Поэтический дискурс русского постмодернизма

Вид материалаДиссертация

Содержание


Основное содержание работы
Первая глава
Вторая глава
Подобный материал:
1   2   3   4

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность темы, рассмотрено состояние ее научной разработанности, определены цель и содержание поставленных задач, представлена методология исследования, раскрыты научная новизна и практическая значимость работы.

Первая глава – «Русская поэзия конца ХХ века в литературно-историческом контексте» - посвящена исследованию генетических, типологических и идейно-художественных особенностей постмодернизма, специфики русской постмодернистской поэзии в контексте литературного процесса ХХ столетия.

В первом разделе главы содержится анализ современного этапа развития русской литературы в эпоху обновления эстетической парадигмы, которое обусловлено возникновением и оформлением на русской почве постмодернистских течений.

История русской литературы в ХХ веке представляется движением по эволюционной спирали от поливариантности Серебряного века к эстетическому утилитаризму соцреализма и далее - к полисистемности, выражающейся в реализации множественных подходов к оформлению поэтического дискурса и пониманию возможностей его функционирования в современном обществе.

Уже в 80-е годы относительная монолитность и единообразие легитимного литературного процесса сменяются расслоением русской поэзии на разнородные стилевые течения. Именно эту эпоху традиционно считают временем складывания в русской литературе постмодернистского поэтического дискурса, наиболее ярко выразившегося в творчестве концептуалистов и метареалистов.

Современный литературный процесс отличается еще большей степенью динамичности и полисистемности. На смену неофициальной поэзии приходит целая совокупность различных постмодернистских течений, по-разному трактующих природу поэтического искусства и свое место в современном литературном процессе. Это и мелоимажинизм, культивирующий «яркую образность и музыкальную звучность», и композитивизм, соединяющий в себе рудименты концептуализма и акмеизма, и куртуазный маньеризм, реализующий в рамках традиционной поэтики футуристический эпатаж, а также – минимализм, современная заумь и визуальная поэзия, продолжающие экспериментальные разработки начала ХХ века.

Основы теории постмодернизма были разработаны главным образом западными философами, социологами и культурологами, среди которых можно назвать Ролана Барта, Мишеля Фуко, Жака Дерриду, Жиля Делеза, Жана Бодрийяра, Ихаба Хасана, Умберто Эко и др. Главное, что можно вывести из совокупной теории этих ученых, связано с определением постмодернизма как особой культурной ситуации, характеризующей кризисное состояние современного общества.

Характерной чертой для теоретических выкладок российских исследователей является мнение о том, что при несомненном родстве и ориентации на западную традицию русский литературный постмодернизм развивается особым, довольно специфическим образом. Так, М. Эпштейн, определяя постмодернизм как «культурную формацию», выросшую на традициях ОБЭРИУ, выделяет три основных течения русского постмодернизма: концептуализм, метареализм и презентализм. М.Л. Лейдерман и М.Н. Липовецкий точкой отсчета новой художественной эстетики называют неоавангардизм «оттепели» и видят основной пафос раннего русского постмодернизма в «деконструкции культурной традиции». И.С. Скоропанова выделяет периоды становления постмодернизма, утверждения его в качестве литературного направления и последующей легализации, подчеркивая, что развитие современной русской литературы характеризуется эстетическим плюрализмом и многоракурсностью, сигнализирующими «о ситуации постмодерна в культуре». В диссертации О.В. Богдановой, которая представляет собой полномасштабное исследование русского литературного постмодернизма в трех литературных родах (эпос, лирика, драма), определяются хронологические рамки постмодернистской литературы с конца 1950-х годов и отмечается причастность современных постмодернистских тенденций «многообразным и разнонаправленным традициям русской литературы». H.Б. Маньковская одной из особенностей русского постмодернизма называет реконструкцию больших стилей (русское барокко, классицизм, авангард и т.д.), которые сочетаются с «пропущенными» художественно-эстетическими течениями (сюрреализм, экзистенциализм и т.д.).

Важнейшей характеристикой современной российской поэзии, по мнению критиков и ученых, является «полипарадигматичность» и специфическая «всеядность». Подвергая деконструкции язык предшествующих культур, современный поэтический дискурс переводит модернистское мироощущение в область постмодернистских аллюзий. На смену эстетическому и формалистическому экспериментаторству приходят постмодернистская «усталость» и эпистемологическая неуверенность, выражающиеся в «констатации краха научного детерминизма» (И.П. Ильин).

