Странный рассказ человека со странностями (1)

Вид материалаРассказ
8. Рождение селедки
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   38

8. РОЖДЕНИЕ СЕЛЕДКИ



Ровно в десять утра эта чертова субмарина на колесах остановилась прямо у

моего подъезда. Правда, с третьего этажа она выглядела уже не субмариной, а

гигантским металлическим пирожным. Триста детей, навалившись все вместе, уплели

бы такое пирожное не раньше, чем за две недели. Мы с подругой присели на

подоконник и долго разглядывали эту махину сверху, не говоря ни слова.

Небо над нами было пронзительно-чистым - настолько чистым, что делалось не по

себе. Небо из экспрессионистских фильмов довоенного кинематографа. Далеко-далеко

в этом небе завис неестественно крошечный вертолет. Без единого облачка, Небо

смотрело на нас в упор, точно исполинский глаз с ампутированными веками.

Я запер окно, отключил холодильник и проверил газовый вентиль. Вещи в стирку

собраны, постель застелена, пепельницы вымыты, бутыльки-пузырьки в ванной

выстроены строгими рядами. За квартиру уплачено на два месяца вперед, подписка

на газеты отменена. Уже стоя в дверях, я лишний раз окинул взглядом квартиру -

обезлюдевшую, залитую неестественной кладбищенской тишиной. Я смотрел на нее - и

думал про четыре года, что мы провели здесь с женой, и про детей, которые могли

бы у нас получиться. Распахнулась кабина лифта, подруга окликнула меня. И тогда

я закрыл железную дверь и запер ее на ключ.


Водитель, дожидась нас, самозабвенно тер влажной тряпкой лобовое стекло

автомобиля. Как и прежде, на всем корпусе железного монстра не было ни пылинки,

ни пятнышка, и лишь сумасшедшее солнце расплескивало по черной зеркальной

поверхности ослепительные протуберанцы. Казалось, дотронься - и от руки только

угли останутся.

- Доброе утро! - сказал водитель. Тот же самый водитель-католик, что вез меня в

прошлый раз.

- Доброе утро! - сказал я.

- Доброе утро! - сказала подруга.

Она держала кошку, я - пакеты с консервами и песком.

- Чудесная погода, на правда ли? - произнес водитель, глянув вверх. - Небо прямо

просвечивает!

Я кивнул.

- Через такое небо, наверное, послания Бога проходят легче всего? -

поинтересовался я.

- О нет, вовсе нет! - отвечал мне водитель с улыбкой. - Послания Бога и так уже

есть во всем, что нас окружает. В цветах, в камнях, в облаках...

- А в автомобилях? - спросила моя подруга.

- И в автомобилях, - подтвердил водитель.

- Но ведь автомобили делают на заводах! - не удержался я.

- Во всем, что делают люди, обязательно скрывается воля Бога.

- Как клещ в ухе? - спросила подруга.

- Как воздух, - уточнил водитель.

- Что же - выходит, в автомобилях, сделанных в Саудовской Аравии, должен сидеть

Аллах?

- В Саудовской Аравии не делают автомобилей.

- Что, в самом деле?

- В самом деле.

- Тогда какой бог скрывается в автомобилях, которые делают в Америке для

экспорта в Саудовскую Аравию? - спросила подруга.

Вопрос был не из легких.

- Да, надо же вам все про кошку объяснить!.. - пришел я на помощь водителю.

- Милая киска! - отозвался тот с заметным облегчением.

Киска могла показаться какой угодно, но только не милой. А точнее - всем своим

видом она доказывала обратное. Шерсть на боках вытерлась, точно ворс

истоптанного ковра, хвост выгнулся кочергой под углом в 60 градусов, зубы

пожелтели, левый глаз гноился от раны трехлетней давности, зрение становилось

все хуже. В последнее время я просто не знал, в состоянии ли бедняга отличить

старый кед от картофелины. С лап ее горошинами свисали мозоли, уши разъело

клещом, и уже просто от старости это сокровище портило воздух по всей квартире

раз двадцать на дню. Когда жена только притащила ее домой, подобрав под

скамейкой в парке, это был совершенно обычный котенок; но годы шли, и по склону

семидесятых бедное животное уже катилось, как шар в кегельбане, к собственному

концу. Даже клички у нее не было. Являлось ли отсутствие клички для кошки

трагедией, или же ей так было лучше - этого я не знал.

