Рождение волшебницы погоня
| Вид материала | Книга |
- Рождение волшебницы побег, 8176.44kb.
- Рождение психоаналитика, 4014.43kb.
- В. А. Сухомлинский. Сердце отдаю детям Рождение гражданина, 10155.76kb.
- Урок литературного чтения. 2 класс. Ро (Л. В. Занков) Тема: «Погоня за секретами литературы», 24.67kb.
- Шарон Лечтер "Богатый папа, Бедный папа", 2365.73kb.
- Шарон Лечтер Богатый папа, Бедный папа книга, 2378.54kb.
- "Рождение трагедии, или Элиннство и пессимизм" рождение трагедии из духа музыки, 1524.2kb.
- А. Н. Толстой «Золотой ключик, или приключение Буратино». А. Чехов «Ванька», 7.16kb.
- Внеклассное мероприятие в 1-м классе "Загадки волшебницы Зимы", 87.97kb.
- Сомсиков А. И. Somsikov@ya, 216.39kb.
– Я так сказал? – изумилась Золотинка. – Чудовищная оплошность! Какое недомыслие! Приношу глубочайшие извинения!
Глуховатый, несколько шамкающий, но не менее оттого высокомерный и брезгливый голос кота поразил ее. Несомненно, кот не был оборотнем – оборотни не говорят. Вочеловеченный зверь. А это уж волшебство высшего порядка. Где, в чьих руках побывал этот котяра? Верно, он знал лучшие времена и могучих хозяев. Не здесь ли где-то... рядом разгадка непостижимым стремлениям Юлия?
– И далее: во-вторых и в-третьих, – важно продолжал кот, соображая. – И в-четвертых… Да, в-четвертых. Значит, во-вторых, в-третьих, и в-четвертых: закажи трубку, табак и чекушку водки.
– Никто не поверит, что я курю! – живо возразила Золотинка.
– А кто поверит, что курю я?
– Но... – протянула она в сомнении, – хозяин догадается… поймет… слишком многое.
– Это твои заботы. Мне плевать, – нагло ухмыльнулся кот. Казалось, растерянность собеседника доставляет ему низкую радость.
Золотинка молчала, в смятении пытаясь как-то совместить светлое, ясное представление, которое вызывала у нее мысль о Юлии, с этой темной личностью, что, взобравшись на табурет, нагло топорщит усы. По размышлении, она достала из котомки сверток с хотенчиком и едва удержала его в руках – рванул, устремляясь к коту.
– Но-но! Без шуток! – всполошился зверь, отпрянув, глаза злобно блеснули, он зашипел, и Золотинка, угадывая, что может и броситься, отказалась от мысли подняться с кровати, чтобы проверить хотенчика с разных направлений – сомневаться не приходилось. С нарочитой замедленностью она убрала сверток на дно котомки и тщательно ее завязала.
– Простите, почтеннейший, как ваше уважаемое имя? – спросила она, покончив с делом.
– На кой хрен тебе мое имя? Тормози, браток, – всеми лапами.
Золотинка чувствовала в собеседнике нечто мутное, нечто такое, что не поддается прочтению, и потому вынуждена была плутать наугад, не понимая, куда ведет разговор. К тому же она прислушивалась к случайным голосам за дверью и скрипу лестницы, чтобы не пропустить возвращение хозяина, и это тоже сбивало с толку, мешая собраться с мыслями.
– Позвольте, я буду называть вас Почтеннейший?
– Ну, – прошамкал кот, отметая пустяки. – Давай, вываливай. С чем пришел? Дешево меня не купишь.
– С тобой, Почтеннейший, бесполезно хитрить, – льстиво начала Золотинка, нисколько не опасаясь переборщить. – У меня нет предложения. Пока нет. Есть вопрос. Откуда ты знаешь покойного государя Юлия?
Сказала и замерла: не слишком ли рано, не слишком ли резко и внезапно?
– Откуда я его знаю?! – фыркнул кот, ничуть не удивленный. – Глупый вопрос. Ты чё – дурной? Откуда я знаю?! Кому уж знать, как не мне! Если я не знаю, то кто уж тогда и знает! Что за вопросы! – Почтеннейший выругался, затейливо и многословно – как истый обитатель и старожил столичных помоек.
