Geum.ru

Э. С. Лебедева > Н. С. Лесков, А. С. Пушкин и иезуит Гагарин. «Проследить, как складывается легенда не менее интересно, чем проникать, «как делается история». Такой эпиграф Николай Семенович Лесков предпослал к рассказ

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
Э.С. Лебедева

Н.С. Лесков, А.С. Пушкин и иезуит Гагарин.


«Проследить, как складывается легенда не менее интересно, чем проникать, «как делается история». Такой эпиграф Николай Семенович Лесков предпослал к рассказу об одном своем современнике, которого считал живой легендой. (Впрочем, это заявление вообще-то приоткрывает его метод как писателя).

Данный эпиграф можно вполне отнести и к изучению биографии Пушкина. В 1987 г. в журнале «Нева» в 7-ой тетради была опубликована моя статья «Смерть поэта как сюжет русской лирики и народной легенды». Толчком для нее послужила реплика филолога, потомка наших эмигрантов, на экскурсии в музее Пушкина: «Какой странный русский народ! Вы 150 лет плачете, что его убили. Вот эта женщина – наверняка его не читала – и тоже плачет…»

В 1837 г. в толпе в 10, 20 или 50 тысяч человек (цифры – по разным свидетельствам) далеко не все были читателями Пушкина. 1 февраля прилегающие к Конюшенной церкви улицы были полны народу, люди сидели даже на крышах, а площадь являла собой «ковер из живых голов». Император Николай, из окон Зимнего дворца наблюдавший такую же толпу на набережной у дома, где умирал поэт, кажется, должен был все это прекратить и отправить сразу же гроб с телом Пушкина вглубь России, в Псковскую губернию, согласно завещанию. Но оборвать народные чувства, не дать проститься с поэтом Царь не считал возможным, хотя это его и нервировало. Доказательством волнений Императора служит, например, тот факт, что назавтра после отпевания «были вызваны 60 тысяч войск пехоты и кавалерии в полном боевом вооружении. Конюшенную улицу заняли войсковыми обозами. Они полностью закрыли доступ к гробу Пушкина». А еще трое суток тело оставалось в заупокойном подвале.

Народная память сохранила прощание с Пушкиным. Через 20 лет в Конюшенной церкви служили панихиду по М.И. Глинке, умершему в Берлине. Останки его привезут в Россию только в мае, а в феврале на панихиду собралось столько народу, что многим это напомнило отпевание Пушкина.

Общенародное переживание давней утраты длится второе столетие, и здесь народная легенда и лирический сюжет обогащают друг друга. В русской лирике смерть поэта вызвала сразу же несколько откликов, и некоторые из них укоренены в народном творчестве («Лес» Кольцова, «Песня про купца Калашникова» Лермонтова). И до Пушкина в России умирали поэты, но их уход воспринимался в русле общих представлений о человеке, о его смертности. И только с пушкинской кончины начинается в русской поэзии этот характерный романтический ее мотив – «смерть поэта».

В 30-ые годы в житейских поисках «счастья на проторенных дорогах», «в обыденности повседневных привычек» Пушкин уходил от поэтики и практики романтиков, но не ушел. Поединок чести возвратил его в мир романтизма. Смерть дописала его жизнь как поэму.

В середине 20-х годов В.А. Жуковский в тоне наставника писал михайловскому изгнаннику: «Она (твоя жизнь) была очень забавною эпиграммою, но должна быть возвышенною поэмою». Пожелание старшего поэта сбылось…

Жизнь – великий художник, и в воспоминаниях современников о прощании с поэтом возникает удивительный хоровод лиц на фоне толпы, подобной хору античного театра. Вспомним слова князя Вяземского: «Впустить бы рыдающую толпу».

