Задачи, возлагаемые на лингво-когнитивную безопасность
| Вид материала | Документы |
- Технологический пакет «Лингво» Краткое описание по итогам семинара 17 – 18 мая 2008, 494.07kb.
- Безопасность жизнедеятельности. Предмет и объект изучения дисциплины бжд. Цель и задачи, 40.14kb.
- К рабочей программы учебной дисциплины «Безопасность в чрезвычайных ситуациях», 34.59kb.
- Язык программирования, 22.23kb.
- Программа второй учебной практики по специальности 280104 «Пожарная безопасность», 190.09kb.
- Что мешает быть радостным, 489.28kb.
- Курс Учебно-методические материалы по дисциплине Введение в когнитивную лингвистику, 223.06kb.
- Аннотация к рабочей программе учебной дисциплины «Производственная безопасность», 31.75kb.
- Конференция Безопасность транспорта безопасность жизни, 15.07kb.
- Примерная программа наименование дисциплины «Безопасность жизнедеятельности» Рекомендуется, 247.55kb.
1 2
О лингво-когнитивной безопасности: к постановке проблемы
Безопасность - фундаментальная человеческая потребность. Так, согласно иерархии мотивационных образований личности А. Маслоу высшие человеческие потребности - в самоактуализации, в признании и оценке, в любви и привязанности - реализуются на основе удовлетворения физиологических (витальных) потребностей человека, а также присущей каждому из нас потребности в безопасности1.
В Российской Федерации различают такие виды безопасности, как международная, государственная и общественная, экологическая, военная, информационная. Соответствующие подразделения имеются в Совете Безопасности Российской Федерации2.
К данным видам безопасности целесообразно добавить лингво-когнитивную.
I. Определение. Впервые термин «лингво-когнитивная безопасность» представлен и раскрыт на конференции в Академии ФСБ в мае 2010 г., затем на VI Всероссийской конференции в ИНИОН РАН: «Лингво-когнитивная безопасность представляет собой состояние сохранности ресурсов индивида, группы людей (общества) и государства, а также защищённости законных прав личности и общества, деятельность и процессов государства, во-первых, в сфере «коллективного бессознательного», формирующей ментальность культурно-исторической, социальной, этнической общности нашей страны; во-вторых, в сфере коллективного сознания данной общности; в-третьих, в сфере приобретения этой общностью знаний и приложения их на практике»3.
II. Задачи, возлагаемые на лингво-когнитивную безопасность: реализация принципа «Жить на своей земле своим умом»; изучение общества, в котором мы живём, с целью видения целостной ситуации; защита «ментального пространства»; обеспечение будущего субъекта стратегического действия России адекватным знанием; осмысление процесса «оцифровки человечества»; достижение и обеспечение понимания в обществе; переосмысление представлений о реальности; возврат единства слова и дела: исследование проблемы смысла.
1. В чём для нас ныне главная опасность? В том, что мы никак не можем реализовать принцип «Жить на своей земле своим умом», что нужно для дальнейшего выживания и развития. С целью осуществления данного принципа к указанным видам безопасности целесообразно добавить лингво-когнитивную. Такой вид безопасности связан с возможностями и законными правами граждан по приобретению знаний и их приложению на практике. Ещё в сентябре 2000 г. А.А. Игнатов, генеральный директор информационного аналитического агентства при Управлении делами президента РФ, в докладе «Стратегия «глобализационного лидерства» для России. Первоочередные непрямые стратегические действия по обеспечению национальной безопасности» указывал: «Роль и место России в будущем планетарном устройстве будут зависеть, в первую очередь, от состояния четырёх «критичных» ресурсов – «ментальной» сферы, демографической ситуации, степени глобализации управления и «силового» блока»4. Как видно, на первом месте стоит «ментальная» сфера. То, что на своей земле мы живём не по своему уму говорит, например, Ю.Н. Солонин: «Давняя болезнь нашей интеллектуальной жизни: жить заимствованиями»5.
Удар по способностям людей адекватно познавать мир, обретать знания и применять их на практике – т. е. страшную брешь в лингво-когнитивной безопасности – нанесло обессмысливание прошлого: даже не столько материальная, сколько моральная катастрофа в связи с крушением социализма, распадом СССР, некритическое заимствование западного опыта организации жизни, навязывание чуждых и устаревших догм неолиберализма. Академик А.А. Зализняк говорит: «Все мы понимаем, что в стране происходит великое моральное брожение. Близ нас на Волоколамском шоссе, где годами нависали над людьми гигантские лозунги «Слава КПСС» и «Победа коммунизма неизбежна», недавно на рекламном щите можно было видеть исполненное столь же громадными буквами: «Всё можно купить!». Столь прицельного залпа по традиционным для России моральным ценностям я не встречал даже в самых циничных рекламах. Вот Сцилла и Харибда, между которыми приходится искать себе моральную дорогу нынешнему российскому человеку. Моральных, этических и интеллектуальных проблем здесь целый клубок»6.
2. Введение такого вида безопасности, как лингво-когнитивная, необходимо, чтобы узнать общество, в котором мы живём, «почувствовать страну», увидеть целостную ситуацию, чтобы пройти чрез узкие врата в будущее, не быть поглощёнными «воронкой сингулярности». Технологическая сингулярность – это гипотетический взрывоподобный рост скорости научно-технического прогресса, предположительно, за счёт NBIC-конвергенции (NBIC: N- Nanotechnology, B - Biotechnology, I - Information technology, C - Cognitive science). Это может наступить уже около 2020 - 2030 г7. Сторонники теории технологической сингулярности считают, что если возникнет принципиально отличный от человеческого разум (постчеловек), дальнейшую судьбу цивилизации невозможно предсказать, опираясь на человеческое (социальное) поведение. Вероятность технологической сингулярности рассматривалась в Комиссии по экономической политике Конгресса США в 2007 г8.
В 1993 г. В. Виндж утверждал: «В течение ближайших тридцати лет у нас появится техническая возможность создать сверхчеловеческий интеллект. Вскоре после этого человеческая эпоха будет завершена»9…
3. Лингво-когнитивная безопасность должна обеспечить будущего субъекта стратегического действия России адекватным знанием. А. Фурсов говорит: «Есть ли субъект, способный вытащить РФ из исторической ловушки, которая характеризуется криминализацией социальной жизни страны, социально-политической деградацией и сырьевой специализацией в мировой экономике? Такой субъект на данный момент не просматривается. Поэтому поставим вопрос иначе: какие задачи должен будет решать такой субъект, если возникнет? Он должен решить несколько стратегических задач, а потому я называю его субъектом стратегического действия… Самое главное — субъект стратегического действия должен обладать мощным психоисторическим оружием — адекватным знанием о современном мире, его хозяевах, игроках и главных фигурах, а также о России как части этого мира. Таково необходимое условие, чтобы когда-нибудь сказать: «Наше дело правое. Мы победили!»10.
