Габдель Махмут Пим сибирский

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   2   3
5. Герои бывают разные

Прибывшему с утренней сменой мастеру-бригадиру Матяхин рассказал о визитере и просьбе деревни. Наш осторожный Саенко поскреб в затылке, сослался на высокие инстанции, не нам решать. Если им надо, сказал, пусть обращаются в горком. Буровики своевольничать не вправе, нам дается план, и мы обязаны его выполнять.

Даже плиска не помогла бы повлиять на принципиального Саенко. Предвидя это, Матяхин велел не говорить ему о болгарском коньяке. Раздав нам по бутылке, другие оставил в укромном месте, и шепнул об этом сменному бурильщику...

Эту скважину мы благополучно сдали геофизикам. Пока суд да дело, после перевахтовки нас всех рассовали по разным бригадам. Такую смену буровики называют «калымом».

В очередной такой «калым» я побывал в бригаде Героя Соцтруда Гайфуллина. Место оказалось очень живописное. Вышка стояла прямо у асфальта - такой простор глазам, аж душа радуется. Предыдущую установку сдвинули, оказывается, всего лишь на три метра, здесь бурили под углом, то есть наклонную скважину. Для этого через сто метров после разбурки заряжают кривой турбобур. Как только ствол берет необходимый угол, производится обратная смена турбобура на прямой…


А все-таки прав Матяхин. Ничем героическим не выделяется хваленая бригада. Просто, как говорят, в нужное время попали в теплую струю. Наш Матяхин заткнет за пояс любого бурильщика из бригады героя. Только он, кто и червяка не раздавит, становится как лом в разговоре с начальством. Да участки нашему принципиалисту Саенко дают всегда на отшибе - скважины достаются, врагу не пожелаешь. А эти, знай себе, считают метры. Вот и эта скважина такая, будто турбобур один торт жует...

В нашу смену здесь применили новое долото с искусственным алмазом, а за освоение новой техники полагаются свои надбавки к оплате. Даже тут подфартило бригаде любимчиков. Ребята говорили, что если бы дали настоящее алмазное долото, буровую оцепила бы охрана. Посмотреть бы…

Гайфуллин парень хороший, не придерешься. Может, такого и надо делать героем. В свое время руководство УБР, чтобы не отвлекать опытных, ради численности спихнули его, еще зеленого, на городскую конференцию комсомола. Там его приметил первый секретарь – парень толковый, заканчивает вечерний техникум, из рабочих - по всем анкетным данным подходит. И двинули на республиканскую конференцию в Казань. И пошел наш выдвиженец без тормозов, в течение одного года – от рядового собрания первички до всесоюзного сьезда комсомола, а там и на всемирный фестиваль молодежи в Гаване в составе советской делегации. Выучился, поручили смену, затем и бригаду. Ну не к лицу же будет руководству УБР подставлять делегату сьезда проблемные участки. И посыпались награды – к дням, юбилеям, за соцсоревнование, по итогам года, пятилетки… Не всем дано быть героями, а кому-то не миновать такой участи…


Потом наша Саенковская бригада перебазировалась на другой конец района. Так я за какие-то полгода обьездил весь Зеленогорский район. А природа здесь, какую поискать еще. Зеленые дубравы, осинники, белые березовые рощи, сосновые лесопосадки, гладкие холмы с белым ковылем, качающимся на ветру, озера как круглые зеркала с упавшим на них небом, ручьи и родники с хрустальной водой, что пьешь-не оторвешься. И самое приятное для работяг – никакого комарья в лесу. Душа поет, когда можно работать на солнце голый по пояс. Хотя это запрещено, но с Матяхиным у нас все дозволяется. Такого мы его стараемся не подводить.

Разбурились и спускаем первые на скважине трубы направления. Вдруг последняя труба не полезла. Стали накачивать раствор, чтобы промыть низ скважины. С торчащей на пять-семь метров трубы весь раствор полился на нас, но больше всего опрокинуло на бурильщика. Можно было, конечно, снова перебурить то место, вытащив направляющие обратно. Но это трудоемко. Мы по-своему добили его. Ничего, что искупались, у Матяхина только глаза, как у черта, сверкают, смеется:

- Епрсята, какая баня после такого душа!..

Только углубились было, исчезла циркуляция раствора. Цементируем ту пропасть - цемент будто уходит в никуда. Чего только не толкали в эту пасть ненасытную, да не в коня корм. Заделали уже после нас - другие две смены.

