Доклад Тема: Уильям Шекспир (1564-1616)

Вид материалаДоклад

Содержание


«есть в жизни всех людей порядок некий...»
«весь мир лицедействует»
«порвалась цепь времён...»
Поэт и драматург
Решусь на всё, что в силах человека. Кто смеет больше, morn не человек.
Я царств вам не дари/i, не звал, детьми, Ничем не обжал. Так да свершится Вся ваша злая воля надо мной! Я ваша жертва...
Подобный материал:

КУЛЬТУРОЛОГИЯ Доклад

Тема: Уильям Шекспир (1564-1616)


АКТЁР ИЗ СТРЭТФОРДА

Если предположить, что биографию Шекспира писал бы один из ста­ринных авторов, пожелавший в духе романов XVIII в. дать в названии сжатый план всей книги, он легко вместил бы в несколько строк почти все достоверные сведения о великом драматурге и поэте: «Повесть об Уильяме Шекспире, сыне почтенно­го гражданина Стрэтфорда-на-Эйвоне Джона Шекспира, появи­вшемся на свет апреля 23 дня 1564 г. и прожившем в этом городе до 21 года, когда, оста­вив жену и троих детей на по­печение своей семьи, он отбыл искать счастья в Лондон, актёр­ствовал, приобрёл славу драма­турга и поэта, разбогател, сделал­ся совладельцем театра „Глобус", но на склоне лет возвратился в родной город, где и умер в день своего рож­дения 1616 г.».



Уильям Шекспир.

Отец Уильяма занимался торгов­лей, но затем разорился. Биографы полагают, что семейные обстоятель­ства заставили Уильяма лет в 1б бро­сить школу, которая в Стрэтфорде была отменной. Так что образование, которое он получил, включало и зна­ние классических языков, хотя в па­мяти потомков остались слова друга Шекспира драматурга Бена Джонсо­на, написанные в память о нём: «...он немного знал латынь и ещё хуже греческий...». Однако это говорит один из величайших эрудитов эпохи, и не для того, чтобы унизить Шекспи­ра, а чтобы подчеркнуть природность его таланта, который не зави­сел от уровня образованности.

Предполагают, что, оставив школу, Шекспир какое-то время в качестве подмастерья помогал отцу. В ноябре 1582 г., когда ему исполнилось 18 лет, он женился на Энн Хэтеуэй, женщине на восемь лет старше его.

Вторая половина 80-х гг. XVI в. — утраченные для потомков годы био­графии Шекспира. Они окружены легендами. К концу этого десятилетия он оказался на лондонской сцене. С 1594 г. Шекспир работал в труппе лорда-камергера; она называлась так по должности покровителя, без кото­рого не могли обойтись бесправные и подвергавшиеся гонениям актёры. В 1599 г. они уже играли в специально отстроенном здании театра «Глобус». С восшествием на престол в 1603 г. ко­роля Якова I Стюарта труппа перешла под его покровительство и стала назы­ваться «Королевские слуги».

В то время Уильям Шекспир, судя по сохранившимся документам, про­цветал: он купил недвижимость в Лон­доне и в своём родном городе. В са­мом начале XVII в. Шекспир начал наезжать в Стрэтфорд всё чаще и в 1613 г. вернулся окончательно, продав свой пай в театре «Глобус». Он отошёл от дел — возможно, по болезни. Вско­ре он составил завещание и умер.

Завещание, обнаруженное полто­ра века спустя, вызвало множество во­просов. В нём говорится о домах и имуществе, о кольцах на память для друзей, но ни слова — о книгах и ру­кописях... Как будто умер не великий писатель, а заурядный обыватель. Этот документ стал первым поводом задать так называемый «шекспиров­ский вопрос»: а был ли Уильям Шек­спир из Стрэтфорда автором всех тех произведений, которые сейчас из­вестны под его именем?

Вот уже сто лет находится немало сторонников ответа: не был. Не мог быть, поскольку был необразован, не путешествовал, не учился в универ­ситете, «немного знал латынь...». Суще­ствует более 20 кандидатов в Шекспи­ры. Среди них — великий английский философ Фрэнсис Бэкон, драматург Кристофер Марло, графы Дерби, Окс­форд, Рэтленд, королева Елизавета I... Каждый год появляется новая сенсация. Однако сегодня можно сказать, что горожанин из Стрэтфорда-на-Эй-воне и лондонский актёр Уильям Шекспир (хотя его жизнь действи­тельно овеяна тайнами) остаётся наи­более вероятным претендентом, на­много превосходящим остальных. А его пьесы, к счастью дошедшие до наших дней, неизмеримо увлекатель­нее любых детективных догадок по поводу их авторства.


