А. Митрофанов «Тайный визит профессора Воланда накануне перестройки». М. Русь. 1998. 320с

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 16

• поведения в силу привычки,
привитой благородными родителями, но не по убеждению.

А вы в силу чего?

Опять "вы"... Предупреждала же... Я вообще не соблюдаю
правила. Я хулиганка, пацанка. Что с меня взять? В институте
благородных девиц не училась.

Валерий измучился. Байки и басни надоели ему. Хотелось быстро сменить пищу духовную на пищу натурально-вещественную. Вскоре смена свершилась. Осетинский пирог, салаты, вкусно пожаренный картофель резко способствовали повышению жизненного тонуса. "Ничего, соображает по этой части красотка", - констатировал Валерий.

Масло бери, - руководила Женя. - Пирог без масла как кобыла
без хвоста. Майонеза ты для салата явно пожалел. Жмот несчастный.
Я показывал. Ты сказала достаточно, - придурился подсобный
рабочий.

Мало ли, что я сказала. Сам шурупить должен. Журналист,
писатель. Добавь майонез.
Отстань. Сама добавь.
Добавь. Пугало гороховое, - она засмеялась раскатистым смехом.
Ах, пугало.

Валерий схватил ее руку. После сытного ужина нужна была легкая физическая разминка. Натура звала порезвиться.

- Пугало.

Нонешвили вырвалась, дернулась со стула и понеслась в коридор. На приличном расстоянии от объекта шутливого издевательства она повернулась, обхватила длинными пальчиками свои худые бока, высунула обложенный язык и заорала:

- Не догонишь, пугало огородное.

Обычно твердокаменный Валерий вдруг разыгрался, подобно Ребенку. Дикой кошкой рванулся хозяин вдогонку. Преследование в ограниченных размерах квартиры продолжалось недолго. Минута-и

оскорбившая оказалась в цепких верхних конечностях оскорбленного.

Пусти, поломаешь, - игриво запричитала Женя.
Давай бакшиш, он же пишкеш, хабара, могарыч, срыв, побор,
приношение, дар, гостинец, принос, подарок, плата, благодарность,
- веселился Валерий.
Взяточник. Тебя посадят. С бедной девушки требовать.
Что ж, придется применить меры физического воздействия.
Сейчас я достану розги.
Не надо. Я тебе спою. Только отпусти.
Спою. Все поют. Эко диво.
... И станцую. И сыграю. Пусти к инструменту.
Все танцуют и играют.
Я хорошо спою и хорошо станцую. Вместе с тобой.

Ну, если хорошо, тогда освобождаю под залог. Учти, будешь
плохо служить, снова отловлю.
Развоображался. Отловлю... - Нонешвили села за пианино. -
Безобразие, пыль. Небось, за десять лет никто не прикасался. Для
интерьерчика держите.

Естественно. Для чего же еще?! Мы мещане. Матерые мещане.
Не нравится пыль, возьми тряпку и вытри.
И возьму. Где тряпка?
В стенном шкафу около двери.

Она побежала к шкафу. Вернулась с вдрызг измятой, скомканной шляпой Валерия.

- Не нашла. Подумала, что головной уборчик сгодится. Извини, Я его немножко потоптала. Иначе неудобно. Зато в следующий раз перед моим приходом языком пыль вылижешь. Матерый мещанин.

У Валерия чуть слезы не брызнули. Первая шляпа, купленная, после окончания института! К вещам ведь привыкаешь, как к людям. И потом сам стиль действий. Женя почуяла смятение друга.

- Не переживай, - сказала она, протирая пыль хозяйской
реликвией. - Я подарю тебе три самых шикарных, самых модных|
шляпы. Неужели тебе жалко ее? Ответь, жалко?

Да, жалко.
Хочешь, я разорву в клочья свою кофту? Прямо сейчас, прямо
здесь. Чтобы равно было.
Не стоит.
Пожалуйста, смотри.

Она ухватилась за батист с весьма серьезными намерениями.

- Прекрати, - рявкнул Валерий фельдфебельским голосом.
Разорвешь одежду, в чем домой пойдешь?

- Голая.

