Мониторинг 28. 12. 2011
Вид материала | Документы |
- Секция 20. Радиотехнический мониторинг, 121.14kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 25 мая 2011, 1639.32kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 26 января 2011, 7614.01kb.
- Мониторинг 13. 12. 2011, 399.17kb.
- Мониторинг средств массовой информации 1 июня 2011 года, 979.96kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 17 августа 2011, 2439.25kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 25 апреля 2011, 1707.51kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 28 июля 2011, 2186.1kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 29 марта 2011, 1615.06kb.
- Российские сми о мчс мониторинг за 8 февраля 2011, 2901.37kb.
СМИ о рынке образования
1.Федеральные СМИ
«Труд» , № 217, 28 Декабря 2011г., Яна Прямилова, «Труд» вспомнил, о чем в 2011 году говорили практически на каждой кухне
Да, налог на роскошь и повышение минимального трудового стажа в пять раз в 2011 году приняты все же не были. Но выплатной закон, мораторий на техосмотр и запрет кодеиновых препаратов прогремели-таки на всю страну.
Образование
Бакалавров пока не признают
В 2011 году в РФ окончательно вступила в действие система бакалавриата. Нововведение было воспринято неоднозначно. Многие по-прежнему с недоверием относятся к тому, что получить высшее образование теперь можно всего за четыре года.
«Бакалавры будут лучше понимать потребности бизнеса, им будет легче перестроиться в условиях быстро меняющихся требований. Нет смысла пять-шесть лет изучать профессию, которая за эти годы может совершенно измениться или вообще исчезнуть. Но есть и психологические сложности. В России образование — это как социальный лифт. Сейчас родители и работодатели требуют от студентов доходить до верхней площадки и поступать в магистратуру, даже если сами не понимают, для чего это нужно. Многие образовательные учреждения смогут на этом нажиться», — говорит исполнительный директор Ассоциации негосударственных вузов РФ Валерий Капустин.
По его словам, еще одним новшеством в образовательной сфере стало принятие закона «Об изменении контрольной цифры приема граждан на обучение за счет средств соответствующих бюджетов бюджетной системы РФ». «Создаются условия для равноправия вузов в доступе к бюджетных деньгам. Это повысит конкуренцию, а после и качество услуг, предоставляемых коммерческими и государственными вузами, добавит драйва, принесет совершенно новое настроение в образовательную систему», — отметил Валерий Капустин.
-
«Известия», 28.12.2011, Анна Горчакова, Артем Куйбида , Технопаркам напишут закон и устроят аттестацию
В результате выживут 20-30 инновационных центров из 100 существующих
К концу 2012 года Минкомсвязи совместно с "Ассоциацией технопарков в сфере высоких технологий" (АТС) подготовит законопроект, регулирующий деятельность технопарков. Документ призван регулировать деятельность инновационных центров и дать им налоговые льготы, близкие к тем, которыми пользуются резиденты фонда «Сколково».
- Создание такого документа назрело, - рассказал Денис Солодовников, заместитель директора департамента государственной политики в области информационных технологий Минкомсвязи. – Заниматься подготовкой закона будет АТС.
В нормативном документе разработчики планируют впервые закрепить законодательно понятие технопарка и его резидентов. Основная идея закона - прописать одинаковые для всех регионов схемы финансирования технопарков и льготы резидентам. В идеале ведомство хочет добиться для технопарков льгот, как у резидентов фонда «Сколково»: резидентам иннограда таможенные льготы, льготы на НДС, а так же имущество и прибыль.
- В законе будет прописано какие здания должны быть у технопарка и какие услуги он должен будет оказывать, - рассказал Андрей Шпиленко, директор Ассоциации технопарков в сфере высоких технологий. - Площадь технопарка должна быть около 4 гектаров, наличие тесных связей с вузом или научными лабораториями. В технопарках должны быть офисные и вспомогательные помещения, бизнес-инкубаторы.
Шпиленко уточнил, что в законе будет прописана не только комплектация инфраструктуры, но и наполнение. Отдельным пунктом будут закреплены сервисы, которые будет обязан предоставлять технопарк: консалтинговые услуги, бухгалтерские и юридические.
По задумке авторов законопроекта по новому законодательству, чтобы получить статут технопарка и субсидии придется пройти аттестацию: подтвердить наличие инфраструктуры и инструментарий работы с проектами. Механизмы аттестации в течении года будет апробировать ассоциация на своих резидентах.
- 25 января АТС проведет съезд в Новосибирске, на нем будет принято положение об аттестации технопарков, - рассказал Солодовников. – На основе этого положения и будет писаться часть законопроекта. После этого положения начнется аттестация технопарков входящих в ассоциацию.
Президент ассоциации Андрей Шпиленко, считает, что аттестацию получат 20-30 из 100 существующих в стране технопарков.
- Я категорически против того, чтобы строить новые технопарки. Нам нужно чтобы нормально заработали уже построенные, - говорит Шпиленко. – Недостаточно, чтобы в технопарке была хорошая инфраструктура и достаточная площадь. Для положительной работы необходимо ее насыщение инструментами. Недостаточно взаимодействия с венчурными инвесторами, упаковки проектов и обучения авторов проектов бизнесу.
Эксперты считают, что появление законодательства для технопарков очень своевременно.
- Лет десять назад не было такого инновационного потока, а сейчас много созревших предпринимателей и молодых компаний. Однако более половины технопарков не удовлетворяют требованиям и просто сдают площади, - убежден Александр Галицкий, основатель и управляющий партнёр компании Almaz Capital Partners. - Технопарк должен не только давать площадь, но и вести образовательные программы искать инвесторов для стартаппов и поддерживать их.
Другой эксперт считает, что законотворческая инициатива будет успешна только при условии, что закон напишут качественно.
- Законопроект нужно написать качественно, иначе хорошей инициативой смогут пользоваться, как дырой в законе. Поэтому нужно четко прописать требования к компаниям, которые могут получить льготы, - говорит Константин Фокин, президент Российской ассоциации бизнес-ангелов. - Государство давно готово давать льготы начинающим компаниям, в первую очередь IT-шным. Но не было механизма отбирающего достойные проекты.
Фокин поддерживает инициативу законодателей сделать равные условия для всех инновационных компаний. Эксперт считает, что не все проекты могут пройти через «Сколково» и получать их льготы, то должны быть другие инструменты – ими смогут стать технопарки.
Инноваторам присвоят особый статусРоссийская Газета
-
«Новые известия», 28.12.2011, Адель Калиниченко, «Мы делаем работу за Бога»
Профессор Николай Зимин
В конце уходящего года физики, работающие на Большом адронном коллайдере (БАК) в Европейской организации ядерных исследований (ЦЕРН), сделали сенсационное заявление: в самом ближайшем будущем может быть окончательно подтверждено существование бозона Хиггса. Доселе неуловимая частица, которую одни называют «частицей Бога», а другие – «проклятой частицей», бозон Хиггса представляет собой последний недостающий элемент современной теории элементарных частиц (так называемой Стандартной модели). О значении, возможно, главного открытия года, а также о том, что заставляет ученых верить в высший разум и как они относятся к предсказанию майя о грядущем конце света, корреспонденту «НИ» рассказал один из ведущих участников «охоты» на бозон Хиггса российский физик профессор Николай ЗИМИН, работающий в ЦЕРНе вот уже более 20 лет.
Первый вопрос корреспондента НИ «Как там Хиггс?» прозвучал явно двусмысленно, потому что собеседник стал говорить о Хиггсе- человеке, что, может быть, и было более справедливо.
