть не только исполнительской, но и пособнической, подстрекательской или организаторской.

В постановлении пленума Верховного Суда Республики Узбекистан от 20 декабря 1996 года N 40 “О судебной практике по делам об умышленном убийстве” применительно к убийствам по этому вопросу не имеется специального указания, в соответствии с которым действия виновных подлежали бы квалификации без ссылки на соответствующую часть ст. 28 УК РУз вне зависимости от выполняемой ими фактической роли. Следовательно, пленум Верховного Суда Узбекистана разрешает квалифицировать действия членов организованной группы, совершивших убийство как соисполнительские.

Аналогичную позицию занимают и некоторые российские ученые. Так, Л. А. Андреева пишет, что для квалификации действий лиц, совершивших убийство в составе организованной группы, не имеет значения, какую роль играл участник убийства — исполнитель или пособник — все участники рассматриваются как соисполнители и согласно ч. 2 ст. 34 УК (ч. 1 ст. 30 УК РУз) несут ответственность без ссылки на ст. 33 УК РФ1  (ст. 28 УК РУз).

Аналогичную позицию занимает А. Н. Попов, полагающий, что “распределение ролей при совершении преступления организованной группой имеет чисто “техническое” значение. Юридически оно ничтожно, поскольку опасность проистекает от действия всей группы как нового качественного образования, а не отдельных ее членов, поэтому все они должны признаваться соисполнителями убийства”. Кроме этого, ученый считает, что законодательство не препятствует квалификации действий всех соучастников организованной группы как соисполнителей, независимо от характера выполняемой ими роли при совершении преступления, без ссылки на ст. 33 УК РФ2 . В обоснование своего тезиса А. Н. Попов указывает, что “систематическое толкование понятия “участие в совершении преступления” позволяет утверждать, что оно по содержанию шире понятия “непосредственное совершение преступления”. Последнее относится только к действиям исполнителей, а первое — ко всем лицам, тем или иным образом имеющим отношение к совершению преступления. Поэтому следует сделать вывод, что все участники организованной группы должны привлекаться к уголовной ответственности за то преступление, в совершении которого они участвовали как соисполнители данного преступления, поскольку в ч. 5 ст. 30 УК РУз речь идет об участниках организованной группы. Действия же соисполнителей в соответствии с ч. 4 ст. 30 УК РУз квалифицируются по соответствующей статье УК РУз без ссылки на ст. 30 УК РУз”3 .

Возражает против такой позиции Т. В. Кондрашова. По ее мнению, действия участников организованной группы, непосредственно не выполнявших объективной стороны совершенного убийства, должны квалифицироваться по п. “ж” ч. 2 ст. 105 УК РФ (п. “п” ст.97 УК РУз), но обязательно со ссылкой на соответствующий пункт ст. 33 УК РФ4 (ст. 30 УК РУз).

А. П. Козлов занимает позицию, находящуюся где-то между названными точками зрения: “Хотя полностью исключить соисполнительство в организованной группе, думается, нельзя, однако преимущественно соисполнительство здесь соседствует с распределением ролей, т.е. имеется смешанный вид соучастия”5 .

По нашему мнению, необходимо согласиться с позицией Т. В. Кондрашовой, в соответствии с которой действия лиц, принимавших участие в совершении убийства (как и вымогательства) в составе организованной группы, но непосредственно не выполнивших объективной стороны этого преступления, должны быть квалифицированы именно со ссылкой на соответствующую часть ст. 30 УК РУз. “Систематическое” же толкование понятия “участие в совершении преступления”, к которому апеллирует А. Н. Попов, не позволяет говорить о необходимости квалификации действий виновных как соисполнительских. Аргументом данного тезиса является то обстоятельство, что понятие соисполнитель усматривается в результате анализа ч. 2 ст. 28 УК РУз, в соответствии с которой таковым можно назвать только лицо, непосредственно участвовавшее в совершении преступления совместно с другими лицами (соисполнителями).

Определенные трудности возникают в тех случаях, когда для совершения вымогательства преступники используют такой вид насилия, как незаконное лишение свободы и насильственное похищение человека. В этой ситуации возникает вопрос о возможности квалификации действий виновного по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 165 УК РУз и 137 или 138 УК РУз.

Судебная практика исходит из того, что если умысел виновного был направлен на завладение имуществом виновного, а не на лишение свободы, действия виновного охватываются составом вымогательства или иного корыстно-насильственного преступления и дополнительной квалификации по ст. 137 или 138 УК не требуют.

Так, президиумом Верховного Суда был изменен приговор в отношении А. и других лиц, которые при совершении разбоя связали потерпевших и оставили их в таком состоянии. Судом первой инстанции их действия были квалифицированы по ст. 138 и 164 УК РУз. Исключая из квалификации ст. 138 УК РУз, суд высшей инстанции указал, что умысел виновных был направлен не на лишение свободы, а на завладение имуществом потерпевших и дополнительной квалификации по ст. 138 УК не требуется.

Однако ситуация, связанная с лишением или ограничением человека свободы при совершении вымогательства, может быть и иной. Так, потерпевший может быть похищен неизвестными, затем его могут содержать в помещении достаточно длительный период времени и требовать от него деньги, ценности либо иное имущество. В этой ситуации действия, связанные с изъятием человека из его микросреды, перемещением в пространстве и удержанием, являются преступным деянием, более опасным и более строго наказуемым, чем простое вымогательство.

