Geum.ru

Монография М. А. Бабкина посвящена исследованию взаимоотношений Русской православной церкви (рпц) и государства в судьбоносный период 1900-1917 г.

Вид материалаМонография
Подобный материал:
Лыкова Л.А., доктор исторических наук, главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ)


РЕЦЕНЗИЯ НА МОНОГРАФИЮ


Бабкин М.А. Духовенство Русской православной церкви и свержение монархии (начало XX в. – конец 1917 г.). М., Изд. Государственной публичной исторической библиотеки России. 2007. –532 с. (Тираж – 500 экз.)


Монография М.А. Бабкина посвящена исследованию взаимоотношений Русской православной церкви (РПЦ) и государства в судьбоносный период 1900–1917 г. Рассматриваемая тема представляется научно и историографически оправданной. В отечественной и зарубежной историографии до сих пор не было комплексной работы, посвященной отношению высшего и рядового духовенства Русской православной церкви к свержению монархии в России. В имеющихся работах данная тема затронута лишь фрагментарно, в общем контексте истории церковно-государственных отношений начала XX в. – 1917 г.

Автор привлек материалы из 29 фондов шести федеральных и трёх региональных архивов, законодательные акты, мемуары, воспоминания, дневники и переписку непосредственных участников и очевидцев событий. В работе использован и большой массив церковной и светской периодики. Например, за 1917 г. проработано свыше 95 % от всех официальных изданий РПЦ.

В результате исследования М.А. Бабкин пришел к важным, оригинальным, но серьезно обоснованным выводам, относящимся ко всей РПЦ:

С 1901 г. вплоть до начала Февральской революции представителями высшей иерархии РПЦ проводилась деятельность, направленная на ограничение участия императора в церковном управлении и на «отдаление» церкви от государства. Подтверждением тому служат, в частности, произведённые в феврале 1901 г. сокращение «верноподданнической» части присяги для рукополагаемого во епископа РПЦ, отмена присяги для членов Св. синода и сокращение поминовения императора на проскомидии, начиная по меньшей мере с 1913 г. О желании иерархии резко ограничить участие императора в церковном управлении свидетельствуют и «отзывы» епархиальных архиереев о церковной реформе, в которых отражалось недовольство сложившимися в России отношениями церкви и государства. О восстановлении в РПЦ патриаршества говорилось в материалах Предсоборных присутствия (1906 г.) и Предсоборного совещания (1912–1913 гг.), предлагавших усилить в управлении РПЦ полновластие епископата.

После нескольких безуспешных попыток добиться высочайшего разрешения на созыв Поместного собора представители архиерейского корпуса стали связывать надежды на «освобождение», «раскрепощение» церкви от государственного контроля с возможностью смены формы государственной власти в России.

Действия представителей епископата в предреволюционные годы, были направлены на «десакрализацию» власти российского самодержца. Они сводились к укоренению в сознании паствы представлений о царе не как о духовно-харизматическом лидере народа и помазаннике Божием, а как о простом мирянине, хотя и главе государства. Духовенство стремилось обосновать, что между царской властью и какой-либо формой народовластия нет никаких принципиальных отличий: «всякая власть – от Бога».

Мотивом соответствующих действий священнослужителей было стремление разрешить проблему «священства-царства» (историко-богословский спор о превосходстве светской власти над духовной, или наоборот, духовной над светской) в пользу церкви. Наиболее яркое выражение противостояния «священства» «царству» приняло в первые дни и недели Февральской революции.

При начале революционных волнений в Петрограде Св. синод смотрел на них безучастно, не предприняв никаких шагов по защите монархии. Члены Св. синода фактически признали революционное правительство (Исполнительный комитет Государственной думы) уже 2 марта, до отречения от престола императора Николая II. В первых числах этого месяца они вели сепаратные переговоры с новой властью: поддержка духовенством Временного правительства обещалась в обмен на предоставление РПЦ свободы в самоуправлении. То есть до опубликования официальной позиции Св. синода в отношении революции и церковная, и светская власть двигались друг другу навстречу при осознанном решении ликвидировать монархию в России.

