Х себя кулакоголовыми, взорвали состоящую из разных стилей по направленности, панк-рок сцену Лос-Анджелеса, с собственным, космическим, опасным, хард-кор фанком

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   40

Эта боль оставалась там довольно долго.

Когда мы вернулись в Европу, поведение Джона стало еще хуже. Когда наступал момент для его соло, он мог выдернуть провод из гитары, создать дикий, раздражающий звук, потом если он хотел, он подключал ее обратно, чтобы сыграть припев. По иронии судьбы, после нашего, как мне казалось, неудачного живого шоу на Saturday Night Live, наш альбом взорвал все рейтинги. Может быть, это было совпадение, но может быть люди услышали что-то прекрасное в этом хаотичном выступлении, что затронуло их.

После того, как мы закончили Европейское турне, мы вернулись домой на две недели перед турне в Гавайи и Японию. Пока мы были дома, в Калифорнии, я очень редко видел Фли, я вообще не видел Чеда. Джон исчез и начал принимать наркотики. Я тусовался с какой-нибудь девочкой, с которой я встречался в то время, хотя в основном я ходил на банальные свидания, и ничего ни с кем не выходило. Из-за наших отношений с Джоном (которых и не было), у меня появилось время в моей жизни для новых людей, таким оказался Джимми Бойл. Он был знакомым Рика Рубина, который был неимоверно похож на Распутина, с настоящей бородой и усами и длинными волосами, как у Иисуса и с сумасшедшими голубыми глазами. Чем чаще мы виделись, тем больше мы понимали, что у нас много общего. Он восстанавливался после наркотической зависимости, он только что развелся с молодой красивой наркоманшей, с которой я тоже встречался. Он тоже был вегетарианцем (я подхватил это от Ione), он любил музыку и он любил бегать за женщинами.

Я пригласил Джимми поехать с нами на Гавайи. Он был очень рад, потому что он очень хотел быть в центре музыки, и конечно же, девочек. Плюс, что тут говорить, мы ехали на ГАВАЙИ. Джон все еще отделялся от нас, пока мы были на Гавайях. Дела у нашего альбома шли хорошо, лучше чем у других наших альбомов, но все же они шли всего лишь хорошо, еле-еле входя в Топ 40. Но когда мы были на Гавайях, нам позвонил линди и сказал, “Парни, я не знаю, как вам сказать, но наш альбом на высоте. На следующей неделе он на восьмом месте”. Для меня, это было поводом для праздника, точно также как и для Фли, но для Джона это было кошмаром.

Вся наша поездка кишела горячими гавайскими девочками, и всем было весело, светило солнце и океан был теплым. Бойл и я делили комнату, и в четыре часа утра, когда мы спали к нам постучались. Я пошел открыть дверь, и на пороге стояла молодая гавайская дева.

- Я могу зайти? - спросила она.

- Ну, мой друг спит. Это не очень хорошая идея, сейчас четыре часа утра, - напомнил ей я.

- Правда, я не могу зайти?

- Хм, такая неудобная ситуация, - и прямо там, в холле отеля, она упала на колени и отсосала у меня. Джимми так завидовал. "Я не могу в это поверить. Ты, б*ядь, слышишь стук в дверь по середине ночи, ты открываешь дверь, и самая красивая девушка на этом острове опускается на колени и сосет у тебя. Что это? Что я такого плохого сделал в своей жизни, чтобы не удостоиться такого внимания?"

Чаще всего, Фли самый избалованный ребенок в группе, но мы с ним поговорили в Санта Монике и он сказал, "Знаешь Энтони, этот альбом идет так хорошо, мне кажется, ты становишься эгоистом". "Я? Я? Это ты эгоист. Посмотри на свое эго", стал протестовать я.