– Хиггс был в ЦЕРНе два года назад. До этого мы посещали его, приехав на конференцию в его родной Эдинбург, и даже выпили за его тезку – бозона – по стаканчику шотландского виски. Питер Хиггс уже очень пожилой человек. Но он мечтает дождаться результатов нашего поиска, как каждая мать ждет появления на свет своего дитя, которое наука с его подачи начала вынашивать сорок лет назад.
– Но уже ведь вот-вот? Судя по всему, человечество совсем скоро услышит крик «новорожденного»?
– Да, кажется, уже скоро. Потому что Большой адронный коллайдер в уходящем году работал превосходно. Если говорить образно, то мы планировали насобирать в этом году «один стакан» событий, а ускоритель подарил нам «пять стаканов». Под событиями я подразумеваю столкновения протона с протоном и вследствие этого рождение частиц, которые мы имели возможность регистрировать и изучать. В принципе чем больше мы наберем событий, тем реальнее шанс, что мы найдем бозон Хиггса. На семинаре в ЦЕРНе, заключительном перед рождественскими каникулами, вниманию научного сообщества были предоставлены данные, которые позволяют надеяться на получение ответа на вопрос о существовании бозона Хиггса уже в следующем году.
– А когда найдете его, что будете делать дальше?
– Начнем изучать, будем проводить дополнительные измерения.
– ЦЕРН можно назвать коллективным гением?
– В каком-то смысле, да. И просто гении, и коллективный гений время от времени делают великие открытия. В этом отношении коллайдер – большое подспорье. Ведь это следующий уровень инструментария, который нам доступен, чтобы получить новые знания. Например, не так давно, во время работы предыдущего церновского коллайдера ЛЭП, мы открыли, что существует три поколения частиц. Кстати, и я был одним из полутора тысяч соавторов этого открытия. Мы очень часто знаем факты, но не знаем причины их существования. И отвечать на вопрос «почему» очень интересно. Тогда и происходит скачок в науке. Иногда ЦЕРНу удаются такие скачки, это и есть результат работы если и не коллективного гения, то уж точно коллективного разума.
– А случаются в этом «коллективном разуме» противоречия или конфликты?
– Недопонимания возникают, но в ЦЕРНе, как в лучшем «научном месте» на земле, и народ подобрался не самый плохой. Здесь люди хотят находить и находят общий язык. И еще тут, как нигде, очевидно, что современная наука все больше становится наднациональной.
– А здесь вы как «безродный космополит» или чувствуете свою принадлежность к государству?
– К государству – нет, национальную принадлежность – да. У меня за плечами детство в Усть-Каменогорске, институт в Томске, родной Объединенный институт ядерных исследований в Дубне, сотрудником которого я являюсь и сейчас. Государство же как инструмент принуждения увлеченному своим делом человеку, как правило, мешает, отвлекая на всякие глупости и вводя ненужные ограничения.
– ЦЕРН хоть как-то причастен к военным делам или держится от всего этого на расстоянии?
– Уставом ЦЕРНа запрещено заниматься военными разработками. Все научные работы публикуются, ко всем из них есть доступ, никакой секретности – по определению. Мы занимаемся тем, что пытаемся сделать человечество умнее, обогатить его знаниями. В этом смысле мы делаем работу за Бога, а не за дьявола, как самокритично писал о создателях атомной бомбы Роберт Оппенгеймер.
– К слову, научные сотрудники ЦЕРНа верующие или атеисты?
– Большинство физиков знают и верят в то, что какой-то высший разум возможен.
– Как в ЦЕРНе относятся к концу света, который по календарю индейцев майя случится в декабре 2012 года?
– Как к очередной глупости. Глобальная катастрофа, конечно, может случиться, но виной ей будет само человечество.
– Бытует мнение, что коллайдер – это пустая трата колоссальных средств и даже времени человечества…
– Наука отличается от производства тем, что никогда нельзя предсказать результат, сказать, где это пригодится. К примеру, то, что придумали в ЦЕРНе www-интернет технологию, уже полностью перевернуло мир с точки зрения доступа человечества к информации и оправдало все затраты, которые были сделаны на строительство Большого адронного коллайдера. Ведь не будь их, не было бы и Интернета в его современном понимании. Открытия в науке очень трудно прогнозировать, они могут прийти с самых неожиданных сторон. А уж практический результат от достижений фундаментальной науки тем паче непредсказуем...
Справка
Впервые о хите последних научных публикаций – бозоне Хиггса – узнали еще в 1964 году. Незадолго до этого физика Питера Хиггса во время горной прогулки в районе Эдинбурга посетило озарение. Он так и сказал, придя в свою лабораторию: «У меня – грандиозная идея...» Сторонники «грандиозной идеи», коих на сегодняшний день среди физиков абсолютное большинство, предполагают, что бозон Хиггса сыграл основную роль в механизме, посредством которого некоторые частицы во время Большого взрыва приобрели массу, а другие остались «бестелесными», как фотоны. Если «хиггс» все же обнаружат, то заполнится прямо-таки зияющий провал в основании Стандартной модели и подтвердится правильность сегодняшнего понимания материи Вселенной. Но вот если будет доказано, что никакого бозона Хиггса нет, то это расширит путь для целого ряда альтернативных «безхиггсовских» теорий – вплоть до научно-фантастических с «параллельными вселенными» или «высшими измерениями».
-
«Московский комсомолец», 28.12.2011, Арина Петрова, Таланты и страховщики
Объявлены победители ежегодного конкурса студенческих работ
Лишь половина выпускников российских вузов находят работу в течение года после завершения учебы. В такой ситуации перспективная молодежь все чаще устремляет взоры на Запад. Однако и в стране есть достойные места, где ценят таланты. Так, одна из старейших страховых компаний России уже 14 лет привлекает "сливки вузовского сообщества" к конкурсам, победителей которых готовы сразу же взять на работу.
Благодаря ежегодному конкурсу студенческих работ им. В. И. Щербакова, который был учрежден в честь 50-летия ОСАО "Ингосстрах", талантливые студенты получают возможность начать карьеру в компании. Начиная с 1997 года на работу были приняты 19 победителей. За это время 392 студенческие работы прошли экспертизу в отраслевых подразделениях компании, присуждено 38 грантов и 71 премия. Такой конкурс выгоден всем: компания с интересом знакомится с оригинальной точкой зрения молодых, студенты же получают стимул не только к творческому, но и к карьерному росту.
С каждым годом в конкурсе, который в 2000 году обрел статус федерального, участвует все больше студентов. В этом году экспертному совету, в составе которого руководители институтов и кафедр ведущих московских вузов , а также руководители различных подразделений компании, были представлены работы 42 учащихся из 16 ведущих вузов Москвы, Астрахани, Уфы, Ростова-на-Дону, Саранска и других городов России.
На состязание студенты представляли рефераты своих дипломных и курсовых работ. Кроме того, принимались научные статьи студентов 2 - 5 курсов дневной формы обучения и аспирантов первого года, которые проанализировали различные проблемы, касающиеся области страхования. "Жюри" учитывало все: и актуальность темы, и глубину анализа, и возможность применить исследование на практике, и научную подкованность автора.
Победителей награждали 16 декабря в здании музея ОСАО "Ингосстрах". Главный грант конкурса (60 тыс. руб.) в этом году взяла работа "Инновационные продукты в автостраховании - Pay-As-You-Drive" Виктории Петриковой из ФГБОУ ВПО "Астраханский государственный технический университет".
