Geum.ru

Лекции по педологии выготский лев семенович

Вид материалаЛекции

Содержание


Истина его теории освещает его заблуждения.
Фактическое описание
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

6


Мы можем теперь заключить наше рассмотрение первого принципа, лежащего в основе книги Коффки, и подвести итоги полученным результатам. После сказанного выше едва ли могут остаться сомнения в том, что теория Коффки представляет собой чрезвычайно смелую и грандиозную попытку сведения высших форм деятельности человеческого ребенка к низшим, наблюдающимся у животных.
          Нетрудно видеть, что такое сведение всех высших форм осмысленности человеческого действия и восприятия к осмысленности низших инстинктивных действий животных является, в сущности говоря, очень дорогой ценой, которую автору приходится платить за преодоление витализма. Он преодолевает витализм, делая уступку механицизму, ибо, по существу дела, механистическими являются не только те теории, которые сводят поведение человека к деятельности машины, но и те, которые сводят поведение человека к деятельности животных. В этом самое основное расхождение в понимании механицизма между нами и Коффкой.
          Как легко видеть из доклада Коффки (1932), посвященного этой проблеме, он главную опасность механицизма видит только в том, что живое, сознательное, сводится к мертвому, автоматическому, неорганическому. Он понимает механицизм в буквальном смысле этого (елова, как введение к механизму. Поэтому он думает, что если только самое мертвую природу понимать не в точки зрения принципа механизма, но с точки зрения физических систем, как это делает Келер в своих исследованиях, т.е. если допустить в самой неорганической природе наличие структурно-целостных процессов, определяющих роль и значение своих составных частей, то такое сведение станет принципиально возможным.
          Но такое преодоление витализма, которое пытается свести поведение человека к закономерностям, наблюдающимся в поведении животных, означает на самом деле остановку на полпути. Это, конечно, стоит выше попытки Торндайка истолковать деятельность, связанную с высшими процессами, чисто автоматически, но это все же представляет собой чистый механицизм в собственном смысле слова.
          Если, таким образом, попытка охватить единым структурным принципом поведение животных и человека приводит Коффку к преодолению витализма ценой уступок механицизму и заставляет его остановиться на полпути, то она же приводит и к обратному результату, именно к преодолению механицизма путем уступок витализму, ч. е. снова заставляет его остановиться на полпути между механицизмом и витализмом. Эта позиция - на полпути между тупиками современной научной мысли - самая характерная для современной структурной психологии, и для книги Коффки в частности.
          Твердо укрепившись в промежуточной позиции, эти психологи видят себя одинаково удаленными как от механицизма, так и от витализма. На самом деле они движутся всецело по тому же самому пути, который определяется этими двумя точками, и неосознанно включают в свои построения нечто от этих крайних полюсов, от которых пытаются оттолкнуться. На самом деле попытка Коффки приложить структурный принцип с его идеей осмысленности к инстинктивной деятельности неизбежно приводит к тому, что инстинкты интеллектуализируются, т.е. самое важное с его точки зрения возникает не в развитии, а дано с самого начала.
          Структура оказывается изначальным феноменом, который стоит в начале всего развития. Далее все идет путем логического вывода, путем дальнейшего размножения структур. Недаром в анализе инстинктов Коффка оставляет в стороне другую проблему - всю неразумность, всю слепоту, всю неосмысленность инстинкта. И допуская осмысленность как изначальный феномен, существующий до самого процесса развития, он тем самым чрезвычайно облегчает себе задачу, труднейшую из всех, перед которыми когда-либо стояли психологи-исследователи, - задачу объяснить происхождение и возникновение осмысленности.
          В самом деле, если все осмысленно, то так же точно теряется грань между осмысленным и бессмысленным, как если все бессмысленно. Все сводится, как и у Торндайка, к одной категории - более или менее. Там - более или менее бессмысленно, здесь - более или менее осмысленно. Детское развитие и развитие животного не расчленено. По выражению самого Коффки, то и другое, т.е. центральную проблему сравнительной психологии и центральную проблему детской психологии, он пытается слить воедино.
          Он говорит: для того чтобы дать широкое обоснование предлагаемому им объяснению психологического развития ребенка, необходимо включить в изложение и другие области сравнительной психологии. Обе цели тесно связаны между собой. Он пытался слить их воедино, создать однородный "гештальт", а не отрывочное изложение всех параллельных проблем. Но в этом и заключается ахиллесова пята этой работы. Попытка слить воедино развитие ребенка и развитие животного, создать единую, нерасчлененную структуру, в которую то и другое входит несамостоятельными частями, означает создать самый (говоря словами самого Коффки) примитивный "гештальт", который, как он прекрасно показал в рассматриваемой книге, свойствен ранним, первоначальным ступеням развития научного познания.
          То, что Коффка говорит, характеризуя первые структуры младенческого сознания, может всецело относиться с теоретической стороны и к его собственной единой структуре животного и детского развития. Он подчеркивает, что дело идет об очень простых ситуациях, и структуры, которые мы воспринимаем первыми, также наиболее просто сконструированы. Некоторое качество на однообразном фоне. Буквально теми же словами можно было бы выразить кратко и наше впечатление от структуры, которая представлена в теории Коффки: некоторое качество на однородном фоне. Это качество - структурность, осмысленность, которые еще не дифференцированы, еще не расчленены.