Я уверен, что тогда я действительно был эгоистом, что было для меня самого незаметно, но не было такого ощущения, что это продлиться долго. Дело в том, что еще задолго до того, как мы стали популярны, я развил чувство возвышения. У меня было излишнее, недозволенное, необоснованное чувство возвышения еще с детства. В младших классах, я всегда считал, что я должен был быть президентом школы и что я каким то образом был выше законов школы, и что я мог ломать все правила. Когда я переехал к своему отцу, он был очень высокомерным, и это передалось мне. Я крал, потому что у меня присутствовало это высокомерие. Я понимаю, когда людей называют холодными и жестокими криминалами, я помню, что в тот период моей жизни я не думал про последствия и о других, я думал только о себе. А последствиями для меня, являлось то, что я получал что хотел.

Чем богаче и известнее я становился, тем меньше я себя так вел. Очень часто, люди судят о тебе, основываясь на свом представлении того, как ты себя ведешь. Если ты сидишь в комнате, стесняешься и ты не хочешь никакого внимания, и ты не делаешь никаких усилий чтобы подружиться с кем-то. Тогда, кто-то уйдет и скажет: “Этот высокомерный сукин сын, он даже не попытался поговорить со мной”. Ты пытаешься сидеть тихо, чтобы не привлекать к себе много внимания, но они видят в тебе эгоистичного мудака.

Я не думаю, что я стал думать о себе лучше, пока все это происходило; напротив, я думал о себе намного хуже, потому что я потерял ту важную связь с Джоном. Я начал понимать, что я вел себя как придурок, желая чтобы все шло по моим планам, и это стало самой большой занозой в жопе. Я раньше думал, что все будет окей, если Фли будет вести себя нормально, и Джон будет делать все, что я хочу, и это, скорее всего, было самой моей большой ошибкой в то время, думая, что у меня есть план, и если все ему будут следовать, все будет замечательно. И когда я понял все это, братство нашей группы вновь соединилось.

Мы прибыли в Японию в начале мая 1992 года. Джон все еще находился в своем коконе с Тони. И он опять показывал какое-то странное поведение. В ту ночь, перед концертом в Токио, Джон был в лобби отеля вместе с Луи, и он был уверен, что он плохо вооружен против каких-то фанаток и что ему грозит опасность, что его арестуют или депортируют. Вокруг Джона творилось что-то странное и неожиданное. Он был всегда обкуренным, к тому же он серьезно злоупотреблял вином, и через некоторое время, для меня не было странным то, что он постоянно пьян.

На следующее утро, Джон поехал на место концерта с технической бригадой. Линди, Фли, Чед и я приехали позже на следующем поезде. Когда мы прибыли к арене, Марк Джонсон сказал нам, что Джон ушел из группы и что он хочет улететь домой сейчас же. Напомню вам, что впереди у нас еще была Австралия, и это было нашим самым первым австралийским турне. Это было очень важно для нас, потому что эта была земля, которую мы все любили, это Родина Фли, и к тому же там было солнце и много девочек, просто волшебное место. Поэтому паника была в глазах Линди и в наших с Фли сердцах. Мы должы были поговорить с Джоном незамедлительно, несмотря на то, что все уже было ясно.

Мы пришли в его номер. "Я должен покинуть группу, я должен уйти. Я должен уехать домой прямо сейчас, я больше не могу это делать", сказал он нам. "Я умру, если я сейчас же не покину эту группу". Я увидел взгляд в его глазах, и я знал, что больше нет другого выбора. Не было даже смысла его уговаривать. У меня камень упал с души. Самая последняя вещь в мире, которая я когда либо хотел чтобы произошла, происходила прямо сейчас, но слава Богу он уходил от нас, потому что как бы это ни было больно, понимание того, что больше не придется каждый день бороться, было гораздо приятнее, чем боль и страдания.

Линди не знал, что делать с проданными билетами. Наконец, мы уговорили Джона сыграть это шоу перед его самолетом домой. Это был самый ужасный концерт во всей моей жизни. Каждая строчка, каждое слово, причиняло боль, зная, что мы больше не группа. Я постоянно смотрел на Джона и видел его мертвые очертания презрения. Иногда, я жалею, что мы не отменили это шоу и не отдали всем деньги за билеты.

