Geum.ru

Роман длиной в полвека

Вид материалаДокументы

Содержание


Из народного творчества: Александр Замогильнов ( бард из Новокузнецка) Романс Ивана Анненкова
Улыбина Юлия
Подобный материал:
Роман длиной в полвека


Казалось бы, об этой романтической и одновременно героической истории любви знают все. И все. Роман блестящего кавалергарда Ивана Анненкова и французской модистки Полины Гебль послужил основой для многочисленных литературных и музыкальных произведений.

Первым, кто поведал миру об этой великой любви, стал Александр Дюма, который, не долго думая, написал о романе…роман. И, несмотря на то, что роман «Учитель фехтования» был запрещен в России во время царствования обиженного на декабристов Николая І, этим литературным произведением зачитывались и романтические дамы, и вольномыслящие кавалеры – вплоть до членов императорской семьи. Значение романа Дюма трудно переоценить. В нем много неточностей, ошибок и преувеличений, но он привлек внимание образованной российской и в целом европейской общественности к судьбе декабристов, о которых говорить в свете вслух в то время было строжайше запрещено.

Есть опера Д.Шапорина «Декабристки», которая, по замыслу композитора, должна была изначально называться «Полина Гебль».

Владимиром Мотылем снят замечательный фильм «Звезда пленительного счастья», в котором одной из главных сюжетный линий является история любви Ивана Анненкова и Полины Гебль. Увы, в последнее время этот фильм редко можно увидеть на экранах телевизора - романтизм нынче не в моде.

Это, разумеется, далеко не исчерпывающий перечень посвящений. И не мудрено: более благодатную почву для романов и поэм трудно себе и представить. Здесь и мезальянс, и патетика, и искреннее глубокое чувство.

Лучше всех о Полине Гебль написала сама Полина Гебль, к тому времени давно уже Прасковья Егоровна Анненкова: в воспоминаниях, записанных ее дочерью Ольгой Ивановой. Если следовать этим воспоминаниям, а не доверять им нет никаких оснований, то мезальянс между поручиком и дочерью французского офицера, знакомом с самим Наполеоном Бонапартом и водившем дружбу с семейством Гюго, уже не кажется столь глубоким.

Жанетт Поль Гебль родилась 9 июня 1800 года в замке Шампиньи в Лотарингии во Франции в семье роялиста, который с 1802 года служил Наполеону, и даже получил из рук знаменитого полководца орден Почетного легиона. Когда девочке было восемь лет, ее отец был направлен на службу в Испанию, где погиб при загадочных обстоятельствах. Полина Анненкова рассказывает интересную историю о том, как ее еще совсем молодой будущий отец встретил немого провидца, который написал ему предсказание: «Вы скоро женитесь, у вас будет много детей, и об одном из них будут много говорить. Вы умрете не своей смертью, но в чужой стране». Мемуаристка подробно останавливается на второй части предсказания, но для нас более интересна его первая часть, потому как сегодня уже очевидно, что именно Жанетт Поль стала тем самым ребенком, о котором много говорят – и по сей день.

При жизни отца сестры Гебль учились в школе, учрежденной монахинями, и мать планировала отдать их в пансион, но после трагической гибели главы семейства она была вынуждена воспитывать дочерей в домашних условиях и в скитаниях из города в город в поисках приюта у родственников.

В революционной Франции было не в диковинку, когда юные дамы из уважаемых семей были вынуждены сами зарабатывать себе на жизнь, и с ранних лет Полина и ее сестра, продавая свое шитье и вышивание, получали от 4 до 5 франков в день.

Весьма примечательны детские воспоминания Полины о русских «завоевателях»: «Они были очень тихи и невзыскательны и удивляли нас своею кротостью и вежливостью...». Полина вспоминала также, что однажды на вопрос подруг, за кого она выйдет замуж, она невпопад ответила: непременно за русского. И сама того не подозревая, оказалась права.

В семнадцать лет после сорвавшегося по ее собственной инициативе замужества с неким господином Либером, к которому девушка осталась холодна, Полина покинула родной дом. Ее мать заключила контракт, согласно которому девушка должна была три года жить и работать в модном магазине Моно в Париже. Это было началом ее пути в Россию. Решение покинуть Францию ради работы в модном доме Дюманси в Москве было принято уже самой Полиной.