Золотинка мыкнулась было открыть рот, но кот не дал ей опомниться.
– Покойный государь, – продолжал он, внушительно щелкнув хвостом по табурету, чтобы предупредить и возражения и вопросы разом, – наш великий государь… Как эти дурни считают: великий. Хотя бывали государи и повели... повеликее... Бывали и повеликее! Покойный государь... как они считают… хотя бывали государи и покойнее. Намного покойнее! Государь был до безумия, до безрассудства предан.
Почтеннейший смахнул воображаемую слезу.
– Кем предан? – тронула лоб Золотинка.
– Кем? – удивился кот.
И тоже задумался, пытаясь себя понять. Поднял хвост, словно бы что сообразив… опять его опустил и опять поднял… И начал медленно повторять собственное высказывание, распутывая его с начала:
– Покойник был... до безумия... до безрассудства... так правильно... был предан. Он был предан… да… предан. Правильно. Был предан мне! – сообразил кот и продолжал, задрав хвост: – Покойник был до безумия мне предан. Он меня обожал. До безумия меня обожал. Слишком уж он меня обожал. На хрена столько? Из-за этого покойник и продул сражение под Медней.
– Покойный? – полепетала Золотинка, пытаясь внести хоть какой-то смысл.
– Покойник, – решительно поправил кот, не замечая разницы. – Покойник продул сражение. Как они говорят. Тоже мне сражение! Бывали сражения и посра… просра… Короче, бывали сражения и попокойнее, и повеликее. Много покойнее. Намного.
В несказанном ошеломлении Золотинка не находила слов. И, однако же, хотенчик непреложно свидетельствовал в пользу безумия! Страстное… самое затаенное, глубинное желание Юлия замыкалось на этой лживой помойной твари! Покойник был до безумия помойной твари предан.
– Каким образом?.. – пробормотала она. – Проиграл сражение под Медней?
– Какого лысого, трах-тарарах, тебе от меня надо? – выругался кот. – И вообще: где табак, водка? Девочки? Что за базар? Водка, табак, баня, девочки. Потом базар.
– Сначала дело, – возразила Золотинка наобум. Она как бы утратила связность мысли и говорила, первое, что пришло в голову. Тем удивительнее, что слова ее по общему впечатлению звучали вполне разумно. Как если бы Золотинка и сама понимала, что лепечет.
– А я знаю, что ты волшебник? Почем я знаю… задарма буду с тобой базарить? – прищурился кот, склоняясь вперед и хитро изогнув хвост.
Пора было ошеломить тварь. Лишить ее дара речи, как лишилась ее сама Золотинка. Ведь оказались они в неравном положении. Золотинка бог знает что лепетала, а тварь нагло и требовательно постукивала хвостом по табурету.
Она потянулась к уху с намерением достать Эфремон... И остановилась в сомнении. Стоила ли тварь того, чтобы показывать действительную свою силу?
Тут, толкнув ногой дверь, без стука вошла служанка, толстая немолодая девка. Обеими руками она держала тарелку горячего супа, ухитряясь при этом зажимать пальцами еще краюху хлеба и тряпку, в зубах же торчала ложка. Когда все это, кроме тряпки, поместилось на табурете, девка кивнула на кота, хихикнув:
– А этому что? Хозяин говорит, обед на двоих.
– Этому? – переспросила Золотинка. – Поджарьте пару мышей. Потом стопарик водки, табака, трубку. И девочек после бани.
– Каких девочек? – вытаращила глаза служанка.
Вопрос, понятно, остался без ответа, зато обнаружилось, для какой надобности служанка таскает с собой без видимого употребления тряпку. Не особенно размахнувшись, она смазала этим орудием чистоты мальчишку по уху. С непостижимым проворством кот бросился с табурета в угол и с размаху хлопнулась о доски – словно туго набитый мешок с шерстью. Девка вышла, на пороге прыснув.
– Получай! – мрачно молвила Золотинка. – Вот тебе табак, водка и прочие пороки.