В ту ночь Джон исчез из хаотичного мира Red Hot Chili Peppers...


11 глава, Warped.


Всё ещё находясь в Японии, мы решили, что продолжим тур в Австралии, где встретимся с Зандером Шлоссом (Zander Schloss). Он-то и займёт место Джона. Зандер талантливый гитарист, который может читать по нотам и записывать ими музыку. Он схватывал всё налету с помощью своей безумной, проникновенной и комичной чувствительности. У нас было семь дней, чтобы обучить его достаточному количеству песен, чтобы как следует оторваться на наших австралийских концертах.


Зандер встретил нас в Сиднее, и мы начали интенсивные репетиции по два раза в день. Но спустя четыре дня нам с Фли стало понятно, что ничего не получится. Зандер правильно играл все песни, но это всё равно не было похоже на Red Hot Chili Peppers. В тот момент мы решили, что лучше отменим концерты, чем предстанем перед людьми в некой половинчатой версии.


Когда мы рассказали об этом Зандеру, он был опустошён. Можно было подумать, что он был в группе четыре года, а не четыре дня. "О Боже, только что вместо того, чтобы иметь богатейшее и самое необыкновенное будущее, я снова вернулся на исходные позиции, плюс я в восьми тысячах миль от дома, - сказал Зандер, - мне хотя бы обратный билет дадут?"


Мы пообещали не бросать его так и на несколько дней остались в Австралии, где вдоволь насладились великолепной погодой и прекрасной погодой.


Я дружил с Гриром Гаворко (Greer Gavorko), новозеландцем, который был членом нашей команды. И когда он показывал мне фотографии из его недавней поездки в Таиланд, я подумал: "Я в Австралии, Голливуд где-то очень-очень далеко. Я понятия не имею, что будет с моим будущим, потому что в данный момент у группы тяжёлые времена. Моё левое яйцо, в лице Джона Фрушанте, отделилось от моей промежности. Так почему бы мне не поехать в Таиланд одному?"


Грир порекомендовал мне некоторые острова в Сиамском заливе. И я полетел в Бангкок, там я переночевал в отеле при аэропорте, а затем отправился на юг, где уже на лодке добирался до Ко Самуи. Это был прекрасный остров, погода была отличной, но место изобиловало ужасными европейскими вечеринками, люди походили на животных. Там был кокаин, отвратительная музыка, а красивые полуголые женщины были под кайфом от экстази. Приехав в Таиланд, я не хотел погружаться в этот техно-фантазийный мир, поэтому я отправился на следующий остров, Ко Фа Нган. Он был немного более спокойным и красочным, но я по-прежнему был недоволен. Местные жители посоветовали мне поехать Ко Тао, маленький остров, где вообще не было отелей.


Ко Тао оказался именно тем местом, о котором я мечтал. Я арендовал у тайской семьи маленький домик, провёл там неделю и каждый день занимался подводным плаванием. Уезжая с острова, я чувствовал себя перезаряжённым, очищенным и более готовым к тому, чтобы адекватно воспринимать уход Джона. Как только я вернулся, мы с Фли начали думать, что будем делать дальше. Мы знали одну Лос-анджелесскую группу Marshall Law, которая состояла из двух братьев, басиста Лонни Маршала (Lonnie Marshall) и гитариста Арика Маршала (Arik Marshall). Оба парня были причудливыми, странными и одарёнными в отношении игры на своих инструментах. Родом из Южного Центрального района, они были наполовину чёрными, наполовину евреями, этакие негревреи. Я несколько раз видел их выступления, и то, как Арик играл на гитаре, особенно, срывало мне крышу. Его стиль был фанковым, но в то же время хард-роковым и изобретательным.