Учитывая вышеизложенное, по нашему мнению, похищение человека ни при каких условиях не может охватываться составом вымогательства. В такой ситуации нельзя говорить о том, что действия виновных направлены только на завладение имуществом, так как посредством их причиняется ущерб более значимому объекту уголовно-правовой охраны — физической свободе человека. В данном случае эти действия должны быть квалифицированы по п. “б” ч. 2 ст. 137 УК РУз как похищение человека из корыстных побуждений по совокупности с ч. 1 ст. 165 УК РУз.

Что касается действий, связанных с насильственным незаконным лишением свободы, то они могут охватываться составом вымогательства, так как законодателем ст. 137 УК РУз признается менее тяжким преступлением при отсутствии квалифицирующих признаков. В последнее десятилетие вымогательские действия преступников значительно видоизменились, что нельзя сказать о краже, грабеже и разбое, сущность которых не изменилась на протяжении веков. Так, в настоящее время случаи прямого и откровенного требования имущества, права на имущество или совершения других действий имущественного характера уступают место действиям, которые, на первый взгляд, преступными назвать нельзя. В частности, эти уголовно наказуемые требования могут быть завуалированы под гражданско-правовые отношения. В таких случаях попытки привлечения к уголовной ответственности за вымогательство часто обречены на неудачу.

Так, требование кредитора к должнику о возвращении имущества, даже и при наличии угроз, указанных в ст. 165 УК РУз, напротив, имеет целью восстановить нарушенное право собственности, что исключает уголовное преследование за вымогательство. Более того, требования лиц в части восстановления нарушенного права могут значительно превышать фактическую стоимость долга.

В соответствии с гражданским правом кредитор вправе требовать от должника не только возврата собственного имущества, но и проценты на сумму этих средств в соответствии со ст. 744 ГК РУз, выплату неустойки, если таковая предусмотрена законом или договором, а также возмещение убытков (ст. 959 ГК), в том числе расходы, которые кредитор произвел или должен будет произвести для восстановления своего нарушенного права, а также недополученные доходы, которые он бы получил при обычных условиях гражданского оборота. Кроме того, кредитор имеет право передать свое право другому лицу, который станет новым кредитором (ст. 140 ГК). Указанное обстоятельство позволяет в последние годы отдельным гражданам создавать фирмы, направленные на “выколачивание” долгов, что небезупречно с точки зрения уголовного закона, однако привлечение к уголовной ответственности указанных лиц также проблематично. По этой причине у преступников имеется реальная возможность обосновать с гражданско-правовых позиций требование о выплате компенсации, в несколько раз превышающей сумму первоначального долга.

В последние годы на криминальном фоне современной действительности появилось понятие “крыша”. Помимо основного значения понятие “крыша” имеет ряд сленговых значений. Так, в преступном жаргоне термин “крыша” означает криминальную поддержку коммерческим структурам или отдельным коммерсантам за соответствующее вознаграждение. Регулярно отчисляя определенные суммы “крышам”, коммерсанты нередко обращаются к ним за помощью для получения долгов, устранения конкурентов и т.д.

Действия вымогателей становятся все более изощренными: они могут требовать оплаты поставки несуществующих товаров, погасить несуществующую задолженность, оплатить фактически поставленный товар по завышенной цене, ввести представителя в состав правления коммерческой организации с выплатой высокой “заработной платы” и определенных дивидендов, оплатить “охрану” помещения или производства и т.д.

Угрозы при совершении вымогательских действий нередко могут носить скрытый характер, когда они выражаются в различных формах, допускающих, с одной стороны, некриминальное толкование, с другой, недвусмысленно дающие понять потерпевшему о наличии опасности, как для него, так и для его близких. П. А. Скобликов приводит пример, когда мальчик в сухую погоду пришел домой промокший, на вопрос матери он ответил, что в подъезде его из баночки облил незнакомый дядя. Через некоторое время по телефону неизвестный попросил передать супругу, что в баночке могла быть и не вода, а что-то другое6 .

Л. А. Андреева и Г. В. Овчинникова полагают, что в случае предъявления угроз при вымогательстве, а также при повреждении имущества и применении физического насилия речь идет только об одном преступном деянии, совершаемом с одной целью — путем завуалированного вымогательства получить деньги7 . Так, председателю кооператива Б. по телефону предложили “нанять” охрану кооператива, на что Б. ответил отказом. Через некоторое время неизвестными была подожжена машина Б. и его дочери были причинены легкие телесные повреждения8 . Представляется, что вышеотмеченные особенности необходимо учитывать при квалификации вымогательства.


 1 Андреева Л. А., Константинов П. Ю. Влияние жестокости преступного влияния на уголовную ответственность. СПб., 2003. С. 24.

 2 Попов А. Н. Убийства при отягчающих обстоятельствах. СПб., 2003. С. 644.

 3 Попов А. Н. Указ. раб. С. 645.

 4 Кондрашова Т. В. Преступления против личности. М., 1996. С. 97.

 5 Козлов А. П. Преступления против жизни и здоровья. М., 2000. С. 280.

 6 Скобликов П. А. Истребование долгов и организованная преступность. М., 197. С. 16.

 7 Андреева Л. А. и Овчинникова Г. В.: Некоторые вопросы квалификации вымогательства /Вопросы совершенствования предварительного следствия: Сборник статей (под ред. С. К. Питерцева. СПб., 1992. Вып. 7. С. 124.

 8 Попов А. Н. Указ. раб. С. 837-838.