ru
| Вид материала | Документы |
СодержаниеАутизм или адаптивное программирование? Восприятие и познание |
- ru, 1763.12kb.
- ru, 3503.92kb.
- ru, 5637.7kb.
- ru, 3086.65kb.
- ru, 8160.14kb.
- ru, 12498.62kb.
- ru, 4679.23kb.
- ru, 5284.64kb.
- ru, 4677.69kb.
- ru, 1675.94kb.
] J.S, В г u n e г, G. S. К ] e i n. The Functions of Perceiving: New Look Betrospect. In: В. К a p ] a n, S. W a p n e r (eds.). Perspectives in Psychological Theory, International Universities Press,1960, 115 непосредственное выражение в соответствующих исследованиях в области восприятия. Но если верно, что такие исследования начались вследствие того, что появился интерес к применению теории восприятия к изучению других проблем, возникающих в других областях психологической науки, то справедливо и то, что предшествовавшее десятилетие было также свидетелем растущего стремления к более глубокому пониманию самих перцептивных процессов, как таковых. Поэтому, хотя энтузиасты «нового взгляда» не имели иногда ясности по ряду вопросов и вносили путаницу своими недостаточно точно задуманными и несовершенными по выполнению исследованиями, тем не менее и они, возможно, все-таки внесли существенный вклад в ту совокупность идей и результатов, которая составляет область исследования восприятия. Наша цель — рассмотреть некоторые из этих результатов. Ни один из них еще не ясен до конца, но таков уж удел всякого, кто пытается писать историю современной науки. Покажем сначала, как было возвращено к жизни и наполнено новым содержанием туманное и весьма неопределенное понятие «установка». Это понятие, как и понятия, связанные со словом «внимание», долгое время было обречено на прозябание. Причиной этого была отчасти реакция на гештальтпсихологическую теорию, а отчасти характерное для большинства американских психологов предубеждение против использования внутренних переменных. Исследователям, всерьез интересовавшимся такими случаями, когда нельзя отнести все различия в восприятии за счет раздражителей, самым важным казалось то, что восприятие имеет высоко избирательный характер. Поэтому началось изучение воздействия потребностей, интересов, прошлого опыта и т. п. на способ организации перцептивного поля. Точнее говоря, исследователи стремились понять, что человек видит, если у него есть определенная установка. Цены на тахистоскопы, по остроумному замечанию Джулиана Хохберга, начали возрастать. Но если сами феномены, изучавшиеся сторонниками «нового взгляда» — узнавание сложных конфигураций раздражителей при сравнительно короткой экспозиции и слабом освещении,—предопределяли результаты в смысле преувеличения роли различных установок в восприятии, то, с другой стороны, те же исследования часто позволяли обнаружить области, в которых факторы установки играют 116 первостепенную роль, хотя здесь ими прежде пренебрегали. Мы не будем пытаться даже вкратце изложить различные теоретические положения, выдвинутые исследователями этого направления,—гипотетические предположения, теории, касающиеся роли регуляции или торможения и т. п., отметим только тот факт, что равновесие было восстановлено и это имело весьма серьезные последствия. То же самое можно сказать и о работах, посвященных поведенческим детерминантам восприятия, и особенно прошлому опыту. Ибо если потребности и интересы служат для программирования избирательности организма в отношении организации и осознания воспринимаемого материала, то это тем более справедливо для прошлого опыта. Вовсе не тривиален тот факт, что скорость распознавания раздражителей можно предсказать, например, исходя из вероятности появления таких раздражителей в окружении организма. В свое время один из нас определил это как фактор, снижающий неожиданность восприятия. Но что еще поразительнее — последующие исследования показали, что ранний сенсорный опыт и сенсорная депривация оказывают глубокое влияние на структуру восприятия мира организмом, на константность восприятия, на восприятие им отношений, эквивалентности и т. п. Если исследования ранней сенсорной депривации отчасти вдохновлялись другими течениями в психологии — особенно теорией развития Хебба,— они тем не менее были связаны и с теми изменениями в понимании восприятия, которые возникли под влиянием «нового взгляда». В самом деле, другая работа показала, что прекращение бомбардировки организма информацией об окружающих событиях приводит к разрушению структур, с таким трудом созданных в ходе его прошлой истории. Возможно, наиболее ясный урок, вытекающий отсюда в отношении прошлого