Модный Дом Дюманси находился на Кузнецком мосту неподалеку от Петровки, где высился и высится по сей день роскошный особняк статской советницы Анны Ивановны Анненковой. Так что в знакомстве молодого поручика Ивана Анненкова и Полины Гебль не было ничего удивительного.

Иван Александович был на два года моложе Полины. Сначала его дома воспитывали приезжие иностранные учителя, на которых своенравная маменька не жалела денег. Затем с пятнадцати лет он слушал лекции по статистике, математике и философии в Московском университете. Однако университет Анненков так и не окончил, отдав предпочтение военной службе – в привилегированном Кавалергардском полку, куда он поступил юнкером. К моменту знакомства с мадмуазель Гебль Анненков уже успел заслужить славу бретера благодаря своей громкой дуэли с Ланским, закончившейся смертью последнего от раны. Отца своего Александра Никаноровича Иван не помнил, поскольку тот умер в один год с дедом, отцом матери, бывшим иркутским генерал-губернатором И.В.Якобием, в 1803 году, когда мальчику был всего лишь год от роду.

В девятнадцать лет юный бретер и разбиватель женских сердец знакомится со своими будущими товарищами по сибирской ссылке. Это знакомство перевернуло всю его жизнь. Так же, как и встреча с мадмуазель Полин.

Они познакомились всего лишь за полгода до событий на Сенатской площади. Очевидно, что со стороны Анненкова по отношению к молодой модистке сразу вспыхнуло большое и глубокое чувство, иначе он не предложил бы ей вскоре не только сердце, но и руку. Да и Полина не могла устоять перед соблазном увлечься красавцем и умницей, блестящим кавалергардом Анненковым. Однако, по ее собственным словам, сначала она отнеслась к этому знакомству осторожно, беря во внимание существенную разницу в социальном положении. В качестве обязательного условия свадьбы Полина выставила согласие матери Ивана, что было, как она понимала, в принципе невозможно: вряд ли «барыня» даст согласие на брак своего единственного сына и наследника (старший сын Анны Ивановны Григорий в 1824 году погиб на дуэли) с модисткой, к тому же иностранкой. Полина оказалась права. Анненков настаивал, но девушка оставалась непреклонной: она выйдет за него только с согласия матери.

Отсутствия факта официальной женитьбы нисколько не мешало сближению пары –во всех отношениях. За пару месяцев до восстания Иван признался Полине, что состоит в тайном обществе. О таких «подробностях» в жизни своих мужей не знали большинство жен будущих декабристов. Очевидно, Анненков очень доверял своей любимой.

Грянуло 14 декабря 1825 года. Анненкова арестовали, хотя он не принимал непосредственного участия в восстании.

В апреле 1826 года у Ивана и Полины родилась дочь. Первая в череде их восемнадцати (!) детей.

Дальнейшие события, кажется, известны всем – по романам, фильмам и многочисленным статьям. Отчаявшийся Иван пытался повеситься в крепости на полотенце. Ослабленная родами Полина не могла к нему приехать, но все же подала ему знак, что готова с ним быть до конца. И это было правдой. Она унижалась перед матерью Ивана и чиновниками, добилась аудиенции у самого императора, и, наконец, получила разрешение на брак с осужденным по 2-му разряду (двадцать лет каторжных работ) Иваном Александровичем Анненковым и, соответственно, на отъезд к нему в Сибирь.