- Виктория провела углубленный анализ новых продуктов КАСКО, стоимость которых зависит напрямую от объема использования автомобиля и манеры вождения, и предложила рекомендации по адаптации таких продуктов с учетом отечественных реалий. Кстати, за границей при оценке рисков учитывают даже знаки Зодиака водителей: там ведут статистику, какие из них наиболее "аварийные". Мы лишь в стадии накопления подобных данных, - рассказывает главный специалист корпоративного университета ОСАО "Ингосстрах" Светлана Золотарева.
Еще два призера конкурса - Альбина Кунсабаева из Башкирского государственного аграрного университета (работа "Агротехнологии будущего") и Марина Фирстова из Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарева (работа "Анализ мирового опыта сельскохозяйственного индексного страхования") - кроме дипломов конкурса и памятных подарков, получили по 30 тысяч рублей и реальный шанс начать строить карьеру сразу после окончания вуза . Обе девушки посвятили свои работы теме агрострахования, которая сейчас активно развивается. Так, Альбина представила работу по системе агротехники НОУТИЛЛ.
"Тема интересна для практической работы андеррайтеров по агрострахованию для определения качества риска и возможной вероятности нарушения и применения агротехнологий, с учетом природно-климатических зон России, для подготовки учебных материалов по расчету страховой стоимости по прямым затратам в хозяйствах, использующих систему агротехники НОУТИЛЛ, - поясняет практическую значимость работы Сангаджиева Диляра Яшкуловна, начальник управления агропромышленного страхования ОСАО "Ингосстрах", - А по работе Марины Фирстовой можно смело обучать азам агрострахования молодых специалистов".
- Мы рады, что конкурс вызывает интерес вузов и студентов не только Москвы, но и других городов России, дает возможность молодым людям продемонстрировать свои знания, заявить о себе как о новом специалисте. Для компании, в свою очередь, это возможность поиска талантливой молодежи, новых идей и будущих специалистов, - говорит заместитель директора по персоналу ОСАО "Ингосстрах" Марина Григорьева.
-
«Аргументы и факты, 28.12.2011, Александр Колесниченко, Начальнику можно... не всё
Лица во власти обновляются не только по итогам «больших» выборов. «Круговорот» управленцев - чиновников и менеджеров разного калибра - идёт постоянно. Один из главных вузов страны, где учат управлять, - Государственный университет управления (ГУУ). О том, как много зависит от руководителей и тех, кто приводит в движение управленческий аппарат, мы поговорили с ректором ГУУ Виктором Козбаненко.
«»: - Виктор Анатольевич, выпускники университета уже готовые управленцы? Они сразу могут возглавить коллектив?
В.К.: - Из нашего университета выходят профессиональные управленцы. Хотя я не утверждаю, что они с ходу могут стать министрами или руководителями компаний. Это долгий процесс постоянного приобретения новых знаний и опыта. Дальше всё зависит от их личных качеств, целеустремлённости, желания.
Не боги
«»: - В советское время специалист постепенно «рос» в одной организации или сфере. А теперь, получается, «профессиональным управленцам» всё равно, чем руководить: газетой, банком или органом власти?
В.К.: - Да, такое встречается. Люди есть люди, и управленцы - не боги. Впрочем, их решения предопределяют успех дела, а профессионально управлять можно только в той сфере, в которой ты компетентен. Но и это не всё. Важнее, как проявляется личность, что скорее зависит от культуры, воспитания, мировоззрения конкретного человека, приходящего на управленческую должность.
«»: - Или от того, что мы всё чаще перенимаем чужие «лекала» в образовании и управлении, которые не ложатся на наш менталитет?
Досье
Виктор Козбаненко родился в 1966 г., окончил Ростовский институт инженеров железнодорожного транспорта, Высшую комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ. Являлся доцентом кафедры госуправления ГУУ, докторант ГУУ, профессор МГИМО. Работал советником Управления Президента РФ по вопросам госслужбы, директором департамента Минздравсоцразвития России. Доктор юридических наук, профессор, лауреат Премии Правительства РФ в области образования.
В.К.: - Некоторых дисциплин и знаний в принципе не было 20-30 лет назад. Мы перенимаем опыт и западные образовательные технологии, но делаем это осознанно, с учётом российских традиций. Мир стремительно меняется, инженерные технологии обновляются непрерывно. В образовании сегодня появилась проблема - знания устаревают уже с момента передачи их в аудитории. И дело здесь не в менталитете. Мы действительно ушли от советской схемы: отучился, получил работу по специальности на заводе и сидишь там всю жизнь. Сегодня на первом месте - профессиональная мобильность, разностороннее образование, постоянное получение дополнительных знаний. Но люди чаще склонны проявлять себя всё-таки в одной или в смежных сферах. Современный управленец обладает базой знаний о планировании и организации рабочих процессов, управлении финансами, руководстве коллективом.
Для таких специалистов уже стало нормой знание иностранного языка, компьютера. С управленческой «доводкой» мы готовим специалистов и в других областях: юриспруденции, финансах, информационных технологиях, социальных коммуникациях и т. д.
«»: - Обучение по какой профессии пользуется наибольшим спросом?
В.К.: - Наиболее востребовано гос- и муниципальное управление. Кроме того, актуально развитие инженерно-управленческой подготовки. Чтобы организовать производство, сегодня нужны люди, которые разбираются и в станках, и в управлении предприятием. У работодателей большой интерес к специалистам, прошедшим магистерские программы по профилям управления в энергетике, промышленности, строительном бизнесе, на транспорте и др.
Популярны программы подготовки управленцев для СМИ, спорта и шоу-бизнеса: мало иметь талант, нужно, чтобы его кто-то «раскручивал». Мастер-классы у нас ведут представители звёздных спортивных клубов, известные режиссёры, руководители СМИ. Такие люди с практическим опытом должны дополнять наших профессоров. При этом настоящий профессор университета - это авторский учебник, авторский подход к обучению, научная школа и круг учеников, лекции, на которые ходят именно слушать, а не присутствовать. Мы планируем многое осовременить в ГУУ, расширить возможности дополнительного профессионального образования, в том числе с помощью дистанционных технологий.
Воры - не все
«»: - Почему самый большой конкурс именно на «госуправление»? Надежды на «хлебную» службу?
В.К.: - Скажу так: у неокрепших умов бывает превратное впечатление о притягательности госслужбы - из телевизора, из баек знакомых. Но у нас много преподавателей, которые сами работают в органах власти, студенты там проходят практику и скоро понимают - это тяжелейший будничный труд, сложная и ответственная работа. Не все там воры и взяточники.
«»: - Если не воры, значит, дураки? Чем объяснить, что асфальт среди зимы кладут в снег, что втридорога покупают ненужное оборудование, что принимают «красивые», но неисполнимые решения?
В.К.: - По опыту своего общения с госслужащими могу сказать: большинство - достойные, образованные люди с хорошим кругозором. Впрочем, Теодор Рузвельт как-то сказал, что, будучи неграмотным, можно что-то украсть из товарного вагона, а если у тебя есть высшее образование - можно украсть всю железную дорогу. С другой стороны, если даже достойный руководитель какого-либо ведомства начинает набирать в команду не профессионалов, а родственников, бывших сослуживцев, земляков, соседей или друзей... Они будут смотреть в рот преданными глазами, но от них невозможно получить верную информацию для принятия решений. Эта среда хороша лишь для коррупции.