Правильно. А мне на работу напишут, - с каменным лицом листа вещал он. - Из-за тебя места лишусь. Она голая, а мне по шее Случать за низкий моральный облик. Еще не хватало. При живой жене. Жена, кстати, завтра прибывает с ребенком.

- Ну и что! Не знаю, насчет ребенка, а жене точно будет приятно
со мной познакомиться.

. Несомненно. Особенно, если порвешь кофту. . Когда тебя вытурят за аморалку, я возьму тебя в ученики, в мальчики. Ха-ха.

Да. Ты будешь петь, а я тяпать по залу с холщовой сумкой и
собирать с добрейших граждан пожертвования бывшей эстрадной
звезде и бывшему журналисту.
Я никогда не буду бывшей. Даже когда умру. Свое хладное тело
я завещаю первому медицинскому институту, а может, второму, там
посмотрим...
Пошли мрачные сюжеты. Поиграй лучше.

Нонешвили заскользила по клавишам, извлекая простенькую, незатейливую мелодию. Голос звучал тихо, грустно. Затем захлестнул другой ритм, бешеный, страстный, бьющий, зовущий. И снова лирика, снова полушепот, снова эмоциональное размышление. Каждый следующий текст как бы развивал предыдущий, развивал единый образ. Вот она, девчонка, от мамы уходит к любимому, объясняется, грубит, понимает, что ошибается. Вот она уже женщина, уставшая и несчастная, хотя судьба сложилась с виду благополучно, вот приходит Судьба и спрашивает, чем помочь, а она отвечает: "У меня все великолепно, ве-ли-ко-леп-но! Так здорово, что плач одолевает". Эти песни - куски жизни, сжатые в три минуты музыки и чувства.

- Знаешь, - прервалась Женя, - о чем я мечтаю. О театре. О своем
театре. Небольшом, уютном и неповторимом. Декорации двигаются,
могут двинуться в зал, в публику, могут летать в воздухе. Сцена
перемещается в центр, взмывает ввысь, кресла крутятся, зрителю даже
не нужно вертеть башкой. Слайды, кино, цирковые трюки. Пол
колеблется. Настоящее землетрясение. Антракт, и уходит под землю,

в тартарары, на первый этаж, прямо с народом. А на первом этаже буфет, скоморохи, конферансье куролесит. Мистерия.

Буфет, конечно, с пивом.
Не издевайся.
Шумы, дымы, эффекты. Где же искусство?
Искусство в середине. Искусство - главное. Актера техника не
заменит, но поможет, оживит, усилит впечатление. Отмахиваться от
нее глупо.

- Красиво говоришь. Сама придумала или позаимствовала, -

разъязвился Валерий.

- Какая разница? Всех волнует авторство. Правильная мысь,
бери, пользуйся. Нет, важно, кто придумал. Ничего, будет у меня|
театр... увидишь. Тебя приглашу в билетеры. Хотя ты вряд ли
потянешь.

- Тебя чрезвычайно беспокоит вопрос о моем трудоустройстве. То
ты меня записываешь в ученики несуществующей мастерской, то в
билетеры несуществующего театра. Увы, хлопоты не стоят свеч.
Расслабься... Расслабься и поиграй что-нибудь теплое.

Пальцы медленно опустились на клавиатуру. Опустились и отпрянули, словно в испуге. Тусклыми, отрешенными глазами посмотрела она на Валерия. Тот сидел неподвижно, сцепив губы, внешне в полудреме. Возникшая вдруг пауза затянулась.

Играй, - тихо попросил Валерий.
Сейчас. Не торопи. Знаешь мне рассказывали, что в ООН есть
традиция: перед собранием обязательно минута размышления.

Тебя не обманули. Только не собранием, а сессией. Это
официально называется, если я не ошибаюсь, минута молчания,
посвященная молитве и размышлению. Только какое отношение
имеют столь высокие материи к нашим скучным персонажам?
Хорошая традиция. Иногда нужно остановиться, оглянуться
подумать. Может и бежать незачем, да и куда. Может, наоборот.!
Давай объявим минуту размышления, в этой комнате, немедленно.