Интересно при этом было поведение матери Анненкова - Анны Ивановны. Неординарные события, происшедшие с ее сыном, вскрыли всю противоречивость ее натуры: великое в этой женщине соседствовало с низменным. Она не помогла Полине организовать побег Ивана со словами «не быть моему сыну беглецом!», не положила на ее имя капитал от проданного симбирского имения, как обещала, но именно из дома будущей свекрови снаряженная всем необходимым Полина отправилась в Сибирь. Кроме того, Анна Ивановна приняла на воспитание внебрачную дочь своего сына от прекрасной иностранки - Александру. Возможно, сердце Анны Ивановны смягчили строки из письма сына, которое ему удалось передать в Москву из далекой Сибири. В этом письме он писал о Полине, как о женщине, «которая своими жертвами и своею преданностью с каждым днем все больше приобретает самые священные права на мою любовь и на мою признательность.». «Ах, маменька, освободите меня от неизвестности, в которой я нахожусь еще относительно вашего здоровья и здоровья моего ребенка и, наконец, скажите мне что-нибудь о женщине, которую я обожаю, - читала Анна Ивановна самою судьбой написанные строки. - Так как я не могу больше писать, я закончу мое письмо, сказав вам, что покорился судьбе, которая теперь решена, по-видимому, бесповоротно. Если я буду иметь счастье увидеть снова женщину, которая мне дорога, я найду силы переносить мою судьбу, если же нет, - ну, что ж! - мой конец от этого только приблизится.»

В последствии Анна Ивановна дала «показания», позволившие положить на имя Полины капитал в шестьдесят тысяч рублей, на проценты с которого семья Анненковых жила многие годы, и переслала сыну в Тобольск немалую сумму денег для строительства дома.

Пока Полин оббивала чиновничьи пороги, в далекой Сибири Анненков изнывал от тоски и неведения. Он опустился, и внешне ничем не напоминал недавно блестящего кавалергарда – бретера и любимца женщин. Княгиня Трубецкая даже не узнала его, увидев его на улице в куцей телогрейке и с метлой в руках. Пользуясь любой возможностью, Анненков пишет и отсылает письма, наполненные любовью и надеждой: «Ангел, которого я обожал всю мою жизнь! Я не смею больше словами выражать все чувства, которые ты мне внушаешь. С того времени как я знаю, что ты настаиваешь на выполнении обещанной жертвы, молчаливое восхищение — вот единственное чувство, дозволенное человеку, который недостоин тебя ни в каком отношении. Итак, ты неизменна, божественная женщина! Итак, не напрасно я восхищался этой твердостью характера, этой самоотверженностью, которые являются уделом только высших существ. Ах, дорогой друг, как я недостоин тебя, и какие блага на этой земле могли бы отплатить тебе за такое героическое самоотвержение. Только бы ты никогда не пожалела о том, что ты делаешь для человека, который, вероятно, никогда не будет в состоянии вознаградить тебя. Поспеши, дорогой ангел, приехать, потому что, признаюсь тебе, у меня нет достаточно власти над самим собою, чтобы даже ждать тебя терпеливо. Ежедневное ожидание тебя гложет меня, и ты знаешь, как оно жестоко.»

На крыльях любви и с мыслью о скорой встрече с любимым Полина домчалась до Иркутска за восемнадцать суток! О ее приезде из Иркутска в Читу рассказывает другая декабристка Мария Волконская: «Анненкова приехала к нам, нося еще имя м-ль Поль. Это была молодая француженка, красивая, лет 30; она кипела жизнью и веселием и умела удивительно выискивать смешные стороны в других. Тотчас по ее приезде комендант объявил ей, что уже получил повеление его величества относительно ее свадьбы. С Анненкова, как того требует закон, сняли кандалы, когда повели в церковь, но, по возвращении, их опять на него одели. Дамы проводили м-ль Поль в церковь; она не понимала по-русски и все время пересмеивалась с шаферами — Свистуновым и Александром Муравьевым. Под этой кажущейся беспечностью скрывалось глубокое чувство любви к Анненкову, заставившее ее отказаться от своей родины и от независимой жизни. … Она осталась преданной женой и нежной матерью; она работала с утра до вечера, сохраняя при этом изящество в одежде и свой обычный говор.» Кстати сказать, что в читинской церкви, в которой в 1828 году венчались Иван Анненков и Полина Гебль, сегодня находится музей декабристов.

Свадьба Анненковых стала важным событием для декабристов и их жен. По воспоминаниям Полины, уже с самого утра 4 апреля 1828 года начались приготовления. «Все дамы хлопотали принарядиться, как только это было возможно сделать в Чите, где, впрочем, ничего нельзя было достать, даже свечей не хватало, чтобы осветить церковь прилично торжеству. Тогда Елизавета Петровна Нарышкина употребила восковые свечи, привезенные ею с собою, и освещение вышло очень удачное. Шафера непременно желали быть в белых галстуках, которые я им устроила из батистовых платков и даже накрахмалила воротнички, как следовало для такой церемонии. Экипажей, конечно, ни у кого не было.» Комендант Лепарский, очень хорошо относившийся к декабристам и принимавший активное участие в их судьбе, прислал за невестой свою коляску.