Соблазнов на госслужбе, конечно, по-прежнему много. Но отношение к проблеме в обществе заметно меняется. Кроме того, приняты законы, по которым уже сейчас чиновникам гораздо больше «нельзя», чем «можно».
-
«Эксперт», 26.12.2011, Артем Коваленко , Сопротивление небесполезно
Общество активно отстаивает свое право на участие в реформе образования
Если загибать пальцы, считая, что изменилось в системе образования за последние годы, понадобятся обе руки: переход на двухуровневую систему обучения (так называемая Болонская система), введение ЕГЭ, образовательных стандартов для начальных классов, новых санитарных правил для школ, новой системы оплаты труда учителей, создание федеральных университетов, разделение образовательных учреждений на казенные, бюджетные и автономные, ликвидация малокомплектных школ и т.д. Ни одно из этих нововведений не избежало критики не только педагогического сообщества, но и потребителей образовательных услуг — учащихся и их родителей. Например, по данным исследовательского центра рекрутингового портала Superjob.ru, большинство респондентов ставят под сомнение целесообразность и объективность ЕГЭ (69% респондентов в 2010 году и 68% в 2011-м относятся к единому госэкзамену отрицательно и считают, что его надо отменить). По мнению родителей, ЕГЭ не дает реальной картины знаний, ограничивает свободу мысли учеников и отрицательно влияет на их психику.
О чем это говорит? Общество не созрело для качественных перемен? Или они не настолько качественны, чтобы удовлетворить запросы этого самого общества?
Будем биться за каждый параграф
Одним из главных свидетельств того, что наиболее активная часть населения пытается дискутировать с инициаторами реформы, служит затянувшееся обсуждение законопроекта об образовании. Оно и понятно: новый нормативный акт затрагивает интересы по меньшей мере 40 млн россиян. По данным комитета Госдумы по образованию, именно столько в России учащихся и преподавателей. Документ заменит два базовых закона — «Об образовании» и «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» (1992 и 1996 годы принятия соответственно). В нем будут прописаны нормы по всем уровням образования, включая дошкольное, начальное, среднее, высшее и дополнительное. Публичные дебаты начались еще в мае прошлого года, когда на сайте Минобрнауки появился первоначальный вариант текста. Его рассматривали на заседаниях в Общественной палате, Совете Федерации, Госдуме, Союзе ректоров России. В результате было предложено свыше тысячи поправок. Ожидалось, что финальную точку поставит рунет-сообщество, на суд которого документ представили 1 декабря 2010 года, но прошло больше года, на сайте Минобра появилась уже четвертая редакция закона, а дискуссия продолжается.
Новая версия базового закона заметно короче и лаконичнее предыдущих, а его формулировки стали более точными. Впрочем, идеология закона и его основное содержание остались почти теми же. Очевидно, что при доработке документа его авторы прислушались к пожеланию, которое президент РФ Дмитрий Медведев озвучил на апрельской встрече с главой Минобра Андреем Фурсенко: законопроект нужно не заново переписывать, а улучшать в пределах утвержденной ранее концепции. Так, в новой редакции документа сохранены нормы, нивелирующие начальное профессиональное образование (оно становится частью среднего профессионального) как самостоятельный уровень и вызвавшие бурю негодования при обсуждении предыдущей редакции законопроекта.
В то же время из обновленного законопроекта исчезли другие спорные положения. Например, так непонравившиеся профессиональному сообществу типология «колледж — институт — университет» и определение академий исключительно как организаций дополнительного профессионального образования.
Каковы претензии к четвертой редакции? Документ не уделяет достаточного внимания допобразованию. Есть опасения, что принцип непрерывности образования так и останется на декларативном уровне. Во-первых, потому что в России до сих пор нет концепции развития допобразования, отвечающей вызовам постиндустриальной экономики, в которой все более востребованы формы обучения гибкие, моментально реагирующие на потребности рынка. Во-вторых, даже в переработанном виде базовое законодательство не учитывает особенности уникальных учреждений дополнительного образования, преподающих по оригинальным и не укладывающимся в формальные рамки методикам.
Нет в законе и норм, предполагающих возможность введения института государственных сертификационных центров, о необходимости которого в России давно говорят и представители бизнес-объединений, и участники рынка образовательных услуг. Такой институт, перед которым были бы равны все образовательные организации (и государственные, и негосударственные), представляется оптимальным с точки зрения формирования объективной системы контроля качества. Движение в эту сторону началось только в ноябре: Минобр объявил о начале разработки единой системы оценки качества образования всех уровней.
В новой редакции фактически единственной формой государственной (итоговой) аттестации обучающихся признается ЕГЭ. Между тем череда скандалов, которой сопровождался ЕГЭ-2011, вновь заставила общество поднять вопрос о модернизации этого института. В числе минусов — коррупция, которая переместилась из вузов в школы и нашла там благодатную почву. Позиция экспертного сообщества по ЕГЭ состоит в следующем: он должен быть единым, но не единственным инструментом оценки качества образования. При этом недопустимо использовать результаты ЕГЭ в качестве критерия для оценки результатов работы учителей, школ, муниципалитетов, регионов. Есть и более радикальные предложения: вообще отделить ЕГЭ от образовательной системы — создать сеть независимых аттестационных агентств, которым будут доверены полномочия по проведению ЕГЭ, тем самым из этой цепочки будут выключены Минобрнауки и Рособрнадзор.
Однако по факту изменения в нынешнюю систему ЕГЭ вносятся минимальные. Так, Минобр предложил включить в законпроект пункт об отчислении из вузов абитуриентов, которые подавали свидетельства о сдаче ЕГЭ не в пять, как оговорено правилами, а в большее количество вузов.
Есть и другие вопросы. Например, бюджетное финансирование. Разработчики закона выступают за строгую зависимость контрольных цифр от среднего балла ЕГЭ среди абитуриентов. Они предлагают повышать госфинансирование вузам с сильными абитуриентами, а вузам, в которых средний бал ЕГЭ среди поступающих ниже, выделять меньшие деньги. Этот тренд останется. На одной из последних коллегий в Минобре было заявлено, что в 2012 году предлагается сократить прием бакалавров и специалистов на 2%: «Это отсечет вузы, где средний проходной балл был ниже 51. И одновременно на те же 2% будет увеличен прием по программам магистров, что должно повысить качество подготовки выпускников. Сейчас конкурс во многих вузах меньше двух человек на место. Тем не менее вузы подали на 2012 год заявки на 600 тыс. бюджетных мест. Если мы будем и дальше увеличивать число поступающих, то откроем двери всем желающим, а по сути, вообще откажемся от конкурса».
Конкурентами госвузов за бюджетные средства станут частные учебные заведения: в ноябре они получили право принимать студентов на бюджетные места. На фоне заявлений о сокращении финансирования госвузов решение выглядит неоднозначно. По словам ректора ГУ ВШЭ Ярослава Кузьминова, негосударственные вузы сегодня находятся на грани вымирания: «Но их руководители, похоже, все равно не хотят делиться бюджетными средствами со своими коллегами. В принципе их можно понять, ведь скорее всего фонд госсредств, направленных на вузовское финансирование, не будет увеличен, а средства для негосударственных вузов освободятся за счет уменьшения финансирования отстающих государственных».
Опасения вызывает и судьба малокомплектных школ. В частности, в законопроекте предлагается закрывать такие учебные заведения не по воле схода жителей, как сегодня, а по решению местного депутатского корпуса. По данным межрегионального профсоюза «Учитель», в стране уже закрылось 350 малокомплектных школ. В Оренбургской области, например, прекратили существование более 40 школ.
