Фортификация южной руси X-XIII вв. Исторические науки 07. 00. 06 -археология
| Вид материала | Автореферат диссертации |
- План Исторические источники о раннесредневековой Руси Расселение восточных славян, 216.92kb.
- Культурно-исторические процессы в степях Южного Урала и Казахстана в начале II тыс, 537.93kb.
- Расцвет Киевской Руси при Ярославе Мудром. Первая кодификация русских закон, 38.09kb.
- Программа кандидатского экзамена по истории и философии науки для специальностей 07., 458.88kb.
- Феодальная раздробленность руси (XII-XIII вв.) Хронологические рамки вопроса – 1132-1240, 70.28kb.
- Исторические истоки Руси, 131.18kb.
- Торговля в поволжье и приуралье в IX начале XV веков Исторические науки 07. 00., 940.93kb.
- Сер. XIII сер. XV вв. Автор Терентьев Р. А. 10класс Руководитель Терентьева Г. Г. 2006г, 423.77kb.
- Кожевенно Сапожное ремесло великого Новгорода X-XVII вв. (комплексное исследование)., 673.58kb.
- Экономическая мысль средневековой Руси, 100.9kb.
10. 1. Размещение и древний облик “змиевых” валов. Суммарная длина их сохранившихся отрезков, включающих насыпи и эскарпы, достигает 1000 км. По размещению, это система дугообразных защитных линий, маркирующих расширение южных пределов первоначального ядра Южной Руси. Согласно письму Бруно Кверфуртского (1008 г.) – это протяженные пограничные укрепления Владимира Святославича: строительство их поросской линии было закончено незадолго до приезда миссионера. А к концу XI в. летописи оценивали “валы” как топографические ориентиры.
Современные земляные насыпи содержат остатки бревенчатых конструкций, среди которых различаются древнерусские городни и крюковые сооружения, в IX-XII вв. применявшиеся западными славянами. Последние являются конструктивным аналогом “галльских стен”, защитными качествами которых в свое время восхищался Цезарь. Поэтому зарубежные исследователи логично считают крюковые конструкции остатками вертикальных стен. В двухрядном варианте промежуток между краевыми крюковыми панцирями засыпали грунтом, – аналогичная стена описана еще Иосифом Флавием.
Таким образом, современные змиевы валы, – это руины “длинных” стен, в каменной и древо-земляной форме хорошо известных в древнем мире.
10. 2. Расселение защитников протяженных укреплений, необходимых для возведения, ремонта и обороны протяженных стен. Их средоточием традиционно считают крепости Владимира Святославича. Но кроме побережья Стугны, между крепостями и “валами” нет топографической взаимосвяз; в змиевых валах нет следов сырца, а на Роси нет ранних крепостей. На Суле змиевы валы оказались связанными только с открытыми поселениями рубежа X-XI вв., содержащими характерный для “мужей лучших” этноопределяющий инвентарь. Разрезы городищенских валов и массовые сборы подъемного материала показали, что эскарповидное основание укреплениям придавали носители роменской культуры, переселенные из “окняженной” Владимиром северянской окраины.
На Левобережье следы ранних открытых поселений сохранились и в подслое городищ течения рр. Трубежа, Альты и Остра, где змиевы валы исчезли. На Правобережье Днепра следы поселений рубежа X-XI вв. сопровождали “змиев” вал в Вите Почтовой, Василеве, Заречье и на шести памятниках течения Роси. Как и на Суле, они связаны с уязвимыми участками пограничья, а крепости на их месте начали строить почти столетием позже.
10. 3. Вопросы датировки и оборонительной значимости протяженных укреплений. Создание большинства “длинных стен” обычно датируют рубежом X-XI вв., а укрепление Роси приписывают Ярославу Мудрому. Действительно, с эпохой Владимира Святославича их связывает размещение ранних открытых поселений и свидетельство очевидца об окончании обустройства границ к 1008 г. Археологически подтверждено, в конце XI в. руины стен обратились в путевые ориентиры. Менее убедителен взгляд о закладке поросских протяженных укреплений Ярославом Мудрым. Он обоснован неконкретным известием 1032 г. о постройке на Роси “городов”. Но после 1017 г. печенеги не угрожали пределам Руси: “бысть тишина велика в земли”. Укрепление Роси Ярославом противоречит и заложенной Владимиром Святославичем продуманной структуре южнорусского пограничья, развивавшейся на протяжении двух столетий.