Так в православной Михаило-Архангельской острожной церкви окончательно соединилась судьба этих двух удивительных и очень любящих друг друга людей: раба божьего Ивана Александровича Анненкова и католички Жанетт Поль Гебль, ставшей с тех пор для всех Прасковьей Егоровной.

Почему-то большинство любовных историй заканчиваются именно свадьбой, будто бы она и есть венцом любви. А ведь только после свадьбы, собственно говоря, и начинается, настоящая любовь - не страсть, не влечение и не постепенное узнавание друг друга. Новизна ощущений и пылкость чувств остаются в прошлом, и на смену им приходит каждодневное бытие, которое и принято называть человеческой жизнью. Идут годы, и очень часто красивые романтические отношения, характерные для начала совместного пути, сникают, скомкиваются и постепенно сходят на нет. Мы не знаем, как бы жили вместе Ромео и Джульетта, и сумели бы они или нет при этом, сохранить любовь, если бы не умерли юными в один день. Но зато можно найти множество подтверждений тому, что наши герои - Полина Гебль и Иван Анненков сумели пронести свои чувства через всю жизнь. Эта романтическая история, не в пример большинству других, не закончилась ни через год, ни через десять лет. До конца дней своих они оставались самыми близкими друг для друга людьми. Они были совершенно разные по темпераменту: медлительный – до анекдотизма и педантичный Иван и живая, активная, непоседливая Полина. Она – двигатель, локомотив, он – последовательный реализатор всех совместных начинаний. Замечательный тандем дополняющих друг друга людей. Аура счастья и взаимопонимания привлекала в просторный дом Анненковых на «Дамской» улице в Петровском заводе огромное количество гостей и посетителей. Все стремились приобщиться к гармонии, соприкоснуться с ней хотя бы на время, зарядиться энергией любви.

Уже через год после свадьбы, в марте 1829 года у Анненковых родилась дочь, названная в честь матери Ивана Александровича Анной. К сожалению, девочка через несколько лет умерла, как умерли многие другие дети Анненковых. В живых осталось только шестеро: дочери Александра, жившая с бабушкой в Москве, в замужестве Теплова, Ольга, родившаяся в Петровском заводе (туда в 1830 году перевели всех декабристов), в замужестве Иванова (автор интересных очень живо написанных мемуаров), и Наталья, а также сыновья Владимир, Иван и Николай.

В 1835 году для «государственных преступников» 2-го разряда, в число которых входил Анненков, закончился срок каторжных работ, но только в августе 1836 года Анненковы выехали с Петровского завода на поселение. По дороге в Бельск Черемховской волости им пришлось пережить испытания. Из-за тяжелой беременности Полины и отказа генерал-губернатором Броневским в отсрочке выезда на поселение в Бельск для всей семьи Анненкову пришлось оставить жену с детьми на время в Иркутске. В обе стороны – из Иркутска в Бельск и обратно - летели тревожные письма. Полина была очень слаба здоровьем. «Отец…погибал с тоски, он не выносил одиночества и положительно не мог жить без матери, к которой всю жизнь был страшно привязан.», - вспоминала дочь Анненковых Ольга. И все же Иван Александрович даже на расстоянии старался поддержать жену: «Постарайся не падать духом и, пожалуйста, не огорчайся, так как мы скоро увидимся. Если я не добьюсь разрешения приехать в город к твоим родам, то ты приедешь в деревню, и мы во всяком случае будем в эту минуту вместе.» «Напиши мне, по крайней мере, мой дорогой друг, что ты все так же благоразумна и что сила воли тебя не покидает так же, как и прежде. Подумай, что теперь перед родами силы нужны тебе больше, чем когда-либо, и наконец помни, что я только тогда могу быть спокоен, когда знаю, что ты не поддаешься неприятностям.»