Директор Центра прикладных экономических исследований и разработок Института развития образования НИУ ВШЭ Ирина Абанкина подчеркивает, что сейчас решения о закрытии сельских школ зачастую принимаются некорректно: «Доверия и понимания между тремя основными группами заинтересованных — учителями, родителями и местными властями — нет. Каждый преследует свои интересы. У жителей есть ощущение (отчасти справедливое), что закрытие школы означает смерть населенного пункта. Власти, опасаясь реакции жителей и учителей, часто не пытаются с ними разговаривать, выяснять их нужды, вести разъяснительную работу. Они просто закрывают школу. Но ситуации очень разные и требуют разных подходов. Если подвоз невозможен, требуются дистанционные программы и быстрый интернет. Можно поменять в сельских школах график учебы: длинные летние каникулы приходятся на время, когда дороги обычно проезжие, так можно было бы летом учиться, а каникулы перенести».
Пока отстояли
Помимо активных переговоров по закону об образовании у общества есть и другие поводы для гордости. Ему удалось приостановить принятие и отправить на доработку федеральные государственные образовательные стандарты (ФГОС) среднего общего образования. Учителя впервые жестко заявили свою позицию и заставили считаться с их мнением. Согласно первоначальному проекту ФГОС, старшеклассникам оставляли только четыре обязательных предмета и шесть групп необязательных. И в каждой можно было выбрать только одну дисциплину. При этом, например, в одну группу попадали русский язык и литература. Как и алгебра с геометрией. Родители справедливо заволновались, что за факультативные занятия придется платить им. Закон гарантирует российским детям бесплатное среднее образование, но имеется в виду только обязательная базовая программа. Пока этот стандарт дорабатывается, в школах «охают» по поводу ФГОС для начальных классов: они вступили в силу в сентябре этого года.
В теории стандарт, разработанный Российской академией образования, идеален. Его отличительная особенность — уход от требований к содержанию образования. Оцениваться будет не то, что запомнил ребенок, а то, как он понял изученный материал и может ли его применить в разных ситуациях. Итогом обучения должна стать совокупность результатов: личностных (способность к саморазвитию), метапредметных (универсальные учебные действия), предметных (система основных знаний). Большинство регионов в начале учебного года отрапортовали чуть ли не о 100-процентной готовности кадров к выполнению новых требований и комплектовании школ новым оборудованием — смарт-досками, цифровыми микроскопами и т.д. Но, по данным ЗАО «Просвещение-регион» (Москва), специалисты которого исследовали 3 тыс. школ в шести субъектах РФ, 33% учебных заведений из оборудования имеют только меловые доски. Под категорию проблемных школ прежде всего подпадают малокомплектные сельские учебные заведения. Для некоторых из них требования ФГОС — прямая дорога к закрытию.
Масла в огонь добавили новые санитарные правила и нормы для школ. В них прописаны требования к зданию, территории, температуре и освещению в классах, указана почасовая нагрузка на учащихся разных классов, определено время на отдых и перемены, приведены рекомендации к организации медицинского обслуживания. Например, школьная территория должна быть огорожена забором и озеленена на 50%, а в спортзалах должны быть оборудованы душевые кабины. В классах не может учиться более 25 человек, а учебные занятия должны начинаться не ранее 8 часов утра. Не допускается проведение нулевых уроков. Недельная нагрузка на учеников должна быть распределена равномерно. В целом требования справедливы. Но есть и абсурдные вещи: «…В школе для учащихся 5 — 11 классов должны быть предусмотрены комнаты личной гигиены площадью не менее 3 кв. метров, оборудованные биде или поддоном с гибким шлангом, унитазом и раковиной». Ага, особенно в деревенской школе! Не во всех городских учебных заведениях смогут обустроить спальные места, а без них не будет продленки. В этих условиях школам не избежать придирок от вышестоящих органов, и тут уже не до образовательного процесса.
Зато родители отстояли территориальный принцип приема в первые классы (10 ноября подписан закон о территориальной доступности школ), его отмена привела к скандалу — желающих попасть в школы с хорошей репутацией оказалось в разы больше, чем мест в них. Прокуратура сочла постановление московских властей о закрепляемых территориях незаконным, а суд удовлетворил иск надзорных органов. Аргумент — Конституция РФ гарантирует всем равное право на обучение, и каждый волен выбирать ту школу, которая ему нравится. Пока тянулось разбирательство, учебные заведения записывали детей так, как считали нужным. Одни — по Конституции, и тогда родители ночами дежурили, чтобы быть первыми в списках. Другие — по старому «дворовому принципу». А третьи вообще брали только тех, кто посещал подготовительные отделения. В Екатеринбурге, например, дело едва не закончилось дракой, когда родители, дежурившие в очереди у гимназии, попытались взять ее штурмом.
Впрочем, и территориальный принцип не идеален. Родительское сообщество предлагает «закрепить за школами возможность самостоятельно определять порядок приема в те классы, где детей обучают по усиленной программе начального образования; узаконить систему пролонгированного добровольного тестирования будущих первоклассников с целью определения их способностей и оценки психологической готовности к повышенным нагрузкам».
В Москве, кстати, запись в школы будет проходить в электронном виде. Уже утверждены временные правила регистрации таких электронных заявлений. В планах Минобра проводить прием в два этапа: с 24 марта для тех, кто прикреплен к микрорайону, где находится конкретная школа, и с 1 августа — для всех остальных.
Чего ждать в 2012-м
Со следующего года все школы страны окончательно переходят на подушевое финансирование, причем чиновники говорят о равенстве подходов, что может вылиться в низведение лучших школ до среднего уровня. Хотя разумные преобразования должны состоять в обратном — в поднятии обычных школ до уровня передовых. Сейчас еще можно найти учебные заведения, где учат и хорошо, и бесплатно. Подушевка — это когда количество денег напрямую определяется количеством учеников. То есть за руководство исследовательской группой из пяти школьников будут платить в восемь раз меньше, чем за урок в классе, где тридцать человек. Концепция подушевого финансирования явно недодумана. Например, пределы расширения самой знаменитой школы ограничены как количеством учеников, так и дефицитом высококвалифицированных учителей. Введение новой системы оплаты труда учителей в зависимости от качества ведет к резкому смещению целей образования: выпадает система ценностей, приходится ориентироваться на явно неполную и формализованную систему критериев.
Будут и позитивные изменения: органы власти начинают реагировать на острейшую потребность семей в качественном и доступном дошкольном образовании. Регионам выделят деньги на оборудование дополнительных мест в детских садах. В этом году создано около 200 тыс. мест, на их оснащение выделен миллиард рублей. Будут распространяться лучшие практики дошкольного образования, для этого уже создано 16 стажировочных площадок — по две в каждом федеральном округе. Сейчас идет подготовка к их работе: специалисты проходят курсы повышения квалификации.
Главное ожидание — принятие закона об образовании. Документ получится дельным, если общество будет допущено не только к обсуждению концепции развития образования, но и реально сможет влиять на принятие решений. По мнению Ирины Абанкиной, участие общества в реформах очень ограничено, оно практически не выступает инициатором инноваций в образовании:
— В этой ситуации реформа образования пробуксовывает и мы теряем темп обновления, другие страны нас обгоняют, так как гораздо более активны в радикальных изменениях в ответ на современные вызовы. Мы реагируем, конкурируя с другими странами, с другими университетами, оглядываясь на их позиции два-три года назад, не успеваем обновлять образовательные программы, педагогические технологии, дизайн взаимодействия школ, университетов, общества и бизнеса. Спорим и очень мало реально делаем, растрачивая весь жар на взаимные претензии. Мы утрачиваем роль инициаторов изменений, мы не выходим с новыми предложениями, интересными для всего мира в образовании, мы трансляторы в Global Education, а не инноваторы.