Таким образом, следует признать, что в современной российской поэзии на данном этапе сосуществуют принципиально разнородные и специфически ориентированные художественные системы. Это естественным образом отражается и на характеристиках поэтического дискурса. Поэтика постмодернизма в этом контексте не является ведущей, но при этом именно «ситуация постмодерна» (Ж-Ф. Лиотар) влияет на основные составляющие современного литературного процесса.

Во втором разделе первой главы – «Особенности формирования поэтического дискурса в русской литературе конца ХХ века» - рассматривается особая категория литературного процесса, представление о которой сформировалось в современной науке сравнительно недавно, но с которой некоторые исследователи связывают особенные возможности изучения принципов художественной коммуникации и приемов художественной стратегии.

В основе литературного творчества всегда оказывается некая художественная модель, особенности которой определяются - с одной стороны, универсальными законами текста как способа передачи информации, с другой – ориентацией этого текста на те или иные национальные (или инонациональные) традиции и художественные пристрастия автора. Если первое относится к сфере институционального, то второе - к области персонального дискурса.

Теория дискурса берет начало из исследований Э. Бенвениста, который определил оппозицию плана повествования и плана языка, подчеркнув, что дискурс есть способ актуализации языка в речи. Определяя эту категорию, как «речь, присваиваемую говорящим», Э. Бенвенист создал концептуальную основу для квалификации любого художественного текста, в котором речь предельно субъективирована.

Некоторые современные исследователи стремятся определить наиболее общие параметры текста, исходя из его многофункциональности и многоуровневости, что позволяет видеть в дискурсе актуализацию заложенных в тексте синтагматических и парадигматических связей. При объединении основных положений теории актуализации (выдвижения) и теории доминанты, разработанной школой «русского формализма», оказывается возможным вывод о том, что художественный текст представляет собой «завершенное сообщение», обладающее концептуальным содержанием и структурированное по определенной дискурсивной модели.

Особый аспект проблемы соотношения дискурса и художественного текста учитывает специфическую двухмерность поэтической речи, о которой писали Б.В. Томашевский, Б.Я. Бухштаб, Р.О. Якобсон и другие исследователи. Актуализация языковых и художественных средств (среди которых можно назвать все уровни стиховой организации), используемых для обозначения идеи произведения, является именно той формой авторской стратегии, которая в конечном итоге формирует персональный поэтический дискурс.

Национально-культурная составляющая поэтического дискурса содержит обязательный набор средств, отражающий, по мнению В.В. Красных, «фрейм-структуры сознания». Так, традиционно с именем А.С. Пушкина в русской поэтической культуре связано представление о классической форме и классическом содержании. Все доминанты институционального русского поэтического дискурса образуют вместе с лексико-синтаксическим строем особую знаковую систему, использование каких-либо элементов которой сигнализирует об ориентации текста на осложнение «тесноты стихового ряда» классическими культурными ассоциациями.

Для того, чтобы выделить ведущую модель национального поэтического дискурса, необходимо учитывать особенности стихотворного текста как структуры с горизонтально-вертикальным развертыванием. Предложенная в этой части диссертации схема классической модели русского стиха определяет, что метроритмическую основу, как правило, задают две первых строки, из которых вторая подтверждает или нарушает в определенных моментах структурную обустроенность первой. Рифменная и строфическая структура текста формируется на уровне корреляции как минимум 4-х строк.

В результате ослабления метроритмического принципа и графической обустроенности формула стиховой модели существенно изменяется: увеличивается варьированность стиховых определителей, определителем границ стихового ряда оказывается уже не константный слог как таковой, а рифменное созвучие, усиливающее свою делимитативную функцию и дающее возможность соотносить стиховые ряды между собой. Ослабление парадигматических связей неминуемо сказывается на синтагматике стиховой структуры. Из собственно стиховых механизмов (метрическое ожидание, рифменная инерция, строфическая архитектоника) остается лишь графическое членение, часто предельно индивидуализированное, так как подчиняется лишь авторским представлениям о длине стихового ряда, в большинстве случаев определяемым так называемой «внутренней скандовкой». Именно так в современном поэтическом дискурсе разворачиваются альтернативные системы структурирования текста, деформирующие традиционную модель даже на уровне графики, но при этом выполняющие основную коммуникативную функцию поэзии – передачу специфически выраженной художественной информации.