4. Осмыслить процесс «оцифровки человечества» - одна из задач лингво-когнитивной безопасности. Л. Сычёва пишет: «Пушкинская площадь, что в центре столицы, сжалась, дома затянуты многометровыми рекламными зазывами: предлагается купить новый автомобиль, взять в банке кредит, посмотреть американский фильм, а главное, запомнить, запечатлеть в памяти медийные лица — яркие, довольные, они приковывают внимание, и бронзовый поэт теряется на фоне этого настырного навязывания. Через неделю или месяц на рекламных полотнах будут другие машины, артисты и политики, и только Пушкин останется на месте, он пока недвижим, хотя уже не раз возникали предложения сделать под площадью стоянку для машин, торговый центр, развлекательный комплекс. Деньги должны работать, капитализация — расти.
Деньги — цифра, и они всё сильнее теснят букву — слово. В центре Москвы — мигание видеорекламы, постоянная смена сюжетов, номера телефонов на растяжках, отсчёт по секундомеру времени на переход улиц и движение транспорта. С каждый днём цифровая цивилизация отодвигает в сторону цивилизацию словесную…
В советское время писатели создавали новые смыслы, выговаривали идеи, вели за собой, были полководцами в идеологических битвах. Сегодня художественное слово становится лишь одним из сегментов информационного воздействия на человека, по правде говоря, не очень крупным и маловлиятельным.
Этот процесс «ужимания» воздействия художественного слова захватил всю западную цивилизацию, в России же, как в стране, судорожно догоняющей зады мирового постимпериализма, он выражен рельефней и чётче… Не исключено, что умерщвление слова и поспешная его замена на цифру у нас идёт сознательно, а не только сообразно мировым закономерностям: уж слишком литературоцентричной была наша страна.
Информационный шум, обрушивающийся на современного человека — огромен, и в этом «заслуга» цифры, позволяющей легко копировать, умножать и распространять контент. Но мозг человека — не проходной двор, в него много не набьёшь. Психологи установили, что в день мы можем усваивать не более 20-22 новых информационных посланий, избыточные «месседжи» механизмы саморегуляции блокируют, защищая организм от «перегрева». С этой точки зрения, видеосообщения для человека более комфортны, поскольку поступают уже в «готовом» виде, не требующем включения операции «образной разархивации» слова. Важно помнить, что печатное слово — не такой уж укоренённый в человеческом мозге стереотип — до ХХ века грамотность не была достоянием большинства, а систематическое чтение, тем более, художественной литературы, было прерогативой интеллектуальной элиты, а не масс. Так что готовность, с какой большинство человечества отказывается от чтения в пользу более лёгких видов потребления информации и художественных образов, а именно, в пользу видео, вполне объяснима. Другое дело, что «воздействие телевидения состоит в том, что с помощью мелькающих в телевизоре картинок человеку навязывают готовые образы. А всё мышление человека — образное. Причём, как отмечал выдающийся русский учёный Алексей Ухтомский, образы создаются всем организмом, включая душу человека. Так что тот, кто владеет телевидением, владеет и душой», — замечает один из создателей советского ТВ Леонид Хромов…
«Оцифрованное человечество» уже не ищет ни смысла жизни, ни национальной идеи — поиски последней в России, вспыхнувшие было в середине 1990-х гг., вдруг плавно сошли на нет. Это говорит только об одном — национальная идея «найдена», в обществе достигнут «консенсус»; большинство молчаливо соглашается с тем, что суть смысла существования страны и человека — в увеличении его личной «цифры» (списки олигархов с их материальными активами, списки политиков с их «рейтингами» и пр.). «Простой» человек как трудовая единица ещё интересен обществу, но как обладатель уникального духовного мира — уже нет…
Нужно честно смотреть в глаза опасности, пусть даже в нашем случае — это всего лишь «интеллектуальная угроза». Если процесс «оцифровки» человека изменить невозможно, то мы должны его осмыслить и описать, если же мы можем на него как-то повлиять, мы должны понять, что в наших силах сделать»11.
5. У каждого языка свой мир и его особенности. «Первое заблуждение человечества – каждому кажется, что он говорит понятно. Однако подавляющее количество конфликтов между людьми возникает именно на почве непонимания. Мы говорим одно, а нас понимают иначе»12. Одна из важных целей лингво-когнитивной безопасности – достижение и обеспечение понимания в обществе. В периоды, когда «распадается связь времён», всегда актуализируется проблема понимания. Как отмечал немецкий философ, один из самых значительных мыслителей второй половины ХХ в. Г.-Г. Гадамер, «она встаёт всякий раз, когда терпят крах попытки установить взаимопонимание между регионами, нациями, блоками и поколениями, когда обнаруживается отсутствие общего языка и вошедшие в привычку ключевые понятия начинают действовать как раздражители, лишь укрепляющие и усиливающие противоположности и напряжения»13.
Чтобы достичь понимания, мы должны начать говорить на языке культуры - средствами, знаками, формами, символами, текстами, которые позволяют людям вступать в коммуникативные связи друг с другом, ориентироваться в пространстве культуры. Язык культуры — это универсальная форма осмысления реальности, в которую «организуются все вновь возникающие или уже существующие представления, восприятия, понятия, образы и другие подобного рода смысловые конструкции (носители смысла)»14. При этом, самая серьёзная трудность заключена в переводе смыслов с одного языка на другой, каждый из которых имеет множество семантических и грамматических особенностей. Не случайно в науке сформировалась крайняя точка зрения, в соответствии с которой смыслы настолько специфичны для каждой культуры, что вообще не могут быть адекватно переведены с языка на язык. Но, вместе с тем, не столь уж безрезультатны попытки выявить универсальные человеческие концепты, представляющие собой психические феномены внутреннего мира человеческой мысли. Эти попытки предпринимались ещё великими философами-рационалистами XIX века — Р. Декартом, Б. Паскалем, Г. Лейбницем, называвшим элементарные смыслы, генетически передающиеся от поколения к поколению, «алфавитом человеческих мыслей».
Фундаментальный смысл языка культуры в том, что понимание мира, которое мы можем достичь, зависит от диапазона знаний или языков, позволяющих нам этот мир воспринимать. Поэтому проблема языка культуры — это фундаментальная проблема не только науки, но и человеческого бытия, ибо «языки — это иероглифы, в которые человек заключает мир и свое воображение, — утверждал великий философ В. фон Гумбольдт. — ...Через многообразие языков для нас открывается богатство мира и многообразие того, что мы познаём в нём, и человеческое бытие становится для нас шире, поскольку языки в отчётливых и действенных чертах дают нам различные способы мышления и восприятия»15.
6. Переосмысление представлений о реальности. А. Неклесса говорит: «Хорошо известна фраза, произнесенная Юрием Андроповым и вызвавшая в своё время оторопь у слушателей: «мы не знаем общества, в котором живём». Ведь данную сентенцию произнёс не кто-нибудь, но генеральный секретарь ЦК КПСС, бывший в течение пятнадцати лет главою КГБ.