Однажды приезжаем, предыдущая вахта передает, что не смогли устранить утечку давления. Нам пришлось перебрать оба насоса, работают как надо, а давления нет и все. Куда уходит, непонятно. Пораскинул Матяхин мозгами, и решили поднять весь инструмент. Оставив один турбобур на квадрате, проверили – есть давление, аж до 150 атмосфер можно накачать! Ага, значит, дело в одной из труб. Начали перебирать каждую свечу. На шестой обнаружили свищ. Отверстие на алюмишке, что рука влазит. Эту с дефектом выкинули, снова опустили инструмент. Так пролетела вся вахта. За час до смены успели пробурить шесть метров. А до нас – с утечкой раствора - за всю смену выдали всего восемь метров…

После выходных – такая же история с уходом раствора на глубине 550 метров. Несколько раз цементировали тот пласт – все как в дьявольскую пропасть. Решили, и добурили, как есть, без циркуляции раствора до 750 метров… Привезли нам алюминиевый пакер. Опустили его чуть ниже места ухода. Под давлением раствора резиновые щеки пакера раздуваются и изолируют низ скважины, как пробка. Оставив в скважине один пакер, то место залили цементом. После застывания бурим, долото знай себе буравит, даже не почувствовав сопротивления алюминия…

Потом пришла другая напасть - долго не могли продавить пластовое водопроявление. Чего только не толкали в ту рану земли. Но и эти козни дьявольские одолели буровики.

Не хватало печали, да черти накачали – к окончанию бурения загостили небывало долгие дожди. Наслякотило вокруг буровой – выше колена. Не доехав, водилы выкинули обсадные трубы костром, да в грязь, что черт ногу сломит. А нам надо было штабелевать на стеллаже, откуда потом легче брать, ведь это будущая колонна для потока нефти.

Легко расправившись с верхними, к нижним трубам лезем с ломами - ломы ныряют, не найдя опоры. Сапоги вязнут, присасываются - ломом же выковыриваем сами себя из этой месивы. Петухов вдобавок насмехается, говорит, что с высоты буровой вышки мы были похожи на червяков, копошащихся в навозной жиже. Что и говорить, чего не в силах техника – все выносят на своих плечах работяги-буровики - «не боги, человеки, привыкшие к труду»…

Больше месяца ухлопали мы на эту скважину. Раз с первых метров не повезло, так до конца и промаялись, что опять не видать бригаде процентов за «ускорение». Вот ведь как противятся сатанинские силы буровикам. Будто сам Аид насылает эти напасти, чтобы не лез человек в его царство подземное, таинственное…


В следующие калымные дни я попал в бригаду Чернинова.

Тут только и убедился, что не зря дочь горбуна издевалась надо мной, сомневаясь в геройстве буровиков…

Смена Гимранова вместе с мастером-бригадиром начала пить еще в дороге. Здесь тоже был начальный этап работ на скважине. Чтобы промыть ее для спуска труб направления, заказали раствор. Транспортники все не везли никак. А простой к «геройству» тянет. Сварщик завел бульдозер, и с Гимрановым покатил в магазин. Дорожных им, видать, было мало. Для доброго дела бульдозер бы в субботу не завелся без хозяина…

Дал бог дуракам денежку, а этим вдобавок и глотку - привезли три литра дьявольской горючки, добавили к дорожным градусам. И когда все скисли, и замедлилась реакция, к нам подвезли раствор. А Гимранов еле языком ворочает, но герой ведь. Закачали раствор в скважину, решили выкинуть турбобур, уже лишний здесь, потому что надо спустить направление, а дальше нужен будет другой турбобур, меньше диаметром, но мощней. До бурильщика команды мастера доходят как до утки с опозданием на сутки, да не может плавно, как того требует операция. Надо бы сперва вынуть две челюсти в роторе. Их положено поднимать кирмаком, а бурильщик как дернет турбобур, он резко взлетел вверх, раскинув челюсти по сторонам. Хорошо, ни на кого из людей не рухнули. Одна, падая, задела стоящий рядом элеватор, и он спокойненько соскользнул в раскрытый зев буровой платформы, и булькнул в скважину с раствором… Каким-то чудом элеватор в полете распахнулся, и с открытыми обьятиями лег на горло скважины.

Вот тут бы и одуматься, но нет же. Другая пьянь полезла вниз с кирмаком, а его же надо тянуть изо всех сил, и лишь вытянув лишка, можно зацеплять. А этот тянул до самого элеватора, да как соскользнется. И как только ухитрился сам не улететь в скважину вместе с элеватором?!

Да еще попытались свалить вину на меня, дескать, не туда калымщик поставил элеватор…

В общем, если не удастся извлечь элеватор, надо будет забуриваться с другой точки, а это значит переставлять саму буровую установку. То есть ЧП, каких редко в бурении. Чернинов мастерски сиганул с буровой, будто ветром сдуло его, не свидетель он этому безобразию, чтобы самому не отвечать после...