«ЕСТЬ В ЖИЗНИ ВСЕХ ЛЮДЕЙ ПОРЯДОК НЕКИЙ...»

Первые шаги Шекспира на поприще драматургии относятся, вероятно, к концу 80-х гг. XVI в. Во всяком случае, в 1592 г. Шекспир был уже доста­точно знаменит, чтобы удостоиться личного выпада со стороны одного из своих предшественников.

Шекспир писал в трёх основных для того времени драматических жан­рах: хроника, комедия, трагедия. Позд­ние пьесы Шекспира называются дра­мами на романтические сюжеты. Термин «романтический» восходит к рыцарской литературе, по ассоциа­ции с которой так стали именовать все произведения, отмеченные фанта­зией, содержащие удивительные про­исшествия. Кроме того, его перу при­надлежат две поэмы — изысканные обработки античных сюжетов: «Вене­ра и Адонис» (1593 г.) и «Лукреция» (1594 г.), а также сборник сонетов.

Знаменательно, что Шекспир начал с хроник — событий национальной истории. В эпоху Возрождения ход земной жизни перестали восприни­мать как цепь разрозненных фактов и поступков, появилось понимание внутренней взаимосвязи всего, что

было, есть и будет. Шекспир — в чис­ле первых, кому открылось именно та­кое видение человеческой истории.

Две пьесы входят в ранний цикл шекспировских хроник — первую тетралогию: «Генрих VI», состоящий из трёх частей, и «Ричард 111».

«Генрих VI» возбудил ревнивое чув­ство собратьев по сцене, хотя это было ещё медленное, в духе дошекспировского театра растянутое дейст­во. Батальные и дворцовые сцены, сменяя друг друга, рассказывали о вражде двух ветвей королевского до­ма — Ланкастеров и Йорков, которая завершилась войной Алой и Белой ро­зы. В 70-х гг. XV в. восторжествовали Йорки во главе с Эдуардом IV, но мир оказался непрочным. После смерти короля его брат герцог Глостер вырвал корону из рук малолетних принцев и захватил трон под именем Ричард III.

Хронику «Ричард III» (1592— 1593 гг.) открывает монолог герцога Глостера. Это своеобразный пролог. В дошекспировской драме пролог в исполнении хора обычно предва­рял действие и объяснял его. Герой не скрывает ни плана будущих дейст­вий, ни своего характера: «...решился стать я подлецом и проклял / Ленивые забавы мирных дней». Он объявляет, что подчинит себе течение времени и возьмёт верх над неблагоприятной судьбой, которая создала его физиче­ски и нравственно уродливым.

Ричард открывается зрителю, по не другим персонажам. С ними он ведёт двойную игру. Только залу герой должен быть ясен с самого начала. и до самого дна своей душевной ни­зости — не человеческой, а дьяволь­ской. Ассоциация с дьяволом не слу­чайна: характер Ричарда восходит к аллегорическому персонажу средне­векового театра — Пороку (Vice). Шекспир, как всегда, рассказывает старую историю на новый лад. Харак­тер персонажа приобретает небыва­лую прежде убедительность, нагляд­ность, поскольку выражает себя в напряжённом сценическом действии.

За первым монологом следуют сцепы с братом — герцогом Кларен­сом, которого, лицемерно любя и жалея, Ричард отправляет на смерть в Тауэр, — и с леди Анной. Ричард — убийца её жениха, принца из дина­стии Ланкастеров, и его отца Генри­ха VI, за чьим гробом она идёт с про­клятиями злодею. Что же заставило леди Анну принять притворную лю­бовь Ричарда? Зритель убеждается, что Ричард не только намерен лице­мерием прокладывать себе путь к трону, но и в полной мере способен это сделать. Он не останавливается да­же перед тем, чтобы протянуть леди Анне кинжал и подставить под пего грудь — для мщения, доказывая, что все злодейства совершены им якобы ради любви. Ричард — актёр, уме­ющий убедить.