Столкновение знаков разных художественных систем в новейшей русской поэзии создает новые семантические поля поэтического дискурса, расширяя границы эстетически допустимого, усиливая художественную условность, открывая новые изобразительные средства и сферы их приложения.

В третьем разделе – «Поэтическая парадигма Серебряного века» - исследуются отличительные черты поэтического дискурса русского модернизма, на базе которого во многом строится стратегия постмодернистской деконструкции.

В первой части раздела – «Культурная ситуация русского модернизма» - анализируются предпосылки возникновения русского модернизма, который представляет собой сложное, «антиномичное» явление (М.Л. Гаспаров). Уже в выступлениях А. Волынского, Вл. Соловьева, Д. Мережковского была предпринята ревизия состояния русской литературы второй половины ХIХ века, что дало возможность сформулировать основания новой художественной эстетики, базировавшейся на трех элементах: «мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности» (Д.С. Мережковский). Это придало литературному процессу конца ХIХ - начала ХХ века новый импульс и динамичность, когда на смену сложившейся оппозиции демократического и чистого искусства пришло взаимодействие целого ряда художественных феноменов. На крайних полюсах этой парадигмы располагались, с одной стороны, либерально-консервативные авторы, с другой - литературный авангард и революционно-демократические силы. Промежуток между ними стремительно заполнялся массовой литературой, феномен появления которой обусловливался упрощением и расширением публикационного процесса.

Русская литература начала XX века представляет собой картину закономерной и последовательной смены школ, течений и группировок, и потому среди стилеобразующих и стилесозидающих приемов в поэзии Серебряного века даже априори можно выделить несколько, соответствующих основным художественным феноменам этого периода.

Вторая часть третьего раздела – «Модернистская модель поэтического текста» - посвящена анализу проявления специфики модернистского поэтического дискурса на уровне поэтической техники.

Процесс модернизации русского поэтического дискурса не носил внезапного характера. Первоначально он имел вид постепенного накопления количественных изменений (в области метрики, ритмики, рифмы и строфики) до критического уровня, когда эти изменения потребовали теоретического обоснования и эстетического осмысления. Арсенал метроритмических форм у К. Бальмонта, В. Брюсова, М. Лохвицкой, Н. Минского, Д. Мережковского, Вл. Соловьева и других основоположников символизма в целом соотносим с метрическим репертуаром русской поэзии второй половины ХIХ века, с той лишь разницей, что к традиционным двухсложным и трехсложным размерам, таким, как 4-стопные, 5-стопные и 6-стопные ямбы и хореи, 2- и 3-стопные дактили, амфибрахии и анапесты, добавились формы стиховой периферии: короткие и длинные размеры. Для придания ритмической выразительности монометрическому ряду символисты часто использовали различные каталектические формы: от традиционных, построенных по закону альтернанса, до весьма редких и изысканных. Довольно активно они разрабатывали и так называемые неклассические формы стиха, среди которых не последнее место занимали имитации гексаметра и элегического дистиха, а также - дольник и тактовик. Особенное распространение дольники получили в творчестве А. Блока, после экспериментов которого этот неклассический метр становится непременным атрибутом символистской поэзии.

В ряду открытий символизма следует также числить явление, позднее получившее название «лесенки Маяковского», которую впервые начал применять А. Белый в рамках своей музыкальной теории поэтического текста. При этом довольно часто разрыв стиховых рядов сопровождался у него и трансформацией всей стиховой структуры.

В области рифменных созвучий символизм подготовил так называемую «вторую деграмматизацию» русской рифмы и свободу рифменных сочетаний (М.Л. Гаспаров). Ощущение исчерпанности традиционного репертуара созвучий, получившее крайнее выражение в статье С. Андреевского под знаменательным названием «Вырождение рифмы», привело к усилению тенденций отказа от грамматически однородных форм как невыразительных и слишком привычных для читательского восприятия.

Но, пожалуй, самым замечательным достижением символистов в области русского стихосложения является их участие в обогащении строфического репертуара поэзии. Здесь следует отметить возрождение строфических форм русской и европейской поэзии, имевших определенный запас содержательных ассоциаций.