Позиция высшего духовенства свидетельствовала о том, что иерархи решили воспользоваться политической ситуацией для осуществления своего желания получить освобождение от императорского влияния на церковные дела и фактически избавиться от царя как своего харизматического «конкурента».

Несмотря на фактическое отсутствие в целом отречения от престола дома Романовых, Св. синод РПЦ 7-8 и 18 марта распорядился изъять из богослужебных чинов поминовение царской власти. Царская власть в церкви (и, соответственно, в обществе, в государстве) оказалась уничтоженной «духовно», то есть фактически оказалась преданной церковно-молитвенному забвению, стала поминаться в прошедшем времени (хотя до решения Учредительного собрания о форме власти в России говорить об упразднении царского правления можно было лишь теоретически).

К концу марта 1917 г. все места богослужебных, ставленнических и других чинов РПЦ, где ранее поминалась царская власть, были исправлены синодом. Изменения заключались в буквальной замене поминовения императора на поминовение «благоверного Временного правительства». Однозначная замена царской власти на народовластие не соответствовала политическому положению страны, так как образ правления в России должно было установить только Учредительное собрание. Содержание изменённых книг более соответствовало республиканскому устройству России как якобы свершившемуся факту.

Действия Св. синода в первые недели Февральской революции свидетельствовали об отсутствии у его членов стремления рассматривать политическое положение России как находящееся в состоянии «неопределённости» образа правления (до соответствующего решения Учредительного собрания). Его действия носили безапелляционный характер и указывали, что синодом сделал выбор в пользу народовластия, а не монархии. В результате такой позиции высшего органа церковной власти – (с учётом влияния подведомственного ему духовенства на многомиллионную православную паству) – была по сути ликвидирована вероятность монархической альтернативы народовластию, и революция получила необратимый характер. Вследствие чего можно утверждать, что члены Св. синода в марте 1917 г. осуществили вмешательство в политический строй Российского государства.

Священнослужителям принадлежит временной приоритет в узаконивании российской демократии (народовластия). Если Россия была провозглашена А.Ф. Керенским республикой через шесть месяцев после революционных событий февраля–марта 1917 г., то Св. синодом «молитвенно-духовно» (и «богословски», и «богослужебно») уже буквально через шесть дней.

Св. синод фактически упразднил государственно-религиозные праздники Российской империи – «царские дни» до соответствующего правительственного постановления. Тем самым подчёркивался необратимый характер революционных процессов и предопределялось решение Учредительного собрания о форме правления и, как следствие – решение о государственных праздниках.

Смена государственной власти, происшедшая в России 3 марта, носила временный характер и была обратима (в том смысле, что самодержавие как авторитарную власть возможно было реформировать в конституционную монархию). За такой вариант выступала, в частности, партия «Народной свободы», которая вплоть до конца марта 1917 г. являлась конституционно-монархической. Члены Св. синода в своих «республиканских устремлениях» в марте 1917 г. фактически оказалось левее кадетов.

Духовенству РПЦ принадлежит приоритет и в изменении государственной, исторически сформировавшейся монархической идеологии Российской империи: Св. синод уже 7–9 марта официально отрешился от второй составляющей лозунга «за Веру, Царя и Отечество». Временное же правительство декларировало о недопущении возврата монархии лишь 11 марта.

Процесс перехода РПЦ на сторону Временного правительства завершился 9 марта 1917 г.: в день выпуска Св. синодом послания «К верным чадам Православной Российской Церкви по поводу переживаемых ныне событий» и объявления по духовному ведомству «для исполнения» утверждённую 7 марта Временным правительством «Присягу или клятвенное обещание на верность службы Российскому Государству для лиц христианских вероисповеданий».