В калейдоскопе политэкономических ток-шоу о настоящем и будущем, в документах, деяниях власти, «нацпроектах», кадровых перестановках высвечивается ситуация, которую, кажется, можно определить словами поэта: мы по-прежнему живём «под собою не чуя страны». Особенно это качество ситуации ощутимо, когда бываешь в разных концах России, в «глубинке», видишь тамошнюю жизнь, разговариваешь. И «чем дальше, тем глубже». Или слышишь высказывания по злободневным проблемам тех, кто дозвонился в прямом эфире на радиостанции. Либо просматривая сайты, блоги в Интернете…
Итак, существует ли в принципе целостная картина ситуации в стране? Сегодня труды экспертов, стратегов, политологов, кажется, начинают занимать нишу художественной литературы, оказываясь подчас совсем не пресным чтением… Власть же по-прежнему провозглашает благие намерения, которые, однако, вязнут на стадии практики, меняясь в процессе исполнения/неисполнения, мимикрируют. Не видно ни эффективных механизмов реализации озвученных не единожды деклараций, ни национально ориентированных субъектов действия, ни воли к воплощению стратегических замыслов. Нет в стране и внятно прописанного долгосрочного национального проекта.
Прошло почти два десятилетия новейшей российской истории, в будущем году – пересечение рубежа. Какой окажется тональность «круглой даты»? Что мы, граждане России, обрели и что утратили за время проживания на 1/9 части суши в формате Российской Федерации: страны с новым географическим и геополитическим контуром, изменившимися геоэкономическими устремлениями, иным культурным горизонтом, демографическим, этническим содержанием? И кто эти «мы» – нынешнее российское общество? Известно ли его реальное состояние, и что, собственно говоря, предстоит ему модернизировать: скажем, достаточно ли для этого построить «десяток заводов по выпуску светодиодов»...
Какой сюжет будущего воплотится в России: «великая энергетическая вахтовая территория»? Олигархический реванш «в особо изощренной форме»? Попытка второго издания (никогда не удававшаяся) предыдущего «собрания сочинений»? Состоится ли транзит в мир нового тысячелетия с сохранением комплексной (соборной) суверенности, исторически сложившейся и культурно связной общности? Или в подвижном, многомерном социокосмосе Русский мир рассеется по центробежным орбитам разлетающихся астероидов, притягиваемых иными светилами, как это произошло в ситуации недавнего «культурного развода»?
И ещё: способно ли нынешнее общество – люди, сообщества, власть – на очередное сверхусилие, чтобы преодолеть дурную бесконечность «нашей раши», угрозу культурного одичания? А главное, кто и что способно подвигнуть народ откликаться на девальвирующиеся сентенции и призывы?...
Мир приближается к некоему историческому переходу. Знаки чего мы видим, тектонику – ощущаем. Когда говорим, что живём не в современном, а в постсовременном мире, то констатируем окончание эпохи, длившейся более четырёхсот лет. Время Modernity исчерпало себя. Сегодня на исторической сцене разыгрывается действо под названием «пришествие нового мира», как бы его ни определять: «мы наш, мы новый мир построим», «новое средневековье» или «новый ренессанс», «новый мировой порядок» или «глобальная анархия», «постсовременность» либо загадочная «сингулярность».
Наступает эпоха, для которой пока нет адекватного названия, как для всякой новизны. Однако, ссылаясь на предшествующие рассуждения о будущем, – которое не есть просто физическое движение времени – следует определиться: чем же меряется динамика в галактиках человеческой вселенной? На мой взгляд, она измеряется инакостью, новизной, переменой участи человека. Именно эти признаки возвещают и констатируют приход будущего.
Суть перемен – в радикальном переосмыслении представлений о реальности. И о месте, отводимом в ней людям. Именно человек оказался самым сложным объектом и субъектом мироустройства, ориентированного на изобилие нематериальных активов, на практику сверхсложных обстоятельств и действий. Несмотря на параллельное сосуществование массового общества и «голодного миллиарда», на планете сложился трансграничный слой людей – образованных, энергичных, амбициозных, владеющих современным инструментарием. Людей, которые выстраивают новый мир. Его можно по-разному описывать, но затруднительно мазать лишь чёрной или белой краской.
Будущее в каком-то смысле не существует: оно творится нами, и станет таким, каким мы предпочтем, точнее, сумеем его создать. Решающий фактор – «консенсус» усилий: деструктивных и конструктивных; кумулятивный эффект наших действий: позитивных и негативных. Конечно, при этом возникает немало вопросов: например, кто и как оценивает позитивность, по чьему «образу и подобию» творится грядущий мир? А пока наиболее чуткие ощущают гул социальной тектоники, фиксируя изменения планетарной ситуации. Ворота близки…»16.
7. Вернуть единство слова и дела. Началом любого дела была, есть и будет мысль-слово. Слово – это программа, которая заставляет человека действовать. Именно слово создаёт и разрушает. В масштабах государства слово может подействовать так, что с него начнутся культурные, а потом неизбежно и политические потрясения, которые нередко приводят к изменению культурного кода народа, всего государства17. Почему, вырабатывая замысел своей политики, нынешние российские власти не опираются на совокупные достижения современной науки. Почему их слова расходятся с делами: нарушается единство «слова и дела», и наша жизнь всё ухудшается? Как, опираясь на какие знания, испытывая какие чувства, нынешние власти воспринимают сам объект управления – Россию, окружающий её мир, прошлое, настоящее? Осознают ли они всю меру своей ответственности за будущее нашего народа, страны и государства? На основании какой логики принимаются важные решения? Можно ли, наконец, найти общий язык для властей и «населения»? Или и впредь будет жизнь по «понятиям»? Всё это вопросы, которые целесообразно отнести к проблематике лингво-когнитивной безопасности.
Д. Соколов пишет: «Язык – это отражение существующей реальности… Элементы новой экономической реальности описывались в основном заимствованными словами: трейдинг, маркетинг, лизинг, брокер, кэш флоу, маржа и т. д. В то же время появился целый пласт новых слов, описывающих тёмную сторону экономической реальности: крыша, откат, распил, слив, помойка, занести, закрыть, отжать. Забавно, но мне не приходит в голову ни одного заимствованного слова из «тёмной стороны» бизнеса. Ну, разве что – рейдер. Зато здесь в полной мере раскрывается потенциал русского языка с его способностью к передаче оттенков смысла. Ведь «закрыть» это не совсем то же самое, что «посадить», а «отжать» – не «украсть».
Нулевые принесли стабильность в экономику, и язык перестал радовать нас новыми экономическими терминами. В эпоху политтехнологий и манипуляций родился «олбанский», в котором слова искажены и лишены исходного смысла, представая своего рода пародией на столь же бессмысленный официальный язык. Вместо «супермаркета» в 90-х в 2000-е пришел «дискурс».
И вот после долгого перерыва в бизнес-среду входит новое слово. Это слово в последние несколько месяцев мне приходилось слышать от разных людей. Когда один из собеседников предложил обсудить «один сюжет», мне это показалось забавным, – мы же не сценаристы. Затем, другой – пообещал рассказать о «сюжете, над которым мы работаем». Ну и, наконец, когда третий упомянул «несколько потенциальных сюжетов», стало понятно, что это неспроста.