Бесспорна сила его личности. Но чем более велик человек, тем страш­нее он в своём падении. В отличие от мыслителя и историка Никколо Ма­киавелли и в споре с ним Шекспир не признаёт за великим человеком права отделить политику от морали (см. вступительную статью к разделу «Литература эпохи Возрождения*).

В финале хроники Ричард погиба­ет, сражаясь с новым претендентом на трон — будущим королём Англии Ген­рихом VII, основателем династии Тю­доров. Этой гибелью Шекспир напо­минает о неизбежности возмездия. Однако у него есть и другой довод против злодейства — исторический, даже политический. Цель злодея — власть, но достижение этой цели лишь видимость, ибо власть не удаётся удер­жать окровавленными руками. Уже в сцепе коронования угадывается обре­чённость Ричарда, когда лондонские горожане безмолвием отвечают на призыв: «Да здравствует король!».

Правитель и народ — главный во­прос истории и, следовательно, все­го цикла хроник. Именно этот мотив вслед за Шекспиром продолжит А. С. Пушкин в «Борисе Годунове». Дурной человек, убеждает Шекспир, не сможет стать хорошим королём. Соединяя проблему власти с пробле­мой личности, «Ричард П1» открыва­ет путь к «великим трагедиям», и прежде всего к «Макбету».

Тема второй тетралогии — станов­ление национального государства. Она состоит из пьес «Ричард II» (1595 г.), «Генрих IV» (в двух частях; 1597—1598 гг.) и «Генрих V» (1598 г.). Первая пьеса — предыстория кон­фликта домов Ланкастеров и Йорков. «Генрих IV» — лучшая шекспировская хроника — рассказывает о том, как Генрих IV, родоначальник династии Ланкастеров, захватил власть, а также о юности будущего идеального коро­ля Генриха V.

У событий хроники три основных места действия, соответствующие трём жизненным сферам. Королевский дво­рец — символ королевской власти. В домах мятежных лордов царит фео­дальная вольница. В таверне властву-ег Фальстаф, воплощающий народную смеховую культуру, столь влекущую к себе юного принца Гарри.

В дружбе с Фальстафом принц проходит жизненную школу, о чём со­жалеет король. Он хотел бы видеть сы­на не беспутным шалопаем, а героем, подобным одному из вождей восстав­ших феодалов — Гарри Перси, про­званному Готспером (англ, hotspur — «горячая шпора»). Готспер с его жела­нием славы и жаждой битвы мог бы стать героем эпоса, но в хронике он обречён на поражение. Изменилось время, распались прежние связи, и те­перь, чтобы стать героем, нужно при­общиться к жизни народа и его куль­туре. Именно это и делает принц.

Обретённая сила позволит прин­цу сразить Готспера, который, пав в честном бою, отдан Фальстафу на карнавальное поругание. Фальстаф наглядно исполняет свою роль кнута времени, со смехом «хороня» того, кто мог бы быть героем предшеству­ющей эпохи и эпического жанра.


«ВЕСЬ МИР ЛИЦЕДЕЙСТВУЕТ»

В комедии «Сон в летнюю ночь» (1596 г.) Гермия любит Лизандра, а её отцу мил Деметрий. Разрешения на брак дочери с ним отец испрашива­ет у афинского герцога Тезея. Для зрителей эти двое юношей удиви­тельно неразличимы и всем равны — возрастом, положением, достоинства­ми. Остаётся предположить, что один избран прихотью любви, а другой — родительской прихотью. Победит первый, ибо вся пьеса — о прихотли­вости любовного чувства, о его пра­ве, подтверждённом чудом природы.

Влюблённые, спасаясь от воли отца и утверждая свою волю, бегут из Афин и попадают в волшебный лес, куда за ними устремляются Деметрий и без­ответно влюблённая в него подруга Гермии Елена.

Любовный план пьесы Шекспир перебивает двумя другими: фарсовым и волшебным, которые в дальнейшем постоянно переплетаются. Сначала являются афинские ремесленники вместе с ткачом Основой. Они реша­ют по случаю бракосочетания герцо­га сыграть спектакль. Этот приём пье­сы в пьесе пародийно осложнён тем. что за лицедейство взялись простолю­дины, чьи представления о театре сформировались под влиянием пред­шествующей Шекспиру громогласной декламационной трагедии. Ремеслен­ники репетируют трагедию на антич­ный сюжет о злосчастной судьбе двух влюбленных — Пирама и Фисбы.