– Простите, сударь, не имею чести знать, с кем имею дело! До сих пор не имею чести! Совсем не имею чести! – нервно возразил кот. Он пыжился. Он явно страдал от мысли, что уронил себя с чрезмерной, прямо-таки кошачьей ловкостью прянув с табурета в угол.
– Ты имеешь дело с волшебством. С могучим, всюду проникающим волшебством.
– Что за волшебство?! Прячется по задворкам! – фыркнул кот. – Могучее волшебство не прячется. Великий Рукосил-Могут не прячется.
– Ты тоже прячешься по задворкам.
Кот неопределенно шевельнул хвостом.
– У нас с тобой много общего, – напористо продолжала Золотинка. – Больше, чем ты думаешь. Мы оба перестанем прятаться, если договоримся. Давай базарить без дураков. Меня занимают твои отношения с великим государем Юлием. Я знаю, тебе есть, что рассказать. Договоримся – не пожалеешь.
Что можно было ему показать? Захватить воображение, поразить.
Золотинка развязала торбу, подумывая предъявить Почтеннейшему хотенчик, который и свел их в этой харчевне, но заколебалась. Не проходящее чувство опасности подсказывало ей, что лживой помойной твари ничего показывать не стоит. Но показать надо было. И она вспомнила про мертвый хотенчик и мертвый Паракон из блуждающего дворца. Те-то уж никого не выдадут. При любых обстоятельствах.
– Вот! – решительно объявила она, кидая рогульку с Параконом на кровать. – Знаешь, что это? Объяснить?
– Догадываюсь, – протянул кот. И присмирел.
Скоро Золотинка сообразила, что благоговейные чувства Почтеннейшего вызывает не деревянная рогулька, назначения которой он не понимал, а перстень с Параконом. Кошачьи глаза остановились, он застыл, позабыв нахальные ухватки.
– Я был в межибожском дворце. Только что оттуда, – сказала Золотинка.
Кот глянул. И не позволил себе ни единого замечания.
– Я нашел это в межибожском блуждающем дворце, – продолжала Золотинка.
Каждое слово ее добавляло жару в распаленное уже воображение. Кот бросал быстрые, тревожные, какие-то испытывающие взгляды на Золотинку и возвращался к Паракону.
И так же быстро, тревожно стучало Золотинкино сердце. Словно она ходила где-то рядом с открытием. На обрыве… у подножия… по кромке… Сейчас – еще шаг... Что тянуло Юлия к коту? И она не усомнилась приоткрыть противнику краешек правды. Чтобы открылся кот, нужно было и самой открыться.
Сдерживая себя, с подчеркнутой неспешностью она принялась объяснять, что такое хотенчик. Произведение великой волшебницы Золотинки, погубленной нынешним слованским государем Могутом. Ибо, как Почтеннейший прекрасно знает, великая княгиня Золотинка, что на престоле, – Ложная Золотинка. Оборотень. Ложная Золотинка тоже порождение Могута, чародея, что говорить, немалого. Так вот. Можно предположить, продолжала Золотинка, не встречая возражений со стороны кота, который ни разу ее не перебил, что хотенчик, порождение волшебницы Золотинки – истинной Золотинки, – несет в себе ее запечатанные желания. Волшебница, по-видимому, искала Юлия. Так что хотенчик должен был привести к Юлию. Но Юлий мертв. И вот загадка: найденный в межибожском дворце хотенчик привел к Почтеннейшему. Что кажется все ж таки, несмотря на убедительные разъяснения уважаемого кота, не совсем понятным. Хотя и несет в себе глубокий смысл. Как бы там ни было, в межибожской находке есть нечто особенно знаменательное, нечто такое, что касается всего нынешнего порядка вещей. И судеб страны, возможно. К этим эпохальным тайнам причастен и многоуважаемый Почтеннейший. Кстати, Паракон, знаменитый волшебный камень Рукосила, который Почтеннейший может видеть здесь на кровати вместе с хотенчиком, есть тот предмет, которому повиновался медный болван Порывай. Почтеннейший, Порывай, покойная волшебница Золотинка и покойный Юлий, покойный Рукосил и нынешний государь Могут – всё это многозначительно связано. Переплетено. Да и блуждающие дворцы сюда же – всё связано. И нам с вами, Почтеннейший, выпала честь распутать непостижимый клубок загадок. На этом можно хорошо погреть лапы. Если голова есть. Если подумать и разобраться.
