1. Мультикультуральное пространство и социальная философия конфликта

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Социокультурное пространство современного города 09. 00. 11 социальная философия, 287.51kb.
• Урок на тему: «Социальная психология конфликта», 64.09kb.
• Субъективные основания социальной реальности: пространство смысла 09. 00. 11. социальная, 219.67kb.
• Этническое пространство России: социально-философский анализ. 09. 00. 11. социальная, 607.48kb.
• Программа курса «Социальная философия» (для аспирантов, специализирующихся по философии), 355.94kb.
• Вопросы к экзамену по дисциплине «Социальная педагогика», 59.53kb.
• Реферат по дисциплине: Философия на тему: Время и пространство в философии, 382.06kb.
• Социальное пространство компьютерно-опосредованной реальности: опыт феноменологической, 295.3kb.
• Семинарских занятий Тема Предмет и функции философии > Философия как особый тип мировоззрения, 281.36kb.
• Программа курса «Философия» для поступающих в аспирантуру Москва 2006, 219.96kb.

Гожев К.М. (г. Черкесск)

Власть и гражданские институты в управлении конфликтами

(социально-философские аспекты)


1. Мультикультуральное пространство и социальная философия конфликта.

Актуальные темы этнической и региональной конфликтологии в ситуации современности глубинно соотнесены с вопросами гражданского устройства общества и проблемами мультикультурализма, толерантности и стратегий коммуникации в полиэтничном пространстве. При этом региональные этноконфликты противоречиво соединяют в себе общие и специфические черты социальных конфликтных ситуаций. Поэтому логично исходить именно из того, что стратегия разрешения регионального этноконфликта предполагает понимание и учет общих социально-философских закономерностей конфликта в ситуации интенсивной межкультурной коммуникации.

Активно обсуждаемая тема «свое» и «чужое» в соотнесенности с темой культурного диалога приобретает в начале ХХI столетия особую социально-культурную и экзистенциальную значимость.¹ Мультикультурализм как феномен (пост)современности выходит за пределы социальной коммуникации и становится пространством формирования культурного поведения, причем оно оказывается значимо также и для стратегий этнической идентификации.² Проблемы и возможности понимания оказываются непосредственно соотнесены с темой межкультурного взаимодействия в полиэтничном обществе. В этом случае опыт России оказывается диалогически связан с опытом стратегий понимания в Восточной Европе и во всем поликультурном мире.

В сфере идеологии и непосредственных жизненных ориентаций усилились тенденции этноцентризма. Пропагандируемые стратегии поведения оказываются глубинно связаны с интересами бюрократии и элиты. Анализ языков политики и политической философии, а также исследование художественного и массового сознания говорит о том, что общественное сознание эпохи приобретает черты равнодушия, индифферентности или неприятия между отдельными позициями.

Социальная философия в пространстве регионального этнического конфликта разрабатывает общее поле понимания. Социально-реформаторские действия могут быть успешными лишь в случае, когда они совершаются в постоянной соотнесенности с традиционным укладом жизни и поведения. Поиск национальной идентичности не сопровождается пропагандой действий, связанных с экстремизмом и социальной нетерпимостью. Внимание к неповторимому опыту традиционной жизни каждого сообщества при решении этноконфликтов должно быть дополнено социологическими, лингвистическими и социально-психологическими исследованиями.


2. Мультикультурализм. Перспективы, пределы и противоречия

Современность начала ХХI века отличается значительным стремлением к обособлению позиций, причем пафос мирного сосуществования оказывается серьезно потесненным в сфере реальной социальной практики.³ Сегодняшнее мировоззрение оказалось спроецированным на множество этноцентрических позиций, специфически противоречивых как в идеологическом, так и в геополитическом смысле.

Проблемы этнической идентичности наложились на стратегии поведения политических элит. Пропагандируемые стратегии связаны с интересами бюрократии и этнических или партийных группировок (что можно наблюдать на примере ситуации, имевшей место в Чечне, где единое политическое тело стало разделенным на множество множеством конкурирующих элит (этнических, религиозных, криминальных).

В общем плане можно говорить о сближении ценностей мультикультурального либерализма с релятивизмом, что становится предметом критики со стороны консервативного и традиционного мышления. Поэтому в ряде случаев можно говорить о том, что в ситуации мультикультурализма имеет место скрытое (или даже явное) усиление фундаментализма, принимающего, однако, вид фундаментализма фрактального, частичного, выписанного поверх «воли к власти» малых групп, манифестирующих эту волю в социальное тело через стратегии непрямые, террористические и демагогические , соотносимые прежде всего с (этно)региональными стратегиями и действиями.