Роды были преждевременными. Полина разрешилась двойней, о чем сразу же отправила записку мужу, которая заканчивалась словами: «Приезжай возможно скорее, и я забуду все мои страданья. Обнимаю тебя миллион раз.» Увы, близнецы вскоре умерли.

Жизнь в Бельске была самым нелегким периодом в жизни Анненковых. Катастрофически не хватало денег. К тому времени родственники Анненкова прибрали к своим рукам практически все имущество Анны Ивановны Анненковой, совершенно не умевшей вести хозяйство. Еще больше, чем нужда в деньгах, Анненковых тяготила острая нехватка в общении. С ними на поселение в Бельск попал только И.Громницкий – человек добрейшей души, но Анненковым по духу и взглядам не близкий. Анненков был вынужден обратиться с прошением перевести его с семьей в Западную Сибирь, чтобы он смог там работать. Это прошение, впрочем, как большинство других прошений Анненоквых на имя императора, было удовлетворено. Не оставляет впечатление, что Николай и вправду был искреннее и до глубины души растроган поступком девицы Гебль, помчавшейся, сломя голову, за любимым, объявленным государственным преступником, в Сибирь. Даже сама Полина в воспоминаниях отмечала: «Николай Павлович … доказал, что если он был строг и неумолим в некоторых случаях, зато умел быть великодушным и справедливым.» и приводила слова коменданта Лепарского: «Вам покровительствует государь, сударыня, вы не рискуете ничем». И можно понять чувства Николая Павловича: наверное, нет в мире мужчины, которому не хотелось бы, чтобы его любили так, как любила Полин Ивана – в радости и в горести, в роскошном московском особняке, в Петропавловской крепости или в заброшенной сибирской деревне.

С весны 1838 года Анненковы жили в Туринске вместе с другими декабристами: Н.Басаргиным, семьей Ивашева, жена которого тоже была француженка – Камилла Ле Дантю (однако, история этой свадьбы была гораздо менее романтичной; поговаривали даже, что на браке с бывшей гувернанткой настояла семья Ивашева, пытаясь его таким образом спасти от разгула), И.Пущиным и Е.Оболенским. После заунывного Бельска Анненковы воспряли духом. Вскоре Иван Александрович поступил на службу и даже, несмотря на то, что продолжал числиться государственным преступником, благодаря уму и усидчивости, стал продвигаться по служебной лестнице. Некоторое время, уже в Тобольске, он занимал должности ревизора поселений тобольской экспедиции о ссыльных и заседателя тобольского приказа о ссыльных, благодаря чему имел возможность хоть как-то облегчать участь политических ссыльных. Среди сибирских знакомств Анненковых примечательно знакомство с «петрашевцем» Ф.Достоевским, который «с благоговением» вспоминал об этой дружной семье. Уже после истечения срока каторги Достоевский около месяца прожил в доме мужа дочери Анненковых Ольги К.Иванова. Остались в истории слова благодарности великого писателя: "Я всегда буду помнить, что с самого прибытия моего в Сибирь Вы и всё превосходное семейство Ваше брали во мне и товарищах моих по несчастию полное и искреннее участие".

Говорят, что в счастливых семьях, и дети счастливы, причем не только в детстве и отрочестве, когда они окружены заботой любящих их и друг друга родителей, но и, как говорится, по жизни. Оставшимся в живых детям Анненковы уделяли много времени и внимания. Дочери получили прекрасное домашнее воспитание. Сыновья поступили в губернскую гимназию. Старший сын Владимир подавал в области наук большие надежды, однако в поступлении в университет ему было отказано. На его прошении император Николай собственноручно написал: "Сыну государственного преступника Анненкову довольствоваться гимназическим образованием, разрешив поступить ему в лейб-гвардию с званием унтер-офицера и с правом выслуги". Однако, Владимир в гвардию поступить не пожелал, а пошел служить при Тобольском губернаторе. Не имея высшего образования, он получил сначала должность судебного следователя, а затем был прокурором и председателем Харьковского суда, откуда перевелся в Самарский окружной суд, в котором председательствовал восемнадцать лет.

