Стрехнин Юрий Федорович Корабли идут в Берлин Наше дело правое Матросская легенда Эта легенда жила на флоте в первые годы после войны рассказ
| Вид материала | Рассказ |
- Муниципальное общеобразовательное учреждение, 112.55kb.
- Машина как средство познания себя, 640.44kb.
- «Подводные и надводные аномалии и артефакты Ладожского озера», 260.46kb.
- Свободного человека – главная тема всего произведения, но в легенде о Данко она рассматривается, 36.48kb.
- Свободного человека – главная тема всего произведения, но в легенде о Данко она рассматривается, 34.79kb.
- 2. Из какого языка заимствовано слово «фольклор»?, 14.88kb.
- Э. С. Лебедева > Н. С. Лесков, А. С. Пушкин и иезуит Гагарин. «Проследить, как складывается, 67.03kb.
- Средняя общеобразовательная школа с. Орлов-Гай, 182.64kb.
- Муниципальный район безенчукский глава района Юрий Федорович Евдокимов, 231.5kb.
- А музы не молчали… (Литературно-музыкальная композиция, посвященная Великой Победе), 84.58kb.
Моряки из кюветов бросали гранаты, били из автоматов, а когда с засадой поравнялись танки, в них полетели связки гранат, бутылки с горючей смесью. По танкам, что шли следом за головными и были еще далеко, открыли огонь пушки из-за Десны. По фашистской пехоте ударили минометы, а с флангов — пулеметы.
Два горящих танка на шоссе, несколько разбитых мотоциклов, десятки трупов в серо-зеленой форме на дороге и по сторонам...
Поняв, что попытка овладеть мостом с ходу не удалась, фашисты начали основательные атаки. Их пехота при поддержке огня батарей и танков продвигалась, несмотря на то, что на поле оставалось все больше убитых и раненых. Особенно близко к мосту гитлеровцы подошли в центре, возле шоссе. Передовые группы вражеских автоматчиков были уже на расстоянии гранатного броска от позиций моряков, окопавшихся перед въездом на мост. Гитлеровцы накапливались для решающего удара.
Майор Добржинский точно оценил обстановку. Момент опасный, но вместе с тем и выгодный: гитлеровцы рвутся к въезду на мост, не обращая внимания на фланги. Видимо, не допускают мысли, что сами могут быть атакованы.
Выждал минуту-другую. Предположения сбывались: гитлеровцы стянули почти все силы к центру. Сейчас по шоссе рванутся к мосту...
— Вперед! — скомандовал Добржинский.
На не успевших подняться в атаку гитлеровцев одновременно с обоих флангов ринулись моряки. Справа их вел в атаку сам командир отряда. Он первым рванулся вперед, крикнул:
— За Родину!
На левом фланге атакующих возглавил комиссар отряда.
В считанные минуты обстановка на поле боя изменилась. Гитлеровцы смешались, а вскоре и побежали...
Враг не предполагал, что с такими небольшими силами отряд отважится предпринять контратаку. Теперь немцы видели только одно: их атакует «черная смерть». И не выдержали, повернули вспять. Преследуя бегущих врагов, моряки увидели стоявшую на огневых позициях в кустарнике батарею тридцатисемимиллиметровых пушек, брошенную расчетами. Среди матросов нашлись артиллеристы. Они быстро развернули орудия. Немецкие снаряды полетели в немцев.
До самого леса откатывался враг, моряки преследовали его. Затем Добржинский приказал вернуться: увлекаться нельзя, противник может прийти в себя, собраться с силами, контратаковать.
Победа стоила отряду не дешево, каждого четвертого недосчитались в строю. Убитых погребли в братской могиле на берегу Десны, раненых эвакуировали в тыл. Впрочем, не всех. Командиру отряда вдруг доложили, что вернулся матрос Лебедев, раненный в руку.
— Почему возвратился? — спросил командир. — Сейчас же обратно!
Лебедев взмолился:
— Разрешите остаться в отряде, товарищ майор! Рука мигом заживет.