Затем проказник Пэк и вслед за ним весь мир воздушных фей и эль­фов во главе со своим царём Обсроном и его супругой Титанией тоже ре­шают принять участие в торжествах. Однако царственные супруги ссорят­ся. Раздосадованный Оберон решает отомстить Титании и посылает Пэка за волшебным соком: если спящему смазать им глаза, то, открыв их, он по­любит первого, кого увидит. ТакТита-ния влюбляется в ткача Основу, кото­рому Пэк успел приставить ослиную голову как зримый знак его глупости.

Ситуация стремится к комедийной развязке, счастливому концу, потому что в её основе — случайные и вполне устранимые препятствия. Упрямство отца в комедии «Сои в летнюю ночь* сломлено упорством влюблённых, и действие завершается не одной, а тре­мя свадьбами.

Ранние комедии Шекспира могут быть определены по названию пер­вой из них — «Комедия ошибок» (1592— 1594 гг.). В основе их конфлик­та — случай: ошибка, недоразумение, неузнавание. Но это поправимо. Шек­спировская комедия — по своей при­роде смеховая, в равной мере развен­чивающая и жизнеутверждающая — противостоит последующему разви­тию этого жанра, уходящего в сатиру.

Изменения заметны лишь в позд­них комедиях, появившихся па ру­беже XVI—XVII вв. Они называются серьёзными, драматическими, проб­лемными, в них привычно обыгры­вается название одной из них — «Всё хорошо, что хорошо кончается» (1602—1603 гг.). Не всё хорошо, что хорошо кончается: счастливый конец, подразумеваемый жанром, не убеждает, что гармония восстанов­лена, ибо её нарушения были не случайными. Елена, дочь искусного вра­ча, уже умершего, излечивает короля Франции, который в благодарность за это согласен исполнить любое её желание. Елена просит себе в мужья графа Руссильонского. Оскорблён­ный необходимостью взять в жёны дочь лекаря, тот повинуется королев­ской воле, но ставит перед невестой условия, как кажется, невыполнимые. Елене удаётся их выполнить, но лег­ко ли поверить в то, что граф сможет

переступить через уязвлённую дво- начала действия захвативший власть рянекую гордость? и изгнавший законного правителя — Подобные сомнения вызывает и своего брата, преследует добрых и no-финал другой комедии — «Как вам это ощряет злых. От его гнева герои бе-понравится» (1599 г.). На протяжении гут в Арденнский лес, располагающий всей пьесы герцог Фредерик, ещё до теперь не к феерическим чудесам, а к меланхолическому уединению. И вдруг герцог является туда и после разговора с отшельником раскаивает­ся, возвращает трон, а сам, очистив­шийся от грехов, остаётся в лесу. Справедливость восстановлена, но это уже откровенно поэтическая справедливость, счастливый конец, дописанный к не слишком счастли­вой истории. Конфликт углубился, вошёл в характеры, обстоятельства. Разлад стал характеристикой мира, в котором живут герои.


«ПОРВАЛАСЬ ЦЕПЬ ВРЕМЁН...»

Шекспировская трагедия родилась в первое десятилетие творчества дра­матурга — в окружении хроник и ко­медий. От комедии она унаследовала веру в природную стойкость челове­ка, от хроник — убеждение в том, что закон жизни человека — время. Мо­лодые люди любят друг друга вопре­ки воле родителей — ив комедии «Сон в летнюю ночь», и в одновре­менно с ней написанной трагедии «Ромео и Джульетта». В одном случае в финале — свадьбы, в другом — «нет повести печальнее на свете...».

Действие трагедии «Ромео и Джуль­етта» открывается прологом, кото­рый произносит хор, предлагающий своё объяснение: «...судьба подстраи­вает козни» (здесь и далее перевод Б. Л. Пастернака). Судьба препятству­ет любви... Так понимал происходящее и Ромео. Не раз, особенно предвосхи­щая какой-либо важный поступок, он читал в звёздах «грядущего недобрые приметы». Когда изгнанный из род­ной Вероны в Матую Ромео получил ложное известие о смерти Джульеггы, он вспомнил о судьбе в последний раз: «Я шлю вам вызов, звёзды!..».