Противоречия устраняются свидетельством Бруно о раннем завершении возведения стен: это увязывается и с неодинаковым применением разнотипных преград. Так, линейное закрепление рубежей архаично и менее эффективно: это свидетельство неразвитой оборонительной тактики, опиравшейся на колонистов. Участки стен одновременно создавались разноэтничными группами, применявшими собственные строительные навыки. Возведенные приглашенными профессионалами крепости Владимира являлись точечными узлами обороны с воинскими гарнизонами. Опирающиеся на них защитные методы более развитые и экономичные: они предполагали знание как путей перемещения и тактики врага, так и уязвимых точек собственных оборонительных линий. Этот защитный метод сохранился на века.
Таким образом, два типа укреплений воплощали различные тактические идеи, вызванные разновременной необходимостью их внедрения. Впервые массированно воздействовали на южное пограничье воевода Варяжко с печенегами около 980 г. В следующем году Владимир организовал удачный поход на Польшу (“длинные валы” там возводили до конца X в.), где он мог пленить носителей крюковой техники. Затем он воевал с использовавшими срубы вятичами и с прилегавшей к театру военных действий частью северян, привычных создавать эскарпы. Это похоже на спешный сбор средств и сил для ведения длительной войны. В итоге строительство протяженных линий длилось более четверти века и закончилось к 1008 г.
Новый всплеск печенежской активности вызвал к жизни военную доктрину 988 г. о постройке серии пограничных городов: их преимущества показала осада Корсуня. Южные мастера, вероятно, появившиеся в Киеве вместе с греческой принцессой, модернизировали местную срубную технику, в исходном виде закрепившуюся в русской фортификации.
Глава 11. Летописные и археологические сведения
о применении вспомогательных и временных укреплений
Летописные источники показывают, что домонгольская фортификация обладала и обширным арсеналом менее значимых вспомогательных или временных защитных преград. Они были хорошо известны современникам, но их устройство археологически недостаточно изучено.
Среди них наиболее известны “остроги”, – защищенные стенами предградья или “окольный город”. Этимологически “острог”, – это вариант именования частокола, но посадские стены были срубными, следоательно, термин отражает архаичную строительную традицию. Применительно же к временным оградам войсковых лагерей, остроги и тыны были столбовыми устройствами. Термином “столпие” обозначали усадебные ограды, стены жилых построек, а также легкие каркасно-столбовые укрепления киевского посада: половцам удавалось их подсекать в процессе битвы. Под “твердями” обычно понимают убежища не имевших городов малых народов и облегченные временные укрепления. В известии 1216 г. укрепление создавалось из плетней и заостренных кольев, а посадская твердь города волжско-камских болгар Ошеля была более сложной. Ее основой служила стена из двух бревенчатых панцирей с грунтовой забутовкой, перед которой заборолами возвышалась частокольная облицовка.
К полевым укреплениям относились “обровы”, “обрытия”, “станы” и контекстно-смысловые варианты терминов “товары” и “колымаги”. В современной исторической литературе позабылось о применении в домонгольское время засек. Между тем, это было общемировое оборонительное явление, применявшееся от Александра Македонского вплоть до русско-японской войны. В XII-XIII вв. не чурались его и русские князья.
Заключение. Основные вехи сложения
южнорусской фортификации X–XIII вв.
Основа местного оборонительного зодчества, это традиционные строительные материалы и навыки населения, по-разному усваивавшие привнесенные защитные новации, а его развитие связано с изменением тактики осады укреплений. Поэтому сложение общерусской фортификации лучше прослеживается в южной части Руси, соседившей с византийским культурно-историческим кругом и первой испытавшей давление азиатских кочевых волн. Современные знания о древней фортификации состоят из двух пластов. Первый, – это материальные остатки укреплений, а второй – сумма представлений об их первоначальном облике и защитной нагрузке. Они взаимозависимы, а реальные представления создает только археологический анализ ископаемых остатков, сверенный с показаниями летописных источников.
Ранние укрепления, защищенные легкими столбовыми преградами, возводили на останцах, речных или пойменных островках. Более надежными были высокие береговые мысы с узкими перешейками, которые перегораживали невысокими стенами из столбовых бревенчатых панцирей с внутренней засыпкой, глубокими рвами, а склоны подрезали эскарпами. Длительное время опора на аномалии рельефа была основной защитной формой. В X в. у славян возникло срубное жилье, и сразу крепостные стены стали возводить из цепочек забутованных грунтом срубов-городней необходимой высоты.