Зато воспользовался возможностью поступить на военную службу «унтер-офицером без экзамена, на правах вольноопределяющегося I разряда» красавец и любимец дам Иван – средний сын Анненковых. Этот ребенок, отличавшийся взбалмошным характером, доставлял больше всего хлопот родителям. Младший сын Николай Анненков был очень слаб здоровьем. В 1862 году Анненкову удалось устроить Николая в Пензу мировым посредником. Позднее мировым посредником стал и Иван. Николай умер в 1873 году, незадолго до смерти матери, и похоронен рядом с родителями.

Замечательна судьба Ольги Ивановны Анненковой. Она была счастлива в замужестве за Константином Ивановым, в отличие от своей старшей сестры Александры, воспитанницы Анны Ивановны, которая вышла замуж за Алексея Теплова, человека, по словам Ивана Александровича, «пустого». По этому поводу Иван Анненков писал Ольге: «Спасибо тебе, мой друг, и за твои благоразумные воззрения на вещи; это истинная правда, что счастье не в деньгах, а в самих нас. Вот пример тебе — сестра. Конечно, она не виновата, что ее глупо воспитали и сунули замуж за человека бестолковее еще ее (но с деньгами, по-светски), а все-таки большая часть ее несчастия происходит от того, что она не умеет презрить денег, слишком прилепилась к вещественному, к мелочам. Если бы иначе смотрела на вещи, то другим бы образом и действовала, сейчас бы получила верх над мужем…». Ольге Ивановне удалось свою семью построить по образцу родительской, в чем она никогда не раскаивалась.

После амнистии 1856 года Анненковы поселились в Нижнем Новгороде. Решению поселиться именно в этом городе способствовал тот факт, что именно в Нижегородской губернии находилась основная часть родового имения Ивана Александровича. Вскоре, правда, с большим трудом Анненкову удалось вернуть большую часть прибранного к рукам в его отсутствие родственниками матери наследства.

Волею судьбы Иван Александрович Анненков стал одним из немногих декабристов, кому удалось на практике реализовывать их мечты. В 1857 году он был назначен состоять сверх штата для особых поручений при нижегородском губернаторе А. Н. Муравьеве, кстати, который сам когда-то был основателем самого первого продекабристского общества. Через четыре года Анненков был избран нижегородским уездным предводителем дворянства. На этой должности он принял самое активное участие в подготовке и проведении Крестьянской реформы 1861 года. Сам Иван Александрович чрезвычайно гордился тем, что ему довелось претворить в жизнь одну из главных задач, которую ставили перед собой декабристы: освобождение крестьян. Еще три года Анненков возглавлял нижегородскую земскую управу, и на этой должности также был очень полезен. Таким образом, Иван Анненков стал реальным воплотителем идей декабристов, о которых его дочь Ольга Иванова, знавшая большинство из них, оставила потомкам замечательные слова: «Они никогда не изменяли своим правилам, были искренни в своих убеждениях и поступках, и потому не допускали ни в чем обмана, лжи или лицемерия. Благо России и общественную пользу они ставили выше всего и всегда говорили, что 14 декабря было роковой ошибкой. Много и много раз приходилось мне слышать от них, что можно было бы принести гораздо большую пользу отечеству, служа своим идеалам мирным путем.». Ивану Анненкову досталась благородная участь и большая честь мирным путем служить идеалам своим и своих единомышленников.

Так же, как и на «Дамской» улице в Петровском заводе, и в Тобольске, и во всех других многочисленных местах жительства большой и дружной семьи Анненковых, их нижегородский дом всегда был открыт для гостей и полон посетителей. Здесь побывали украинский поет и художник Т.Шевченко и даже французский писатель Александр Дюма, первый положивший историю их любви в основу сюжета для своего романа «Учитель фехтования». И хоть, в свое время, прочитав роман, Полина была возмущена неправильными, по ее мнению, трактовками и вопиющими ошибками, вплоть до того, что хотела издать в Париже «Ответ на книгу», как и всех прочих гостей, Дюма встретили тепло и радушно в доме Анненковых.

Только в 1860 году Полин Гебль смогла, наконец, посетить родину. Четыре месяца Анненковы провели за границей. В Париже госпожа Анненкова даже встретилась с братом, с которым не виделась тридцать семь лет.