— Оставайтесь! — после некоторого колебания согласился Добржинский.
Солнце перевалило за полдень. Внимательно всматривались защитники моста в лежащее перед ними поле, в дальнюю опушку леса за ним. Ждали — вот-вот снова покажутся танки. Успеет ли подойти подмога? Удастся ли выстоять и на этот раз?
Через некоторое время со стороны леса вновь полетели снаряды и мины. Моряки заметили, что немецкие артиллеристы стреляют так, чтобы не повредить самого моста. Выходит, чем ближе к нему, тем безопаснее. И стали действовать именно с таким расчетом. Но все-таки огонь вырывал из их рядов все новые и новые жертвы...
К середине дня долгожданная помощь не пришла. Отряд продолжал отражать натиск врага.
Только к рассвету следующего дня, 26 августа, подоспели к мосту по Десне корабли, а по шоссе — с востока — войска. К этому времени в отряде майора Добржинского в строю оставался лишь каждый второй...
«Погибаю, но не сдаюсь»
Вводя в бой все новые силы, враг развивал наступление и севернее и южнее Киева, чтобы зажать город в железное кольцо. Юго-западнее гитлеровские войска уже перешли Днепр возле Кременчуга. Севернее, в междуречье, вышли к Десне и рвались дальше. С каждым днем все труднее становилось нашим войскам, измотанным в многодневных боях, сдерживать напор противника. И ободрялись бойцы, если, отбивая вражеские атаки где-нибудь вблизи берега Днепра или Десны, слышали, как с реки бьют по врагу корабельные пушки. Их доля в огне всей артиллерии Юго-Западного фронта была не так уж велика, тем более, что к тому времени многие корабли флотилии героически погибли. Но в те трудные дни так много значил каждый выстрел, каждый снаряд, разорвавшийся на вражеских позициях. И сколько раз огонь мониторов и канонерских лодок заставлял фашистов останавливаться, зарываться в землю, сколько раз моряки, устанавливая на пути гитлеровцев огневые заслоны, давали возможность нашим пехотинцам закрепиться для обороны или отойти на выгодный рубеж...
Вместе с большими артиллерийскими кораблями отважно несли свою боевую службу и малые, вооруженные только пулеметами. Бронекатера отряда мичмана Бабкова, входившие в дивизион капитан-лейтенанта Лысенко, до последних дней августа действовали вместе с мониторами и канонерскими лодками на Днепре севернее Печкинского моста. Но вот поступил приказ идти к Киеву — фронт приблизился к нему уже вплотную.
Предстояло вновь пройти Печкинский мост. А на пути к нему на берегах стояло много вражеских батарей: после того как мост ночным налетом кораблей был разбит, немцы держались настороже.
Чтобы обмануть бдительность врага, мост проходили ночью, с опущенными в воду выхлопными трубами, и звук моторов почти не был слышен. Шедший головным бронекатер Бабкова, на борту которого находился и командир дивизиона, проскользнул между опорами незамеченным. Казалось, опасность уже миновала. Но через несколько минут после того, как за кормой в темноте потонули смутные очертания моста, позади послышались гулкие в ночной тишине орудийные выстрелы. Идущие позади корабли обнаружены врагом!
— Товарищ командир! — крикнул радист, высунувшись из своей рубки. — Получен приказ — вернуться! Помочь «Левачеву»!
— Лево руля! — скомандовал мичман рулевому. И в машинное: — Полный вперед!
Круто развернувшись, бронекатер пошел обратно к мосту.
Справа и слева на берегах мелькали едва приметные вспышки. Трудно было понять, выстрелы это вражеских батарей или разрывы снарядов корабельных пушек, ведущих ответную стрельбу. Слева что-то горело, багровые отсветы пламени пробегали по воде. В этом неверном, колеблющемся свете Бабков, выглянув из рубки, увидел знакомый угловатый силуэт «Левачева». Маневрируя под огнем, монитор в темноте сбился с курса и сел на мель. Если не помочь ему сняться, батареи с берега расстреляют его.
Все отчетливее вырисовывается впереди громада монитора.