Словно для того, чтобы подчеркнуть краткость пушкинской жизни, здесь присутствуют выразительные образы старых людей, плачущих у гроба: простолюдин, сказавший Жуковскому: «Я видел, как хоронили фельдмаршала, но такого не было…» Крепостной дядька Александра Сергеевича - раненый у него на руках беспомощней ребенка. К.А. Карамзина – важнейший персонаж легенды. Изменив привычке обращаться к своим корреспондентам по-французски, в письме к сыну в Париж она для Пушкина нашла потрясающей силы слова на родном языке, как будто обрела голос древней плакальщицы: «Закатилась звезда светлая, Россия потеряла Пушкина. Он дрался в середу на дуэле с Дантезом, и он прострелил его насквозь; Пушкин бессмертный жил два дни, а вчерась, в пятницу, отлетел от нас…» Мы видим здесь непосредственное проявление народного склада мышления у образованной дворянки. Началась фольклоризация мотивов жизни и смерти поэта.


В творчестве Н.С. Лескова пушкинская тема присутствует, я бы сказала, потаенно. Но вот чисто внешние ее приметы.

В приближении к 50 летию гибели поэта, после открытия памятника ему в Москве, после речей Ф.М. Достоевского, И.С. Тургенева, после юбилейного шума, в Петербурге был учрежден Пушкинский кружок. Н.С. Лескова избрали распорядителем вечеров. В помещении Знаменской гостиницы каждую субботу устраивались публичные чтения и театрально-музыкальные вечера. Николай Семенович нередко выступал перед гостями. «Чтец у нас был Писемский, и он меня считал хорошим чтецом, но я могу читать хорошо только в комнате, в небольшом кружке, а не в публичных залах, где надо не читать верным тоном, а выкрикивать, и я этого избегаю». В семейном кругу Лесков часто читал вслух Пушкина.

В 80-е годы писатель создал ряд замечательных произведений, действие которых происходит в пушкинское время: «Кадетский монастырь», «Человек на часах», «Инженеры – бессребреники».

В 1887 г. Лесков работал над рассказом «Лорд Уоронцов». Сюжет не касался Пушкина, но в предисловии автор призвал русское общество «быть бережным» к памяти великого поэта: «Как грустно, что жизнь дала повод Пушкину в 1830 году написать: «К доброжелательству досель я не привык». Тут и личная щемящая нота слышится… В «Русских общественных заметках» читаем: «Умных и даровитых людей надо беречь, а не швыряться ими как попало. А у нас не так. О нас Пушкин сказал:


«Здесь человека берегут,

Как на турецкой перестрелке».


Писатель Лесков это на себе очень даже испытал. Пушкин словно сопутствовал Лескову по жизни. Он цитировал его часто. В приближении к своей кончине вспомнил пушкинское итоговое стихотворение: «Думаю и верю, что весь я не умру» - из письма его к близкому корреспонденту.

Пушкина Лесков считал самым главным представителем родной литературы. Нам кажется это естественным, но такое мнение отнюдь не было тогда общепринятым. Не говоря о Д.И. Писареве, Н.Г. Чернышевский, например, доказывал, что поэты от Кантемира до Пушкина – все предтечи Н.В. Гоголя. Говорили, что время Пушкина прошло. Правда, А.В. Дружинин возражал Чернышевскому: Пушкин – гений на все времена; Аполлон Григорьев писал статьи «во славу Пушкина».

Огромный интерес представляла для Лескова биография поэта, которая тогда еще только складывалась из некоторых мемуаров и устных легенд. Появились работы пушкинистов П.В. Анненкова, П.И. Бартенева, в 60-е годы были опубликованы воспоминания В.И. Даля и К.К. Данзаса, позже – письмо князя Вяземского об обстоятельствах кончины А.С. Пушкина (к вел. кн. Михаилу Павловичу).