Но, как говорят, действительно везет подлецам и пьяницам. День был субботний, большое начальство отдыхает, только диспетчеру доложили как следует, он прислал «паук». К понедельнику эти все были как стеклышки, сговорились, и спихнули вину на вышкомонтажников, будто не признались, нехорошие они, что же там оставили в скважине, а нам пришлось потратить две смены на выуживание «пауком»…

После этого на глубине 900 метров Черниновские допустили прихват инструмента. Опять же Гимранов! Уснул и посадил инструмент на забой, отчего резко поднялось давление, и лопнула предохранительная диафрагма на линии. Пока заменяли, бурильщику надо было расхаживать инструмент. Без раствора его и завалило породой. Десяток свечей открутили и вынули, на оставшиеся пустили торпеду и взорвали. Турбобур так и остался на дне, где его зацементировали, и через сутки скривили скважину с 700 метров на второй ствол. Вот так целых двести метров ушли у них черту под хвост. И ничего! Гимранова на три месяца всего лишили допуска. Теперь он опять бурильщиком - редкая специализация, а кадров не хватает…

6. Вилы есть, ума не надо

Через некоторое время мы снова вернулись на ту гору, под которой жила дочь горбуна. Мы было считали уже, что буровики оставили деревню в покое, и больше здесь не появится никто. Но просьбу председателя профкома в УБР или проигнорировали, или не довели до руководства города. В общем, буровики повели себя не по-геройски, видать, меркантильные интересы перевесили. Мы, матяхинцы, как смена должников перед колхозом, предстали перед компромиссом. Обсудив меж собой, решили, что надо узнать, что же стало с родниками в селе. На этот раз я сам вызвался сходить в разведку…

Скажу честно, мне стало совестно за буровиков – готов был провалиться в тартарары. Неужели каких-то пять-шесть скважин важнее источника жизни целой деревни. Я только заглянул в профком, Борис-абый повел меня к председателю колхоза. Оказывается, в деревне два родника вовсе не дают воду, а из трех она вытекает с вонючим сероводородом. С одного конца деревни народ ходит за водой на другой конец.

Но в правлении не сидели сложа руки. Обращение от всего собрания колхозников послали в горком, райисполком. Направили делегацию в Казань, что травится вода не только в деревне, она же течет и в реки. Всюду сказали им, ждите ответа. А ответ вот он, на горе, где снова зашевелились буровики. Раз вышку переставили, значит, разрешено бурить дальше…

А мы преспокойненько испили всю плиску, ничем в ответ не отблагодарив селян. Вот такие горе-герои. Обратной дорогой я по пути посетил два места с деревенскими родниками. Каждый из них сельчане обустроили, оказалось, с большой фантазией и любовью. Один источник был оформлен в виде огромного медного самовара выше человеческого роста, и он сегодня стоял в сторожком молчании. Другой был обнесен чугунной оградкой, за которой воду выдавала парочка из татарской сказки про водяного. Сам черт болотный, наигрывая на курае, заманивал девушку в свои дьявольские глубины. Из дудки у него выдувался ручеек, а девица в сарафане наклонилась с ведром к собравшейся рядом с ним воде, другое переполненное ведро с выливающейся из него водой как-бы болталось у нее на коромысле. Но нынче вода из них, вместо хрустально-прозрачной, вытекала серовато черного цвета. И далеко окрест источала затхлые запахи. Как-будто рассерженный водяной сегодня мстил девушке за сопротивленье. Ни один народ еще не додумался до таких черных сказок. Как мне показалось, водяной царь и царь подземелья, строящий козни буровикам, решили наконец обьединиться в своей борьбе против стремления людей к благополучной жизни...

Стыдно, герои-буровики, так нам не должно, заключил я сам себе.

Все, что услышал-увидел, я дословно и в картинках передал своей смене. Матяхин чертыхнулся, накрыв трехэтажным матом все бездушное начальство страны сверху донизу. И вынес решение, что если не создадим прецедент мы, то вряд ли дождутся колхозники положительной реакции. Сказал: «Мы с вами кто? Навозные черви, или буровики-черти, хренов гегемон-рабочий класс!?», - остановил, выключил все буровое оборудование, пошел и по рации доложил диспетчеру УБР о принятом нами решении. Тот, наверное, подскочил на месте от услышанного. Такого здесь не было за всю историю бурения.