Не зря люди перестали использовать привычное слово «проект» и перешли на «сюжет». Ведь проект всегда имеет начало, конец и результат. В то время, как сюжет – лишь завязку и развязку. Сюжет не может иметь результата, а развязка может быть любая: от «они жили долго и счастливо» до «в общем – все умерли». И видимо это и чувствуют люди, которые употребляют это слово при описании своей работы. Кстати, обычно это слово звучит тогда, когда речь идет о госпроектах или государственно-частном партнерстве. Остаётся только понять, что из сегодняшних амбициозных планов есть «проект», а что – «сюжет»18.
Произносится много правильных слов, но за ними скрывается, каков подлинный смысл? Ф.И. Гиренок пишет: «Нам некогда думать, мы озабочены выживанием. Но всё же мы каким-то непостижимым образом понимаем, что никакие идеи не могут быть поставлены выше жизни, кроме тех, которые дают ей смысл. Нам нужны смыслы»19.
8. Проблема смысла – самая главная проблема лингво-когнитивной безопасности. Почему? Об этом рассуждает Э. Толле: «В дословном переводе с древнегреческого, на котором был написан Новый Завет, «совершить грех» означало промахнуться мимо цели, как промахивается стрелок из лука, поэтому совершить грех означает упустить смысл человеческого существования, промахнуться. Это означает жить неумело, нелепо, неискусно, слепо и поэтому страдать самому и причинять страдание другим… Перед лицом полного системного кризиса, когда прежний способ жить, способ взаимодействовать друг с другом и с природой больше не работает, когда выживание оказывается под угрозой проблем, кажущихся непреодолимыми, индивидуальная форма жизни — или существо — либо погибнет, либо выродится, либо в эволюционном скачке поднимется над ограниченностью своего обусловленного сознания»20.
9. Защита «ментального пространства». То, что наше «ментальное пространство» открыто самым разным иноземным веяниям, известно давно. Также и то, к чему это приводит. Нужно, чтобы здесь была защита. Вот, что на этот счёт пишет Е. Комлева: «Для русской культуры характерно отсутствие безусловных чётких границ между миром творческих порывов (откуда бы они ни исходили) и миром реальным. Западноевропейская культура, напротив, умеет защищать реальный мир, мир трезвой середины и повседневного здравого смысла от вторжений идей и аффектов. Та опасная непосредственность, с которой идеи врываются в действительную историю России, делает её, в некотором смысле, «метафизической». Легко заметить, что наша история тяготела к превращению мифологических архетипов в явления конкретной истории, что, видимо, не случайно. Тем более важно обратить внимание на метафизические установки самосознания русской культуры (А. Доброхотов)»21.
Вместе с тем, Ю. Булычёв пишет: «Витальная проблематика борьбы за жизнь, за выживание нашего народа сегодня выходит на первый план среди неотложных вопросов русского сознания, является его категорическим императивом, не допускающим идеалистических подмен разного рода высокими, но оторванными от реальной жизни религиозно-нравственными и культурно-просветительными целями»22.
III. Цели постановки и решения проблемы лингво-когнитивной безопасности.
1. Проблема лингво-когнитивной безопасности должна ставиться решаться в целях разработки единого учения о человеке. В. Букреев пишет: «Учёные-рационалисты абсолютизируют объективные факторы исторического процесса, ставят человека в тотальную зависимость человека. Такая постановка вопроса превращает человека в средство развития науки, техники, безликих социальных технологий. Он предстаёт не целостным деятелем, а частичным существом, обладателем множества обликов, меняющихся в зависимости от внешних обстоятельств. Отсюда пессимизм во взглядах на историю, в которой, якобы, господствуют отчуждённые и неподвластные силы.
Внешний мир это целое, а Я - часть бездушной системы. От меня ничего не зависит. Способности, интеллект, воля подчинены выживанию в абсурдном мире, в котором для меня нет места. Зачем стремиться к целям и смыслам? Лучше уединиться в собственном мире, оставаясь безразличным к бесчеловечному внешнему миру. Рациональное мышление европейца в лучшем случае бесстрастно констатирует социальные факты, систематизирует их в дурную бесконечность историко-логических схем, выдаёт за законы исторической реальности, путает прогресс и регресс. Индивид вколачивается в мировоззренческие схемы насильственным образом. В искажённом мироощущении теория и практика отрываются друг от друга. Историческое пророчество скорее напоминает бред, чем историческое прозрение. Практика сводится к выживанию в мире фантазий. С течением времени возникает привычка к самоотчуждению, и пропадает желание вырваться из его плена. Остаётся приспосабливаться, фиксировать факты исторического процесса, свершающиеся помимо моей воли и расчленяющие самосознание на ряд частичных функций и ролей. Внутренний мир заполняется Обществом, у которого Я в услужении. Возникает хищническое желание вырвать («иметь») всё возможное в данных обстоятельствах. Все остальные модели поведения, самые ценные достижения духа выбрасываются из реальной истории за ненадобностью, уходят в глубины бессознательного…
Усилиями Н. Бердяева, В. Соловьева, С. Булгакова, В. Вернадского и др. сформулировано учение о целостном человеке микрокосме, равного по своим возможностям макрокосму. Русские учёные доказывали, что творчеством, активной эволюцией преобразуется и Космос, и природа человека. Духовное начало, ноосфера служит той преобразующей силой, которая изменит мир, поможет преодолеть болезни и смерть. Человек в своих антропологических, социально-исторических гранях способен преодолеть собственную природу и подняться к высшим идеалам творения, превозмочь земное тяготение и стать равноправным участником космогенеза…
Человечеству предстоит переосмыслить Историю, возродить утерянные формы общения с собственной природой, услышать и расшифровать голос бессознательного, космическое дыхание жизни. Ответом на «вызов времени» могут быть коэволюционный путь развития Человека и Природы, равноправное взаимодействие «наук о духе» и «наук о природе» в границах единого учения о человеке»23.
2. Обеспечение перехода к постпостмодерну путём преодоления кризиса гуманитарных наук. В.А. Кутырев пишет: «Особенность современного символического универсума в том, что он постепенно становится постмодернистским. Постмодернизм, который ещё недавно резко и дружно критиковался как феномен открытого нигилизма, превращается в моду, почти норму мысли. Широкая вузовско-академическая общественность, сначала протестующе ворчавшая, теперь всё чаще оперирует этим понятием. Его включили в программы гуманитарного образования… Подлинная образованность, культивируя ответственное мышление, должна это преодолевать. Но не ради преодоления самого по себе, а предлагая позитивные решения стоящих за поверхностными подходами реальных проблем…
Огромное количество людей, теоретиков, «принявших постмодернизм», пересказывают его идеи без осознания их действительного смысла. Просто привыкают, научаются манипулировать соответствующими терминами и словами. В их устах и писаниях он предстаёт как род абсурдистской литературы со всеми её типическими признаками. Его, мол, и не надо понимать. Заняты «нарративом», описанием, но не природы, культуры, общества, личных переживаний, а чужих текстов. Да и вообще: истина, логика, организация, смысл - всё это устарело, стремиться к ним - значит стремиться к «репрессивной ясности». Читателю как бы выписывается индульгенция на существование в мире с закрытыми глазами. А философу, теоретику - с «широко закрытыми глазами». Многие такой индульгенцией охотно пользуются…
«Знай дело - слова придут», главное условие успешного публичного выступления, и не надо преувеличивать значение риторических ухищрений. «Понимай смысл - знание появится», главное условие успешного теоретизирования, и не надо преувеличивать значение методических приёмов, часто надуманных»24.