В футуризме – одном из наиболее агрессивных модернистских течений – разрушение традиционного поэтического дискурса доходило до радикальных контекстов: 1) трансформация привычного синтаксиса (отказ от знаков препинания, культивирование «телеграфного стиля») и этимологии, 2) расширение словаря и словообразовательное экспериментаторство, 3) создание заумного (универсального) языка, 4) разрушение поэтических канонов и образование новой системы стихотворных и жанровых форм на основе тематических интервенций.

Важным элементом «новой поэтики» футуризма стал верлибр (стих, свободный от метроритмических, рифменных и строфических ограничений), который был объявлен средством введения в литературу новых «динамических ощущений» путем реализации лозунга «слово на свободе», означавшего в конечном итоге деструктуризацию всех уровней поэтического языка, начиная от фонетического и заканчивая синтаксическим. Звукоподражания, математические символы, коллажи, игра шрифтами, синтез вербального и иконического – все это, по мнению футуристов, должно было разрушить традиционную, однозначную связь слова и смысла и создать новые художественные формы, соответствующие стремительно изменяющемуся миру.

Отдельные тенденции футуризма были подхвачены другими литературными группами: имажинистами, обэриутами, конструктивистами и т.д. Это привело к тому, что многие открытия и достижения экспериментаторов Серебряного века в области поэтической техники получили статус легитимности в русском поэтическом дискурсе и ныне используются в системе художественных средств постмодернизма как особого рода эстетические маркеры, отсылающие читателя к той или иной традиции.

Четвертый раздел первой главы – «Классическая модель русского стиха и массовое поэтическое сознание» - посвящен исследованию механизмов трансформации классического поэтического дискурса в современной поэзии. Здесь наблюдаются следующие тенденции деструкции традиционной монометричности стихового ряда: 1) немотивированное изменение метрической природы в начале, середине или конце поэтического текста, 2) изменение метрической природы текста за счет переакцентуации слов, метрического прочтения иррациональных гласных, инициалов, аббревиатур, сокращений, чисел, математических и логических терминов, 3) трансформация метрической чистоты за счет анжамбманов, принудительного акцентирования слов и их частей, 4) немотивированное нарушение типа каталектики, 5) переброс части рифменного созвучия в начало нового стихового ряда с избыточной акцентуацией вербального ряда и т.д. Особенное место в расшатывании поэтического дискурса занимает нарушение графического членения строк, реставрация приемов аннулирования пунктуации и написания начала строк с прописных букв.

Формы и способы трансформации стереотипной модели поэтического текста в современной поэзии многообразны и разноплановы. Внедрение в современный литературный процесс непрофессиональных авторов и поэтов с постмодернистской ориентацией существенно влияет на современный поэтический дискурс, в структуре которого происходит специфическое размывание традиционных канонов, заметное не только у самодеятельных авторов, но и в журнальной поэзии, где традиционно власть «цензуры литературного вкуса» была всегда достаточно велика.

Таким образом, следует признать, что русский поэтический дискурс на современном этапе отличается усложнением процессов взаимодействия традиции и новаторства. С одной стороны, ряд авторов (и их большинство среди непрофессионалов) по-прежнему остается верен системе стереотипов, сложившихся в русской поэзии. Это находит выражение в доминировании силлаботоники как основной системы стихосложения, ритмических пристрастиях авторов, обусловленных природой силлаботонического ритма, следовании традиции в области образования рифменного созвучия, системы рифмования и строфики. С другой стороны, приток в литературу «массового автора» и эксперименты по созданию новой эстетики стиха, характерные для большинства современных поэтических школ (концептуализм, куртуазный маньеризм, метареализм, мелоимажинизм и т.д.), приводят к тому, что в недрах русского поэтического дискурса все сильнее активизируются периферийные феномены (тонические формы стиха с резким колебанием объема строк, нетрадиционные рифменные созвучия и т.д.), повышается текучесть форм в системе рифмования и строфическом членении текстов, претерпевает существенную трансформацию графическая форма поэтических произведений. Поэзия под влиянием толчков извне и изнутри начинает активный поиск новых выразительных средств, все чаще абстрагируется от классической традиции, обращается к переосмыслению форм, составляющих арсенал версификационных средств русской поэзии. Все сильнее становится тяготение к верлибру как форме с минимумом норм и ограничений, все слабее - рифменное созвучие.