Есть и другое обязательное условия — мы не должны относиться к образованию по остаточному принципу. Чтобы что-то изменить, недостаточно говорить об этом или вводить стандарты, нужно формировать среду, в которой главную роль будут играть учитель и ученик, и их отношения не должны быть сведены к чисто финансовым. Грамотно построенная система образования должна представлять собой социальный лифт, с помощью которого талантливый ребенок из любого населенного пункта может подняться с базового уровня знаний к высотам любой науки, причем бесплатно.
-
«Эксперт», 26.12.2011, Елена Синицына, Критерий научной истины
Профессор Руслан Валиев: «Чтобы механизм создания и внедрения инноваций заработал, нужна адекватная изменившемуся характеру науки система оценки научного результата. Информация о системе критериев и экспертных оценках должна быть принята на государственном уровне. Только тогда можно рассчитывать на мировое лидерство не только в спорте и балете»
Значительный вклад в реализацию нанопрорыва внесли уральские ученые, однако результат мы рискуем увидеть отнюдь не в России — эффективность отечественной науки падает. Как вернуть науке конкурентоспособность и наладить инновационный процесс, рассказывает Руслан Валиев, директор Института физики перспективных материалов Уфимского государственного авиационного технического университета (УГАТУ), действительный член Европейской академии наук, ведущий специалист в области нанометаллов, самый высокорейтинговый (по версии издательства Elsevier и Scopus Award) российский автор этого года в мире.
Открытия продолжаются
— Руслан Зуфарович, на последнем нанофоруме в Уфе (см. «Уфа как наноцентр», «Э-У» № 34 от 29.08.11) вы пообещали, что мир вокруг будет сделан из наноматериалов. Не много ли шума вокруг нанобума?
— Я говорил тогда прежде всего о металлах. Они всегда играли ведущую роль в развитии цивилизации: недаром ее меряют веками — бронзовым, железным. А нанометаллы — это металлы следующего поколения.
— Мы увидим нанометаллический век?
— Есть шанс: научные разработки именно в этом направлении играют важную роль в создании новых материалов и актуальны для всей современной цивилизации.
В мире есть супероткрытия, так и не получившие технологического воплощения, — термоядерная реакция, например. А наноматериалы — это технологически воплощаемо в обозримом будущем. И потенциал очень велик, потому что есть технологические пути для массового использования.
— Распространено мнение, что для выхода на уровень, приемлемый для мировой конкуренции, наноисследования надо было начинать лет 25 назад. Каковы достижения в уральской науке на фоне России, а в России — на фоне мира?
— Индикатором может служить международный симпозиум, посвященный объемным нанометаллам: он прошел в рамках того же наноконгресса. Почему мы организовали его в Уфе? Потому что являемся лидерами этого направления. Более того, наукоемкие параметры показывают, что оно родилось именно здесь. В частности основу заложили эксперименты по наноструктурированию металлов, которые мы выполнили в начале 90-х годов. Они были первыми.
— Это по их итогам вышла ваша статья, которая считается одной из самых цитируемых в мире по материаловедению?
— Да, статья по принципам наноструктурирования металлов методами интенсивной пластической деформации вышла в соавторстве с Игорем Александровым и Ринатом Исламгалиевым в 2000 году в международном журнале Progress in Materials Science. На нее сделано более 2500 ссылок.
Так вот на наш конгресс приехало столько ученых со всего мира, потому что направление вызывает большой научный интерес, а конгресс — одно из главных мероприятий в этой сфере. Конечно, подобные форумы проводятся не только в России: в марте этого года мы встречались в Китае, до этого в Германии. Но для меня лично важно, что доля уфимских, российских исследований зримая, и мы не внизу рейтинга, а в числе лидеров.
— На каком уровне наноисследования сегодня?
— Это форпост развития науки. И тому есть несколько причин. Во-первых, казалось бы, наука в этом направлении могла и раньше развиваться: считается, что идеи нанонауки Ричард Фейнман заложил еще в середине прошлого века. Но должны были сложиться благоприятные условия: ведь нужно было экспериментально убедиться в результатах, а для этого требуются специальные приборы и технологии, работающие на наноуровне. Поэтому не удивительно, что официальный статус нанонаука приобрела только в начале 2000-х, и прежде всего в США, где стала действовать национальная инициатива по нанотехнологиям. Позже президент Путин переговорил с их президентом, и было принято политическое решение о развитии нанотехнологий в России. Оно стартовало в 2007 году, с некоторым, получается, запозданием.
Во-вторых, нанотехнологии охватывают практически все направления современной науки. Исследования ведутся разными методами, но на наноразмерном масштабном уровне, что позволяет изменить свойства, а главное — функции материалов. Например, вернемся к нанометаллам. Любой металлический материал состоит из зерен или кристаллов, обычно размером 10 — 20 микрон. А можно их измельчить в сотни и тысячи раз и спуститься на наноуровень. Вот мы и предложили в начале 90-х годов методы измельчения структур за счет интенсивных пластических деформаций и привели необходимые доказательства. Так стартовало наше направление.
— То есть стремление выйти на наноуровень естественно?
— Конечно, раз появились возможности. Все мы знаем о тенденции к миниатюризации. Посмотрите на телефон: десять лет тому назад он совсем по-другому выглядел, а сейчас у всех миниатюрные трубки с совершенно новыми функциями. Там, кстати, использовано много нанотехнологических принципов. И называй это нано или не называй — суть от этого не меняется.
— Но до мегаглупостей дошло: появился, например, нанокрем для обуви. В итоге при слове «нано» многие кривятся...
— По моим наблюдениям, отрицательное мнение о нанонауке больше связано не с сутью процесса, а с тем, что слишком много досужих разговоров и политически ошибочных действий создают ей отрицательный ореол.
В Америке, например, наноисследования стали традиционным направлением, но одним из приоритетных: они выгодны и дают много интересных результатов. Так же было с открытием сверхпроводников: выдвинута масса новых научных идей, потом начались практические разработки, но через некоторое время направление стало привычным и со временем выдохлось. Нанотехнологии применяются гораздо шире: от нанобиологии до нанофизики, и это не предел. Так что можно надеяться, что нанонаука никогда не выдохнется: будут решены какие-то принципиальные вопросы, затем появятся новые идеи.
Поэтому нужно не бояться нанотематики, а развивать ее, а если не получается что-то или, наоборот, все проблемы решены, переходить к другим направлениям. Никто ведь не запрещает замечательно работать и на макроуровне. Но пока открытия совершаются — надо радоваться, устремляться к новым научным вершинам и думать, как практически использовать уже полученные результаты.
А открытия продолжаются — и это ключевой момент. Значимые для фундаментальной науки публикации, в том числе и наши, появляются в таких журналах, как Nature, Science, на страницы которых открытия традиционно и попадают в первую очередь. В прошлом году наша статья вышла в журнале Nature, всего у меня четыре статьи в этом журнале, сейчас готовим еще пару.
Идеи нанонауки заложены еще в середине прошлого века. Но для ее развития требовались условия — появление специальных приборов и технологий, позволяющих экспериментально убедиться в результатах
Фото: Руслан Давлетбердин
— Какие это открытия?