- Кис-кис - сказал водитель, наклонился к кошке, однако трогать не стал. - Как

зовут?

- Никак не зовут, - ответил я.

- Ну, каким-то же словом вы ее подзываете?

- Не подзываю, - сказал я. - Она просто так существует.

- Но все-таки... Это же не какой-нибудь неподвижный предмет; раз перемещается

туда-сюда по собственной воле - значит, должно быть и имя.

- Селедки в море тоже перемещаются по собственной воле, однако никто почему-то

не придумывает для них имена!

- Между селедкой и человеком не может быть отношений, основанных на эмоциях. И к

тому же, селедку зови, не зови - она своего имени все равно не услышит. Хотя,

конечно, называть что-нибудь или не называть - дело глубоко личное.

- По-вашему, человек называет отдельным именем только то, что двигается,

переживает и имеет уши, так, что ли?

- Именно так! - и водитель несколько раз кивнул, словно убеждая в своей мысли

себя самого. - А ничего, если я сам ее как-нибудь назову?

- Да мне все равно, - пожал я плечами. - Но как?

- Ну, например - Селедка. Ведь до сих пор с ней обращались как с селедкой... Как

думаете?

- По-моему, совсем неплохо.

- Ведь правда? - и он просиял от гордости.

- А ты как думаешь? - спросил я у подруги.

- Замечательно! - сказала она. - Прямо как в дни Сотворения Мира...

- Да будет Селедка! - изрек я торжественным тоном.

- Селедка, ко мне! - позвал водитель и взял кошку на руки. Та с перепугу укусила

его за большой палец и тут же испортила воздух.


Водитель довез нас до самого аэропорта. Пока мы ехали, кошка смирно сидела рядом

с водителем. И всю дорогу пускала газы. Это я понял, заметив, как водитель то и

дело приоткрывает окно. Я подробно рассказал ему, что нужно и чего нельзя делать

с кошкой. Как чистить ей уши, где покупать дезодорант для песка, сколько давать

еды и так далее.

- Можете не беспокоиться, - сказал водитель. - я позабочусь. Я же теперь ей

крестный отец, как-никак...

Дорога была совершенно пуста, и машина неслась по ней к аэропорту, точно лосось

по реке на нерест.

- А почему, например, у кораблей есть имена, а у самолетов - нет? - спросил я

водителя. - Почему все самолеты называют только номерами: Девятьсот Семьдесят

Первый, Триста Двадцать Шестой, - и никто не придумывает и для них имена -

что-нибудь типа "Летучий Ландыш" или, скажем, "Роза Небес"?

- Наверное, самолетов гораздо больше, чем кораблей... Массовая продукция.

- Ну что вы! Корабли - та же массовая продукция, и уж их-то на свете побольше,

чем самолетов!

- Да, но... - и он на несколько секунд замолчал. - Это же все равно, что давать

имена городским автобусам!

- А что? По-моему, автобусы с именами вместо номеров - это так романтично! -

вставила подруга.

- Если всем автобусам в городе дать имена, то пассажиры начнут привередничать,

выбирая, какой автобус им больше нравится. Скажем, на всем маршруте от Синдзюку

до Сэндагая все будут ждать "Антилопу", а на "Ослика" садиться никто не захочет!

- сказал водитель.

- А ты как думаешь? - спросил я у подруги.

- Это верно, - кивнула она. - Я бы тоже не села на "Ослика".

- А вы представьте, каково водителю "Ослика"! - заговорила в водителе

профессиональная солидарность. - Водитель "Ослика" ведь ни в чем не виноват!

- Это точно, - согласился я.