Мы прослушали ещё нескольких людей, включая парня по имени Бакетхэд (Buckethead), который отыграл весь сет с надетым на голову ведром от Кентуккийского жареного цыпленка, словно мы были в каком-то курятнике. Когда с нами джемовал Арик, это было весело и вдохновенно, поэтому, в итоге, мы приняли его. Он окунулся в наш безумный мир. Несмотря на то, что мы потеряли Джона, который был фундаментальной составляющей огромного успеха Blood Sugar, промоутеры, канал MTV и вся музыкальная индустрия не верила в нашу кончину, ведь ничто не могло нас остановить. Нам предложили выступить в роли хедлайнера фестиваля Лолла-палуза, самого большого события того лета в Америке. Кроме того, Линди договорился о наших июньских выступлениях на нескольких огромных европейских фестивалях.


К счастью для нас, Арик невероятно быстро всему учился. Он мог услышать песню по радио и через шестьдесят секунд уже играть с тем же настроем и духом, как и оригинал. Но поездка в Бельгию, спустя всего неделю его пребывания в Chili Peppers, и выступление перед семью десятью тысячами зрителей было настоящим крещением огнём. Он был ошеломлён. Арик практически никогда не выезжал за пределы Лос-Анджелеса и его района, а теперь он оказался в экзотической стране в Северной Европе, где люди разговаривали на трёх языках.


Арик был глубоким интровертом, поэтому справлялся со всем этим давлением с помощью сна. Чувак просто спал день и ночь, а потом садился в автобус к месту концерта и спал ещё немного. Но на выступлениях он никогда нас не подводил. Он выходил и играл с полной отдачей.


Роль хедлайнеров Лолла-палузы была очень важной для нас. Фестиваль проходил во второй раз, и мысль о путешествии по стране с кучкой таких же маньяков, как и мы, была чрезвычайно привлекательной. Всякий раз, когда ты являешься частью фестиваля, всё напряжение делится пополам. Даже если ты хедлайнер, тебе не приходится нести ответственность за всё шоу. Учитывая то, что у группы были нелёгкие времена, я благодарю Бога за то, на всех этих концертах мы были не одни. Плюс, можно встретить разных интересных музыкантов, с которыми в других обстоятельствах, возможно, и не познакомился бы. Я никогда не был фанатом Ministry, но они не прекращали поражать меня каждый вечер. Я не понимал, как они после всего алкоголя, героина, кокаина и остального дерьма могли выходить на сцену и так зажигать.


После нескольких концертов, все начали джемовать друг с другом. Во время выступления Ice Cube мы с Фли часто выходили на одну песню. Мы танцевали и радовались оттого, что были частью этого мощного действа. Затем он присединялся к нам на Higher Ground. Эдди Веддер (Eddie Vedder) из Pearl Jam пел бэк-вокал для Soundgarden, но в соответствии с его восприятием себя как слуги музыки, он стоял очень далеко, в глубине сцены. Чэд играл на барабанах в одной из песен Ministry. На всем фестивале царила атмосфера любви, но это не относилось к группе Jesus and Mary Chain. Эти британцы были излишне агрессивными. Они выпивали бутылку виски на двоих днём, доставали всех и портили всем настроение. Однажды они зашли слишком далеко с парнями Ice Cube и получили хорошую взбучку.


Я подружился игравшими на второй сцене гигантскими гангстерами из Самоа, которые назывались Boo-Yaa Tribe. Меня приводили в восторг их истории о войнах банд в восточном Лос.-А. Они рассказывали мне, что в друзей стреляли, а они могли несколько дней расхаживать с пулями внутри и даже не замечать этого, такими они были огромными. В конце тура я попросил одного из них выйти с нами на сцену во время Higher ground, он вышел и одной рукой поднял меня к себе на плечо. Я так и спел всю песню, сидя на его руке, как кукла.