Интенсификация защитного строительства всегда инициировались внешним давлением на рубежи государства, вызывавшим поиски ранее неизвестных методов защиты и реализовавшиеся возведением ранее неизвестных оборонительных преград. Первый массированный натиск печенегов связан с вокняжением Владимира Святославича: к этому времени Русь значительно упрочилась, что позволило создавать пограничные укрепления, сохранявшие целостность государства. Первым экспериментом в поисках эффективных методов защиты было его огораживание протяженными укреплениями крюковой и срубной конструкции, – бревенчатым аналогом известных в соседних странах “длинных стен”. Вероятно, этот опыт был извлечен из Польши, создававшей их до конца X в.: успешная война за Червенские города позволяла Владимиру пленить носителей крюковой техники. А уязвимые точки и важнейшие броды закрепленных таким образом рубежей защищали обитатели открытых поселений.
Бревенчатые стены оказались непрочными, и с новой активизацией печенежских набегов около 988 г. появилась программа строительства крепостей. Нехватка населения заставляла князя переселять “мужей лучших” из других областей Руси, – оборона Юга стала общегосударственной задачей. Города создавали мастера из византийского культурного круга: закрепляли славянские срубы лицевыми сырцовыми обкладками и применяли другие приемы, обычные при возведении каменных стен. Одновременно стали исчезать эскарпы, а после 1008 г. не возводились и “длинные стены”. Тем не менее, набеги печенегов прекратились: княжение Владимира Святославича можно считать первым этапом сложения общерусской фортификации.
За отсутствием внешней угрозы, при Ярославе Мудром южные границы не требовали внимания, но был расширен Киев. “Город Ярослава” был огорожен древо-земляным валом, – цоколем невысокой бревенчатой стены, а использование южных строительных приемов значительно сократилось. Причина специального возведения высокого вала не вполне ясна. Гипотетически она могла заключаться в следующем: за истекшие полвека стены городов Владимира неоднократно разрушались, но пределы мысов позволяли строить новые только поверх руин, т.е. валов. И в процессе смены двух поколений “градодельцев” могла закрепиться традиция намеренного создания насыпей, – они улучшали защитные качества построенных на их гребнях стен.
Второй этап сложения фортификации был вызван всплеском защитного строительства после раздела Руси на земли-княжения, а на юге его интенсификация активизировалась половецкой агрессией конца XI в., – это различимая веха массового возникновения городов. Византийские строительные приемы отошли в прошлое: напольные стены состояли из взаимосвязанных городней, а по периметру площадок появились ряды клетей. Нарабатывалась методика возобновления стен поверх руин-валов, а значимые поселения быстро обрастали укрепленными посадами.
Во второй половине XI в. из западнославянских земель через юго-западную Русь в Среднем Поднепровье распространились крепости округлых в плане очертаний, не связанных с окружающим рельефом. Это позволило закреплять любую требующую фортифицирования точку местности. “Круглые” крепости отвечали новой схеме кругового обстрела; по минимально возможному периметру стен оптимально распределялись их защитники. Появились и более практичные двухсрубные стены из внешних городней и клетей, – резерва жилой и хозяйственной застройки. И, наконец, стандартизация таких сооружений позволяла совмещать стоимость их возведения с многоцелевой функциональной нагрузкой укреплений различной величины.
И к середине XII в. сформировалась общерусская фортификационная схема одинарной линии обороны в усложняющихся схемах: “город + открытое поселение”, “детинец + укрепленный посад + открытое поселение”.
В свое время недостаток приграничного населения заставил Владимира Святославича дополнять его пленными и переселенными “мужами”, но феодальное раздробление затруднило эту практику. И во второй половине XI в. для охраны рубежей стали привлекать вытесненных из степей кочевников, которые нуждались в убежищах для семей и имущества. Они занесли с Востока нетипичные для Руси защитные элементы: эскарпы, 2-3 линии напольных стен и многорядно-концентрическую систему. Такие укрепления уложились в 5 компактных ареалов кочевнического расселения, отраженных летописной трактовкой. Они отличаются концентрацией погребений недавних степняков, следов их домостроительства, этноопределимыми предметами быта и украшениями, а также множеством драгоценных кладов, найденных даже в небольших крепостях.
Вблизи Киева в конце XI – XII вв. полукочевые федераты сформировали широкое защитное полукольцо. На востоке оно включало Посульский рубеж и расселение переяславских торков с турпеями, на юге – черноклобуцкое Поросье, а на юго-западе Руси сложилась поднестровская приграничная зона. Во второй половине XII в. на западной окраине “Русской земли” и Киевского княжества началось сложение болоховской фортификационной аномалии, истоки которой лежат в Волжской Болгарии. Это – последнее звено оборонительного полукольца, вероятно, связанное с расселением “диких” половцев, ранее испытавших культурное воздействие этой страны.