Национальные и этнические характеристики оказываются, в конечном счете связаны с жестко поляризованными идеологическими определениями. Идея этноцентризма соединяется с идеей исключительности в области экономики, культурной традиции или интеллектуального богатства. В этой ситуации социальная философия оказывается связующим полем понимания для этноцентрических представлений. Философский анализ выявляет присутствие языков господства и подчинения. И одновременно же антропологически ориентированная философия может соединять различные философско-антропологические и культурно-этнические образы мира.


3. От конфликта к диалогичности.

Содержательный интерес социальной философии в ситуации мультикультурализма должен с необходимостью обратиться к вопросам защиты личности, качества жизни и образования, этики повседневности, культурологии традиции, экологической этики. В ситуации мультикультурализма необходим анализ не только конструктивных, но и деструктивных процессов современности, что представлено прежде всего поведением антидемократических и экстремистских социальных групп, партикулярных «технологий террора». Создание диалогического и интеркультурального поля понимания состоит в том, чтобы дать возможность человеку проживать жизнь как свободный выбор быть среди других.

Диалогические исследования в полиэтничном мире задачи во многом созвучны с тенденцией анализа интеркультуральности с той только разницей, что диалог в большей степени ориентирован на выявление инвариантных констант существования, бытие которых выходит за пределы идеологии или политики и связано с бытийно-целесообразными позициями. Речь идет о том, что не поддается деструкции и сохраняет себя как инвариантность человеческого существования.

Современное состояние мира – это состояние открытых возможностей. Трудно предположить, какой из конкретных социально-политических процессов будет преобладать в недалеком будущем. Если говорить об путях ориентации социальной философии этноконфликта, то таковыми могут быть следующие позиции: внимание к национальным традициям и философским образам мира; обращение к неповторимому «жизненному миру» при определении поведения; программы поведения учитывают качество и степень традиционализма и роль соответствующих ценностей; поиск национальной идентичности не сопровождается пропагандой действий, связанные с экстремизмом и социальной нетерпимостью.


4. Учреждения власти и гражданские институты в управлении конфликтами в Карачаево-Черкесии.

Карачаево-Черкесия, как и Северный Кавказ в целом, представляют собой зону интенсивной социальной, политической и межнациональной напряженности. Соответственно институты власти и гражданские институты призваны прежде всего решать задачи преодоления социально-этнических антагонизмов и выстраивать проекты конструктивных программ оптимализации социальных отношений.

До предела обострены конфликтные отношения в сфере политической реальности (этнополитические противоречия), что предполагает необходимость выстраивания прогноза развития конфликта и условий снижения этнополитической напряженности.

Предпочтения отдельного этноса выражают в основном элиты, причем групповые устремления в республике настолько проявлены, что утрачивается общее политическое пространство возможного понимания. В первую очередь в ситуации этнической напряженности должна быть разработана и конструктивно представлена для массового сознания идея необходимости диалога между влиятельными региональными этническими движениями, поскольку именно они являются главными силами воздействия на общественную жизнь многонационального региона. ⁴

Это позволит включить в актуальное поле понимания социальной жизни в ситуации нестабильности множество факторов, которые не могут отчетливо фиксированы классическим категориальным языком (дискурсом) теории элит, ориентированным на идею тождественности политического субъекта. Ведь интересы современных элит рассредоточены по всем главным позициям этноконфликта (социально-политическая ось, историческая ось, социально-демографическая ось, географическая ось и др.).⁵ Учет этого обстоятельства чрезвычайно значим для целенаправленной эффективной политики стабилизации положения в регионах, в частности для совершенствования модели управления миграционной ситуацией.⁶

В плюралистической теории элит должна быть учтена роль этнических лидеров, крупных собственников и агентов влияния экономических инфраструктур в их скрытом взаимодействии с криминальными структурами и экстремистскими движениями. Это особенно характерно для ситуации на Северном Кавказе, где множество социально активных элит предпочитают находиться вне и по ту сторону легального политического поля.

Поскольку мнение этноса выражает в основном элита (политическая, экономическая, интеллектуальная), то в реальности именно элита и осуществляет власть посредством монополизации права на институализацию политических и этнических интересов. Соответственно, политические конфликты в Карачаево-Черкесии сведены, как правило, к борьбе за власть между отдельными группировками или их доверителями.

Гипертрофия этнических характеристик более всего характерна для сегодняшней конфликтогенной обстановки. Отметим, что политический конфликт во время президентских выборов в 1999 году более всего связан с разделением общества на две части именно по национальному признаку. При этом главная установка этнических элит была ориентирована на то, чтобы привлечь в ряды сторонников наибольшее количество представителей.

Таким образом отношения с властью выстроены преимущественно в формате противостояния: только та власть представляется оптимальной, которая может быть определена по принципу этнической тождественности («наша власть», «своя власть» и т.п.). Ценностные суждения в такой ситуации приобретают корыстный характер: задолго до выборов лидеры этнических элит готовили свой электорат именно к тому, чтобы к власти мог придти представитель их этноса. Общие интересы и тем более диалог в сфере политики оказывался в следствие этого совершенно невозможен. Политическое пространство было разделено по этническим признакам таким образом, что политически легитимным было представляемо только этнически-идентичное.

