Илья Ильф, Евгений Петров. Фельетоны, статьи, речи
Вид материала | Документы |
Чаша веселья |
- Ильф Илья, Петров Евгений Записные книжки (1925—1937), 1389.02kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров. Одноэтажная Америка, 5563.75kb.
- Русская литература. Электронный учебник, 348kb.
- Илья Ильф и Евгений Петров. Золотой теленок, 4867.78kb.
- Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев (1956г.), 4612.11kb.
- Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев 1956г, 3917.18kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров. 1001 день, или новая Шахерезада, 524.57kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров Золотой теленок, 3860.62kb.
- Илья Ильф, Евгений Петров, 4450.57kb.
- Евгений Петров, Илья Ильф, 5938.79kb.
1933
Необыкновенные страдания директора завода. - Впервые опубликован в
газете "Правда", 1933, э 84, 26 марта.
Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, т. III,
"Советский писатель", М. 1939.
В Центральном государственном архиве литературы и искусства хранится
копия заключения Военного прокурора морских сил Черного моря, направленная в
редакцию "Правды", в связи с выяснением фактов, приведенных в фельетоне
(ЦГАЛИ, 1821, 11).
ЧАША ВЕСЕЛЬЯ
И жить торопятся, и чествовать спешат.
Стишок
Для того чтобы построить себе юбилей, достаточно сильно этого пожелать.
Хорошо еще иметь произведения, романы, опусы. Но можно без них. Не это
главное. Главное - крепко захотеть.
Это так естественно. Проходят годы, выходят книги. Хочется, как бы
сказать, оглянуться на пройденный путь, объясниться с читателем, поплакать
немного над молодостью, каковая прошла в неизмеримых трудах. И вся жизнь
прошла, отдана без остатка, и хочется узнать, в хорошие ли руки она попала.
Вот оправдание юбилея. Здесь все естественно, понятно, справедливо.
А если всего этого не было (трудов и годов), тогда достаточно только
сильно захотеть. И юбилей будет, образуется. Люди, в общем, не звери, не
обидят. И телеграммы пришлют, какие надо ("Прикованный постели обнимаю и
шлю..."), и зал наймут, какой полагается, и отметят все, что вам нужно.
Тяжко стало от юбилеев. Малость перехватили. Переполнили чашу веселья.
Вовлекли в юбилейную работу слишком широкие массы юбиляров. И теперь
разволновавшегося писателя трудно водворить в обычные рамки.
Соответствующие учреждения переполнены неукротимыми соискателями
юбилярства.
- Здравствуйте. Я писатель.
- Ага.
- Вот все пишу, знаете.
- Ага!
- Создаю разные художественные произведения.
- Да?
- Вот, вот. Увидишь, знаете, что-нибудь значительное, ну и, конечно,
отобразишь. Не удержишься.
- Ага!
- И так, знаете, привык, что уже не могу. Все время создаю, вот уже
сколько лет.
- А-а!
- А время летит. Двадцать лет творчества - не шутка. Все-таки - дата.
- Да.
- Хотелось бы, знаете, получить какой-нибудь толчок, стимул, а то,
знаете, вдохновения уже нет в достаточном количестве.
- Да?
- Такие-то дела.
- Да-а-а!
- Ну, побегу в сектор искусств, оттуда в Наркомпрос, а оттуда в
Литературную энциклопедию. Моя буква приближается. До свидания.
- До свидания... Федор Иванович, зачем он приходил? Что-то он тут
бормотал, я ничего не понял.
- Юбилей пришел просить.
- А-а! То-то, я смотрю, ему на месте не сиделось. Есть еще кто-нибудь?
Пустите.
- Здравствуйте. Ничего, что я к вам?
- Пожалуйста. Вы писатель?
- Да. Вот все пишу, знаете.
- Создаете разные художественные произведения?
- Так точно.
- Отображаете?
- Обязательно. Увижу - отображу. Увижу, знаете, и тут же отображу.
- А время летит?
- Летит. Летит стрелой.
- Двадцать лет занимаетесь творчеством?
- Извините, только пятнадцать. Но все-таки дата, не правда ли?
- Безусловно, дата. Но для юбиляра мало.
- Мало?
- Маловато.
- А если включить службу в госучреждениях?
- М-м-м...