В 1875 году, будучи за границей, Лесков встречался с князем И.С. Гагариным, которому молва приписывала авторство анонимного пасквиля, послужившего поводом к дуэли Пушкина с Дантесом. Кн. Гагарин вступил в Орден иезуитов, и в Ахеоланской обители за 30 лет до Лескова его посетил А.И. Тургенев и говорил с ним о Пушкине, которому, кстати, князь в 1836 году привез из Мюнхена стихотворения Ф.И. Тютчева, сразу же опубликованные Пушкиным в «Современнике». И Тургенев и Лесков поверили князю Гагарину в том, что он был оклеветан.

Свои беседы с Гагариным в публикации «Исторического вестника» 1886 г. Н.С. Лесков резюмирует следующим образом: «Из встреч и бесед с Гагариным у меня сложилось убеждение: что дело смерти Пушкина тяготило и мучило Гагарина ужасно, что он почитал себя жестоко оклеветанным, что опровержений своих он не почитал достаточно сильными для ниспровержения всей этой клеветы…» Эпизод с Гагариным приоткрывает жгучий интерес Лескова к обстоятельствам гибели Пушкина, которую он воспринимал как живую легенду русского народа.

С сердечной болью Лесков, писатель следующего поколения, обратился к этому сюжету. Нельзя сказать чтобы мое мнение было для всех очевидным. И вот на каком основании я это утверждаю. Обстоятельства гибели поэта в ключе «мнения народного» в 1837 г. рассмотрел В.А. Жуковский: «Если бы Пушкин умер после долговременной болезни или после быстрого удара, о нем бы пожалели; общее чувство национальной потери выразилось бы в разговорах, каких-нибудь статьях, стихами или прозою; в обществе поговорили бы о нем и скоро бы замолчали, предав его памяти современников, умевших ценить его высокое дарование, и потомству, которое, конечно, сохранит к нему чистое уважение.

Но Пушкин умирает, убитый на дуэли, и убийца его иностранец…, принятый в нашу службу с отличием; этот француз преследовал жену Пушкина и за тот стыд, который нанес его чести, еще убил его на дуэли. Вот обстоятельства, поразившие вдруг все общество и сделавшиеся известными во всех классах народа, от Гостиного двора до петербургских салонов. Если бы таким образом погиб и простой человек, без всякого национального имени, то и об нем заговорили бы повсюду…» Эта гипотеза – о простом человеке, «невольнике чести» - через полвека буквально воплотилась в рассказе Н.С. Лескова «Интересные мужчины» - о безвестном «невольнике чести», носящем, между прочим, имя Александр и погибшем ради возвышенной любви. Молоденький офицер покончил с собой, охраняя честь любимой женщины. Да, герой Лескова – самоубийца, но вспомним, что Церковь и дуэлянтов рассматривала как самоубийц…

Похороны героя, рыдающая у его гроба толпа описаны Лесковым так, что явственно присутствие «пушкинского фона». Вспомним слова князя Вяземского: «Впустить бы рыдающую толпу».

Прожив долгую жизнь, рассказчик Лескова не может забыть похороны Саши. «Все вы, господа, видели торжественные погребения, с тем, что называется «помпой»… Я не говорю о похоронах с парадом, которыми, по моему мнению, выражается только одна жалкая суета человеческая. Вспомните похороны Гоголя и Достоевского, которые называли «событием в истории». Все это, конечно, имеет значение, и, может быть, не лишено искренности, но только искренность-то тут слишком загромождена чем-то ей посторонним. Я видел, как в Москве хоронили Скобелева… Тут больше, чем где-нибудь прорывалось того, что отдает настоящей скорбью. Но, смейтесь надо мною, если угодно, а я, стоя там, вспоминал и сравнивал тот значительно оригинальный день моей молодости, когда мы хоронили Сашу».

Дальше следует цитата из стихотворения «Герой», которая, так сказать, выдает «пушкинский мотив»:


«Тьмы низких истин нам дороже

Нас возвышающий обман».


Пушкинские стихи, сюжет «невольника чести» и само имя Александр. Что это? Неужели случайность?