Шекспир не спешит ничего ме­нять, а если меняет, то склонен скрыть свои новшества за привычным фаса­дом. Ромео говорит как традиционно мыслящий герой трагедии. Но, следя за развитием событий, читатель пони­мает, что в шекспировской трагедии,

как и в хронике, срок и ход человече­ской жизни отмеряются не /ушной нити судьбы, а по часам историческо­го времени.

Противостояние семей Монтекки и Капулетти — не конфликт трагедии, а лишь повод для конфликта, в ко­тором враждующие дома по сути единомышленники. Они находятся по одну сторону баррикад, по другую сторону — влюблённые. Вражда и лю­бовь сошлись в поединке, и вражда потерпела поражение над телами лю­бящих: «Какой для ненавистников урок, / Что небо убивает вас любо­вью!». Значит, не судьба была против любви, а вражда, весь город, ею рас­колотый и охваченный. Новому ге­рою противостояло старое время. Вражда — из прошлого, средневеко­вого, родового, феодального. У траге­дии своё ощущение времени, «вышед­шего из пазов». Именно так точнее перевести знаменитую фразу Гам­лета, более известную в другом рус­ском варианте: «Порвалась цепь вре­мён...» (перевод К. Р.).

Уже в ранние годы Шекспир со­здал произведения, в которых, даже несмотря на счастливый финал, царит дух меланхолического размышления, например «Венецианский купец» (1596—1597 гг.). Появились герои, со­всем по-гамлетовски разочаровыва­вшиеся в возможности разумного деяния, например Брут в римской трагедии «Юлий Цезарь» (1599 г.).

«Гамлет» (1600—1601 гг.) создан в самом популярном жанре тогдашне­го театра — трагедии мести. Молча­ливо и отчуждённо принц Датский является в тронной зале, где царит новый король, его дядя Клавдий, ко­торый подчёркивает внешние атри­буты своей власти и обставляет её с небывалой прежде торжественно­стью. Облик Гамлета составляет кон­траст с этим пышным весельем. Принц носит траур по умершему от­цу, его печалит поспешная свадьба матери. В первом монологе он упо­добляет мир гниющему саду. Гамлет начинает монолог, сожалея о том, что Бог «уставил запрет самоубийству», и завершает его горестным рассужде­нием о женщине, связанным с тем, что его мать вышла повторно замуж «и башмаков не износив, в которых шла за гробом»: «Бренность, ты / Зо­вёшься: женщина!» (здесь и далее пе­ревод М. Л. Лозинского).

С единственным верным другом Горацио Гамлет вспоминает об отце: «Он человек был, человек во всём; / Ему подобных мне уже не встретить», В великих трагедиях Шекспира поня­тие «человек» в его высоком ренсс-сансном значении всё более безвоз­вратно уходит в прошлое. Гамлету ещё предстоит страшное открытие. Призрак отца сообщит ему, что ны­нешний король — Клавдий — свер­шил грех братоубийства.

Призрак требует мщения, а Гамле­ту7 никак не даётся роль героя-мсти­теля. В конце второго акта он решил­ся действовать, но, появившись в начале третьего, вновь рассуждает о самоубийстве: «Быть или не быть...». Его нерешительность очевидна на фоне поведения других персона­жей — Лаэрта и Фортинбраса, оказав­шихся в сходной ситуации. И тот и другой не колеблясь мстят за своих отцов. Линия каждого из них — па­раллельный сюжет к основному дей­ствию. Гамлет готов восхититься их решимостью, их чувством чести, но не может не чувствовать бессмыслен­ности их деяний.

Почему медлит Гамлет с исполне­нием мести? Это вечный вопрос тра­гедии. Гамлет и сам постоянно при­знаётся в медлительности и клянёт себя. И причина не в том, что он слаб или безволен. Чтобы ощущать необ­ходимость мести, герой должен осо­знавать себя важной частью мирово­го порядка, верить, что его поступок повлечёт за собой решающие для со­стояния мира последствия. А Гамлет уже иной...