- Тогда можно натянуть и все восемнадцать.
- Все-таки недостаточно.
- Тогда простите. Я, конечно, не смею... Но так хотелось немножко
стимулироваться.
- Да, каждому хочется. Ну, до свиданья. Сектор искусств налево по
коридору. Федор Иванович, отметьте товарищу пропуск. Есть еще кто-нибудь?
- Какой-то мальчик дожидается.
- Пионер?
- Нет, беспартийный.
- Давайте беспартийного. Здравствуй, мальчик, ты чего пришел?
- Здравствуйте. Я писатель.
- Как писатель? Сколько ж тебе лет?
- Пятнадцать.
- Что-то ты врешь, мальчик. Тебе не больше двенадцати.
- Честное слово, дяденька, пятнадцать. Это я только на вид маленький. А
вообще я старый, преклонный.
- Какой бойкий мальчик. Время-то стрелой летит, а?
- Стрелой, дяденька.
- Ну и что же?
- Общественность беспокоится. Хочет дату отметить. Как-никак, десять
лет состою в литературе. Надо бы юбилей. Я уже помещение подыскал - кино
"Чары".
- Какой там юбилей, мальчик! Сам говоришь, тебе пятнадцать лет. Когда ж
ты начал писать? Пяти лет, что ли?
- С четырех-с. Я - вундеркинд, дяденька. Как Яша Хейфец. Только он на
скрипке, а я в области пера, песни и мысли.
- Ну, иди, иди к маме!
- Мне к маме нельзя. Я на нее памфлет написал. Мне юбилей надо.
Устройте, дяденька!
- Нельзя, мальчик, стыдно плакать. Ты уже большой. Федор Иванович,
отведите его в ясли. Сколько там еще дожидается?
- Два музыканта, шестнадцать актеров, восемьдесят один писа...
- Нет, нет, нет! Не могу больше. Пусть обращаются в свои
домоуправления. Там стандартные справки, там пусть и юбилеи.
Дошло до того, что в газетных редакциях больше всего стали бояться не
злых маньяков со свеженькими перпетуум-мобиле под мышкой, а людей искусства,
которые терпеливо домогаются напечатания своих портретов, биографических
справок, а равно перечня заслуг как специфически писательских, так и
общегражданских (верный член профсоюза, поседевший на общих собраниях,
пайщик кооператива, неуемный активист, борец). Некоторые привозят свои
бюсты, отлитые по блату из передельного чугуна. В редакции бюсты
фотографируют, но стараются не печатать.
Самый юбилей описан не будет. Кто не знает этого странного обряда,
находящегося где-то посредине между гражданской панихидой и свадьбой в
интеллигентном кругу. Хорошо, если юбиляр человек веселый, вроде Василия
Каменского, и факт увенчания его лаврами, ко всеобщему удовольствию,
превращает в здоровую шутку. А некоторые принимают юбилейный разворот
всерьез, отчего и скучнеют на весь оставшийся им отрезок жизни. Отрезок,
надо сказать, не маленький, в особенности если юбилей устраивает себе
вундеркинд или автор, у которого есть за душою только один рассказ, да и то
это не рассказ, а вступительный взнос в горком (иначе не приняли бы в
члены).
Юбилеи бывают с выставкой произведений, бывают и без выставки (это если
нет произведений). Но эта ужасающая деталь не мешает торжеству. Произведения
произведениями, а юбилей юбилеем.
Если нет произведений, то юбилей принимает, конечно, несколько обидный
характер для именинника. Его называют незаметным тружеником, полезным
винтиком в большой машине, говорят, что в свое время он подавал надежды, что
не худо бы ему опять их подать, - вообще унижают необыкновенно. Но юбиляр
этого сорта все стерпит. На худой конец не плохо быть и винтиком. Винтик
доволен.
Юбилейные зверства продолжаются. Чаша веселья "растет, ширится и
крепнет". Юбилею грозит опасность превратиться в старосветский бенефис или
полубенефис, с подношением серебряных мундштуков и подстаканников из белого
металла братьев Фраже.
Ну разве приятно будет, товарищи, услышать такие разговоры:
- В этом году покончил на полный бенефис с ценными подношениями.
- Вам хорошо, романистам. А вот мне, автору очерков, дают только
четверть бенефиса и ордер на калоши.
Что, приятно будет?