— Эй, на бронекатере! — слышится оттуда. — Принимайте якорь!
Бронекатер бортом подходит к носовой части «Левачева». Якорь монитора, торчащий из клюза, нависает над палубой катера. Руки матросов подхватывают его. Слышно, как на мониторе начинает грохотать лебедка, стравливая цепь, и бронекатер начинает отходить. Он идет все дальше и дальше, а за ним тянется, тяжело провисая, погружаясь в воду, цепь. Вот она натягивается — значит, выбрана вся.
— Якорь в воду! — командует Бабков.
Тяжело плюхнувшись под бортом, якорь уходит в глубину. Черная ночная вода, подсвеченная отблесками пожара, смыкается над ним.
Теперь монитор начинает стаскивать себя с мели сам. Выбирая цепь, он подтягивается к засевшему в грунте якорю.
«Следовать прежним курсом!» — получает Бабков приказ. Бронекатер снова идет по течению, удаляясь от моста.
Но на этот раз пройти незаметно не удается. Корабли обнаружены противником. С берега, оставляя в черном небе огнистые следы, летят трассирующие снаряды. Вода вскипает от разрывов.
— Полный вперед!
Ведя огонь из пулеметов по вспышкам на берегу, бронекатер спешит скорее выйти из зоны огня. Вдруг он вздрагивает от удара. Снаряд пробил броню в левом борту близ кормы и прошил корпус насквозь. В пробоину хлынула вода. Заливая трюм, она устремилась к машинному отделению. Катер начал быстро погружаться.
В ночной тьме на подернутом туманной дымкой фарватере противник может обнаружить бронекатер по вспышкам пулеметов. Сейчас не до того, чтобы вести огонь. Минуты решают — удержится ли катер на плаву?
Лысенко, стоящий в рубке с Бабковым, приказывает:
— Прекратить огонь! Держать ближе к берегу! Надо сесть на мель, откачать воду.
Как только замолкают пулеметы, перестает стрелять и враг: с берега корабль не виден. Бабков сам становится к штурвалу. Правит к берегу, смутно различимому сквозь ночной туман. Не исключено, что немцы снова обнаружат катер.
Наконец под днищем раздается скрежет.
— На мели!
— Заглушить моторы! — командует Бабков в машинное.
На палубе остаются только двое матросов — у башенного и кормового пулеметов. Остальные — вниз. Там вода уже по колено. Начинается аварийная работа. В пробоины вколачивают деревянные клинья, откачивают воду помпой, выливают ее ведрами. Работают все, включая и командира дивизиона. Капитан-лейтенант черпает воду ведром, передает Бабкову, тот выливает за борт. Работают в абсолютной тишине, переговариваясь шепотом: до берега, где враг, — рукой подать.
Но вот пробоины заделаны, вода откачана, и облегченный корпус корабля подымается с грунта. Некоторое время катер идет бесшумно, влекомый только течением. Затем, отойдя от прибрежных позиций врага, запускает моторы.
Бледный рассвет неторопливо поднимается над рекой. Все спокойно. Небо на востоке окрашивается нежным золотисто-розоватым светом.
Вдруг где-то высоко возникает знакомый, тревожащий сердце гул.
— Воздух!
— Самолеты справа по курсу!
Низко стелясь над прибрежным леском, сворачивает к середине реки немецкий штурмовик, за ним — второй. Впереди головного начинают лихорадочно мелькать желтоватые огоньки: «мессершмитт» бьет по катеру. Моряки шлют навстречу две струи крупнокалиберных пуль. Штурмовик не выдерживает, отворачивает...
Несколько раз заходят самолеты на бронекатер, отчетливо видный на середине реки. И каждый раз вынуждены отвернуть. Взмыв и зайдя снова, сбрасывают по нескольку небольших бомб. Но катерные пулеметчики не дают бомбить прицельно. Бомбы ухают в воду, и только осколки свистят над палубой.
Видимо, потеряв надежду разделаться с маленьким, но яростно отбивающимся кораблем, израсходовав без результата боезапас, штурмовики улетают...