Бросив взгляд на пигалика, Почтеннейший соскочил на пол и сделал несколько шагов по комнате, такой маленькой, что взволнованному коту негде было и повернуться.
– Что ж, – прошамкал Почтеннейший по некотором размышлении, – голова есть. Чего зря бухтеть? Запираться не буду. Голова есть… Значит что. Короче. Я пользовался неограниченным доверием покойника. Впоследствии наши пути разошлись, покойник чрезвычайно раскаивался... чрезвычайно раскаивался... чрезвычайно...
– Юлий действительно погиб, как считают? – быстро, словно перебегая по камням головокружительный горный поток, спросила Золотинка. – Говорят, тело государя не нашли на поле битвы.
– Но он же погиб не под Медней, гораздо позже, гораздо, –пояснил кот, нетерпеливо отмахнув хвостом.
– Когда?
– Так ведь... – присел, напружившись, не спуская хищного взгляда, кот… щелкнул зубами и еще щелкнул, что-то высматривая в лице пигалика… – На днях! Юлий погиб на днях. Давеча… вчера вечером! – утвердился кот, подмечая, как трепыхнулась, прихваченная когтями жертва. Пигалик не сдержал движения – освободиться... вырвать запущенные под сердце когти… И, теряя кровь, едва находил силы трепыхаться.
Не было сил и возразить. Золотинка знала, что это не могло быть правдой, и молчала, пришибленная. Зачем же солгал хотенчик? Могли ли солгать оба? А если хотенчик и кот заговорили одним языком, не значит ли, что Золотинка путает, не желая принять какой-то чудовищной… неправдоподобной правды?
Она чувствовала, что сомлела, как это бывает при угаре.
– С чего ты взял, что Юлий погиб?.. Как он погиб?.. Вчера? – Золотинка едва удерживалась, чтобы не сказать «я видела его совсем недавно живым, здоровым и очень резвым!»
– А суп ведь, сдается, стынет, – потянулся кот с необыкновенным сладострастием.
Какой же он был длинный! Длинный и страшный! Кажется, он потянулся через всю коморку, ставши в два раза больше. В два раза длиннее и гнуснее.
– Короче, ты не будешь возражать, а я начну, – небрежно обронил он, когда вернул себе естественные размеры. И, бросив косой взгляд на кровать, где лежал хотенчик с насажанным на него перстнем, подвинулся к табурету.
Поднявшись на задние лапы, Почтеннейший оперся грудью о край табурета и принялся лакать суп – жадно и быстро шлепая язычком. Чтобы тарелка не соскользнула, он придерживал ее лапой.
Золотинка молчала.
– Как погиб Юлий? – глухо молвила она, когда Почтеннейший основательно насытился и, надо полагать, подобрел.
Но тот, изредка прерываясь, долго еще шлепал языком.
– Ни слова больше! – прошамкал он, наконец, обмахивая вымоченные в похлебке усы. Поднявшись, кот держался за верх табурета, как церковный проповедник за стойку. – Зачем тебе знать о последней страсти покойника? Покойник мучался. Ужасно мучался. Этим все сказано. Что еще? Что еще ты хочешь узнать?
– От чего же он мучался?
– От любви! – отрезал кот, рыгая. И покачнулся, как пьяный.
От горячего жирного пойла оголодавший кот натурально пьянел. В шамкающем голосе его слышалось нечто беспутное, в повадках проступала развязность. Кот беспричинно ухмылялся, ненужно махал лапой и хватался за табурет.
– Ты знаешь, что такое любовь? – шептал он, привалившись мокрой грудью к тарелке. – Любовь высоко-высоко. Под луною. На крыше не нужно слов! Слова бесполезны… на крыше… В душе Юлия... в душе Юлия я читал, как в раскрытой книге. Как на крыше. Бедняга жестоко страдал. Сколько раз я видел слезы, в глазах его видел слезы, когда случалось бедняге швырнуть в кота камнем!