Вся трагедия «Гамлет» — не только разрыв со старым жанром и старой моралью, но и взгляд в будущее. Небы­валая новизна и достоинство героя сказались в том, что, размышляя о необходимости поступка, он взвеши­вает его последствия и как бы пред­ощущает то, что ныне называется нравственной ответственностью. Со­временный отечественный исследова-

тель афористично назвал Гамлета пер­вым «рефлектирующим» героем миро­вой литературы, а потому — первым героем мировой литературы, пере­жившим трагедию отчуждения и оди­ночества, погружённым в самого себя и свои мысли. Отчуждённый от мира, он уже не верит, что его единственный удар что-то способен решить в деле установления мировой гармонии, что ему в одиночку дано «вправить вывих­нутое Время».

Катастрофичное отчуждение Гам­лета нарастает по ходу7 действия. На глазах читателя довершается его раз­рыв с прежде близкими людьми, с прежним собой, со всем миром пред­ставлений, в котором он жил. Любит ли Гамлет Офелию? Любит ли она Гам­лета? На этот вопрос нет ответа в тра­гедии, отношения героев не строятся как любовные. Их определяют иные мотивы: отцовский запрет Офелии принимать сердечные излияния Гам­лета и её повиновение родительской воле; любовное отчаяние Гамлета, под­сказанное его ролью сумасшедшего; подлинное безумие Офелии, сквозь которое словами песен прорываются воспоминания о том, что было, или о

том, чего не было между ними. Если любовь Офелии и Гамлета существует, то лить как прекрасная возможность, намеченная до начала сюжета и уни­чтоженная в нём.

Офелия, превращённая в послуш­ное орудие интриги и ставшая опас­ной приманкой, на которую принца пытаются поймать, не размыкает круг трагического одиночества Гамлета. Напротив, она даёт ему острее почув­ствовать это одиночество. Судьба Офелии не менее трагична, чем судь­ба Гамлета, и ещё более трогательна, но каждый из них самостоятельно встречает свою судьбу и переживает личную трагедию. Отчуждённый от семьи и любви, Гамлет теряет веру и в дружбу, преданный прежними друзьями Розенкранцем и Гильденстерном.

«Подгнило что-то в Датском коро­левстве» — такой диагноз положению дел поставил Марцелл, честный офи­цер ночной стражи в замке Эльсинор, один из первых, кому явился призрак убитого короля. Человеческое вели­чие осталось в прошлом.


ПОЭТ И ДРАМАТУРГ

Разлад героя с историческим време­нем в шекспировских пьесах посте­пенно трагически нарастает. Ни у ко­го из персонажей ранней трагедии любви «Ромео и Джульетта» не возни-

кал вопрос-, почему герои любят друг друга? Но тот же вопрос мучительно занимает всех в трагедии «Отелло» (1604 г.). Как могла полюбить Дезде­мона немолодого мавра, чужого сре­ди жителей Венеции? Предполагают разное: её отец Брабанцио считает, что виной всему чары, колдовство; трагический злодей Яго уверен, что это «попущение крови с молчаливого согласия души» (здесь и далее перевод Б. Л. Пастернака), Отелло отвечает им: «Я ей своим бесстрашьем полюбил­ся...». Дездемона подтвердит его слова и скажет нечто большее: «Я увидела лицо Отелло в его душе», т. е. со всей метафорической решительностью вы­ражения переносит ценности во внут­ренний мир.

В отличие от «Ромео и Джульетты» обстоятельства в «Отелло» во власти героя. Со второго акта действие про­исходит на острове Кипр, губернато­ром которого является Отелло. Одна­ко мавр этой властью распорядиться не умеет. Трагедия становится воз­можной, когда Отелло, поверив Яго, доверяется венецианскому здраво­мыслию. А в Венеции любят легко, как Кассио Бьянку, или по-семейному, как Яго Эмилию. Но так, как Отелло любит Дездемону, там не любят, а по­тому не могут поверить их чувствам.

Шекспир всегда повторяет основ­ную тему трагедии в нескольких па­раллельных сюжетах. Это необходимо, чтобы судить об исключительности трагического героя. Теряя исключи­тельность, он совершает трагическую ошибку. Отелло поверил, что Дездемо­на — как все, и разрушил их душевный союз. Всё происходящее сдвинуло пространство душевного мира, кото­рому принадлежат и любовь, и роко­вая ошибка, и главное — крушение са­мой любви, после чего гармонию сменил хаос.