Вместе с другими кораблями бронекатер пришел в Киев. На третий день, успев исправить все повреждения, он снова был готов к походу и бою.
К этому времени положение на фронте близ Киева усложнилось еще более. Немцы подошли почти к самому городу. Южнее приблизились к днепровским переправам, через которые на левый берег, ведя тяжелые оборонительные бои, отходили наши войска. Туда, к Ржищеву, Каневу, Черкассам, и были посланы корабли, прорвавшиеся через Печкинский мост. Бронекатера дивизиона Лысенко пулеметным огнем отбивали налеты вражеской авиации на переправы, а когда немцы вышли к Днепру — стреляли по ним, подходя к берегу.
В эти трудные дни командованию Юго-Западного фронта приходилось оперативно маневрировать силами, чтобы если не остановить, то хотя бы на какое-то время задержать врага, не дать ему окружить всю нашу группировку под Киевом. Бронекатера дивизиона в числе других кораблей флотилии получили приказ вернуться в город.
Западный берег Днепра на значительном протяжении уже был занят противником, множество батарей нацелено на фарватер. Однако при поддержке нашей артиллерии с восточного берега корабли сумели прорваться в Киев.
* * *
...К вечеру Лысенко, которого вызывали на штабной корабль, вернулся на катер.
— Получено задание. Выходим с наступлением темноты. Оба наших катера, монитор «Смоленск» и два сторожевика. Семьдесят пятую дивизию помните, товарищ мичман?
— Как не помнить! — ответил Бабков. — Еще в мирное время учения с ней вместе проводили. Потом на Припяти воевали. Где она сейчас?
— На Десне. А задача нам поставлена такая, какой еще не приходилось выполнять...
В этот день немецкие танки и пехота, уже перешедшие Днепр севернее Киева, продолжали атаковать 75-ю стрелковую дивизию, стоявшую на пути к Десне. Дивизия удерживала рубежи до последней возможности, однако противник теснил ее все дальше, к западному берегу. Река здесь образует излучину, выгнутую к востоку. Фронт обороны проходил теперь поперек этой излучины, тыл дивизии полукругом охватывала река.
К исходу дня немецко-фашистские войска прекратили атаки. Противник был уверен, что русские в излучине — как в мешке. За ночь деваться им некуда, а наутро можно будет вызвать бомбардировщики и они покончат с остатками дивизии.
Наступила ночь — темная, непроглядная. Над немецкими передовыми позициями взлетали осветительные ракеты, временами раздавались пулеметные очереди, линии трасс тянулись туда, где в наспех отрытых окопах в открытом поле затаились наши бойцы. Противник был настороже: вдруг русские попытаются прорваться, уйти в ночную степь? Ведь никакого другого пути к спасению у них не осталось, нет ни мостов через Десну, ни переправочных средств.
Тянулись ночные часы, взлетали ракеты, недолговечным светом озаряя поле. Но опасения врага, казалось, были напрасны, на стороне русских словно все вымерло, не заметно никаких признаков жизни. Затаились? Это на них похоже. Не обнаружат себя ничем, даже если пойти на них в атаку. А подпустят поближе — ударят разящим огнем...
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда над полукружием излучины появились бомбардировщики с черными крестами на крыльях. С пронзительным воем полетели вниз огромные капли бомб. Дым заволок поле, по которому были раскиданы окопы оборонявшихся.
Отбомбившись, самолеты улетели.
Когда дым постепенно смело утренним ветерком, вражеские наблюдатели по-прежнему не заметили никакого движения у окопов. Не может быть, чтобы все погибли от бомбежки. С предосторожностями пошли вперед немецкие разведчики. Вскоре доложили: окопы русских пусты, в них нет ни одного человека — ни живого, ни мертвого.
Куда делась дивизия? Не могла же она, притом с артиллерией, уйти по воде? Что за чудо спасло ее?
Спасло не чудо.