- Ну да, - вроде бы согласилась и она. - Но на "Антилопе" я бы все-таки

прокатилась!..

- Я все понял! - осенило вдруг водителя. - Для кораблей просто продолжают

придумывать имена - по традиции, сложившейся еще до того, как возникло массовое

производство. Если рассуждать логически, это - все равно что придумывать кличку

для лошади. У тех самолетов, что использовались как чьи-то персональные лошади,

были свои имена. Помните - "Энола Гей" или "Дух Сент-Луиса"... Предмет

отождествлялся с существом, способным на ДУШЕВНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ.

- Выходит, главное условие для получения имени - это наличие души?

- Вот именно.

- А что, цель, с которой имя дается - это уже второстепенный фактор?

- Именно так. Для выполнения цели вполне достаточно чисел. Вспомните, что делали

с евреями в Аушвице...

- Да уж, - сказал я, - Ну, хорошо: допустим, что "способность к душевному

взаимодействию" - главное условие для получения имени. Ну, а как же тогда

появились имена у станций метро, парков, бейсбольных полей? Здесь ведь душа не

при чем!

- Так ведь если станции метро никак не назвать - это ж какая путаница

начнется...

- Но я же прошу, чтобы вы объяснили не цель - зачем имя дается, - а условия,

необходимые для того, чтобы имя приобрести!

Водитель крепко задумался - и не заметил, как на светофоре зажегся зеленый свет.

Пижонский микроавтобус - "Тойота" последней модели с тентом для кемпинга -

просигналил нам сзади, нещадно фальшивя, мотивчик из "Великолепной Семерки".

- Пожалуй, именем называют только то, что нельзя ничем заменить. Станция

Синдзюку - это станция Синдзюку, и на станцию Сибуя (*19) ее не перетащишь...

Да, именно эти два условия: незаменимость - и, следовательно, невозможность

массового производства... Что вы на это скажете?

- Вот было бы забавно, если бы Синдзюку вдруг оказалась где-нибудь на Экода! -

развеселилась подруга.

- Если станция Синдзюку окажется на Экода, то это будет уже станция Экода! -

возразил водитель.

- Даже если она там окажется вместе с линией Ода-кю? - не унималась она.

- Подождите - вернемся к теме! - вмешался я. - Ну, а если бы станции можно было

поменять местами? Предположим, создана система массового производства станций

Государственного метро - этакие складные вокзалы. И станцию Синдзюку можно

разобрать как конструктор и поменять со станцией Уэно. Как тогда?

- Очень просто. Где район Синдзюку - там и станция Синдзюку, а уж в районе Уэно

- станция Уэно.

- Ага! - воскликнул я. - Так вы все-таки не об имени для самого объекта

говорите, а о названии роли, которую этот объект играет для человека! То есть -

опять разговор про цель?

Водитель снова погрузился в молчание. Впрочем, на этот раз оно длилось не

слишком долго.

- Мне кажется, - сказал он, - в таких разговорах не следует забывать о простой

человеческой теплоте...

- То есть?

- Все парки, улицы, станции метро, стадионы, кинотеатры человек старался назвать

какими-нибудь красивыми именами, верно? То есть, имена им давались как бы в

награду - в благодарность за то, что они застыли на месте, приняв свою

неизменную форму на этой Земле.

Новая теория...

- Так что же, - спросил я, - если я откажусь от способности соображать, сяду на

месте и застыну навеки в неизменной позе - мне тоже придумают какое-нибудь

расчудесное имя?

Водитель скользнул взглядом по моему отражению в зеркальце заднего вида. В

глазах его было сомнение - не подстраиваю ли я для него очередную ловушку.

- В каком смысле - застынете?

- Замерзну. Окаменею. Как принцесса в Сонном Царстве.

- Но ведь у вас уже есть имя!

- Ах, да, - осенило меня. - Я и забыл.


У стойки аэропорта нам выдали посадочные талоны, и мы раскланялись с водителем,

пришедшим нас проводить. Тот поначалу собирался было остаться с нами до

последнего, но, узнав, что до отлета еще полтора часа, передумал, простился и

исчез.