– Где вы познакомились? – осторожно вставила Золотинка, но пьяного горячим супом кота не так-то просто было остановить.
– Ни слова больше! – истово вскричал он, ударяя лапой по табурету. – Ни слова! Не терзай мне душу... тяжело вспоминать!
– Врешь ты все! – грубо сказала Золотинка, откинувшись на кровати.
Кот смолк и поглядел с удивлением, немало пораженный проницательностью пигалика.
– В общем так, – буднично сказал он некоторое время спустя. –Все сходится. Прикинь. На удивление просто. Сейчас я скажу, и ты поймешь. Тупой поймет. После покойника, да?... после покойника Почтеннейший, которого ты имеешь честь перед собой видеть, ваш покорный слуга, был ближайший другом и доверенным лицом волшебницы Золотинки!
И кот благосклонно повел хвостом, принимая признательность ошеломленного таким открытием пигалика.
– Понятно, хотенчик не мог привести тебя к Юлию, покойнику. Не мог привести к Золотинке – покойнице. И выходит что… получается… хотенчик привел тебя к Почтеннейшему! Потому что Почтеннейший – не покойник. Понимаешь? Раз – покойник, два – покойник, остался Почтеннейший. Дошло? – воскликнул кот в совершенном упоении от остроумной догадки. – Покойница Золотинка безумно Почтеннейшего любила! До неприличия. До неприличия. Я многое мог бы рассказать… но… смыкаю уста. Честь… и все такое. Если понимаешь, о чем я говорю.
Но это было уж слишком!
– Вот как... – тихо молвила Золотинка. – И что же такого неприличного покойная себе позволила?
Кот задумался, как бы припоминая, отодвинул тарелку, отстраняя от себя все суетное, недостоверное. Поманил лапой Золотинку, побуждая ее нагнуться поближе. И прошептал:
– Она брала меня к себе на постель.
И в ответ на изумленный взгляд собеседника кивнул – и хвостом и головой одновременно: так и было. Невозможно отрицать.
– Твое счастье, что покойница не может тебе ответить. Из могилы, – прошептала в ответ Золотинка. – А то бы ответила. Не сомневайся.
Кот задумался, словно бы это мысль никогда не приходила ему в голову. Он по-прежнему стоял за табуреткой, как за церковной кафедрой.
– Давай к делу, – сказала Золотинка в полный голос, – давай, мой хороший, к делу.
– Лады, – встрепенулся и кот. Покосился на хотенчик с Параконом и переменил тон, словно бы протрезвев. – Ну, ладно! Как говорится: пеклевше скандить. Иными словами: откровенность за откровенность – так?
– Ну, так, – согласилась Золотинка.
– Что толку водить друг друга за нос?
– Никакого толку, – подтвердила опять же Золотинка.
В повадках Почтеннейшего обнаружилось некоторое беспокойство, происходившее, по видимости, от внутренних затруднений – словно бы кот замешкал на пороге важного и далеко идущего решения. Он оставил табурет и прошелся.
– Скажу как есть, – снова остановился Почтеннейший. Но, кажется, колебался. – Несколько вопросов сначала. Со стены не соскоблишь. Это что?
– Что? – бессмысленно отозвалась Золотинка.
– Луч света на стене. Теперь дальше: без окошек без дверей полна горница людей?
– Огурец.
– Правильно, – согласился кот. – Огурец, а внутри семечки, это люди. Кто сильнее Рукосила-Могута?
– Не знаю, – нетерпеливо бросила Золотинка.
– Правильно, – с готовностью согласился кот. – А теперь глянь за дверью, не стоит ли кто? Я спрошу главное.
Ужасно собой и всем недовольная, в раздражении чувств, Золотинка соскользнула на пол и толкнула дверь – благо осталось лишь руку протянуть. В закутке перед лестницей, куда выходила коморка, никого не было. Отсюда корчма не просматривалась, доносились бессвязные голоса. Следовало сделать два-три шага, чтобы горница открылась целиком до самого входа. Золотинка только бросила взгляд на ватагу за колченогим столом, где горланили завсегдатаи... служанка бежала с кувшином... Только взгляд бросила Золотинка, торопясь вернуться, но не успела и ахнуть – рыжим пламенем шарахнулся под ноги кот, с дробным стуком мазнул по половицам когтями и вылетел через всю корчму в раскрытую настежь дверь.