- Объявляйте, господин председатель Генеральной Ассамблеи.
Но поразмышлять всласть не удалось. Пронзительный звонок в

дверь оторвал от самосозерцания. Валерий напрягся. Кого несет в столь поздний час. Хозяин решил применить маленькую хитрость, а именно, затаиться и на сигнал не реагировать. Банальный приемчик прошел бы на ура, если б не мадам, которая кинулась к двери так, будто на лестничной площадке стояли Бетховен с Моцартом (завистника Сальери послали в магазин).

Я открою. А ты спрячься, не выползай, - прошелестела она.
Прекрати дурочку валять.
Сам прекрати. Не выступай. Изыди.

Нарушил минуту молчания мужчина с намечающимся брюшком лет сорока. Судя по домашней форме одежды - мятой клетчатой рубашке и брюкам от тренировочного костюма - сосед.

- Здравствуйте, - громыхал сосед хриплым басом. - Валерий
Борисович у себя?

При этом Женя подвергалась пристальному изучению.

Нет его. Их никого нет. Уехали.
А вы кто? - не выдержал мужик.
Я... Я воровка. В данный момент обчищаю квартиру. А ты мне

мешаешь. Лучше б помог барахло в узлы связать и до тачки дотащить. Хотя барахло я не возьму. С ним только пуп надрывать. Бабок и золотишка хватит. Ладно, чувак, мне некогда.

Она хотела хлопнуть дверью аккурат перед носом соседа, но он не

дал.

Ты кто такая? Где Валера? Он был дома, я знаю.
Вот что, фраер, - паскудным голоском сказала Женя. - Вали
отсюда. Не то перышком в бок схлопочешь.

Валерий в течение всего лицедейства тихо умирал со смеху в комнате. После упоминания о перышке ему показалось, что пора выходить на сцену во избежание неприятных инцидентов.

- Знакомься, - громко объявил Валерий, появляясь в коридоре. -
Евгения Ювашевна Нонешвили - певица. Альберт Афанасьевич
Михин - мой сосед и коллега.

Нонешвили заржала, как отдельный показательный лошадиный хор, который, наверняка, будет создан в ближайшее время где-нибудь при управлении коневодства. Альберт Афанасьевич улыбался. "Да. Такой я козел", - говорила его улыбка. Потом последовала полоса робких сбивчивых объяснений.

Смотрю, лицо вроде ваше. С другой стороны, откуда? Валерий
никогда не рассказывал. Я, собственно, по делу.
Какое еще дело? - перебила Женя. - Никаких дел. Танцы до
упаду. Заводи свою хваленую систему. Танцы!

Сосед оказался лихим на подъем.

Я на секунду. Переоденусь.

В морге вас переоденут. Крути шарманку. Поехали. Альбертик.
Я жду, когда ты меня пригласишь.

Под давлением общественности хозяин был вынужден с глубокими вздохами включить аппаратуру. "Этот базар нескоро прикроется. Еще и Альберт с неба свалился, - соображал дискжокей. - Беда".

Пляски разыгрались стремительно, будто пожар на танкере. Мощная энергия Жени била во все стороны. Партнер также потрясал энтузиазмом. Постепенно в водоворот ритмической гимнастики попал и Валерий. Танцевальный марафон проходил практически без остановок, без пауз, эдаким беспосадочным рейсом, сначала под импортные записи, затем под шлягеры самой мадам. (Она принесла собой две свеженапетых кассеты). Естественный отбор осуществлялся в процессе, слабые сходили с дистанции, сильные продолжали гонку. Первым сдался Валерий. Он решил поберечь силенки для утренних протокольных мероприятий по торжественной встрече родного семейства. Предварительно им предпринимались попытки изгнать забывших об этикете гостей. Но где там!

Нонешвили прикинулась глухой, а Альберт недовольно бурчал что-то о трех комнатах, где можно свободно разбежаться и не дергать друг друга. Хозяин, махнув рукой, отправился в спальню. Не драться же, в конце концов! Лишь бы паркет не испортили. Сон упорно не давался. Стакан сорокаградусной живо утряс проблему, невзирая на трясущиеся от бесчисленных децибелов стены.