* * *
...Было уже далеко за полночь, когда бронекатер Бабкова отправился в свой первый рейс к правому берегу. Во тьме, одевшей реку, черная стена береговой кручи едва различалась, но мичман и рулевой верно определили направление и привели корабль точно к назначенному месту. Когда впереди, под кручей, еле приметно выделилась из темноты светлая полоска отмели и катер сбавил обороты мотора, стали слышны приглушенные взволнованные голоса.
— Эй, на берегу! — негромко позвал Бабков и, разглядев силуэты нескольких человек, спросил: — Артиллеристы?
— Мы! — отозвались с берега.
— Быстро грузитесь!
— А по чему пушки вкатывать? Сходни давайте!
— Без сходней обойдемся! Принимайте трос!
Через несколько минут, когда артиллеристы, хватаясь за протянутые руки матросов, вскарабкались на борт, катер начал осторожно отходить, натягивая трос.
— Самый малый! — скомандовал Бабков мотористам и, высунувшись из рубки, посмотрел назад. Несколько артиллеристов, сгрудившись на корме, тревожно переговаривались, всматриваясь в уходящий берег. Трос натянулся, в темноте едва можно было разглядеть, как сползает с пологого берега орудие на передке. Вот оно вкатилось в реку, вода сомкнулась над ним. Бабков подошел к артиллеристам.
— Не перевернется и не застрянет! Мы дно промерили. А трос выдержит…
Переправа шла полным ходом. Монитор, сторожевики, бронекатера совершали рейс за рейсом.
В течение ночи несколько раз пересек Десну катер Бабкова. Перетаскивал пушки, перевозил бойцов, ящики со снарядами, даже лошадей. Пытались перевести по дну даже два оставшихся в дивизии гусеничных орудийных тягача. Однако удалось перетащить только один — другой застрял на дне. Но и это было лучше, чем оставить его врагу.
До рассвета все, что оставалось в дивизии, было переправлено на восточный берег. Дивизия тотчас же ушла выполнять новую боевую задачу.
Когда наступило утро, корабли уже шли обратным курсом, к Киеву. Впереди «Смоленск», концевым — бронекатер мичмана Бабкова. Шли, прижимаясь к берегу, маскируясь от вражеской авиации. Несколько раз то с правого, то с левого берега по кораблям начинали стрелять пулеметы и автоматы — передовые части противника уже форсировали Десну. А это значило, что Киев обойден и с северо-востока. Может быть, уже окружен?
Каждый раз, когда с берега по бронекатеру начиналась стрельба, оба его пулемета открывали ответный огонь. На какое-то время враг замолкал, потом вновь вспыхивала перестрелка, иногда почти в упор, если катеру приходилось держаться близко к берегу. Случалось, что из кустов летели даже гранаты...
Было слышно, что и другие корабли то и дело ввязывались в перестрелку, «Сможем ли пройти до Киева? — с каждой минутой все больше тревожился Бабков. — А если встретят артиллерийским огнем?»
Бабков увидел, что монитор «Смоленск» свернул с основного фарватера в протоку, которой обычно и катера не ходили. Что бы это могло значить? Приказал рулевому следовать за флагманом.
В узкой протоке, стиснутой низкими лесистыми берегами, отряд остановился. Когда швартовка была окончена, к Бабкову подошел Лысенко, уже успевший побывать на флагмане. Он был хмур, явно чем-то расстроен.
— Команду на берег!
Когда все выстроились на заросшей высокой травой лесной прогалине, капитан-лейтенант окинул взглядом лица боевых товарищей.
— Друзья! Вы славно сражались с первого дня войны. Армейское командование не раз благодарило вас. Знаю: вы готовы так же геройски сражаться на своих кораблях и дальше, до полной победы над врагом. А победа — она будет, хотя сила пока и на стороне врага, захватчики топчут нашу родную землю. Но настанет день, когда мы погоним их, снова пойдем на кораблях к Бресту, а может быть — и дальше! А сейчас... сейчас положение тяжелое. Немцы окружают Киев. Получено радио штаба: путь по Десне нам отрезан. Идти на прорыв бессмысленно, армия теперь не поддержит нас с берегов, там уже всюду враг. Боезапасом и горючим пополняться негде. Поступил приказ... — Лысенко помедлил. — Поступил приказ командования: затопить корабли, чтобы они не достались врагу...