Вторая глава – «Постмодернистские течения в русской поэзии конца ХХ века и специфика современного литературного процесса» - посвящена исследованию поэтического дискурса основных школ русского постмодернизма и персональных дискурсов некоторых лидеров концептуализма, метареализма, мелоимажинизма и куртуазного маньеризма.

В первом разделе второй главы исследуется поэтический дискурс русского концептуализма – одного из первых манифестарно оформленных течений русского постмодернизма. Разрабатывая деконструктивистскую модель поэтического текста, концептуалисты пытаются вложить в нее специфическое (концептуальное) содержание, обусловленное принципами деавтоматизированного письма. В результате такого подхода поэтический текст становится разновидностью метаписьма, высказыванием на грани художественного и научного дискурсов. Отсюда тяготение концептуалистов к неклассическим формам стиха и даже стихопрозе, аннулирующей границы художественной формы до полного стирания различий между поэзией и утилитарным высказыванием. Таковыми оказываются выстроенные по принципам центона и палимпсеста многообразные циклы Д. Пригова, каталогизированные тексты Л. Рубинштейна, гибридно-цитатные построения Т. Кибирова и т.д., которые демонстрируют провозглашенное М. Эпштейном движение искусства «за пределы искусства, в область культуры».

Подвергая деконструкции язык классической культуры, концептуализм переосмысливает сам феномен художественного творчества. Именно потому концептуалистское видение мира оказывается типологически сходным с проявлением феномена массового сознания, но при этом – сознания, во многом стихийного, лишенного культурной основы, как бы возникающего вне социума, вне традиционных норм и иерархических категорий.

В первой части первого раздела анализируется концептуалистская стратегия Д. Пригова – одного из родоначальников русского поэтического концептуализма. Его раннее творчество убеждает в том, что новая эстетика стиха не появляется вдруг, спонтанно, а развивается на основе последовательного разрушения предшествующей традиции. Его поэтический дискурс составляется из довольно простой системы метров и ритмов. Механизмы принудительной актуализации рифмы, интегрирование обыденной речи в поэтическую, приемы фонописьма, тавтологичность стиля и «эстетика косноязычия» – все это Д. Пригов активно использует в системе псевдопафосного лирического высказывания, что приводит к знаменательной трансформации его персонального поэтического дискурса. При этом распространение принципа деструкции на всю вертикально-горизонтальную модель поэтического текста, как правило, строго обусловлено тематическими циклами. И в этом проявляется одна из важнейших особенностей концептуалистского метода Д. Пригова. Эвристическая творческая установка этого автора становится конституирующим основанием для экспериментов над классической моделью поэтического текста под определенным углом зрения, задавая все основные парадигматические векторы постмодернистской «игры в литературу». Так строится знаменитый цикл «Апофеоз милицанера», в котором техникой палимпсеста оформляются реминисценции из стихотворений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, А.А. Блока, В. Хлебникова и других русских поэтов.

Среди механизмов актуализации, имеющих прямое отношение к концептуалистскому пародированию литературы, особенное место у Пригова занимает изменение длины стихового ряда, не меняющее силлаботоническую природу текста. Одним из самых распространенных приемов в приговской поэтике является уменьшение метрического объема в конце текста, которое критики назвали «приговской строкой» (А.А. Зорин). В совокупности все приемы поэтической деконструкции позволяют автору легко переключать стилевые регистры, сохраняя дистанцию остранения и подчеркивая социологизирующий аспект лирического высказывания.

Метрический стиль Пригова чрезвычайно неровен. Он постоянно провоцирует у читателя ощущение того, что внешне традиционное, метрически выстроенное высказывание намеренно диверсифицируется, выходит за пределы собственно стиховой структуры в композиционно значимых звеньях текста. Не случайно поэтому, что постмодернистская установка на гетероморфность стиха получает у Пригова максимальное развитие в произведениях с полиметрической основой, доходя до экспериментов с монтажом стиха и прозы (цикл «Купающиеся»).

В целом по отношению к поэтическому дискурсу Дмитрия Пригова трудно применить однозначное определение: в его поэтической технике специфическим образом сочетаются стереотипные формы с вызывающе новаторскими приемами разрушения классичности. В поисках своего концептуального стиля он погружается в архаику языка, в окказиональные механизмы слово- и стихопорождения, оставаясь при этом, как он сам говорил, «эсэсэсэровским поэтом».