опыта, состоит в том, что ни прошлый опыт, ни мотивы и установки, программирующие избирательность, не оказывают на восприятие прямого влияния, то есть не детерминируют непосредственным образом организацию восприятия или его избирательность. Их воздействие проявляется, скорее, в создании структур или правил действия, опосредствующих гораздо более тонким и косвенным способом регуляцию познавательной деятельности организма. К этому вопросу мы еще вернемся ниже. 117 Мы коснулись его здесь только для того, чтобы подчеркнуть один из наиболее вредных аспектов ранних работ представителей «нового взгляда» — их тенденцию рассуждать о влиянии потребностей, прошлого опыта и прочего без учета всего комплекса опосредствующих механизмов, участвующих в этих процессах. И здесь, однако, происходила автокоррекция путей исследования — ибо мы видели в последние годы немало интересных экспериментальных и теоретических работ о природе опосредствующих механизмов. Позднее мы будем говорить об этом подробнее. Благодаря тому особому вниманию к избирательности и правилам, регулирующим избирательность в осознании и организации воспринимаемого, которое характерно для исследований представителей «нового взгляда» в области восприятия, возникли интересные точки соприкосновения между этими исследованиями и некоторыми достижениями современной биологии. Наиболее замечательное из них относится к области нейрофизиологии восприятия, скорее даже нейрофизиологии ощущения. Яснее всего эта связь проявляется, вероятно, в работах знаменитого ныне симпозиума Лоренца по проблемам сознания (1954), или, точнее говоря, по функционированию восходящих и нисходящих ретикулярных систем. Два обстоятельства выяснились в докладах, сделанных на этом симпозиуме, и в последовавших за ним исследованиях. Это, во-первых, упор на программируемый характер перцептивной переработки информации и, во вторых, особое внимание к неспецифической активации, как к одному из факторов организации восприятия. Работа, проводимая в лабораториях Мэгуна ц Гранита, а также работа Галамбоса показывают, что то, что регистрируется перцептивно — даже нейрофизиологичоски,—зависит отчасти от направленности внимания организма. Любопытно, таким образом, что именно нейрофпзиолог ввел внутреннюю переменную — внимание — обратно в психологию, через черный ход физиологического исследования. И этому проникновению физиологов через черный ход традиционные исследователи восприятия сопротивлялись куда меньше, чем громкому стуку сторонников «нового взгляда» у парадного входа. В работе нейрофнзиологов содержались, по существу, две главные идеи. Первая состоит в том, что существуют кортикофугальные импульсы, идущие от коры головного мозга через ретикулярную формацию и программирующие 118 избирательность перцептивной информации через посредство органов сенсорной системы — действуя каждый раз через периферические элементы, такие, как соединительные волокна сетчатки или кортиев орган уха. Другая идея состоит в том, что центростремительные импульсы неспецифического типа поступают в соответствующие зоны коры головного мозга через восходящую ретикулярную систему и вызывают усиление или ослабление сенсорных сообщений. И действительно, путем электрического раздражения можно вызвать такие эффекты — вплоть до снижения сенсорных порогов в экспериментах по тахистоскопическому узнаванию, если сопровождать предъявление зрительных раздражителей электрической стимуляцией восходящей ретикулярной системы. И здесь также восходящая система и ее сигналы усиления, по-видимому, программируются в отношении избирательности в соответствии с общей активностью или деятельностью организма, которая имеет место в момент прихода специфических сигналов. Таким образом, хотя работа нейрофизиологов находится лишь в самом начале, можно думать, что предлагаемая ныне модель нервной системы, видимо, лучше согласуется с «новым взглядом», чем с более ранним представлением о системе восприятия, как о находящейся полностью во власти автохтонных факторов, запрограммированных раз и навсегда и управляющих сенсорным входом на основе некоторых фиксированных инвариантов. При более детальном разборе противоречий «нового взгляда» мы вернемся к этому моменту и рассмотрим различие, существующее между теорией, подчеркивающей роль раздражителей, и теорией, обращающей особое внимание на избирательное программирование. Характерно, что даже столь неодобрительно встреченные экспериментальные и теоретические работы по перцептивной защите, рассматриваемой как конкретный пример противодействия