          Таким образом, перед нами последовательная натуралистическая теория психологического развития ребенка, сознательно сливающая животное и человеческое, игнорирующая историческую природу развития человеческого сознания, в которой специфически человеческие проблемы выступают только в качестве фактического материала, а не в принципиальной основе самой теории. Не удивительно, что эти специфически человеческие проблемы психологического развития ребенка там, где они говорят языком фактов, оказывают жестокое сопротивление натуралистической попытке истолкования и пытаются разорвать оболочку этого единого, нерасчлененного гештальта.
          Поэтому, когда Коффка вспоминает замечательное выражение В. Келера, гласящее, что само по себе разумное поведение и интеллектуальные способности сопротивляются интеллектуалистическим объяснениям, что интеллектуализм нигде не оказывается так мало состоятельным, как в области проблем интеллекта,- он, в сущности говоря, приводит аргумент против самого себя, ибо именно он пытается интеллектуалистически, т.е. исходя из природы интеллектуальной операции шимпанзе, объяснить основной принцип развития. Но что же другое и означает интеллектуализм, как не попытку понять развитие в качестве аналога интеллектуальной операции?
          Правда, Коффка пытается лишить это утверждение его жала тем, что он, как мы видели, растворяет интеллектуальные процессы в инстинктивной деятельности. Но тем самым он достигает еще худшего результата, т.е. фактически объясняет с этой же точки зрения и самые примитивные формы поведения.
          В целом теория Коффки нарушает им же самим выбранный за основу решающий принцип. Как известно, этот принцип заключается в признании примата целого над частями. Если быть верным этому принципу, следует признать, что раз вся структура, вся система сознания человека другая, чем структура сознания животного, то отождествление одного какого-либо частичного элемента одной и другой структуры (интеллектуальной операции) становится невозможным, ибо смысл этого элемента становится ясен только в свете того целого, в состав которого он входит.
          Так, самый принцип структурности указывает основную ошибку всего теоретического построения Коффки. Истина его теории освещает его заблуждения.
          Вывод, к которому мы приходим на основании предшествующего рассмотрения теории Коффки, неожиданно приводит нас к парадоксальным результатам. Мы помним, что сам Коффка характеризовал путь своего исследования как путь сверху вниз, отличный от обычного пути - снизу вверх. Сущность его Коффка видит в том, что в то время как обычно принципы, найденные в низших формах деятельности, прилагались к объяснению высших, он пытается принципы, найденные в высших формах деятельности, применить для объяснения низших.
          Но все-таки и путь Коффки оказывается путем снизу вверх. Принципом, найденным в поведении животных, он пытается снизу осветить психологическое развитие ребенка.
          Положение Коффки с применением структурного принципа к объяснению всего богатого содержания детской психологии очень напоминает аналогичную ситуацию, которую остроумно описал У. Джемс, когда впервые пришел к формулировке знаменитого принципа об ограниченной природе эмоции. Принцип показался ему настолько важным, настолько разрешающим все проблемы, таким ключом, подходящим ко всем замкам, что отодвинул для него на второй план фактический анализ тех явлений, для объяснения которых этот принцип был создан.
          У. Джемс говорит о своем принципе, что если у нас уже есть гусыня, несущая золотые яйца, то описывать в отдельности каждое снесенное яйцо - дело второстепенной важности. Его принцип представлялся в его собственных глазах как гусыня, несущая золотые яйца. Не удивительно поэтому, что анализ отдельных эмоций отступил для него на второй план. Между тем именно строй фактов, через которые впоследствии была проведена его теория, показал ошибочность его первоначальных предположений.
          В известном смысле это может быть применено и к структурному принципу. На него так же смотрят как на гусыню, несущую золотые яйца, в силу чего описание и анализ каждого отдельного яйца рассматривается как дело второстепенное. Не удивительно, что объяснение самых разнообразных фактов детской психологии при этом оказывается удивительно похожим одно на другое, как два яйца, снесенные одной гусыней.
          К. Коффка устанавливает, что уже исходный пункт детского психологического развития оказывается структурным. Уже младенец имеет налицо осмысленные восприятия. Мир в том виде, в каком он представляется самому маленькому ребенку, уже в какой-то мере гештальтирован. Таким образом, структурность оказывается лежащей в самом начале детского развития.
          Естественно, возникает вопрос: чем же позднее структурирование мира отличается от раннего? Фактическое описание этих более сложных структур, возникающих в процессе развития ребенка, мы находим в развернутом виде в настоящей книге. Но мы не находим в ней при всем желании ответа на вопрос, в чем принципиальное, а не фактическое только отличие структур, возникающих в процессе развития ребенка, от тех, которые даны с самого начала. Напротив, создается впечатление, что такого принципиального отличия для автора не существует, что различие только фактическое. Гусыня, несущая с самого начала золотые яйца, оказывается на всем протяжении детского развития неизменной. В этом - центр всего спора. Если встать на эту точку зрения, необходимо согласиться с тем, что в процессе детского развития не возникает ничего принципиально нового, ничего такого, что не заключалось бы уже в психологии шимпанзе или в сознании младенца.
          Между тем то сопротивление фактов, о котором мы говорим все: время, становится особенно ощутимым тогда, когда мы из области фактов зоопсихологии переходим в область фактического содержания детской психологии.