Члены Св. синода, приведя православную паству к присяге на верность Временному правительству и не освободив народ от действующей присяги на верность императору, благословили, по сути, российских граждан на клятвопреступление. Показателем радикальной настроенности членов «царского» состава Св. синода служит и тот факт, что формы церковных (ставленнических) присяг, установленные им 24 марта 1917 г., по своему содержанию оказались левее государственной присяги, введённой Временным правительством 7 марта.

Альтернатива действиям (во многом – бездействию) Св. синода в февральско-мартовские дни 1917 г. была. В распоряжении высшего органа церковной власти было полтора десятка мер, которые уже применялись или в период Первой российской революции, или были применены в ближайшем будущем. Тем не менее ни одна из этих мер по поддержке или трона (до 2 марта), или самого института монархии (продолжавшего существовать по крайней мере до решения Учредительного собрания о форме правления в России), или арестованной Царской семьи предпринята не была. Начиная же с 6 марта 1917 г. Св. синодом был проведён комплекс охранительных действий в отношении Временного правительства.

Среди различных факторов, влиявших в период начала Второй российской революции на судьбу монархии, одним из решающих был характер отношения духовенства РПЦ к институту царской власти. Сама власть императора как помазанника Божия имела духовную основу именно в православии. Потому с большой долей уверенности можно утверждать, что если бы Св. синод в судьбоносные для царя и страны февральско-мартовские дни 1917 г. предпринял в отношении монархии охранительные действия, то политические события и в столице, и в на местах пошли бы по иному сценарию.

Действия высшей церковной иерархии в период февральско-мартовских событий 1917 г., оказали заметное влияние на общественно-политическую жизнь страны. Они послужили одной из причин «безмолвного» исчезновения с российской политической сцены правых партий, православно-монархическая идеология которых с первых чисел марта 1917 г. фактически лишилась поддержки со стороны официальной церкви.

Епископату и приходскому духовенству РПЦ принадлежит одна из определяющих ролей в установлении на местах новой власти. Тому способствовали обращённые к пастве проповеди и призывы о необходимости мира, смирения и спокойствия, а также обнародованные в печати резолюции по политическим вопросам различных собраний православного духовенства и мирян.

Формы пастырского воздействия на общественно-политическое сознание паствы весной 1917 г., с одной стороны, были традиционные: проповеди, печатные воззвания, служения молебнов, крестных ходов и проч. С другой – они носили печать и митинговой демократии. Это выразилось в широком участии духовенства в революционных торжествах: «праздниках свободы», «днях похорон освободительного движения», 1 Мая и проч. Эти «праздники», проходившие под красными знамёнами, музыку и песни революции, благодаря участию в них пастырей и архипастырей РПЦ (нередко выступавших и на митингах), «освящались» авторитетом церкви и приобретали от этого оттенок православных торжеств. Соответственно, верующие начинали воспринимать эти праздники как «свои». Тем самым в общественном сознании легитимировались новая власть, новые мелодии и символы.

В 1917 г. российское духовенство в целом относилось к императорской власти не как к сакральной власти помазанника Божьего, а как к переходной форме политической системы, соответствующей определённому историческому этапу развития России.

Массовая и практически повсеместная поддержка со стороны клириков РПЦ свержения самодержавия во многом была обусловлена соответствующей позицией Св. синода. Действия духовенства, направленные на придание революции необратимого характера, шли «сверху»: от синода к епархиальным архиереям и к приходским пастырям. Вместе с тем Св. синод выполнял и «карательную функцию» по отношению к контрреволюционному духовенству, проповедовавшего, в частности, о сложившемся в стране «междуцарствии».

Политика, проводимая весной и летом 1917 г. центральной и местными духовными властями, а также светским правительством, свидетельствовала о их полном союзе по многим вопросам: об отношении к изменению в стране формы правления, о предоставлении народу гражданских свобод, доведении войны до победного конца и проч. Разногласия между церковью и государственной властью возникли лишь в конце июня – после решения Временного правительства передать церковные школы в ведение Министерства народного просвещения.