Для концертов фестиваля Лолла-палуза мы добавили несколько особых элементов. В центре сцены мы сделали психоделичное таинственно выглядящее колесо, закручивавшееся в спираль, это было для гипнотических целей. Но главной находкой были огненные шлемы, которые мы надевали для выхода на бис. Всякий раз, когда я думаю о выступлении, огонь приходит мне в голову, это такая зрелищная вещь, и она так подходит музыке. Я размышлял не об огромных пиротехнических системах, которые использовали Kiss или the Who. Я просто подумал, что будет круто, если мы наденем шлемы, изрыгающие огонь. Поэтому мы пошли к дизайнеру, которого знал Линди, и он придумал конструкцию серебряного шлема с фитилём на верхушке и трубкой, которая шла от фитиля к банке с пропаном, прикреплённой к ремню. У каждого из нас был клапан, с помощью которого мы могли контролировать интенсивность пламени.


Но когда вы имеете дело с огнём и механизмами его регуляции, провалов избежать бывает сложно. Обычно мы могли рассчитывать на хорошее трёхфутовое перо огня, но случалось, что кто-то неправильно включал клапан, или пропана в банке оставалось мало. Тогда троих были бушующие вулканы на головах, а у одного трёхдюймовый огонёк подобный зажигалке Бик, но сам он не подозревал, что его пламя так мало. Это разрушало всю картину. Зависть на почве огня.


На некоторых площадках пожарные пытались остановить шоу. Линди обычно приходилось иметь при себе немного лишних денег. Когда пожарные говорили ему, что нас могут оштрафовать за использование этих шлемов, Линди доставал бумажник и спрашивал: "Сколько?" В одном из городов сопровождавших нас девушек заставили надеть костюмы и шлемы пожарных, когда они поджигали нам шлемы. Марк Джонсон (Mark Johnson), наш тур-менеджер, иногда выглядел как настоящий Гомер Симпсон (Homer Simpson). Просто представьте Гомера, одетого в полную экипировку пожарного и пытающегося разобраться с нужными кнопками, чтобы зажечь огонь. Удивительно, что мы выжили в этом туре.


В сентябре 1992 мы играли на вручении наград MTV и также получили две: за клип Give it away и за песню Under the bridge, выбранную зрителями. Это, должно быть, было странно для Арика, выходить на сцену и получать награду за работу Джона. Тем вечером мы были уверенными в себе, вызывающими и громкими. Когда мы поднялись на сцену для получения награды за лучшее видео Give it away, Фли симулировал мастурбацию. У меня же был список из тридцати человек, которых я хотел поблагодарить: художники, музыканты, режиссёры…и сатана. Моя бабушка, которая жила во Флориде и была очень набожной христианкой, не поняла, что я просто пошутил, и отказалась от меня. Спустя некоторое время, я спросил маму, почему моя бабушка мне совсем не пишет. Мама сказала: "Она думает, что ты продал душу дьяволу". Мне пришлось отправить бабуле на восьмидесятилетие открытку, в которой я объяснил, что на самом деле не был сатанистом.


Той осенью мы полетели в Австралию и Новую Зеландию, чтобы отыграть концерты, которые мы ранее отменили. Несмотря на то, что мы ещё не набрали форму для стадионных выступлений, это были наши первые шоу в этих странах, и поэтому зрители были удивительно отзывчивыми. Как только мы ступили на новозеландскую землю, я сразу же влюбился в это место. Оно казалось мне вторым домом. Там было больше цветущей флоры, чем я где-либо видел, высокие величественные горы и очень мало людей. После окончания наших концертов, все тут же полетели домой, а я решил остаться и исследовать эту страну.


Я поселился в номере отличного отеля в стиле арт деко на окраине Окланда и тусовался с Гриром, который был коренным Киви. Однажды вечером, когда мы играли в бильярд, в комнату вошла длинноволосая брюнетка похожая на богиню из местных сказаний. Она встала у барной стойки и поглядывала на меня, я набрался смелости и подошёл к ней.


- Что ты здесь делаешь? - спросил я, потому что она явно не выбивалась из обстановки этого захудалого бара.