или облегчения эффектов активации, приобретают теперь более общее значение в свете этих нейрофизиологических открытий. В самом деле, результаты, подобные тем, которые получены Эрнандес-Пеоном и Галамбосом, указывают на общее свойство нервной системы — программировать, говоря метафорически, подавление потенциальных раздражителей, способных помешать организму осуществить какую-то деятельность или отвлечь его от этой деятельности. Почему же в таком случае не 119 предположить, что там, где налицо встроенная модель избегания, имеют место помехи или запрограммированное подавление? Сказанное относительно связи с нейрофизиологией можно повторить по поводу связи с работами этологов. Настойчивые указания Тинбергена о существовании врожденных механизмов облегчения и его влиянии на избирательность восприятия свидетельствуют о том, что общая модель внутренне регулируемых программ перцептивной регистрации справедлива даже для самых простых организмов и что перцептивная система вряд ли сводится к пассивной регистрации адекватных раздражителей, как только они достигают рецептора. В действительности концепция адекватного раздражителя требует пересмотра; последний следует рассматривать не с точки зрения способности периферических органов к восприятию, а с точки зрения программируемой готовности всей воспринимающей системы. Можно, конечно, утверждать, что этологи, нейрофизиологи и сторонники «нового взгляда» нарушили равновесие картины, сделав центральными понятиями теории восприятия понятия избирательности и программирования. Мы полагаем, что это. действительно так, и, хотя и призываем наших оппонентов к терпимости по отношению к энтузиастам, мы готовы признать вместе с тем, что существуют многие другие способы организации перцептивного ввода информации, которые в значительной степени инвариантны относительно изменения программы и которые не только играют решающую роль, но и в высшей степени заслуживают изучения. Переходя к следующему пункту, нужно отметить, что в исследованиях «нового взгляда» постоянно углублялось понимание восприятия и оценки сенсорных свойств объектов. Ранние эксперименты Брунера и Гудмен и их разнообразные повторения не только страдали техническими недостатками, но и были связаны с концепцией, согласно которой потребности являются фактором, искажающим оценку величины, веса, яркости и т. п. Со временем стала подчеркиваться относительность шкалы оценок. Было признано, что релевантность какого-то параметра раздражителя изменяет характер шкалы оценок, устанавливаемых наблюдателем; что переоценка и недооценка — это результат относительного или сравнительного суждения, а К оглавлению 120 не искажение восприятия по сравнению с неким истинным уровнем. Так, Брунер и Родригес заметили, что когда испытуемые оценивали объекты, у которых было соответствие между их величиной и ценностью, то имело место не различие абсолютных субъективных оценок величины объектов, а некоторое субъективное отнесение объектов (и их величины) к шкалам, которыми они измеряются. Следующий шаг вперед в понимании проблемы сделал Тажфель, показавший, каким образом параметры ценности, навязываемые испытуемому и коррелирующие (или не коррелирующие) с изменениями оцениваемой величины, влияют на характер шкалы, вырабатываемой в ходе оценки. И наконец, Клейн и его сотрудники установили, что степень взаимодействия между величиной и коррелирующей с нею шкалой ценности зависит от общей гибкости или жесткости воспринимающего субъекта и что это качество контроля связано с некоторыми общими познавательными характеристиками испытуемого. Наконец, следует упомянуть о том, что исследования сторонников «нового взгляда» способствовали возрождению интереса к различию, существующему между осознанием, словесным отчетом о воспринятом, с одной стороны, и безотчетной регистрацией — с другой. Нам известно по крайней мере, что входной сигнал, не приводящий к осознанию и отчету при отсутствии дополнительных факторов распознавания, может привести к правильному отчету о происходящем, если такие факторы имеют место. Теория информации и основанные на ней исследования — например, эксперименты Миллера, Хайзе и Лихтена, Брунера, Миллера и Циммермана по распознаванию слов, предъявляемых на фоне шума,— в достаточной степени прояснили этот вопрос. При числе альтернативных категорий ответа, равном N/2, слово может быть опознано правильно, а, скажем, при N альтернативах распознавание близко к случайному. Это действительно озадачивающий результат, показывающий, что в случае списка из N