Основные публикации по теме диссертации
Монографии:
1. Моргунов Ю.Ю. Древнерусские памятники поречья Сулы / Ю.Ю. Моргунов. // Материалы и исследования по археологии Днепровского Левобережья. Вып. 2. – Курск: Государственный областной Музей археологии, 1996. – 159 с.
2. Моргунов Ю.Ю. Посульская граница: этапы формирования и развития / Ю.Ю. Моргунов // Материалы и исследования по археологии Днепровского Левобережья. Вып. 3. – Курск: Государственный областной музей археологии, 1998. – 126 с.
3. Моргунов Ю.Ю. Сампсониев Остров: пограничная крепость на посульской окраине Южной Руси в XI-XIII вв. / Ю.Ю. Моргунов. – М.: Наука, 2003. – 186 с.
Статьи:
4. Моргунов Ю.Ю. Летописный город Вьяхань / Ю.Ю. Моргунов // Советская археология. – 1982. № 2. – С. 237–245.
5. Моргунов Ю.Ю. Древнерусские городища течения р. Ромен / Ю.Ю. Моргунов // Краткие сообщения Института археологии. – 1983. Вып. 175. – С. 73–82.
6. Моргунов Ю.Ю. Летописный город Попаш / Ю.Ю. Моргунов // Советская археология. –1985. № 1. – С. 241–249.
7. Моргунов Ю.Ю. Круглые городища Левобережья Днепра / Ю.Ю. Моргунов // Советская археология. – 1986. № 2. – С. 110–121.
8. Моргунов Ю.Ю. Древнерусские городища в окрестностях лето-писного города Лохвицы / Ю.Ю. Моргунов // Советская археология. – 1988. № 2. С. – 194–206.
9. К изучению летописного города Римова / Ю.Ю. Моргунов // Советская археология. – 1989. № 1. – С. 206–218.
10. Моргунов Ю.Ю. Функциональное назначение пограничных городищ Юго-Восточной Руси / Ю.Ю. Моргунов // Археологические исследования на Полтавщине. Сборник научных трудов к 100-летию Полтавского краеведческого музея. – Полтава: Полтавский краеведческий музей, 1990. – С. 95–109.
11. Моргунов Ю.Ю. Оборонительная структура Переяславской земли / Ю.Ю. Моргунов // Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. – М.: Наука, 1998. – Т. 4. – С. 34–42.
12. Моргунов Ю.Ю. О пограничном строительстве Владимира Святославича на переяславском Левобережье / Ю.Ю. Моргунов // Российская археология. – 1999. № 3. – С. 69–78.
13. Моргунов Ю.Ю. Еще раз о “переяславских торках” / Ю.Ю. Моргунов // Российская археология. – 2000. № 1. С. 23–35.
14. Моргунов Ю.Ю. Применение эскарпов в южнорусской фортификации X-XIII вв. / Ю.Ю. Моргунов // Сумська Старовина. – Суми: Сумський Державний Університет, 2001. № VIII-IX. – С. 172–185.
15. Моргунов Ю.Ю. О сырцовых стеновых кладках эпохи Владимира Святославича / Ю.Ю. Моргунов // Краткие сообщения Института археологии. – 2001а. Вып. 211. – С. 69–76.
16. Моргунов Ю.Ю. К изучению южнорусских змиевых валов / Ю.Ю. Моргунов // Русь в IX-XIV вв.: взаимодействие Севера и Юга. Тезисы докладов научной конференции. М.: Наука, 2002. С. 64-66
17. Моргунов Ю.Ю. Земляные рвы в южнорусской фортификации X-XIII вв. // Сумська Старовина. – Суми: Сумський Державний Університет, 2002. № X. – С. 40–52.
18. Моргунов Ю.Ю. К проблематике изучения южнорусских змиевых валов / Ю.Ю. Моргунов // Русь в IX-XIV веках. Взаимодействие Севера и Юга. – М.: Наука, 2005. – С. 253–269.
19. Моргунов Ю.Ю. К изучению южнорусских колодцев X-XIII вв. / Ю.Ю. Моргунов // Российская археология. – 2005. № 3. – С. 141–148.
20. Моргунов Ю.Ю. Городища кочевников приграничья Южной Руси / Ю.Ю. Моргунов // Археология Юго-Восточной Руси. – Елец: Елецкий Государственный университет, 2006. – С. 160–173.
21. На страже русской земли / Ю.Ю. Моргунов // Наука в России. – 2007. – № 2. – С. 75–82