Валерий продрал глаза ранехонько и, не откладывая, отправился в инспекционный поход по собственным апартаментам. Женя спала на диване одетая, укрывшись пледом. Соседа поблизости не! наблюдалось. Паркет был в полном порядке, посуда и мебель - как ни странно,тоже. Последние обстоятельства приятно радовали. Но вот Нонешвили...Разбудить и выпроводить? Естественно, не держать же ее до возвращения жены. Да и она, наверняка, куда-то спешит Он осторожненько потормошил Женю и тут же получил 6eз комментариев шлепок по рукам. Положение осложнилось. Стало ясно, что выдворить Нонешвили до ее полного пробуждения не получится. Но Валерий не терял спокойствия. Он никогда не терял спокойствия. Попил чайку и в путь-дороженьку. Спящей красавице оставил записку, в которой рекомендовал посильнее хлопнуть дверью при уходе, иначе не защелкнется.

Церемония прошла без приключений. Даже поезд не опоздал. (Он втайне надеялся на это. Больше шансов не застать гостью у себя дома). В машине после дежурных расспросов о природе, о погоде Валерий приступил к подготовке:

- Вчера Альберт новую подружку притащил. Угадай кого?
Нонешвили.

Певицу?
Певицу.
Да-а?!- закричала дочка Машенька.

Помолчи, когда взрослые разговаривают, - одернула дочку мама.
- Интересно, где он ее выкопал?

- При наличии желания, времени, денег и квартиры можно
выкопать кого угодно. Что касается квартиры, то Альберту пришлось
поспособствовать.

- Опять? Когда-нибудь я разозлюсь.

Дело в том, что сосед частенько арендовал (на безвозмездной основе, естественно) их обитель для небольших холостяцких развлечений. Хозяева катались то за границу, то на дачу. Три светелкиI пустовали, а Альберт проживал с родительницей - женщиной весьмаI сварливой. Поскольку любил грешник побаловать, убежище ему было необходимо. Жене Валерия не нравились проявления мужской солидарности, но она мирилась, так как арендатор оказывал взамен

кой-какие услуги, да и присмотр за хозяйством не мешал. - Что делать, Катя? - по-актерски продекламировал муж.- Братская помощь. Они до рассвета танцевали, а на рассвете притулились и уснули. Возможно, сейчас уже проснулись.

Притон какой-то. Богема. Все из-за твоей глупости. Небось, загадили квартиру.

Загадили, расчистят. Береги нервы. Не колотись.
Я поговорю с Альбертом. Надоели эти штуки.

"Поговори, поговори, - рассмеялся в душе Валерий. - Он парень грамотный. Не продаст. Состроит виноватую рожу. Тихий малый. Попробуй возьми голыми руками".

Дальнейшие события показали, что смех, пусть даже неявный, был преждевременным. Когда благородная семейка входила в родной дом, Женя выходила оттуда. Произошло лобовое столкновение. Пришлось знакомиться. Женя кивнула жене, жена кивнула Жене. Они не понравились друг другу с первого взгляда. Одноименно заряженные тела, как и положено, оттолкнулись. Подлинный, неподдельный восторг испытала лишь Машенька. Продвинутый ребенок гораздо больше, чем уроками, интересовался пластинками, певцами и ансамблями. Созерцание живой, не консервированной в телерадиограмзаписях, звезды в двух шагах от себя будоражило детское сердце. На прощание Нонешвили сказала:

- Приветик. Я позвоню.
Затем обернулась к Кате:

Вас ждет пирог, салаты и прочие вкусности. Отведайте, оцените.
Я бы еще что-нибудь приготовила, да ваш сосед вдруг постучался.
Как его... Вальдемар, кажется. Ничего, еще встретимся. Вместе
накашеварим.
Конечно, - с усилием выдавила Катя.

Валерий побледнел. Блестящая с точки зрения теории операция по дезинформации с позором провалилась. Обидно. Задержись они на несколько минут, стыковка бы не состоялась. Да и кто тянул ее за язык? Шутница проклятая.