— Например, так называемого многофункционального поведения материала. Каждый материал отвечает какой-то одной определенной цели, а создание наноструктур позволяет реализовывать сразу несколько полезных функций, которые ранее никогда не совмещались. Вот всем известно: чем материал прочнее, тем он менее пластичен. А нам удалось совместить эти свойства: о парадоксе прочности и пластичности как раз одна из публикаций в Nature. Сейчас мы на пороге преодоления парадокса прочности и электропроводности, это тоже противоположные вещи: чем прочнее металл, тем он менее электропроводен. Очень интересно коррозионное поведение: работаем над созданием принципов высокопрочного коррозионно-стойкого наноматериала.
Как вы понимаете, это фундаментальные вопросы, потому что речь идет о тонких механизмах этих явлений, и эксперименты делаются в научной лаборатории на очень маленьких образцах. Мы только в начале этих изысканий, и пока трудно говорить о практическом использовании.
— А по-моему, оно сразу проглядывает...
— Для этого надо сделать и испытать прототип — опытное изделие. К счастью, процесс перехода к практике нам в какой-то степени уже знаком, хотя в каждом конкретном случае есть свои нюансы. В Японии есть статистика в области новых материалов, касающаяся продолжительности периода от открытия до практического использования, по опыту таких компаний, как Тойота, Ниссан. Так вот, он составляет в среднем 18 лет…
— А у нас?
— В России изначально по-другому: это зависит от работы инновационной цепочки, а у нас она порвана.
Что происходит в науке
— Вы говорите о цепочке «фундаментальная наука — прикладная — опытное производство — серия»?
— Да, это и есть основа любой инновации. И разговор надо начинать с первых звеньев, с того, что сама наука за последние двадцать лет качественно изменилась. Заключаются эти изменения в нескольких важных моментах.
Главное — прошла компьютеризация науки, что существенно изменило скорость и точность обработки данных. Простая вещь: раньше считалось, что ученый может написать одну статью в год. Возьмите хотя бы классиков. Теперь у нормальных ученых может быть с десяток статей в год и больше, потому что приборы предоставляют информацию в сотни раз быстрее, чем раньше, а обработка ее на компьютере производится еще быстрее.
Изменение характера науки в свою очередь породило такой эффект: еще в 70-х годах наука по природе своей была во многом индивидуальна, а сейчас она коллективна. Современные приборы в большинстве своем страшно дороги и сложны. Так, электронный микроскоп нового поколения стоит от 3 до 5 млн евро или долларов. Купить его могут далеко не все, и работать на нем должны люди, которые только этим и занимаются. Следовательно, оборудование становится редким ресурсом, и чтобы его использовать, с такими людьми надо объединяться. Получается, у одного — уникальный образец, у другого — уникальный прибор, у третьего — уникальная идея. Закономерно появляются коллективные работы, количество соавторов увеличивается, зачастую они представляют разные центры. Еще десять лет назад такого было мало, особенно в России, а сейчас это массовое явление.
С изменением условий изменился и характер ученого, чрезвычайно важны для него стали как минимум три вещи. Первая — ценность исходной идеи. Причем ведущий ученый должен иметь массу идей, поэтому способность их генерировать должна стать иной. Раньше можно было одну идею всю жизнь разрабатывать — хватило бы для величия. Сейчас абсолютно не хватает. Второе — профессионал должен быть многопрофильно энциклопедичен, причем не в химии, физике или медицине вообще, а в том, чем он конкретно занимается. Третье — современный ученый должен быть руководителем. Это раньше он мог, как великий физиолог Павлов, делать замечательные открытия с двумя лаборантами и тремя рабочими. Сейчас такое крайне трудно представить. Вспомните последних ученых-нобелеатов: все они многопрофильны в своей энциклопедичности и за редким исключением одновременно менеджеры.
— Изменение характера научной деятельности с неизбежностью возвращает нас к обсуждению критериев ее оценки. Мы с вами впервые коснулись этой темы почти два года назад (см. «Хирш по-уральски», «Э-У» № 11 от 22.03.10). С той поры количественные критерии вошли в большую моду. Но объективности так и нет.
— В мире такие критерии выработаны давно и широко используются. А в России стихийно действуют чуть ли не противоположные. В мировой практике речь идет, как правило, не об одном критерии, а о совокупности, и все они довольно ясные.
Первое — это публикации в ведущих журналах. Почему нужны ведущие журналы? Потому что базируются на очень серьезной экспертизе как научного результата, так и стиля изложения, умения подать информацию. По моему мнению, ведущие журналы необходимо создать в России, должна быть такая стратегия. Но мое мнение отличается от мнения ВАК: по нему, есть список журналов ВАК, и этого достаточно.
— Что значит — ведущие?
— Уровень научного журнала определяется импакт-фактором. Если импакт-фактор больше 10 — это одно из ведущих изданий, а более 20 — уже самые высокие показатели. А у нас один-полтора балла считается хорошим показателем! На всю Россию есть пара двухбалльных журналов, ну, может, двух с половиной. Причем связано это с позицией: такая практика считается нормальной, хотя ничего нормального в ней нет.
Второй критерий: если сама публикация важна для специалистов, она будет иметь высокую цитируемость. Последние годы разработаны различные методики, количественно определяющие цитируемость, например, индекс Хирша.
— Мы приводим ваш h-index: он самый большой в России. Это так?
— Да. Но высокая цитируемость для российского ученого из провинции трудно сказать чего больше приносит — положительного или отрицательного. Я пока получаю больше отрицательного.
— Почему?
— А потому что не могу никакие конкурсы выиграть, просто третируют. Есть конкурс в рамках Минобрнауки для докторов наук, он массовый в России. Я два раза подавал проекты — безуспешно. Когда видят такие результаты, попросту вычеркивают. Сами понимаете, насколько объективна комиссия. А иногда, позволю себе лирическое отступление, возникает и такая реакция: ага, ты занимаешься международными проектами, значит, ты, наверное, много идей передал, чуть ли не родину предал.
— Китай недавно вступил на инновационный путь, и цитируемость там — главный показатель.
— Там это государственный подход. В марте этого года я спрашивал одного аспиранта из Китая: как дела, много ли статей опубликовал. Он говорит: зачем много, надо просто в ведущем международном журнале опубликоваться. У них такое правило: надо набрать импакт-фактор 10. Если он будет печататься в китайских журналах, у которых тоже пока очень низкий импакт-фактор, надо статей 15. Поэтому он планирует опубликовать одну-две статьи в журнале с международным рейтингом. И это аспирант!
В конечном счете, это политика государства, она должна идти сверху. Так вот в Китае довольно быстро встали на международные рельсы, а у нас пока одни разговоры.
Третий очень важный критерий за рубежом — мнение научного сообщества. Как его выразить? По количеству приглашенных и пленарных докладов на ведущих конференциях. Это очень важный показатель: известного ученого приглашают с докладом, еще и взносы оплачивают.
Если по всем трем показателям посмотреть, видно: в среднем все они для российского ученого невысоки, особенно в последние годы. Отдельные успехи есть, но по темпам роста мы уже отстали от среднеразвитых стран: Китая, Бразилии, Индонезии, Индии. Думаю, динамика везде выше. Эффективность российской науки снижается.
— Конкурентоспособность падает?