Гуманитарная должна осознавать свою ответственность за всё, что происходит. При этом, понимая, что говорит проректор РГПУ им. Герцена С. Гончаров: «Для профессионалов сегодня очевиден кризис в сфере гуманитарного знания. К тому же существует разрыв между научным междисциплинарным пространством гуманитарного знания и пространством образовательным, во-первых, а, во-вторых, гуманитарное знание сегодня предельно прагматизировано и используется преимущественно для добычи денег. Но это тупик и для денег, и для знания. Поэтому, кстати, и современные политтехнологии и вообще манипулятивные технологии эксплуатации и насилия над человеком сегодня тоже в кризисе, слишком много в них «шито белыми нитками».
Люди нуждаются совершенно в другом - в адекватном представлении о самих себе и эффективных формах, способах коммуникации с агрессивной жизненной средой. Наше общество нуждается в производстве и обсуждении новых смыслов. А у нас даже разговора об этом нет. Именно поэтому необходимо выйти к новой гуманитарной основе образования, связав область фундаментального и междисциплинарного знания через современные гуманитарные технологии, так, чтобы жизненные интересы человека были самостоятельной ценностью и обеспечивались бы не декларациями, а профессиональными действиями. Человек должен иметь больше точек опоры, в том числе - внутри себя. Тогда и бизнес будет успешнее и надежнее. Нам важно формировать через образование человека понимающего (себя и окружающий мир), который благодаря этой способности сможет успешно проходить процесс социализации как свободная и творческая личность в течение всей жизни. Человек, который не научен процедурам понимания себя, своего жизненного контекста и среды, особенностям сложных и многомерных коммуникаций, в которых он находится, неизбежно становится рабом чужих стремлений и манипуляций»25.
Мы также должны осознавать, что гуманитарные науки это не «ненаучная» («ущербная» «второсортная» и т. п.), но «инонаучная» (выражение С. Аверинцева) форма знания»26. М. Бахтин писал «Пределом точности в естественных науках является идентификация (а = а). В гуманитарных науках точность - преодоление чуждости чужого без превращения его в чисто своё (подмены всякого рода, модернизация, неузнание чужого и т. п.)»27.
Г. Косиков, профессор филфака МГУ, говорит: «Смерть выдающегося культуролога-структуралиста Клода Леви-Стросса, хотя и не вызвала большого интереса в России, заставила вспомнить фразу учёного: «XXI век будет веком гуманитарных наук – или его не будет вовсе». Однако энтузиазм середины XX века сменился охлаждением, и сейчас в конец гуманитарного знания верится больше, чем в конец света28.
3. Решение проблемы российской идентичности. Президент России Д.А. Медведев сказал: «У нас богатая и древняя история, и мы по праву ею гордимся. И в то же время Россия – молодая страна. Напомню, что в наступающем (2011) году ей исполнится только двадцать лет»29. По словам Л.Н. Гумилёва, «Россия - самостоятельная цивилизация, многонародная личность. Чем сложнее и ассиметричнее будет организована Россия, чем больше в ней различий, этнических и региональных идентичностей, тем она более устойчива»30.
А. Неклесса говорит: «В России, помимо великороссов или малороссов, были также русские татары, русские башкиры. В летописях и произведениях древней словесности встречается выражение «русские страны», т. е. говорится о сообществе народов на определённой территории. Национальный вопрос один из роковых в судьбе России.
На планете сегодня существуют социальные и культурные интегрии: атлантический, китайский или мусульманский миры-субэкумены. Выходцы из Советского Союза заграницей воспринимаются «русскими», это некая интегральная аура социальной общности. Русский мир связан с определёнными смыслами, ценностями, образами. Это щедрый Бог, который создал человека и связан с ним синергией. Мы пользуемся богатствами: дышим воздухом, пьём воду, греемся на солнце и ничего за это не платим. Мы живём в мире обширнейших пространств, и мы впитали щедрость, здесь человеческое существо в своей основе – щедрое. Это суть человека, искренне пытающегося познать подлинную жизнь. Особенность русских – персональное восприятие жизни. Мы смотрим в глаза человеку, он для нас личность. Исследуя подобным образом творения или самих себя, познаём смысл»31.
А. Чеснаков пишет о главных особенностях нашего времени-пространства: «Наше время – с переходом к новому технологическому укладу, с глобальным миром, с очевидным кризисом европейской культуры (пророчества Шпенглера и того же Ортеги-и-Гассета сегодня наглядны для любого школьника), с вздымающейся горой Китая. Наша страна – с «газированной экономикой», с пушкинской традицией «империи и свободы», с незажитой травмой рождения целого поколения из духа протестной музыки 80-х и 90-х, с геополитическими трещинами, проходящими не по карте, а по душе миллионов, с неодолимой потребностью русского человека в смысле, в душевной гармонии – как бы он сам не осмеивал сегодня эти немодно-пафосные слова. С острым лимитом времени в нашей стране – пока мы ищем свои решения, никто нас ждать не хочет, не может, не будет»32.
«Неодолимая потребность в смысле» понять, прежде всего, кто мы такие и что нам делать? Про это говорит С. Чернышёв: «Идентичность - по-нашему самость, но это скорее из философского словаря. А у Даля есть простое словцо, век назад ещё бывшее в обиходе: собство (свобство). Оно однокоренное со словами собственность и свобода, присвоение и освобождение, способность и свойство. То есть идентичность как совокупность свойств и способностей поглощается русским понятием собственности… Собственность для русских - ключевое слово-пароль, даже более значимое, чем идентичность-самость. Весь ХХ век (воистину век России!) с его концом истории, постиндустриализмом, тоталитаризмом, и прочими постмодерновыми «измами» содержался, как в ДНК, в авангардном тезисе младогегельянского политтехнолога: философы лишь различным образом объясняли собственность; но дело заключается в том, чтобы освоить её. Взять под контроль, очеловечить, реконструировать. И вот «в одной отдельно взятой стране» решили серьёзно отнестись к этому глобальному тренду, воплотить его у себя. Правда, именем общественной собственности решили сперва частную уничтожить - так незатейливо перевели на русский немецкий глагол aufheben.
С тех пор в России с собственностью обстоит как с сексом: общественной нет как нет, а частную иметь и опасно, и стыдно. Поэтому стать русским означает, прежде всего стать, собственником. Не бомжом, не бюджетником, не «манагером», а собственником своей страны. И тем самым - обрести самих себя, присвоить, усвоить, освоить собственную «русскость». Разгадать загадку русского Сфинкса. Теория собственности для нас - философия имени»33.