- Ох, и странный тип! - сказала подруга.

- Я знаю место, где все такие... Там еще коровы охотятся за плоскогубцами.

Мы отправились в ресторан и устроили себе ранний обед. Я заказал креветки в

кляре, она - спагетти. За окном ресторана с какой-то судьбоносно-медлительной

величавостью то взлетали, то шли на посадку "Боинги-747" и "Трайстары". Моя

спутница ела, подозрительным взглядом изучая каждую нитку спагетти перед тем,

как отправить в рот.

- А я всю жизнь думала, что в самолетах должны кормить! - произнесла она

недовольно.

- Не-а!... - Я покатал на языке, пытаясь жевать, горячий кусок креветки,

проглотил его - и тут же запил ледяной водой. Креветки были просто горячими;

никакого вкуса я не чувствовал.

- Кормят только на международных рейсах. А на внутренних, даже самых долгих, - в

лучшем случае получишь бэнто (*20). Да такое, что о деликатесах лучше не

вспоминать...

- А кино показывают?

- Тоже нет. Какое кино, если даже до Саппоро - час с небольшим?

- Что, вообще ничего нету?

- Ничего. Посидел в кресле, почитал книжку - и прибыл куда нужно... Как в

автобусе!

- Разве что светофоров нет.

- Да, светофоров нет.

- Тоска! - вздохнула она. Затем вернула вилку со спагетти обратно в тарелку и

вытерла салфеткой губы. - Действительно, не стоит того, чтобы именем называть...

- Ну да, скучища. Но зато экономится время. На поезде ты бы до Хоккайдо

двенадцать часов добиралась!

- И куда же оно потом девается, это время?

Я отказался от всяких попыток прикончить креветки, отодвинул тарелку и заказал

нам обоим по кофе.

- Что значит - куда девается?

- Ну, ты же сказал, что благодаря самолету экономится целых десять часов

времени, так? Куда же такая куча сэкономленного времени потом уходит?

- Время вообще никуда не идет. Оно - прибавляется. Эти десять часов нашей жизни

мы можем провести или в Токио, или в Саппоро. За десять часов можно посмотреть

четыре фильма и два раза поесть. Так, нет?

- А если неохота ни есть, ни кино смотреть?

- Это уже твоя проблема. Время тут не при чем.

Она закусила губу и стала рассматривать тяжелые и приземистые "Боинги" за окном.

Я занялся тем же. Своим видом 747-й всегда напоминал мне жирную, безобразную

старуху, обитавшую по соседству в городе моего детства. Огромные обвислые груди,

отекшие ноги, короткая усохшая шея... И летное поле аэропорта теперь сильно

смахивало на гигантский зал заседаний таких вот старух. Десятки, сотни жирных

старух одна за другой то появлялись, то покидали собрание. Пилоты и стюардессы,

снуя от них к зданию аэропорта и обратно, хоть и вытягивали шеи в попытках

сохранить гордый вид - но на фоне этих гигантских уродин смотрелись просто

ощипанными цыплятами. Когда люди летали на "DC-7" и "Френдшипах", - такого

чувства, возможно, не появилось бы. Хотя я не помню, как тогда было на самом

деле. А может, так чудилось лично мне - оттого, что 747-й был похож на жирную и

безобразную старуху из моего детства.

- Слушай, а время растет? - вдруг спросила она.

- Нет. Время не растет... - сказал я. Собственный голос неожиданно показался мне

странно чужим. Я откашлялся и хлебнул наконец-то поданного кофе. - Время не

растет.

- Но на самом деле его ведь становится больше, верно? Как ты сам и сказал, оно

"прибавляется"...

- Сокращается тот его отрезок, который нужен для перемещения в пространстве.

Общий же объем времени не меняется. Скажем так: больше кино можно посмотреть,

вот и все.

- Если, конечно, хочется смотреть кино... - сказала она.


Тем не менее, прибыв в Саппоро, мы посмотрели-таки кино, причем целых два фильма

сразу.