Вскоре Анненковы вернулись в Нижний Новгород. И снова вместе – день за днем.
Они старались никогда не расставаться, а когда все-таки на недолгое время приходилось это делать, то Иван Александрович в письмах к жене неизменно подписывался: «Твой верный и безупречный муж Анненков.». Верной и безупречной женой всегда была и Полина. Никогда не сидела без дела: воспитывала детей, нянчила внуков, держала в образцовом порядке домашнее хозяйство, занималась общественной деятельностью - была избрана попечительницей нижегородского женского Мариинского училища, принимала многочисленных гостей и посетителей и… по-доброму посмеивалась над медлительностью мужа.

Они не умерли в один день физически, но на самом деле можно сказать, что они действительно умерли в один день. Как свидетельствовала дочь Анненковых Ольга Иванова, в тот же день, когда внезапно умерла Полина, «кончилась, по существу, жизнь и Ивана Александровича — жить без нее он не смог, душевная болезнь его быстро прогрессировала, и через год с лишним, 27 января 1878 года, его не стало.»

Первоначально супруги были похоронены в Крестовоздвиженском монастыре в Нижнем Новгороде, в 1953 г. их прах был перенесен на Бугровское кладбище. Так одновременно грустно и счастливо закончился этот долгий роман - длиною более чем в полвека.

Инна Гончарова

Из народного творчества:

Александр Замогильнов ( бард из Новокузнецка)

Романс Ивана Анненкова


Прасковье Егоровне Анненковой -

Полине Гебль, урождённой Жаннете Поль.


То не дурь, не мальчишество, вовсе не шарм

по Москве прокатиться на бричке

от разбуженных кавалергардских казарм

в магазин Демонси к католичке.


Пусть красавицы барышни наши,

говорю я вам без суесловья,

но, мой Бог, кто француженки краше?

О Жанетта, Полина, Прасковья!


Откровенно скажу - я влюблялся не раз -

столько перецеловано ручек,

но от этих нездешних доверчивых глаз

пропадает блестящий поручик.


Я, ма шер, подловлю вас на слове,

ведь Шампанья - всё ж не Подмосковье,

но, мой Бог, что сильнее любови?

О Жанетта, Полина, Прасковья!


А в отечестве нашем любой - арестант

без туза на спине, без разряда.

Ты прости и пойми меня, плац-адъютант,

ведь всесильна свободы услада.


Не изведав раскаянья муки,

вспоминаю прошедшее вновь я,

но, мой Бог, что же злее разлуки?

О Жанетта, Полина, Прасковья!


Только тень эшафота для нас пьедестал -

путь к свободе тернист и прекрасен, -

пусть двуглавый орёл правит нынче свой бал, -

скорбный труд наш, друзья, не напрасен.


Проклинать ли острожное ложе?

Мой венец - кандалы в изголовье,

но, мой Бог, что России дороже?

О Жанетта, Полина, Прасковья!


Улыбина Юлия

Полине Анненковой (Гебль)

Полина Гебль, Шампань, балы, брильянты,
Наполеон, сиротство, разоренье,
И голову вскружили аксельбанты
Красавице, модистке, эмигрантке...
Любовь, mon cher, какие тут сомненья

Плац петербургский, голубые ели,
Нева течет в глазах кавалергарда,
Звенят клинки, гранитные ступени…
Объятья, скачки, сеновал, качели…
Красавица, модистка, эмигрантка…

И сумрак деревенской тесной церкви,
Игра свечных огней пред образами,
И лики лучезарные померкли,
а сердце вскачь рвалось в любовном пекле,
Но отказать угодно было даме,

красавице, модистке, эмигрантке
блестящему столичному повесе,
кавалергарду, офицеру, франту…
Как не был тот прекрасен и галантен
с расшитым позументом при эфесе.
Острог, Сибирь… «последую за вами…
Хоть в крепость или к черту на кулички,
И даже… к вашей непреступной маме –
На ваш побег – за клятыми деньгами.
А помните, как мы катались в бричке?»

Одна на лодке – время ледохода,
И в кровь об лед изрезанные руки…
Кольцо в разъем на два – вершина хода.
Нева не знает ни тепла, ни брода…
Но есть ли боль безудержней разлуки?