В общем, события раскрутились не хуже турбобура. По инстанции все руководство Росбурнефтегаза было извещено о самоуправстве какого-то рядового бурильщика из Зеленогорска. От мастера до начальника цеха - все покричали, поорали на Матяхина по рации. Затем приказом по УБР на три месяца отстранили его от работы.

Всю нашу смену раскидали по разным бригадам. Пошли слухи, что нашего начальника цеха Шутько вызывали в горком, всыпали по партийной линии и пригрозили партбилетом. А мастера навестил-расспросил про Матяхина следователь из конторы «глубокого бурения». Нашли диверсанта…

В Зурдале тоже прошлась карательная рука. Председателя, несмотря на все былые в колхозе заслуги, имевшиеся ордена и звания, перевели агрономом в один из совхозов района, откуда после он сам укатил куда-то в Башкирию, на родину жены. Наш добрый профком в знак протеста подал заявление на пенсию с формулировкой «не согласен с наказанием председателя», благо, говорят, возраст давно позволял, поэтому избежал наказания…

В селе те злополучные родники приказали буровикам законсервировать. Но вода ведь не человек, ее не запрешь по чьей-либо прихоти, свою дорогу она все равно найдет – такая же история с сероводородом в родниках вдруг повторилась через два километра в соседней деревне. А там тоже не захотели менять вековые привычки и перейти на черную воду мелководной речки. В борьбе за свои права обьединились с Зурдалинскими. И пошли новые письма, ходоки во все инстанции: мы советскую власть для нефтяников только строим, что ли, и тому подобное…

К тому времени кто-то прослышал, будто «Голос Америки» на весь мир передал сообщение о загрязнении великих российских рек. Хотя и боялись последствий - ведь может отразиться даже на городских родственниках - колхозники сдавать свои позиции все же не собирались. Другую бригаду на буровую деревня не пустила вовсе.

В один день с утра - кто на телеге, кто на велосипедах, мотоциклах, тракторах - подьехали и оцепили вышку со всех сторон с вилами, кнутами, лопатами и тяпками в руках. Видать, когда вилы напротив, разум у чиновничества отдыхает. Вкупе со слухами о «вражеских голосах», коллективная сила в довод оказалась весомее. В общем, через полгода родники в деревне забили по-прежнему - в хрустальной своей чистоте и силе. Дискуссию с нефтяниками селяне выиграли. Герои-буровики оказались слабее, ведь они из племени перекати-поле, пробурили и укатили. А селяне – люди от земли, им здесь жить-поживать да века вековать…

Чтобы не бить баклуши почем зря, да и не по чину ему, классному специалисту идти в разнорабочие, Матяхин надумал свозить семью на море. Возвращаясь, как говорят, у него пошел черт по бочкам – развязал-запил, распустив поводья, да, видимо, напоролся на поддельную суррогатину – он больше не очнулся. А может, и нарочно усугубил, гадали буровики после…

Неожиданно для всего Зеленогорского руководства, похороны вылились на весь город. Свободный от работы буровой люд со всеми домочадцами заполнил всю главную улицу Нефтяников и лавиной двинулся за процессией. Другого пути, как ни старалась указывать милиция, буровики не захотели. Они подняли Матяхина, и, не перекладывая на машину, так на плечах и понесли до самого кладбища. Женщины всю дорогу ревели-голосили, как, говорят, ревут белуги. Ведь в семьях буровиков не было человека, не прослышавшего о нем. Прощаясь с телом, ветераны, орденоносцы без подготовленной обязаловки говорили, что в жизни не встречали такого преданного их делу трудяги, признавали его высокий профессионализм, не зря спорили-советовались с ним при жизни, любили за оптимизм и юмор. На этот раз никто не кривил душой, ведь за всю свою рабочую жизнь он так и не заимел недругов. По природе своей далеко не публичный Садыков тут сам попросил слова и, заливаясь слезами, сказал, что не было у него брата, ближе Матяхина…

Своей массовостью в день похорон буровики выразили негласную солидарность и поддержку действий коллеги Матяхина, пусть наперед задумается начальство.



А что же я сам-то, возможно, спросите вы?

Отвечаю: из этих передряг и потерь один я вышел с обретением - через год женился на моей Мадине. Да-да, именно так звали ту острословку-продавщицу. В магазин она устраивалась временно, до начала учебного года и переезда в город, куда, оказывается, была направлена после института. На мое удовольствие, конечно…

Как я отбил ее от конкурентов?

Сам удивляюсь, как это вышло неожиданно просто.

После похода в правление колхоза, и посещения злополучных деревенских источников, не удержался, завернул к ней.

И признался: она была права - черви мы, никакие не герои…