— Да. Потому что те три фундаментальных критерия, значимость которых я подчеркнул, в России не действуют, не принимаются во внимание вообще… Есть еще четвертый критерий, о нем еще более или менее у нас помнят: количество подготовленных кандидатов и докторов наук. Пятый, применимый к прикладной науке: объем договоров, проектов и их приоритетность. Заказы должны быть от серьезных центров, важно, кто твои партнеры, уровень их финансовых вкладов.
— Может, хватит критериев?
— Во Франции их около восьми. В МГУ провели аудит деятельности преподавателей по двум: работаешь в фундаментальной науке — цитируемость, в прикладной — объем договоров. Если современный ведущий ученый — это руководитель коллектива, к нему применимы сразу оба критерия. Я считаю этот опыт интересным и для других вузов.
— Отражает ли высокая цитируемость качественные характеристики работы?
— Во-первых, она косвенным путем подтверждает объективность данных. В науке есть весьма тонкие моменты, встречаются подтасовки, плагиат, не всегда считают нужным сослаться на первоисточник. Здесь же множество людей перепроверили полученные тобой данные и убедились в их честности. А честность результатов чрезвычайно важна, это основа науки. Во-вторых, высокая цитируемость, безусловно, подчеркивает пионерский характер работы, оригинальность заложенной в ней идеи.
Понятно, что многое определяет мода на тематику, популярность самих журналов, и тому подобное. Но в фокусе вы все равно увидите более глубокие вещи.
— Как выстроить систему объективной оценки научного вклада? Многие видят корень зла в том, что утрачена роль научного сообщества.
— С моей точки зрения, должен быть выработан четкий курс. Первое — надо определить пять-восемь общепризнанных критериев эффективной научной работы. Они должны быть утверждены и приняты. А вот вторая задача состоит как раз в объективной оценке, а для этого в экспертные советы должны входить порядочные люди…
— Это какие?
— Например, как в Польше: их фамилии известны, они отвечают перед научной общественностью. А у нас об экспертах часто никто ничего не знает.
Работа экспертных советов должна быть прозрачной, необходимо более открытое обсуждение, включая международные оценки. Необходимо сделать сильнее международную экспертизу, вводить независимых людей, например из международного сообщества. Это несколько дороже, но гораздо эффективнее.
— В прошлом интервью вы говорили, что «если применить к российским ученым международные критерии и под них выстроить систему финансирования, это само по себе повысит эффективность науки просто за счет перераспределения ресурсов лучшим». С критериями мы разобрались. А что происходит с системой финансирования? Сегодня вроде все построено на грантах…
— Так у нас всегда так: идеи хорошие, только реализуются плохо. Важны не только сами гранты, но и их объективное распределение. А поскольку нет четких критериев отбора, поскольку экспертами часто являются люди, сами не отвечающие никаким критериями, получается обратный эффект. Я знаю многих ведущих по этим критериям ученых, которые не могут выиграть никаких грантов, по сути, бедствуют.
Это и есть парадокс российской науки. Все это сдерживает движение страны по пути развития инноваций, ведет к опасному саморазрушению.
Как построить инновационную цепочку
— Ну у вас, судя по результатам наноконгресса, все звенья связки «фундаментальная наука — прикладная — опытное производство — серия» работают…
— У конгресса два фактора успеха. Первый, и мы о нем уже говорили, — мы в числе лидеров по наукоемким результатам. А второй — то, что здесь, в Уфе, уже есть практические разработки. И представители ведущих технических центров вплотную ими заинтересовались. В частности ведущая американская компания приобрела лицензию на технологию наноструктурирования титана, выполненную на базе УГАТУ. Это прецедент, таких событий в российской вузовской науке — раз-два и обчелся.
— Какова оказалось длина этой инновационной цепочки во времени? Что понадобилось, чтобы идея, выраженная в той сверхцитируемой статье 2000 года, обрела практическую направленность?
— Важные события произошли в 2005 году: тогда были выполнены не просто научные, а именно технологические работы, связанные с приближением процессов интенсивной пластической деформации к практическому использованию. Мы создали экспериментальные установки, которые по эффективности и технико-экономическим показателям стали представлять интерес для промышленности. И только в прошлом году заработало малое предприятие «НаноМет»: для одного из видов наноматериалов оно стало производить продукцию. Именно на примере «НаноМета» представители технических центров увидели, что это живое дело, и проявили интерес к приобретению лицензий и технологии.
— То есть вы подошли к последнему звену — серийному выпуску? Поэтому продолжение фразы, с которой мы начали разговор — про построение мира из наноматериалов, звучало так: «Для этого лицом к ученым должны повернуться производственники»?
— Наш «НаноМет» впервые в мире выдал продукцию на рынок нанометаллов. И мы знаем, что все это масштабируемо, могут быть созданы цеха и заводы для выпуска нанометаллов. В промышленном масштабе этим должны заниматься другие люди, в том числе инженеры и бизнесмены. Но базовые принципы они могут брать только от исследователей. И неспроста к нашему конгрессу притягивается все больше людей из ведущих технических центров мира. Многие знаменитейшие компании, в том числе General Electric, Bosch, Boeing, сейчас формируют свои центры нанометаллов. Мне не известны их источники информации, может, про нас и забудут со временем. Но наши фундаментальные идеи там будут использовать.
— Интерес со стороны мировых центров растет, а Роснано проекты закрывает.
— В Америке инновационная деятельность — это система: в каждом штате есть свои программы, формы поддержки многообразны. В России в регионах сейчас тоже пытаются инновационную цепочку восстановить, фонды различные создают. Проблема в том, что понимания того, как она работает, в стране абсолютно нет. Никакой ясности в механизме этой деятельности. Отдельные ростки, такие как Сколково, Роснано, появляются. Там собирают хорошие инновационные команды, привлекают независимых международных экспертов, восстанавливают связи и системный подход. Но Роснано в большей степени интересует только последний элемент цепи — коммерциализация. Сколково свой механизм вырабатывает: от прикладной науки к опытным изделиям и дальше. Есть приоритетные темы, это полезное дело. Однако ориентированы там только на элиту, стремятся исключительно к международному уровню, а это, как следствие, единичные проекты. Были попытки, не слишком успешные, использовать возможности малого бизнеса. В УГАТУ, например, организовано всего два малых предприятия.
— Что нужно сделать в России, чтобы перейти от отдельных инноваций к массовым?
— Этот важный вопрос требует специального обсуждения. Но очевидно: здесь необходима более прозрачная политика государства в задачах и установках, в объективности механизма конкурсного отбора, в финансовых потоках. И основана она должна быть на общепризнанных в мире оценках.
Вы только представьте себе: давайте, например, в спорте откажемся от системы международных критериев, экспертов выберем мало кому известных, не имеющих отношения к высоким спортивным результатам. Пусть даже финансирование будет на высоком уровне. Много мы выиграем олимпийских медалей?
Чтобы механизм создания и внедрения инноваций заработал, нужны адекватная изменившемуся характеру науки система оценки научного результата. В науке и инновациях система критериев и экспертных оценок, определяющих высокий международный уровень результатов, должна быть принята на государственном уровне. Только тогда можно рассчитывать на мировое лидерство не только в спорте и балете.
Каждый профессор, преподаватель вуза должен понимать, как именно реализуются в России инновации, какие органы за это отвечают. Пока не произошло массового вовлечения научных и технических работников в инновационный процесс, речи о массовых инновациях быть не может.
Выработка общепринятых критериев передовой науки, передовых инноваций — это очень актуальное дело. Это позволит навести большую ясность и добиться большего порядка, чтобы действительно перейти от отдельных открытий и уникальных разработок, которые, конечно, в России есть, к массовым инновациям.