4. Недопущение деградации российской цивилизации. Потребность введения такого отдельного вида безопасности России, как лингво-когнитивная, объясняется тем, что масштабы и сложность проблем в наше время всё возрастают. Для их правильной восприятия нужно увидеть мир, разрабатывать замысел их решения и практически действовать по-другому, не как раньше. А. Дугин пишет: «Россия - часть мира, и с этим миром всё очень неладно. Неудивительно, что неладно и в нашем Отечестве. Это, скорее, естественно. Надо расширить масштаб мышления. У некоторых проблем не бывает простых решений, потому что сами эти проблемы сложны по своей природе. Технический сбой можно исправить техническими же средствами. Исторические проблемы так не решаются. Это не означает ухода от политики. От политики вообще нельзя уйти: если мы принимаем решение «не заниматься политикой», значит, мы добровольно передаём себя в рабство (отказываясь от политического бытия мы передаём власть над собой первому встречному, тому, кто в отличие от нас не отказывается от политики). Но политику следует искать сейчас в других областях… Надо напрягать историческое воображение. Старая сказка больше не вдохновляет»34.
Потребность введения такого отдельного вида безопасности России, как лингво-когнитивная, объясняется также и возможностью отката в новые «Тёмные века»35, даже пришествием «нью-варваров». Вот что об этом пишет М. Калашников: «То, что западный проект на наших глазах терпит крах, как когда-то - советский, уже видят самые проницательные. При этом кризис капитализма, порождённый в ядре этой системы (на Западе), на сей раз будет гораздо дольше и тяжелее, чем Великая депрессия-1 (1929-1939). Впервые на нашей исторической памяти социально-экономический кризис скрещивается с архаизацией и кретинизацией белого человечества36…
Представьте себе мир, где огромное число двуногих не знают элементарных вещей. Ни о законе Ома, ни об астрономии, ни об элементарных законах механики. Вообразите, что вы живёте среди толп тех, кто не читал ни «Детей капитана Гранта», ни Достоевского с Чеховым - да которые вообще ничего не читают, кроме дурацких постов в твиттере-чирикалке. Но именно к этому состоянию движется сегодня наш мир. Падение СССР и последующая российская агония, оказывается, стали только первым актом глобальной трагедии. Имя ей - пришествие нового варварства. Оно грозит ввержением нас в неописуемые бедствия. Новые тёмные века - угроза намного более реальная, чем ядерный Армагеддон или всемирные эпидемии»37.
Европа прячет голову в песок, не желая признавать, что больна, утверждает в статье в Foreign Policy Ч. Каломирис, профессор Колумбийского университета38.
М. Калашников также пишет: «Западный кинематограф успел перебрать все сюжеты фильмов-катастроф. И ядерную войну, и нашествие инопланетян, и падение астероида, и новый ледниковый период, и разогрев ядра планеты, и биологический апокалипсис, и климатический армагеддон. В книгах разыграли даже драму человечества, испытавшего нехватку нефти. Но нам не показали только одного сюжета: дефолта стран Большой Семерки. Дефолта США. Развала пенсионных систем. Крушения тех государств всеобщего благосостояния, что сложились в 1945-1975 годах. Между тем, этот сценарий обретает реальные черты с отчётливой быстротой… Рано или поздно, но Запад налетит на необходимость объявить дефолт по государственным долгам и признать то, что уже не может поддерживать работу пенсионных систем. И что необходимо понижать уровень жизни своих граждан… Старой Европе беспощадная жизнь предъявит длинные счета за десятилетия бездумного гедонизма… Только жёсткие политические режимы «постдемократий» подавят неизбежное недовольство изрядной доли населения.
Европу может ожидать и худший вариант. Падение в социальный ад новых Тёмных веков… Если русские успеют подняться - то смогут вытянуть к себе из Европы самых ценных, пассионарных людей и даже взять под защиту часть этого континента. Если же и русские падут, обратившись в хлам, то настанет полный мрак. Впрочем, такой вариант может устроить США, в этом случае они останутся и оплотом Запада, и островом относительного процветания, и покровителем бедных европейцев.
Если же и Соединённые Штаты потерпят крах, то настанет общая Тьма. Мир попадёт в руки Китая. Тому останется только укрепляться, захватывать источники сырья, немного расширить жизненное пространство и наблюдать за агонией белого человечества. Ну, а с оставшимися мусульманами и африканцами китайцы разберутся. Они ведь политкорректностью не страдают, все некитайцы для них - всего лишь варвары и демоны»39.
Многие политические аналитики считают, что 2010/2011 — рубеж одиннадцатилетнего периода «стабильности», и впереди Россию ждет неспокойный период, когда гнойники начнут прорываться. Причина кризиса, считает политический философ А. Неклесса, заключается в том, что Россия утратила смысловой каркас, лишилась национальной элиты, живёт по законам «конкретного сообщества». И обретение ею позитивной перспективы, реинкарнация судьбы зависит от того, как страна и народ решат задачи самоуправления, самоидентификации, трансценденции нынешних не слишком приглядных обстоятельств.
А. Неклесса говорит: «Россия сегодня как витязь на распутье, у неё три дороги в будущее: первая – это догоняющая модернизация; вторая — контракт с обществом постмодерна; третья – социальная, культурная реабилитация страны и народа. Но есть еще «четвёртый протокол» – неоархаизация. Причём слово модернизация, на мой взгляд, не слишком удобно для формулирования амбициозной цели, поскольку в постсовременном обществе модернизация – дважды догоняющая стратегия…
Сегодня российское общество архаизируется. Это происходит при наличии серьёзных ресурсов, обретение которых пришлось именно на данный период. Это даже не ирония истории, скорее, дьявольская насмешка. Мы наблюдаем поразительные случаи творящегося беспредела.
Те, что на слуху, поминать не буду, но вот пример – кстати, вполне «проходной» по нынешним меркам. Не так давно во Владивостоке женщина была вынуждена произвести сама себе операцию по удалению раковой опухоли, поскольку в медицинских учреждениях ей обещали «через месяц консультацию, затем со временем приём в специализированной клинике, а там и госпитализацию, и – в порядке общей очереди – операцию…». Опухоль же продолжала расти. Женщина решилась на этот шаг, поскольку видела, как быстро опухоль растет.
Подобные факты нагляднее всего демонстрируют состояние дел в России: не только властные, но и социальные институты перестают нормально работать, переходя на авральный и мобилизационный режим. Или перерождаются, причем подчас в нечто противоположное заявленной социальной функции. Либо «просто» имитируют цивилизацию. Это и есть неоархаизация.
Россия проваливается в мировой андеграунд. Она сегодня не только расширенно воспроизводит криминал («коррупцию»), но начинает успешно торговать им в различных упаковках, контаминируя окружающую среду. И одновременно создаёт собственную футуристичную среду обитания, с «инновационным» правящим сословием. Ведь неоархаизация не случайно «нео», это не возврат к прошлому состоянию в традиционное общество – это прыжок в новое, ещё неизвестное истории состояние.
- По-вашему Россия становится этаким изгоем?
- В стране в гротескной форме развиваются процессы, которые с различной интенсивностью протекают и в остальном мире, может быть, именно поэтому она привлекает к себе внимание. На планете ведь одновременно с mainstream’ом глобализации выстраивается её теневая ипостась: глобальный андерграунд.