Разбор игры состоялся в домашних условиях незамедлительно после встречи. Валерию были предъявлены обвинения в порочащих ^его связях, в моральной неустойчивости и попытке коварного обмана. Под тяжестью улик подсудимый сознался, глубоко Раскаялся, сообразив, что честные признания облегчат участь. Накал заметно спал. Судья, успокоившись, собралась заменить строгий Режим на условное наказание. На сем процесс бы мирно завершился, если б не сюрприз младенца. Машенька юркнула в комнату, когда ^СУД Удалялся на совещание и громко спросила:

- Мама, где фломастеры, которые мне дядя Леша подарил?

Какие еще фломастеры? - забилась в истерике мама Катя. -
Выйди отсюда.
Подожди, - схватился за соломинку подсудимый. - Что за дядя
Леша? Не Алексей ли Петрович?

- Да, Алексей Петрович, - подтвердила далеко не наивная
Машенька с очень наивненьким личиком.

Что ты болтаешь? - вырвалось у Кати.
Нет, она не болтает. Болтаешь ты, - вырвал муж стратегическую
инициативу. - Лешенька... пропавшая грамота. Институтский
дружок. Как же... Ну-ка, запудри мне мозги. Докажи, что он оказался
там случайно, что ты натолкнулась на него на пляже. Гуляла - гуляла,
смотришь Лешенька на камешке валяется, соломенной шляпкой
прикрылся.

- Мы вместе в самолете летели, - нежно добила матушку
Машенька.

- Ах, в самолете. То-то от моих услуг по проводам отказались.
Якобы сами доберемся, не отвлекайся, дорогой товарищ.

Словом, контрнаступление, проведенное на основе достоверных разведданных, спасло. До самого вечера воцарилась тишина. Собственно, и вечером, обилия звуков не наблюдалось: Единственно, за ужином Валерий вдруг сказал ни с того ни с сего:

Ты бы научилась пироги осетинские печь.
Как прикажешь понимать? - огрызнулась Катя.
Понимай правильно. Ты же не умеешь печь осетинские пироги,
а освоить это стоит, как, впрочем, многое другое.

Жена хотела дать отпор, но поперхнулась и долго откашливалась. Вместе с кашлем исчез запал. Олимпийское спокойствие вновь восстановилось.

Время несется как джигит на лихом коне. Быстро пролетел у Валерия отпуск. Казалось, только-только приехали, а уже отправляться назад барабанить последний год командировки. Тихий, чинный аэропорт "Шереметьево-2", мягкий голос диктора, объявляющего рейсы, поцелуи отца, матери, тестя, напутствия, наконец, взлет, с которым отступили мелкие и крупные предотъездные хлопоты. Нонешвили он с того памятного визита накануне возвращения семьи не видел и не слышал. Она не звонила. Валерий часто ее вспоминал и всякий раз с тайной надеждой срывал трубку. Увы... Типичное не то. Очередной приятель излагал очередную просьбу. Однажды в плену порыва он попытался выяснить координаты Жени. Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе. Девчонка из справочной протараторила: "Мы не сообщаем этот номер". Можно было попробовать через

Госконцерт, но... В итоге какой смысл? Дома ее не поймаешь. Желала бы, сама появилась. Барышня ведь не из застенчивых. Значит, не желала. Так и отбыл он, даже не попрощавшись.

Работа сразу захлестнула множеством забот. Страна бурлила перед выборами. Кандидаты лили повсюду елей, обещали избирателям счастье и блаженство, ругали друг друга. Приходилось мотаться из города в город, брать интервью, перелопачивать ежедневно тонны местных газет, по ночам надиктовывать материалы. Все срочно, срочно. Порой и стиль отшлифовать некогда. Давай-давай. Успевай поворачиваться. Катя помогала здорово. Как-никак два языка на добротном уровне плюс неплохая общая подготовка ("красный" диплом института международных отношений обязывал).

