Семейно-родовое понимание российского общества

Вид материалаДокументы

Содержание


Русская женщина: микроэкономика культурной революции
Подобный материал:

Е.А. Тюгашев. Православная этика и призрак коммунизма: семейно-родовое понимание российского общества // Экономика: Вопросы шко­льного экономического об­разования. Междунаро­д­ный учебно-методи­че­с­кий журнал. Новосибирск, 2000. № 3. С. 17–20.


ПРАВОСЛАВНАЯ ЭТИКА И ПРИЗРАК КОММУНИЗМА:

СЕМЕЙНО-РОДОВОЕ ПОНИМАНИЕ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА



M. Вебер показал, что духовной основой западного капитализма является протестантская этика. Н. А. Бердяев показал, что духовной основой русского коммунизма является реформированная православ­ная этика. Каким же образом разли­чие западного и восточного христи­анства отразилось в экономике и по­литике современного общества?


Дух капитализма или призрак коммунизма?


Многие помнят, что «Манифест Коммунистической партии» начи­нается словами: «Призрак бродит по Европе — призрак коммуниз­ма». И далее Маркс и Энгельс про­должают: «Все силы старой Евро­пы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, фран­цузские радикалы и немецкие по­лицейские» (5, с. 423). Клеймящие обвинения в коммунизме бросают в адрес друг друга абсолютно все социально-политические силы.

Два вывода вытекают из этого факта. Во-первых, призрак комму­низма есть объект религиозной по­лемики. Во-вторых, признаки ком­мунизма обнаруживаются у всех значимых европейских политичес­ких сил.

«Манифест Коммунистической партии» вышел в феврале 1948 г. Месяцем позже в церквах был об­народован Манифест Николая I, в котором европейские революции объяснялись деятельностью умов «незрелых и развращенных». В Пе­тербурге царила паника. Цензура не пропускала статей «О нравах пчел», замечая в их нравах комму­низм. В проповедях Иннокентия, архиепископа Херсонского и Тав­рического, находили коммунисти­ческие мнения. На вопрос: «Гово­рят. Преосвященный. Вы проповедываете коммунизм?» — он отве­чал: «Я никогда не проповедовал: берите, - но всегда проповедовал: давайте» (9, с. 115).

Генерал-майор Д.П. Бутурлин, назначенный председателем «Ко­митета по печати 2 апреля 1848 г.», доносил графу Протасову: «Ну, граф, мы доберемся и до Вашей цензуры. а то в Ваших отцах церк­ви попадаются иногда такие вещи — не лучше коммунизма. Они хоть и отцы, но россияне доро­же». – «Теперь это ваше дело, – отве­чал Протасов, – но вот какое за­труднение: по соборным определе­ниям, которые подтверждены Государями, слова нельзя выкинугь из отцов Церкви». – Однако граф, обстоятельства таковы. что можно испросить особое Высочайшее повеление и напечатать с выпусками». — «Помню, со мною несколь­ко раз случалось, – продолжал Протасов, – читая статьи для «Христианского чтения», нападать на мнения совершенно коммунис­тические. Сгоряча обмокнешь пе­ро в красные чернила, да смот­ришь: внизу цитата: От Луки, глава такая-то; справишься, точно так. Что делать в этом случае?».

С XVI в. в Европе развернулась религиозно-гуманистическая рево­люция, последовательными волна­ми которой были Возрождение, Ре­формация, Контрреформация, Просвещение. Коммунизм был од­ним из низовых течений протестанской Реформации. После падения в 1535 г. анабаптистской Мюнстерской коммуны практический ком­мунизм был оттеснен на обочину реформационного процесса. Бро­дивший по Европе призрак комму­низма был не более чем результатом духовных упражнений. А когда в экономике методический культ денег — самовозрастание капитала – заменил культ бога, тогда родился европейский капитализм. Индиви­дуалистической протестантской этике оказался адекватен дух капи­тализма. (А коммунизм становится одним из философских, а позже — политических течений.) В политике стали добиваться свободы торговли на основе общего законодательства, а не только продажей индульген­ций, свободы совести, свободы мысли, свободы слова, свободы пе­чати, свободы собраний. Так роди­лась европейская демократия.

И народом, как пояснял Кант, счи­тался народ божий - невидимая церковь, т. е. духовная общность людей, объединенных одним мо­ральным кодексом.


Институциональная специфика православия


Восточное христианство отли­чалось от западного не только дог­матическими и обрядовыми осо­бенностями, но и имело институ­циональную специфику

Католическая церковь бы­ла корпорацией клира, обособлен­ного от мирян привилегиями. Пра­вославная церковь не имела той хо­зяйственно-политической автар­кии, какая сложилась в Западной Европе.