элементов следует с большой осторожностью судить о процессе случайного распознавания. Результаты Бриккера и Чапаниса подтверждают это; их исследование показало, что испытуемые могут использовать фрагменты воспринимаемого сообщения для сопоставления воспринятого с возможным ответом. Однако при значительном увеличении числа альтернатив такое сопоставление становится 121 невозможным. Здесь мы подходим к вопросу о глубинных познавательных структурах и о доступности их для сравнения о доходящим до организма сигналом. Не подлежит сомнению, что такое сопоставление может произойти позднее, как показали эксперименты Пётцля и Фишера, где неосознанная часть тахистоскопически предъявляемой информации проявлялась затем в сновидениях и в воображении. Опыты Клейна и его сотрудников также говорят о том, что, если даже человек не способен узнать и осознать входной сигнал, последний может тем не менее оказывать влияние на содержание его отчета впоследствии, при восприятии им другого, надпорогового сигнала. В самом деле, работы Блекуэлла в Америке и Диксона в Англии надежно подтверждают, что осознание испытуемым раздражителя и возможность дать о нем отчет зависят от характера возможных ответов. В этой сложной области исследования не все еще достаточно ясно, однако заслуга сторонников «нового взгляда» состоит в том, что они по крайней мере осмелились вторгнуться туда, куда ранее исследователи боялись вступить. Интересно, кстати, что некоторые из наших исследователей восприятия вступили в эту область лишь после того, как было показано, что можно сохранить добродетель, даже подвергаясь соблазнам бессознательного. Чем меньше разговоров о подсознательной рекламе и том шуме, который она вызывает, тем лучше — по крайней мере в данный момент. Нам необходимо получить еще хоть какое-нибудь доказательство этого, которое было бы в том или ином смысле решающим. Таким образом, деятельность сторонников «нового взгляда» в целом носила характер вызова, побуждения: они создали несколько полезных моделей, положили начало ряду исследований, стоящих в некоторых отношениях на более высоком уровне, осмелились приступить к некоторым трудным проблемам. Однако подчас их исследования свидетельствовали о наивности и некомпетентности их авторов и даже вносили немалую путаницу. Их главный вклад состоял в исследовании природы избирательности, но и здесь они чрезмерно преувеличивали ее значение. Шумный и задиристый подросток, «новый взгляд» имел то достоинство, что немногое принимал на веру — но при этом он нередко действовал, не учитывая уроков, данных ему старшими и родителями. 122 Обратимся теперь к главным областям конфликтов, которые терзали «новый взгляд» и привели его к семейной ссоре с другими исследователями восприятия. Мы остановимся на трех моментах: 1) подчеркивание запрограммированного характера избирательности и организации восприятия в противоположность указанию на его аутизм; 2) различие между восприятием в собственном смысле и познанием и, наконец, 3) сравнительная важность внутренне детерминированных избирательных программ и внешних детерминант, каковыми являются свойства самих раздражителей. 00.htm - glava28 АУТИЗМ ИЛИ АДАПТИВНОЕ ПРОГРАММИРОВАНИЕ? Отчасти в силу прежней традиции иррационализма в теории личности, отчасти из стремления найти простое объяснение сложных явлений ранние сторонники «нового взгляда» были склонны распространять на область восприятия принцип аутизма: «Что преувеличивается потребностью, то преувеличивается и восприятием», или, толкуя расширительно учение о первичных процессах: «Восприятие — это деятельность, удовлетворяющая потребности», Из этого упрощенного понимания следовало, что воздействие потребности на восприятие проявляется в искажении результата восприятия вплоть до того, что оно перестает соответствовать действительности. Короче говоря, ранние работы Мэрфи, Санфорда, Брунера и других исходили из двоякого принципа: а) чем сильнее потребность, тем сильнее ее воздействие на процесс восприятия и тем сильнее его искажение; б) искажения идут в направлении превращения действительности в нечто, близкое к желаемому. Поистине нужно было рвение энтузиастов, чтобы отстаивать это непомерное (хотя и эвристически полезное) упрощение перед лицом тех весьма необычных условий, которые необходимы для галлюцинации, соответствующей осуществлению желаний. Следствием этого явилась недооценка чрезвычайной эффективности (хотя и не обязательно точности) восприятия даже в условиях острой потребности. Не удивительно, что те наши коллеги, которые