Шекспир проверяет достоинст­во трагического героя отношением к высшим земным ценностям — люб­ви и власти. В «Макбете» (1605 г.) и в «Короле Лире» (1606 г.), как и в «Гам­лете», звучит тронная тема. Лир — ко­роль, но трагедия начинается с того, что он более не хочет им быть. Мак­бет, напротив, мечтает о троне, но не имеет на него наследственного права, которому противопоставляет другое — человеческое. Макбет, безусловно, ве­лик и прекрасен, но вправе ли он, на­рушая все Божий и человеческие зако­ны, убить своего повелителя короля Дункана? Макбет знает ответ, и это знание заставляет его колебаться:


Решусь на всё, что в силах человека. Кто смеет больше, morn не человек.


И всё-таки Макбет совершает зло­деяние, возносящее его на вершит? земного величия, но лишающее пра­ва быть человеком. Исполнилось предсказание ведьм, появлением ко­торых начиналось действие-. Макбет будет королём, а добро в мире нераз­личимо сольётся со злом.

В произведениях Шекспира пер­вые слова героя часто задают тон ха­рактеру, судьбе и значат порой боль­ше, чем ведомо самому говорящему. Макбет не слышал песенки ведьм с припевом: «Зло есть добро, добро есть зло» (в оригинале: «Fair is foul, and foul is fair»). Но Макбет отклика­ется на неё в первом же выходе, имея в виду только что выигранную им битву: «So foul and fair a day 1 have not seen». Б. Л. Пастернак перевёл эту строку так: «Прекрасней и страшней не помню дня». К сожалению, и в дру­гих русских переводах (А. Д. Радловой, Ю. Б. Корнеева) утрачена эта пере­кличка, а с ней и очевидность того, что ведьмы пророчествуют не боль­ше, чем есть в душе, в тайных помыс­лах героя, которые сами по себе пре­красны и ужасны — «foul and fair».

В «Макбете» прекрасное необрати­мо сливается со своей противополож­ностью, переходит в неё. Что есть в трагедии выше, прекраснее Макбета, каким он был в начале трагедии, и что ужаснее его в конце? А в сознании эпохи самым ужасным явилось то, что стал перерождаться объект её высокой веры — человек. Всё в мире сметалось и перепугалось, отзываясь нарастающим безумием в человеке и бурей в природе. Именно эти две ме­тафоры проходят через всю трагедию «Король Лир».

С Шекспиром чаще приходится встречаться на театральной сцене, а теперь и на киноэкране. Поэтому нередко люди забывают о том, что Шекспир — гениальный поэт. В его пьесах действие развивается не только по линии сюжетных мотивов, но и по линии образных перекличек. Так. «Гамлет», открывающийся сценой ночного промозглого холода, сохра­няет это первоначальное ощущение как образную характеристику мира. В «Короле Лире» очень важна сцена отречения от трона, в которой отец делит королевство между тремя до­черьми в соответствии с их любовью к нему. Любимая младшая дочь Кор­делия отказывается публично при­знаться в силе своего чувства и тем самым лишает себя отцовского распо­ложения и богатства. Лир просит любви, а не почитания. Просит, что­бы в нём увидели человека, но делает это по-королевски, не умея снизойти до чужой человечности. Чтобы понять ее, он должен будет прожить всю трагедию, лицом к лицу столкнуться с обезумевшим миром.

Получившие наследство Гонерилья и Per аи а довольно быстро устают де­монстрировать отцу свою любовь и фактически изгоняют его. Разделив королевство между старшими дочерь­ми, Лир нарушил установленный по­рядок, но он не предполагал, какими будут человеческие последствия тако­го шага. Придворный граф Глостер узрел истину, лишившись глаз; так и Лир понял её, отдавшись буре и поте­ряв разум. Он оказался в стихии пер­возданной природное™, которой в образном строе соответствует мета­фора бури, всё захватившей, перевер­нувшей, разрушившей преграды меж­ду человеком и человеком, человеком и миром. Буря становится если не дей­ствующим лицом, то действующей силой этой шекспировской трагедии, а Лир — её вестником, пророком, шутом и жертвой:


Я царств вам не дари/i, не звал, детьми, Ничем не обжал. Так да свершится Вся ваша злая воля надо мной! Я ваша жертва...