Православная церковь за­висела от государства, проповедо­вала симфонию, единение церкви и государства.

В то время как на Западе сложилась централизованная цер­ковная организация, в которой па­па пользовался непререкаемым ав­торитетом, на Востоке соборы сто­яли выше патриархов.

В западном христианстве господствовало учение о спаситель­ной роли церкви, в руках которой находится и оценка заслуг верую­щего, и отпущение его грехов. Вос­точное христианство отводило бо­лее важную роль в спасении челове­ка индивидуальной молитве и бо­жьей благодати, которую никакими добрыми делами не заслужишь.

Для развития православной эти­ки переломной стала вторая поло­вина XV в. В 1453 году турки захва­тили Константинополь. В 1492 году не состоялся ожидавшийся по пра­вославному летоисчислению конец света. Нагнетание эсхатологичес­ких ожиданий, вспышка народной религиозности обернулись затем распространением чувства беспре­дела, скептицизма и вольнодумства. Кризис доверия к православию по­родил волну движений реформационного и контрреформационного типа — ереси жидовствующих и са­мозванства, никонианства и старо­обрядчества, декабризма, народни­чества и большевизма, — пик кото­рых пришелся на Великую Ок­тябрьскую социалистическую рево­люцию. Последним актом веры ста­ло всенародное избрание Б.Н. Ель­цина президентом. Теперь мало кто искренне верит, даже в себя.

Мыслители «веховской» тради­ции квалифицировали революци­онное движение в России как «пра­вославие наизнанку». Проводя ши­рокие культурно-исторические па­раллели, П.Н. Милюков пришел к выводу, что весь опыт нашей до­машней религиозной эволюции, нашей реформации без реформато­ров, мы имеем (см.: 6, с. 321). Ре­форматоры, конечно, были, но они были либо революционерами на троне, либо властителями дум — ин­женерами человеческих душ.

Революция в православной культуре вела к перевороту в обще­ственных ценностях. Указанные выше институциональные особен­ности православия превратились в итоге в собственную противопо­ложность.

• Спасение мыслилось теперь не индивидуальным (в индивиду­альной молитве), а коллективным (в коллективном действии.) Всем миром жгли себя старообрядцы.

• Ожидание благодати сме­нилась установкой «добудьте Бога трудом» (Ф.М. Достоевский). Для Петра I работа стала молитвой.

• Раньше божью благодать нельзя было заслужить никакими добрыми делами, теперь «душа обя­зана трудиться и день, и ночь». Тру­довые успехи, служебное рвение поднимали курс личности в глазах коллектива. Личность совершенст­вовалась сама, но ее выдвигал и под­держивал коллектив. Постепенно личность становилась выше коллек­тива. Так возникают самодержавие и культы (а когда и культики) лично­сти Петра I и Ломоносова, Ленина и Сталина, полярников и стаханов­цев, космонавтов и диссидентов. Самовозрастание (т. е. всесторонее развитие) личности — всеобщая формула коммунизма.

• Возвышение личности вместе с тем возвышало и коллек­тив (родовой, дружеский, земляче­ский, служебный, трудовой и т. п.), приобретавший льготы и привиле­гии. Командная экономика в этом смысле была не столько приказной системой, сколько соревнованием команд.

• Всеобщей формой коллек­тивности становится государство, официальная цель которого — общее спасение. Церковь подчиняется го­сударству. Государственная служба замещает богослужение: служилый человек служит государству, госу­дарь — богу.


Служилое государство: отцы и дети


Московское государство во вто­рой половине XV в. увеличило свою территорию в шесть раз. Но если богатство приобретено личными усилиями, если в него вложены пот, кровь, душа, то важ­но не разбазарить его, сохранить и передать в надежные руки. Вос­производство собственности всегда связано с воспроизводством субъек­та собственности, более того, под­чинено последнему. В учебных посо­биях по экономике эти вопросы обычно не рассматриваются, и на них преподавателю следует обра­тить особое внимание.

Каковы вехи трансформации семейно-родовых отношений и по­явление служилого государства? Как служилое государство меняло политические и экономические традиции в России?

Древнерусское государство, в отличие от европейских госу­дарств, было конгломератом земель, управляемым одной большой семейной общиной — Рюриковичами. Как и водится в семейных отношениях, братья непрерывно вели междоусобную борьбу. Из-за многочисленности потомства младшие члены семьи получали в княжение настолько небольшие уделы, что бытовала поговорка «На семь князей – один воин».