подчеркивали постоянно остроту и тонкость системы восприятия, оказывали сопротивление этим энтузиастам. С течением времени в результате отрезвляющего действия 123 научных дискуссий и корректирующих исследований стало очевидно, что потребности и интересы влияют аутистически отнюдь не всегда и даже не в большинстве случаев; что программирование перцептивной избирательности оказывается чрезвычайно устойчивым относительно изменений в потребностях и что даже в случае своей нестабильности оно часто связано с факторами, ничего общего не имеющими с исполнением желаний. Было обращено внимание, например, на эффект повышения бдительности в состоянии усиленной потребности. Стало также очевидно, что основным содержанием установки является предсказующее ожидание, что пороги отражают предсказание организмом сопряженных и абсолютных вероятностей наступления событий. Скорость регистрации или осознания зависит в целом, как оказалось, от тонкого программирования, определяющего, какого рода сигналы достигнут сознания и как они будут организованы. Именно так и осуществляется влияние потребностей: не на само восприятие, как таковое, а на характер программы. При этом имеют значение не только потребности, но и способы их регулирования, влияние которых сказывается часто косвенным образом. Будет ли порог восприятия теплого предмета ниже или выше порога психологически холодного предмета, зависит не столько от потребности, сколько от того, какой способ регулирования потребностей характерен для индивида. Реальный контекст потребности — условие, которое необходимо учитывать при ее удовлетворении,— в значительной мере определяет степень обнаружения этой потребности в поведении; и люди отличаются друг от друга тем, как они контролируют эту реальность. Самая возможность вообще выявить влияние потребности зависит также от целого ряда других факторов, учитываемых при формировании перцептивного ожидания: потребности в движении, регулировании неожиданности, степени знакомства испытуемого с сигналами, которые предлагает экспериментатор, и т. д. Но самым очевидным — и это будет предметом следующего раздела — является то, что как регистрация, так я организация восприятия зависят от некоторой предустановленной, хотя и гибкой программы — которую У. Джеме много лет назад назвал «предвосприятием» — и что такая программа, по-видимому, систематически изменяется в зависимости от многих условий. Утверждать противное на 124 основе результатов эксперимента, где испытуемый получает прочную установку на стабильность по отношению к входному сигналу,—значит по меньшей мере предрешать спорный вопрос. Исследователю, занимающемуся кажущимся движением или дифференциальной чувствительностью, недостаточно заявить: «Да кто же этого не знал». Ибо если он знает и не уделяет должного внимания в своих исследованиях той чрезвычайно сложной предварительной установке, которой он обязан своими удивительными по чистоте результатами, то он виновен в крупной интеллектуальной расточительности, контрастирующей с его экономностью в мелочах. Понятно, что сказанное имеет отношение к тому, что Прентис определил несколько лет назад как различие между функционализмом и формализмом в исследовании восприятия. Основной акцент исследований, связанных с «новым взглядом», был откровенно функциональным, исследователи интересовались главным образом теми функциями, которые осуществляет восприятие, тем, как организация и избирательность способствуют выполнению этих функций, а также внеперцептивными факторами, которыми эти функции определяются. На протяжении последнего десятилетия понятие функции расширилось от простой концепции аутизма до такого понимания функции, в котором учитываются переменные средства, служащие человеку для того, чтобы справляться с данными опыта. Это не значит, что формальный подход, как определил его Прентис, не заслуживает внимания. Напротив, нам, по-видимому, следует радоваться тому, что ныне стал возможен не один, а несколько подходов к исследованию восприятия. 00.htm - glava29 ВОСПРИЯТИЕ И ПОЗНАНИЕ Одна из трудностей «нового взгляда» состоит, по общему признанию, в некоторой неопределенности содержания, вкладываемого в понятие восприятия. Надо сказать, что наши коллеги в соседних областях не облегчают этой трудности, когда они говорят, например, о восприятии национального характера. Тем не менее нам представляется, что мало пользы в том, чтобы бесконечно вращаться в кругу принятых формулировок этого вопроса: что это в сущности — восприятие, вывод, суждение, запоминание, реакция |