Дела поглотили с потрохами. Отпуск, Женя, полуанекдотичная ссора с женой ушли прочь, куда-то далеко, за горизонт, представали давним, забытым сновидением. Будто это происходило не с ним, а, может, и вовсе не происходило. Как-то раз мадам прокрутили по частному телеканалу в числе беснующихся, психующих, прыгающих мелькающих западных певцов и певичек. Валерий торчал тогда у ящика. С горячащим душу чувством посмотрел он на знакомую. "На экране она моложе. Или снимали сто лет назад. Надо же, сюда докатилась". Он вспомнил панибратские отношения: "сыночек", "сынуля" и улыбнулся. Выдумщица. Взрослое дитя. Когда они еще встретятся? Бес знает. Наверное, через лет десять, в коридоре серьезного учреждения, либо на улице демонстративно отвернутся, либо действительно не признают один другого. Воды ведь сколько утечет. Немудрено.

Многое в жизни случается против ожиданий. Вероятно, об этом думал Валерий, держа в руке трубку с клокочущим грудным голосом.

Приветик. Это я.
Здравствуй. Ты откуда? - ошарашенно спросил он.
Из гостиницы. Еду на проверку твоей нравственности.

Они встретились вечерком в маленьком уютном кафе. Женя изменилась: чуточку пополнела, что, впрочем, не повредило ее конструкции, приняла на вооружение новую прическу, более благородную по сравнению с прежней, шалашно-метелочной. Принесли кофе и малюсенькие, изящные пирожные.

Погибель моя, - вздохнула Нонешвили. - Калории, калории.
Надо худеть, а не худеется.
От таких лилипутских доз не потолстеешь. Не бойся.
Я не боюсь. Девочкой уже не быть. Изображать из себя девочку
• глупо. Каждому возрасту своя диета, и в еде, и в искусстве.
Необходимо перестраиваться. Искать иные ритмы, темы,
перевернуть наизнанку манеры, внешность. Старость - не радость.

Сценическая старость - трагедия. Недавно сподобилась с малым в театр Юного зрителя сходить, в кои-то веки выбралась прогулять родного дитенка вместо братьев. Ужас. Пошлятина. Сорокалетние бабенки в школьных формах, с косичками. Бегают, пищат. Неужели я когда-нибудь буду выглядеть подобной дурой? Лучше застрелиться.

- Ты на сколько приехала? - перевернул пластинку Валерий. - И
зачем, если не секрет?

Ненадолго. Не утомлю тебя. К тому же график у меня
напряженный.
Странно. Обычно я заранее узнаю, когда в здешних краях
объявляются отечественные деятели культуры. Насчет тебя никаких
уведомлений.

Какой я деятель? Просто женщина, которая поет. Как поживает
супруга? - вдруг с издевкой спросила Нонешвили.
Спасибо, нормально.
Она не понравилась мне. Даже не пойму почему. Так бывает,
Вроде человек умный, вежливый, расшаркивается перед тобой,
красивый. Объективно не подкопаешься. А субъективно противен. И
наоборот. Удивительно, правда?

-Да.

Слушай, ты балакаешь по-итальянски?
Нет. Уловить идею сумею, переводить нет.

- Жалко. У меня завтра обед с Антонио Моретти. С итальянским
напряженка. Парнишка из посольства сопровождает, он только на
английском. Еще будет мужик из агентства по авторским правам, он
тоже ни в зуб ногой. Ладно, придется на английском. Хэлло-у! Хау
ду ю ду! Чего там еще? Сенькью вери матч. Ой, потеха.

Моретти отлично знает французский. Здесь я могу
посодействовать. Пожалуйста.
Выручи, сыночек. Тебе тоже любопытно будет. Накатаешь
статейку с огромным моим портретом. Я в белом платье, шляпе с
вуалью, вокруг цветы, море цветов.

И ванна шампанского за счет благодарной фирмы в качестве
гонорара за рекламу средства от пота.
Неисправимый циник, вот ты кто. Неохота международный
скандал затевать, иначе я бы стукнула. Завтра чтоб минута в минуту
пришел. Надо продемонстрировать пресловутому Моретти нашу
точность.

- Продемонстрируем.

Обед в ресторане отеля "Интерконтиненталь" задался неплохой (в смысле атмосферы, что касается явств, то тут было поскучнее -никаких излишеств). Антонио оказался заводным общительным

малым. Его глаза

Blog

А. Митрофанов «Тайный визит профессора Воланда накануне перестройки». М. Русь. 1998. 320с