Но, думаю, мы ещё не осознали, что же именно произошло, происходит с Россией…
На сегодняшний день Россия, кажется, завершает стадию государства-корпорации, когда власть – своего рода директорат, а «граждане» — нечто вроде служащих, которых можно при случае и «уволить». Данная модель при всех издержках относительно предыдущей, основанной на принципе представительной власти (делегирования народом полномочий своим заместителям, т. е. депутатам) всё-таки предполагает наличие общекорпоративной стратегии и т. п. Российская же корпорация-государство переживает фазу выплывающих на поверхность интриг внутри сословия «директоров», т. е. переходит к открытой конкуренции клановых образований.
Это проявляется в феномене «трофейной» и, скорее, доменной нежели национальной экономики – весьма специфической модели управления, основанной на вертикально-горизонтальном перераспределении коррупционной квази-ренты и делегировании (дозировании) безответственности в соответствии с обретёнными индульгенциям и регламентом «по понятиям». По своей сути это, фактически, своеобразное сословное общества, отличительной чертой которого является цинизм, замещающий идеологические прописи и духовные идеалы (производя, однако, на их основе коллажи ad hoc, руководствуясь данными закрытых/открытых соцопросов). Мне приходилось слышать рассуждения об определенной «позитивной» роли таких явлений, как летние пожары, позволяющих смягчить остроту пенсионной ситуации. Аналогичный ход мысли ранее руководствовался идеей «сокращения коммунистического электората».
В некоторой перспективе управление «ГК Россия» может осуществляться вахтовым методом. Проблески чего можно увидеть уже сейчас. По Москве ходит байка, как в одном из министерств время заседаний коллегии в пятницу было сдвинуто на более раннее для комфортного перемещения за рубеж, где руководство проводит уикенд, воссоединяясь с детьми или же со всей семьей. Даже если это преувеличение, то психологическая модель мыслительного акта очевидна.
Россия сегодня – не полицейское, не корпоративное, не авторитарное и не тоталитарное государство. (О чём, кстати, свидетельствует такое отличие, как не просто мирное сосуществование откровенного криминала и органов госвласти, но нередко их прямое сращивание.) Это олигархическое управление в виде «гибридной» политической системы ресурсами, полученными в наследство от СССР специфической социальной общностью, объединенной «конкретными» интересами, произвольно использующей декларации, лозунги и механизмы власти для сохранения/пролонгации ситуации. Последствия этого – неоархаизация среды и сословная организация российского общества, основы чего закладывались вскоре после разделения СССР…
Вспоминается фраза Троцкого, написанная им в последние месяцы жизни: «СССР минус социальные основы, заложенные Октябрьской революцией, это и будет фашистский режим»40.
5. Разработка мировоззренческой базы российской государственности. А. Кушнир пишет: «Нелишне напомнить, что за рубежом все разработки вокруг языковой политики и идентичности являются глубоко засекреченными, исчезли из открытой печати в 1993−1994 гг. Так же было в конце 1930-х − начале 1940-х гг., когда из открытой печати исчезли разработки по атомной энергии. Язык - достаточно стабильная система, но под воздействием неблагоприятных социально-экономических факторов и целенаправленных манипуляций в нем может накапливаться своего рода «усталость», характеризующаяся снижением культурного иммунитета, устойчивости к «информационным вирусам» различного происхождения. Способность «информационных вирусов» к саморазвитию, размножению, к инфицированию социальных систем, индивидуального и общественного сознания и есть тот механизм, с помощью которого разрушается идентичность нации»41.
С.Г. Тер-Минасова пишет: «Диалог культур – это эвфемизм или, вернее и современнее, политкорректный вариант конфликта культур – именно эта проблема и волнует человечество… Язык – мощное общественное орудие, формирующее людской поток в этнос, образующий нацию через хранение и передачу культуры, традиций, общественного самосознания данного речевого коллектива… Язык, мышление и культура взаимосвязаны настолько тесно, что практически составляет единое целое, состоящее из этих компонентов, ни один из которых не может функционировать (а, следовательно, и существовать) без двух других. Все вместе они соотносятся с реальным миром, противостоят ему, зависят от него, отражают и одновременно формируют его видение и отношение к нему»42.
Необходимость введения лингво-когнитивной безопасности в качестве отдельного вида безопасности объясняется потребностью поиска мировоззренческой базы российской государственности, которой пока нет. Более детально об этом пишет С.Г. Кара-Мурза: «Скажу о том дефекте, который обладает мультипликационным эффектом, т. е. заражает все остальные блоки и лишает прочности весь фундамент. Речь идёт о мировоззренческой базе российской государственности и, конкретнее, о той рациональности, на которой замешивается «бетон» для её строительства. Эта рациональность поражена каким-то вирусом или грибком, который разрушает связность практически всех существенных умозаключений и, в пределе, лишает их «рационального зерна». Умных людей много, они говорят умные и даже остроумные мысли, а в целом наблюдается программный сбой.
Этот мировоззренческий срыв прошил всё наше общество, его масштабы подавляют. Три века Россия продержалась на самобытной конструкции, в которой рациональность Просвещения была органично увязана с традиционным русским здравым смыслом. И вот, оба компонента отказали почти одновременно. Кризис норм и инструментов Просвещения наблюдается и на Западе, но там сильна буржуазная расчётливость, которая пока что сдерживает напор постмодернизма и шизофрении. Точнее, держит их в комфортабельном загоне, даже питаясь при этом их гениальными экстравагантными идеями. У нас такого блока, устойчивого к вирусам и грибкам, не было и, похоже, не будет. Наша «буржуазия» и есть носитель заразы.
Мы бы и переползли через кризис 70-80-х годов на старых ресурсах рациональности, хотя бы снизив качество и отступив к здравому смыслу, но слишком умным и безжалостным (хотя и недальновидным) оказался наш геополитический противник, слишком продажной наша элитарная интеллигенция. Перестройка Горбачёва стала кампанией войны нового типа: нам запустили боевые вирусы, разрушающие рациональное мышление. Иммунитета у нас не было - и вот рациональная составляющая мировоззренческой матрицы всего нашего общества повреждена»43.
6. Преодоление кризиса когнитивной структуры управления. В 2003 г. С.Г. Кара-Мурза писал: «За последние 15 лет произошло повреждение и частичная деструкция структур мышления значительной части работников управления и органов власти РФ, а также их социальной базы – гуманитарной и научно-технической интеллигенции. Из этой среды новые («странные») нормы и приёмы мышления диффундируют в массу людей с более низким уровнем образования. Результатом стала общая неспособность рационально оценивать опасности, прогнозировать риски и осуществлять контроль над чрезвычайными событиями и процессами. Более того, неадекватные умозаключения сами становятся источниками опасности и порождают саморазрушение систем… Можно говорить о кризисе когнитивной структуры управления – всей системы средств познания и доказательства, которые применяются при выработке решений»44.
Общество, способное использовать идеи, появляющиеся в сознании отдельного индивида, для роста возможностей общества как целого, и использующее рост возможностей общества для формирования индивидуума, способного генерировать новые идеи, - будет обладать наиболее быстрым темпом роста возможностей45. Движущей силой, определяющей общественные изменения, был и остаётся человек мыслящий и человек действующий46.