Еле слышный, глухой говор прошел по рядам и тотчас смолк. Все понимали: если нет иного выхода...
— А мы... — было видно, что капитан-лейтенанту нелегко даются слова. — Мы возьмем оружие и пойдем воевать на сушу. Но и там будем сражаться под своим Военно-морским флагом... Приготовить корабли к затоплению!
Команды разошлись по местам. Вернулся к своему катеру и Бабков с краснофлотцами.
Работали в молчании. Открыли иллюминаторы и люки, сняли с башни турель с пулеметом, столкнули с борта. Сбросили и кормовой пулемет. В машинном заложили под моторы толовые шашки, вывели на палубу запальный шнур. В последнюю минуту, когда все сошли с катера, мичман спустил флаг, аккуратно сложил его, передал капитан-лейтенанту.
Кажется, все... Бабков прошелся по катеру, прощаясь с ним. Остановившись над люком, взял карабин, опустил стволом вниз, несколько раз выстрелил. Постоял, слушая, как через пробоины с тугим журчанием вливается вода. Потом горестно махнул рукой, перекинул ремень карабина через плечо и спрыгнул на берег. Достал спички, поджег конец запального шнура, выведенного за край борта. Огонек бойко побежал вверх...
Затем взглядом показал на заранее приготовленный футшток. Вместе со всеми взялся за него. Уперев футшток в борт, оттолкнул катер. Ленивое течение чуть заметно потащило его. А огонек запального шнура все еще бежал вверх по борту. Вот он перескочил через край, промелькнул по палубе, достиг люка, юркнул вниз. Глухо бухнул взрыв...
Сдерживая набегавшие слезы, Бабков смотрел, как его корабль медленно погружается. Вот уже верхний край борта вровень с поверхностью воды, вот она плеснулась на палубу. Вот уже палуба под водой, видна только рубка с опустевшей пулеметной башенкой... Наконец над рубкой сомкнулась, несильно взбурлив, вода. Осталась лишь мачта с пустым гафелем, на котором все последние дни и все ночи — во время боевых действий он не спускается и на ночь — развевался флаг. Теперь на мачте только вымпел. Он вьется на речном ветерке вольно, как всегда. Но вот и вымпел коснулся воды, припал к ней...
Матросы не плачут. Но в эту минуту не только у Бабкова навернулись на глаза слезы. Большой ли, малый ли, но — твой корабль. На нем ты сроднился с товарищами, на нем ходил под вражеским огнем, он стал как бы частью тебя самого. Вернее, ты стал его частью, привык ощущать его почти как живое, близкое и родное тебе существо. Так как же не навернутся на твоих глазах слезы, когда ты прощаешься с ним навсегда?
Только сейчас заметил Бабков, что стоит с обнаженной головой, держа мичманку в опущенной руке. Матросы тоже сняли бескозырки.
Подошел капитан-лейтенант.
— Постройте всех в готовности к походу.
Не прошло и двух минут, как все снова были в строю. В туго подпоясанных бушлатах, с карабинами на ремне.
— Приказ — идти к Киеву! — объявил капитан-лейтенант. — Столкновение с противником возможно в любой момент. Всем быть в постоянной боевой готовности. Но ввязываться в бой без необходимости мы не должны...
Держа оружие наготове, шли лесами и перелесками, проселочными дорогами. Временами слух улавливал приглушенный расстоянием звук канонады, еле различимый перестук пулеметных очередей.
Через несколько часов вышли к небольшой железнодорожной станции. Из расспросов выяснили, что путь на Киев еще свободен. Обнаружили на путях паровоз под парами, набиравший воду. Машинист рассказал, что он вывел состав с заводским оборудованием из Киева и что ему приказано вернуться за следующим составом. Но он опасается, успеет ли, не окажется ли дорога перерезанной противником.