Князь Андрей Боголюбский сделал первый шаг к новой модели государства – к служилому государству. Он отменил систему уделов, княжил единовластно и не давал городов ­ни братьям, ни сыновьям. Севернорусская колонизация обеспечивала свободный фонд земель, которые предоставлялись на усло-виях службы. Таким образом, служилые отношения стимулировали присоединение новых территорий и подчинили себе родовые отношения князей. Регулярное государство Петра I стало окончательно оформившейся моделью служилого государства, в котором достоинство личности стало зависеть не только от его родовитости, но и от личных заслуг. Поэтому культ личности стал средством спасения.

Важную роль в трансформации семейно-родовых отношений сыграл институт духовных отцов и детей. В древнерусских семьях преобладало «любовное небрежение к детям». Духовные отцы, воглавлявшие покаянные семьи, проповедовали идеалы многочадия, благочестивого-родительства, материнской любви. За любые попытки матерей избавляться от детей духовные отцы давали от 5 до 15 лет поста и покаяния. Неустанная регламентация интимной жизни супругов со стороны духовников привела к тому, что отсутствие детей стало считаться большим горем.

Отсутствие детей стало подлинным горем в служилом государст­во. По вотчинному праву вотчина передавалась от отца к сыну. И отсутствие по какой-либо причине престолонаследника ставило служилое государство на грань смуты, которая каждый раз отбрасывала служилое государство назад, так как родовые интересы и счеты выходили на первый план.

Если детей у служилого человека было много, то проблема их содер­жания решалась испомещением, т. е. поступлением на государеву службу с предоставлением поместья для кормления. Поместье отлича­лось от вотчины примерно так же, как служебная квартира отличается от частного дома. Поскольку слу­жить приходилось в различных зем­лях, то и поместья предоставлялись по текущему месту службы.

Таким образом, на государевой службе зависимость от физическо­го отца ослаблялась, так как корм­ление предоставлял государь. По обычному праву, кто окормляет, тот и считается отцом — соци­альным отцом. Для служилого че­ловека настоящим социальным и духовным отцом был государь: он и кормил и прощал повинившихся и покаявшихся. Уже в XII в. Дани­ил Заточник называл великого князя отцом. В 1721 г. в Троицком соборе Петр I официально прини­мает титул Отца Отечества. Нео­фициально И.В. Сталин титуло­вался Отцом народов.

Такое своеобразное решение служилым государством проблемы отцов и детей не только разрушало семейно-родовые традиции, но и создавало другую форму се­мьи — семьи-государства, в котором семейные узы подменялись служеб­ными, дружескими, земляческими.

Русская женщина: микроэкономика культурной революции



Теперь рассмотрим, как возвы­шение статуса наследника собст­венности меняло роль женщины в семье, а затем и в политике.

Забота о наследнике вела к по­вышению роли женщины в семье служилого человека. Беременность и воспитание детей стали рассмат­риваться как непраздное занятие, как главное предназначение жен­щины, как ее основная работа. На­чиная с XVI в. труд женщины стал также рассматриваться как средст­во самообуздания, совершенно не­обходимого из-за длительного от­сутствия мужа. Самоотверженная работа женщины в семье стала приравниваться к самоотдаче в мо­литве, подвигу благочестия. Сакра­лизация труда началась в мире женщин и к XVIII в. распространи­лась на мир мужчин.

Возвышение женщины в семье было связано и с длительными от­лучками мужей по служебным нуж­дам. Ведение хозяйства оставалось на бабушках, матерях, старших сес­трах, женах. Женщины не только вели домашнее хозяйство, но и ак­тивно занимались устройством слу­жебных дел своих мужей, братьев, сыновей. И даже организовывали службу, как это показано А.С. Пуш­киным в «Капитанской дочке», ког­да капитанша успешно заменяла своего мужа в служебных и хозяйст­венных делах гарнизона. Или же хлопотали за своих близких перед власть придержащими как, напри­мер, мать Анатолия Куракина хло­потала о служебных делах своего сына. (Л. Толстой. Война и мир). Начиная с XV в., наблюдается заметное вмешательство женщин в хозяйственную и политическую жизнь служилого государства: за спиной каждого более или менее значительного государственного и общественного деятеля в россий­ском обществе чаще всего стоит в тени женская фигура, от которой мужчина находился в духовной за­висимости. Курьезным примером такой зависимости является вели­кий русский полководец, генера­лиссимус А.В. Суворов, который, не сладив с супругой, обратился к императору Павлу I с просьбой разрешить ему постричься в монас­тырь. Для служилого государства уже с XV века характерным стано­вится малозаметный матримони­альный контроль, открытым прояв­лением которого был российский матриархат XVIII века. Не лишним будет напомнить и тот факт, что ти­тул царя и герб с двуглавым орлом привезла в Москву Софья, под чьим сильным духовным влиянием нахо­дился Василий III.