Нам не надо слепо идти по западному пути по следующей причине. К. Черемных в Институте динамического консерватизма сделал серию докладов, рисующих впадение западной общественной мысли в какое-то подобие неорелигиозного мракобесия47. Это перекликается с наблюдениями футуролога С. Переслегина… Наши исследователи отмечают: догматизм в последние тридцать лет на Западе душит мысль. Это верно для экономики: один монетаризм. В общественных науках - всё больше мелкотемья, частной дребедени. Зато всё больше запретных тем. Они сами себя ослепляют и оглупляют. Они сами загоняют себя в самую глубину кризиса - и не желают подумать иначе! Всё это и есть свидетельство новых Тёмных веков, варваризации наших дней. Переход к раннесредневековой модели мышления - при всех «айпадах» и «айфонах»!48.
7. Победа в войне смыслов. Рассуждая о будущей смысловой матрице России, пишут, что «у большинства особей в деградирующих технократических обществах, типа нашего, преобладает символьно-магическое восприятие мира… У нас всё-таки православная страна, в конце-концов! Неоязычество должно пойти в минимальной, гомеопатической дозе («Мудрость предков», травки какие-нибудь волшебно-целебные, христианизированные обереги, всякий, короче, туристический мерчандайз прикладного значения), русское язычество склеено довольно грубо и меня как эстета воротит от столь примитивной, трещащей по швам системы. При этом очень важно сохранить большой стиль, которого так не хватает многим самодельным сектам, достав деньги на изготовление и выпуск в массовый оборот якобы аутентичных артефактов навроде нательных крестов, снятых большевистскими карателями с расстреливаемых катакомбников и старообрядцев, богатых окладов, переплётов для книг и т. п. Красиво-дорого-богато всё-таки очень важно для наших людей»49. Важной целью специалистов, которые будут работать в сфере лингво-когнитивной безопасности, является участие в формировании будущей смысловой матрицы России, недопущение вероломства, в буквальном смысле этого слова.
Одной из главных целей выделения лингво-когнитивной безопасности в отдельный вид является предотвращение дальнейшей деградации нашего народа, страны и государства, которая происходит ввиду некритичного, непродуманного, механистического переноса российской элитой на нашу почву опыта организации и управления социальной жизни и хозяйствования западных стран. Такое стало возможно, скорее всего, из-за неадекватного восприятия реальности российскими правителями, непонимания смысла происходящего, провалами в их «ментальной сфере». Данные явления и причины, их порождающие, и являются предметом лингво-когнитивной безопасности.
Такое положение сложилось, возможно, ввиду проигрыша в т. н. «войне смыслов, которая ведётся на полное уничтожение. Смыслы одних народов, наций и цивилизаций пытаются подменить смыслами других народов, других наций, другой цивилизации»50. В войнах смыслов лингво-когнитивная безопасность будет играть роль одного из видов боевого обеспечения.
Действительно, в нашей стране деградация идёт стремительно, о чём объективно свидетельствует, например, изменение освещённости на территории России (рис. 1 и 2). Yamert пишет: «Взято вот отсюда51, там же можно посмотреть и то, что означают различные цвета. Показан прогресс состояния ночного освещения в период с 1993 г. по 2003 г. Синий цвет - исчезнувшее освещение. Красный - интенсивное увеличение освещения. Обратите внимание на синюю РФ и синющую Украину. А заодно гляньте на цвета «тоталитарной Белоруссии». Ну, как, где лучше? При демократии или «режиме Лукашенко»? Посмотрите, где ещё в мире есть такое резкое падение уровня ночного энергообеспечения улиц (на сайте можно побегать по ссылкам)? Будете удивлены: нигде. Практически вся территория б. СССР - умиральня. Там умирает жизнь, под радостное либо молчаливое одобрение населения»52.
Ещё одной причиной выделения лингво-когнитивной безопасности в отдельный вид является обеспечение разработки и осуществления адекватной модели модернизации в нашей стране. Ю. Крупнов пишет: «Российский кризис связан с отсутствием в последние минимум 30 лет шага развития («модернизации») в виде перехода к новому технологическому укладу, основанному на целевом формировании через разнообразные стили потребления заданного качества жизни российских граждан и производством высокой добавленной стоимости («конкурентоспособностью» производства). В основе российского кризиса - технологическая отсталость, которая вкупе с деиндустриализацией последних двадцати лет подрывает технологический и, в конечном счёте, политический суверенитет страны и власти…
России необходимо брать волевой курс на создание в стране связанных «островков» опережающего мировой уровень следующего седьмого технологического уклада. Это требует срочной выработки абсолютно новой повестки дня, по сути, новой политики. Потребуется прогосударственный радикализм: концепт технологического суверенитета страны и, соответственно, технологического прорыва, объединённых единой программой развития и модернизации страны.
Суть концепта: нельзя делать ставку на импортируемые технологии, необходимо создавать технологии самим, опираясь на российские технологические традиции и заделы, на русскую фундаментальную науку и инженерную школу, прежде всего, развивая станкостроение и обеспечивая перевооружение ключевых сфер промышленности. Вектором работы при этом является выход в новый седьмой технологический уклад и создания новой национальной промышленной системы. Цель новой национальной промышленной системы – целенаправленная организация достойного жизни основной части населения страны, т. е. мирового качества жизни. Альтернативой курсу на технологический суверенитет является десуверенизация страны – в т. ч. военная и политическая53.
И. Джадан пишет: «В XXI веке искусство информационной войны стало определяться способностями к ориентации и к приобретению влияния в сетях распределенной информации: DDM (Distributed Data Management). Смысл нового полководческого искусства - в умелом расширении жизненного пространства русских смыслов… Новая информационная война сводится к войне «идентити». Побеждает в этой войне тот, у кого национальное самосознание окажется более крепким, устойчивым к массированным информационным ударам… Ключевое понятие в проектировании будущего - это «победа». Следует проектировать такую модель будущего, которая в сочетании с уникальными качествами нации обеспечит себе (и вместе с собой всей нации) победу за победой. Но следует быть осторожным в своем выборе: нет никакого смысла увлекаться чужими утопиями и пытаться конформировать себя и «настоящее» под них. Следование чужим духовным ориентирам никак не может вырасти в победу русского духа уже потому, что чужие изобретения - это чужая «интеллектуальная собственность» и рано или поздно хозяин обязательно предъявит на неё свои права»54.
Вопрос не только о проектировании модели будущего, но и о технологиях её разработок и осуществления. Условно можно выделить два типа таких технологий: физические и гуманитарные, при этом значимость последних приобретает главенствующую роль. Физические технологии задают пространство «возможного Будущего». Гуманитарные технологии управляют вероятностями реализации тех или иных версий этого Будущего. По современным представлениям физическая и гуманитарная составляющие цивилизации «в норме» должны быть сбалансированы: возможность сформировать новую историообразующую тенденцию уравновешивается способностью управлять реализацией этой тенденции55. Гуманитарные технологии - это технологии создания, изменения и обработки рамок и правил поведения людей56. Лингво-когнитивная безопасность представляет собой набор преимущественно гуманитарных технологий.