Одной из причин, вследствие которых в общественном сознании установилась точка зрения о негативном, в целом, отношении РПЦ к свержению монархии, явилась широко проводимая в 1917 г. церковная миротворческая деятельность. Однако призывы российского духовенства к миру, спокойствию, созидательному труду и повиновению государственной власти стали звучать лишь после прихода к власти Временного правительства. Раздаваясь с амвонов, со страниц епархиальных и других изданий, эти призывы побуждали народ к повиновению новой власти, способствовали формированию у него положительного отношения к свержению монархии и, тем самым, фактически узаконивали Февральскую революцию.

Социально-политическая активность священно- и церковнослужителей начала спадать приблизительно с июля 1917 г. Революционные иллюзии духовенства стали рассеиваться с наступлением общего разочарования граждан России в политике Временного правительства. Во внутрицерковной жизни весной и летом ясно обозначился кризис власти. Иерархи стремительно теряли контроль над приходскими священниками. В свою очередь, сами священники всё больше и больше ощущали на себе возрастающую требовательность и непокорность как прихожан, так и подчинённых себе псаломщиков и пономарей. Весной и летом 1917 г., на фоне получившего широкое распространение процесса отхода общества от церкви, среди паствы возникли воинствующие антиклерикальные настроения. Все эти факторы в совокупности обусловили резкое снижение церковных доходов, затронув тем самым материальные интересы российского духовенства. В результате в духовной среде начало расти недовольство сложившейся в стране политической и социальной обстановкой. Священнослужители стали придерживаться более правых взглядов и даже переходить в оппозицию революции.

В результате состоявшегося в ноябре 1917 г. на Поместном соборе РПЦ восстановления патриаршества и реформирования внутрицерковного управления, церковные полномочия царя (в области церковно-правительственного управления (юрисдикции), охраны вероучения и контроля за церковным благочинием) в полной мере перешли к духовенству. С учётом того, что Дом Романовых фактически не отрекался от престола, можно утверждать, что это был не «естественный» переход прав царя к духовенству, а едва ли не насильственное изъятие, осуществлённое под прикрытием революционных светских властей.

Члены Св. синода, взяв с первых чисел марта 1917 г. курс на установление в России республиканского правления, в определённом смысле проявили политическую близорукость. Пойдя навстречу Временному правительству и поддержав свержение монархии, они не смогли верно предвидеть дальнейшего развития политических событий.

В целом, надежды духовенства РПЦ на демократический путь развития России, заявленный в декларации Временного правительства 5 марта, не оправдались. В конце октября 1917 г. вектор исторического развития России изменился. Советская власть начала проводить известную «вероисповедную» политику, направленную не только на полное отделение церкви от государства, но и на уничтожение любой религиозной идеологии. Начался новый этап взаимоотношений государства и церкви. Однако его наступление во многом было обусловлено официальной политической позицией самого духовенства РПЦ в предшествующий – послефевральский период 1917 г.

Большинство этих выводов, касающихся общественно-политической и внутрицерковной ситуации в период Февральской революции, в 2003–2006 гг. уже звучало в серии журнальных статей М.А. Бабкина, опубликованных на страницах отечественных академических журналов. Однако вместе с новым материалом по предреволюционному периоду и концу 1917 г. аргументация авторской концепции с анализом церковно-государственных отношений начала XX в. с точки зрения историко-богословской проблемы «священства-царства» звучит ещё более весомее.

Следует отметить, что монография М.А. Бабкина фактически является аналитическим дополнением к сборнику документов, изданном автором годом раньше: «Российское духовенство и свержение монархии в 1917 году. (Материалы и архивные документы по истории Русской православной церкви)» (М., Изд. Индрик. 2006). В настоящий момент готовится увидеть свет второе издание этого сборника.

Рецензируемая работа является серьезным исследованием важной научной проблемы. Она наполнена интересными наблюдениями и свежими выводами, написана хорошим литературным языком, с любовью к предмету исследования. Книга является важным вкладом в изучение как политической истории России, так и истории Русской православной церкви. На базе монографии создана докторская диссертация, успешно защищённая М.А. Бабкиным 17 октября 2007 г. в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.