Оборотной стороной женского влияния на различные стороны по­литико-экономической жизни в России стала забота женщины о всестороннем развитии собствен­ной личности.

Необходимость осваиваться в незнакомой обстановке, необхо­димость учить язык, изучать нравы и обычаи русского народа, необхо­димость принимать решения в от­сутствие мужа стимулировала ду­ховный рост иноземных царевен. Молодая Екатерина II – нагляд­ный пример потребности учиться, учиться и учиться. В среде дворян потребность в женском образова­нии в некоторой мере была связана с необходимостью вести хозяйст­венную переписку и т. п. Когда Петр I указом запретил вступать в брак неграмотным дворянским дочерям, личный рост женщин стал необратимым процессом.

Эмансипация женщин в России опередила эмансипацию мужчин. Дворянки освободились от затвор­ничества раньше, чем дворяне до­бились освобождения от обязатель­ной службы по указу 1762 года о вольностях дворянства. Женская свобода материализовалась в мире изменчивой моды, распростране­ние которой среди низших сосло­вий имело последствем бурное раз­витие мануфактурного производст­ва в России.

Кризис российского самодер­жавия в известной мере был связан с кризисом русской семьи. Служба государю была возможна при нали­чии большой материнской семьи, которая при отлучке отца была способна поддержать за счет внутрисемейной кооперации свою жиз­недеятельность. Однако во второй половине XIX в. во всех слоях рос­сийского общества наблюдается распад больших семей на малые, нуклеарные семьи. Этот распад был вызван стремлением женщин к самоутверждению в роли самовластной хозяйки дома (вспомним А.С. Пушкина «Сказку о старике и золотой рыбке»). Но малосемей­ные отношения и служилое государ­ство оказались несовместимы. Ма­лая крестьянская семья не выдер­жала первой мировой войны, а женское движение послужило толчком к событиям Февральской революции 1917 г.

В советское время дальнейшее развитие личности женщины стало возможным благодаря обобществ­лению быта. Функции по содержа­нию и воспитанию детей передава­лись государству, принимавшему роль коллективного родителя. Бла­годаря этому женщина вовлекалась в общественную жизнь и получала экономическую самостоятельность.

Взаимосвязь семейного и тру­дового коллективизма осуществля­лась в двух основных формах. Во-первых, по многим причинам за­крытые трудовые коллективы (в за­крытых городках) оказывались большой семьей: в них работали (и до сих пор работают) семьями и семейный вопрос постоянно сто­ял перед партийными и хозяйст­венными руководителями. Во-вто­рых, в частной жизни сложилась такая модель семейных коллекти­вов, при которой семейный круг расширяется благодаря коопера­ции с семьями друзей, сослужив­цев, знакомых, крестных и других символических родственников.

В конечном итоге в российском обществе нуклеарная семья стала скорее исключением, чем прави­лом. Ее автономия невозможна как по социально-бытовым, так и по духовно-нравственным причинам. Сегодня в коллективных семьях ду­ховная общность – родство душ – часто играет большую роль, чем кровное родство. Цель этой неви­димой церкви состоит не только в спасении души, как в покаянных семьях Древней Руси, но и во все­стороннем развитии личности каждого ее члена.

Вместе с тем современные кол­лективные семьи берут на себя и другие функции. В расширенных семейных коллективах циркулиру­ют сегодня значительные ресурсы по правилам, которые иначе как коммунистическими не назовешь: они полностью соответствуют мо­ральному кодексу строителя комму­низма. Таким образом, за фасадом проводимых сегодня в российском обществе экономических реформ маячит призрак коммунизма, сим­волом которого является СЕМЬЯ.

Литература



1. Безансон А. Советское настоя­щее и русское прошлое. — М., 1998.

2. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. — М., 1990.

3. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избр. пр. – М., 1990.

4. Волошин М. Россия распя­тая // Из творческого наследия со­ветских писателей. — Л., 1991. – С. 65 – 115.

5. Маркс К., Энгельс Ф. Мани­фест Коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4.

6. Милюков П.Н. Интеллиген­ция и историческая традиция // Вехи. Интеллигенция в России. – М., 1991.

7. Панченко А.М. Русская куль­тура в канун Петровских реформ. – Л., 1984.

8. Пушкарева Н.Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — начало XIX в.). – М., 1997.

9. Хомяков А.С. Политические письма 1848 года // Вопр. филосо­фии. –1991. – № 3.

10. Юрганов А.Л. Опричнина и страшный суд // Вопр. исто­рии. – 1997. – № 3.