В зубах негодяя мелькнул хотенчик.
Не веря себе, Золотинка обернулась убедиться, что оставленная на кровати рогулька исчезла. И тогда уж, растеряв мгновения, кинулась за котом.
Она выскочила на улицу – рыжий язык пламени мелькнул в полуста шагах и пропал. Тотчас, едва опомнившись, Золотинка бросилась назад, в коморку, где осталась развязанная торба с настоящим, живым хотенчиком, и как раз налетела на хозяина.
– Шалишь, а деньги?!
– Я заплачу! – пыталась отбрехаться Золотинка, не способная сейчас держать в уме неясные отношения с кабатчиком.
Однако она просчиталась, полагая, что волшебное слово «заплачу» разрешит любые возможные недоразумения. Хозяин цепко хватил за шиворот, взывая к чувству и разуму кабацких завсегдатаев: «Только подумайте!»
– Никуда я не бежал! – вопила Золотинка. – Заплачу же, заплачу! Что надо?!
А питухи кровожадно шумели на все голоса:
– Ишь ведь щенок: от горшка два вершка, а туда же: заплачу! Больно умный! Где только нахватался: заплачу!
И хотя безобразный гвалт не способствовал прояснению умов, Золотинка должна была уразуметь, наконец, что дело нечисто и грошами тут не обойдешься. Из всех щелей выползал растревоженный, изумленный непорядком народ, домочадцы и прислуга, все глядели на маленького мошенника с осуждением, а хозяин, до удушья закручивая ворот, кивнул толстой служанке:
– Пошарь-ка у негодника в сумке.
Девка кинулась к раскрытой коморке. Поздно было рассчитывать на мирный исход стычки, Золотинка никак не могла подпустить их к котомке с хотенчиком. Извиваясь под жестокой рукой, она хватила за ухом Эфремон, еще несколько мгновений понадобилось, чтобы возбудить сеть, опутаться с ног до головы невидимой силой.
Млея от удушья, Золотинка судорожно вздохнула: сеть, расправляясь, раздвинула стянутый на горле ворот, сеть отжимала все постороннее и, как гибкий панцирь, принимала под одеждой естественные для тела очертания. Золотинка задышала. Только сейчас она ощутила, в каком жалком положении оказалась, как не хватало ей глотка воздуха: обмякнув, она выплывала из тошнотворного, головокружительного провала. Становились яснее возбужденные голоса. Кабацкая братия и домочадцы колыхались перед глазами. Хозяин, почитая придушенного малыша за ничто, отрывисто восклицал:
– Мазик вернулся? Где Мазик, вернулся? Тащи веревку! Веревку, леший вас раздери, скорее! Вяжите!
Как это всегда бывает, когда случается поймать ведьму, колдуна или русалку, раздавались истошные голоса:
– На пол не опускайте! Не дай бог земли коснется!
Тут только Золотинка разобрала, что, подхваченная за перекрученный ворот, болтается на руках кабатчика, как на суку. Дородный мужчина держал ее и брезгливо, и опасливо, словно полудохлого крысенка.
Так что Золотинке ничего не оставалось, как, извернувшись, схватить противника за локоть.
Этого было достаточно: пожатие железной ладошки заставило кабатчика охнуть, роняя малыша. Золотинка вырвалась или, наоборот, кабатчик вырвался, с жалким шипением разинув от боли рот. Мятущийся круг рож распался, все шарахнулись. Вмиг Золотинка оказалась в коморке, где затурканная страстями служанка торопливо, ни мгновения не замешкав, подала ей котомку. Золотинка хватила свое имущество, прощупав на ходу через холст хотенчик, и бросилась к выходу.
На ту беду, случившиеся в кабаке удальцы достаточно уже приложились к бутылке, чтобы почувствовать потребность в подвигах. Один хватил табурет, другой сверкал ножом, и тот, что вооружился расшатанным в потасовках табуретом, успел заступить дорогу, в то время как сноровистая подруга удальцов вышибла из-под двери клин.