Буря, начавшаяся во втором акте, не утихает и в третьем. Каждое новое появление Лира сопровождается ре­маркой: «Буря продолжается». А парал­лельно сценам бури в замках дочерей

вершится неправый суд над Глосте­ром, который помог бежать Лиру: вьётся нить нового заговора, в кото­ром Гонерилья и Регана уже не союз­ницы, а смертельные враги.

Наконец на помощь отцу вместе с французскими войсками прибывает Корделия. Ей рассказывают о блужда­ющем в степи безумце, и она узнаёт отца: «Да. это он. Сейчас мне очевид­цы / Рассказывали. Распевает вслух. / Идёт и буйствует, как море в бурю». Буря из состояния природы преврати­лась в состояние души, так и неспо­собной до конца разобраться в себе. Лир продолжает в неистовом прозре­нии разрывать общепризнанные муд­рости, выворачивать их, перемежая слова воплями боли, сопровожда­ющей это нестерпимое обновление духа, которого не выдерживает брен­ная плоть. За откровение истины Лир платит тем, что дороже всего, — жиз­нью Корделии и, не в силах пережить сё смерть, умирает сам.

В «великих трагедиях», написан­ных вслед за «Гамлетом», предприни­мается последняя попытка эпически цельного и прекрасного героя про­биться в мир. Отелло пытается это сделать любовью, Макбег силой. Лир добром. Но им ничего не удаёт­ся. Время становится непроницаемым для всех. Более того, им не дано вну­тренне противостоять разрушительно­му воздействию Времени.

Величие человека осталось в про­шлом. В настоящем — отчаяние, в бу­дущем — сказка или утопия. Именно так — утопически — доигрывается шекспировский «спектакль» в пьесах «Зимняя сказка» и «Буря» (обе 1611 г.). Если в начале творчества Шекспир от­крыл историческое Время, то в фина­ле он вышел за его пределы. «Игра и произвол — закон моей природы» (перевод В. В. Левика), — поёт Хор-Время в «Зимней сказке», предваряя четвёртый акт. Счастье, не достигнутое в истории, манит фантазию.

Шекспир пишет поздние пьесы как сказочные послесловия к своим траги­ческим сюжетам, повторяя ситуацию, но меняя развязку, — с надеждой на лучшее. «Буря» — единственная пьеса, где метафора обнаружена настолько явно, что вынесена в название. Здесь сплелись все трагические мотивы: ко­варство, злодейство, узурпация трона и свободы, но всё это до начала дей­ствия. На сцене же злодеи — в руках мудрого мага и волшебника Просперо, некогда герцога Милана, ныне же оби­тателя пустынного острова, где, кроме него самого, его дочери и волшебных существ, никто не живет. Его маги­ческая сила вызвала бурю, прибившую к острову корабль с врагами. Теперь в его власти казнить и миловать.

Но, как и король Лир, герой «Бури» не желает этим воспользоваться. Он бросает в море волшебный посох и хочет быть равным со всеми, хотя ед­ва ли обольщается, подобно своей юной дочери Миранде, которая, впер­вые увидев людей, приняла их за пришельцев из дивной страны:

О чудо! Сколько вижу я красивых Созданий! Как прекрасен род людской! О дивный новый мир, где обитают Такие люди!

(Перевод О. П. Сороки.)

Реальность преображается утопи­ческим зрением, обещающим счастье. Однако часть этой цитаты известна современному читателю не столько по тексту Шекспира, сколько в ка­честве названия одной из самых про­славленных и горьких антиутопий XX столетия — романа английского писателя Олдоса Хаксли «О дивный новый мир».

«Время вышло из пазов», единство распалось, замелькало множеством лиц, поражающих не прежним вели­чием, а новым разнообразием. Новый мир... Дивный? Пугающий? Внушаю­щий надежду или разочарование? Ка­ков бы он ни был — он новый и неиз­бежный. Шекспир присутствовал при его рождении и как никто другой за­печатлел его человеческий облик. За прошедшие с тех пор четыре века не так много удалось прибавить к этому портретному разнообразию. Людям остаётся с доверием повер­нуться к Уильяму Шекспиру, всмот­реться и узнать сцены из собственной жизни и самих себя, какими мы бы­ли в начале нашего времени.





www.inf-man.ru