Диалог в политике и самое пространство общего политического взаимодействия невозможны в ситуации изначального преобладания этно-политического фактора. Можно сказать, что этнические ценности и ориентиры действуют в режиме особых «сверхценностей», доминанта которых радикальным образом блокирует возможности политического диалога. Этот фактор должен быть непременно учтен, в противном случае конфликт, внешне могущий казаться разрешенным после фактического завершения выборов, перемещается в сферу этносознания и коллективного бессознательного этноса. Если количественные характеристики этнических субъектов конфликта могут изменяться, то качественные характеристики приобретают характер особого рода этнополитической константы, аналитическое обращение к которым необходимо на всем протяжении исследования этноконфликта.

Другой момент анализа этноконфликта связан с разработкой тенденции упадка и роста напряженности. Можно говорить о том, что этнополитические конфликты имеют тенденцию повторяться через определенные промежутки времени, что формально связывает рост конфликта с ключевыми официальными мероприятиями региональной политической жизни.⁷

Тема власти оказывается предельно значимым фактором идентификации: в общественном сознании народов полиэтничной республики процесс идентификации связывается не только с атрибутикой национальной и культурной принадлежности, но и с политическими процессами суверинизации и власти. Власть оказывается тем именно ресурсным фактором, который дифференцирует общественное сознание и в свою очередь именно властные отношения определяют доступ к экономическим, культурным ресурсам и возможностям образования. Власть предопределяет то, что доступ к материальным и духовным ресурсам облегчен для одних субъектов и затруднен для других. Таким образом, конфликт по поводу власти оказывается нагружен многими дополнительными качествами существования, что придает ему особую напряженность.

Именно эти социально-психологические качества придают конфликту предельную широту распространения и остроту. Свойством конфликта становится особая жестокость конфликтующих сторон в противостоянии, что прикрывается вопросами защиты национальных интересов. Поскольку же при этом цели конфликтующих сторон чаще всего совпадают, а средства для достижения целей являются различными, то в результате еще более растет острота конфликта.

В конфликтогенной ситуации чрезвычайно важно понимание условий и стратегий ослабления и завершения конфликта. Анализ показывает, что конфликт может завершаться в разных форматах и вариантах. В данной регионе наиболее частый случай – это завершение в варианте «выигрыш-выигрыш», когда на основе договоренностей возникает согласие сторон на относительно взаимовыгодной основе. Но нужно иметь в виду то обстоятельство, что такое завершение не является окончательным устранением напряженности – это лишь временное устранение пиковой остроты конфликта.

Вследствие нестабильных результатов, достигнутых в процессе такого разрешения конфликта, он может перейти в новую стадию остроты и таким образом противостояние вернется к исходным моментам. Малочисленные этносы, чтобы сохранить свою идентичность до определенного срока будут избегать прямой конфронтации. По прошествии времени и в связи к приближением к значимым политическим событиям маятник ситуации снова сместится в сторону взаимоисключающих интересов.

Большинство конфликтов в Карачаево-черкесии носят этнополитический характер и связаны с проблемами национальной политики. Сегодня много говорят о том, чтобы уравнять этнополитические и юридические права народов независимо от их численности. По сути дела стороны настаивают не столько на соблюдении прав гражданина, сколько на соблюдении коллективных этнических прав, которые представлены юридически, но далеко не всегда соблюдаются как факты.

Вместе с тем анализ конфликтогенной ситуации показывает, что этнополитические конфликты выходят за пределы национальных отношений и проблем. Региональный этноконфликт только одной своей стороной укоренен в национальных отношениях, а другая его сторона обращена к позиции и отношениям «центра». Центру в сегодняшней ситуации не удается урегулировать конфликты и еще в меньшей степени он может их прогнозировать.

Дистанцирование федерального центра и соответствующих государственных институтов от проблем региональных этноконфликтов приводит к тому, что отсутствует комплексный долговременный анализ конфликтогенных ситуаций. Решения часто принимаются без учета специфика региона, прошлого и настоящего тех народов, которые в нем живут. Не учитывается численность, качество жизни, ментальность и традиции.

Устранение отмеченных недостатков предполагает проведение мониторинга и описания конфликтогенности региональных национально-культурных образований. В конечном счете аналитические усилия в области оптимализации социальной среды должны соединить в себе анализ общих и специфических характеристик существования региона. В области социальной философии, региональной социологии и теории конфликтов соответственно должно быть создано объективное комплексное представление, учитывающее всю совокупность позиций жизнетворческой ориентации.