- Пришла, чтобы найти тебя, - объяснила она, - я слышала, ты в городе, и пришла за тобой.


Джули (Julie) пришла за мной, никаких проблем. Мы провели оставшееся время вместе. Мы ездили в Роторуа посмотреть на огромные горячие минеральные озёра и грязевые пруды. Мы шли в национальный парк и занимались любовью на краю такого грязевого пруда, который представлял собой большой бурлящий котёл пара и грязи. В ноябре я отметил свой тридцатый день рождения на побережье в доме Мистера и Миссис Мёрдок (Murdoch), которые владели новозеландским отделением звукозаписывающей компании Warner Bros. Они организовали для меня прекрасный пикник на пляже. Это было и сладкое, и горькое время. Я был вдали от дома, окружённый практически незнакомыми мне людьми. Дела в группе шли отлично, но тоже как-то не так. С тех пор, как Джон ушёл, мы продолжали двигаться дальше, не обращая внимания на несовершенство, просто чтобы оставаться на плаву.


Я был одинок, у меня в жизни не было настоящей любви. Дружба со многими людьми закончилась. Джона не было рядом. Мы с Фли росли и развивались порознь. Боб Форрест (Bob Forrest) погрузился в свою собственную наркотическую зависимость. Я чувствовал себя одиноким человеком.


Ничто не заставляло меня вернуться домой, и я решил отправиться в путешествие на Борнео. Будучи ещё ребёнком, я много читал о самых отдалённых местах в тропических джунглях всего мира. Из всех этих мест, от Монголии и Папуа Новой Гвинеи до Тувы, Борнео поражал меня, как наиболее отдалённый и наименее подверженный влиянию западной культуры. Здесь ты можешь вернуться назад во времени и увидеть, какой была жизнь до изобретения промышленности и предметов комфорта.


Когда мы приезжали в Амстердам, я любил захаживать к удивительному мастеру татуировки по имени Хэнк Шиффмахер (Hank Schiffmacher), также известному как Хэнки Пэнки (Henky Penky). Он был культовой личностью в своей стране: философ андеграунда, художник, партнёр Ангелов Ада, любитель выпить, любитель наркотиков, любитель девушек, абсолютное воплощение голландской культуры. За многие годы Хэнк ввёл в мою кожу много чернил, и за это время мы стали довольно близко общаться. Поэтому, когда Хэнк предложил мне поехать на Борнео, чтобы изучить местные примитивные технологии татуировки и повторить путь голландского путешественника девятнадцатого века, который пересёк тропический лес острова, я, конечно, согласился. Я сравнивал себя с Маугли из Книги джунглей, представлял, как буду общаться с орангутангами, прыгать на лианах через реки, есть ягоды и встречаться с местными обнажёнными девушками. Я хотел быть настоящим человеком природы. В итоге, всё получилось не совсем так, как я ожидал.


Мы договорились поехать через месяц. Сначала я подумал, что только я и Хэнк полетим в эти места обитания племени Панандайа, в котором, как сообщалось, вплоть до 60-х практиковался каннибализм. Но Хэнк взял с собой фотожурналиста, который думал, что его фотографии важнее человеческих отношений и достоинства иностранной культуры. Он также пригласил Каспара Милктоуста (Caspar Milquetoast), который часто заглядывал в его тату-салон и никогда раньше не выезжал за пределы Голландии.


Вот такой разноплановой командой мы и встретились в Джакарте, Индонезия, чтобы распланировать нашу поездку. Мне не нравилась Джакарта, мегаполис третьего мира, наполненный мусором, грязью и изобилующий особой фундаментальной энергетикой, которая давала нам понять, что здесь нам отнюдь не рады. Хоть мы и были очень далеко от Канзаса, всякий раз, когда мы шли на базар или рынок, в каждых трущобах меня окружали хихикавшие индонезийские девушки. Они продавали самодельные майки с логотипами Red Hot Chili Peppers в каждой лавке. Это было очень сюрреалистично.