Послание к Римлянам

Вид материалаДокументы
Разумеется, нет!
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
2. Павел защищает закон: прошлый опыт (7—13)

Мы уже видели в первых главах Послания к Римлянам, насколько отрицательно отношение Павла к закону. Стихи 1 — 6 главы 7 — это торжественное заявление о нашем освобождении от закона. В них даны три выразительных мысли на эту тему. Первая: мы умерли для закона через тело Христа, чтобы принадлежать Ему (4). Это значит, что невозможно одновременно быть преданным закону и Христу. Как первый брак должен быть расторгнут смертью перед вступлением во второй, так и смерть для закона должна предшествовать соединению с Христом. Вторая мысль: законом приводились в движение наши греховные страсти, поэтому мы «приносили плод смерти» (5). Эта цепочка взаимодействий (закон — грех — смерть) наводила читателей Павла на мысль, что закон ответственен и за одно, и за другое. Третья мысль: теперь мы освобождены от закона, чтобы служить в обновлении, которое приносит Святой Дух (6). И эта наша новая жизнь под контролем Духа стала возможной только после того, как мы избавились от бремени закона.

Все это — суровые истины, они не ласкают слух. Ясно, что закон представлен в виде препятствия для бракосочетания с Христом: он провоцирует грех, приводя к смерти; он препятствует вхождению в новую жизнь в Духе. Поэтому несомненно, что чем скорее мы освободимся от него, тем лучше. Возможно, для некоторых эти слова прозвучат как взрыв антино-мизма. Поэтому Павел, как бы предчувствуя такую реакцию римлян, спрашивает: Неужели закон грех /"А также: ...неужели доброе [то есть закон] сделалось мне смертоносным? (13). То есть, неужели закон виновен в грехе и в смерти и, следовательно, его воздействие настолько разрушительно, что мы должны отвергнуть его совершенно? Неужели этому учит Павел? На оба вопроса он тотчас дает резкий отрицательный ответ: «Разумеется, нет!»2

Заметим, что это уже второй аргумент против его учения, на который он отвечает. Первый был таков: «Оставаться ли нам в грехе, чтобы умножилась благодать?» (6:1) и «Станем ли грешить, потому что мы... под благодатью?» (6:15). Второй же: «Неужели закон — грех?» (7:7) и «Неужели закон стал для меня смертоносным?» (7:13). Первый вопрос имеет отношение к тому, может ли благодать поощрять грех. Второй - к тому, возможно ли, чтобы закон был источником греха и смерти. Апостол выступает в защиту как закона, так и благодати от неприятельских атак. В главе 6 он доказывал, что благодать не может способствовать греху; напротив, она его не допускает, даже делает его невозможным. А в главе 7 он доказывает, что закон не творит грех и смерть; напротив, виновна в этом наша падшая греховная природа.

 

1         В русском переводе Библии: «Неужели от закона грех?» Рассужде
ние автора основано на английском переводе. —  Прим. пер.


2             В русском переводе Библии: «Никак». Рассуждение автора основано
на английском переводе.


 

Так Павел демонстрирует замечательное мастерство балансирования между двумя крайностями. Он не занимает крайних позиций по отношению к закону: ни резко положительной, ни резко отрицательной, но являет образец амбивалентности. С одной стороны, закон действительно дан Богом, закон — это откровение Его праведной воли, сам по себе закон «свят, праведен, добр» и «духовен» (12, 14). С другой стороны, он не способен спасти грешников и именно в этом скрывается главная причина всякого рода внутренних конфликтов. Последняя часть главы посвящена двум темам, которые можно представить таким образом: вначале идет рассматриваемый нами отрывок «Защита закона» (7—13), а затем «Слабость закона» (14—25).

а. Кто есть «я»

По мере того как Павел развивает свое суждение, наше внимание привлекает особое положение личного местоимения. На протяжении отрывка 7-13 и далее 14—25 постоянно встречаются эти «я» и «мы». Многообразная полемика вокруг главы 7 имеет еще и эту сторону: в чем же сущность, в чем глубинный смысл этого «я»?

Нашей первой и естественной реакцией на отрывок 7-13 является вывод, что это не что иное, как часть автобиографии Павла до его обращения. Образы его настолько реалистичны и ярки, что о чистой риторике или олицетворении как о стилистических приемах здесь не может идти речи. С другой стороны, высказывания его не носят выраженного личностного характера, что могло бы свидетельствовать об использовании исключительно собственного опыта. Они имеют достаточно общий характер, что допускает возможность подразумевать и других людей.

Начиная со времен отцов ранней Греческой церкви, многие толкователи пытались рассматривать жизненный опыт Павла не как автобиографический, но как типический, характерный либо для людей вообще, либо для еврейского народа в частности. Итак, предлагаются следующие варианты: «я» этого отрывка — это или Павел, или Адам, или Израиль. Основ- ной вопрос состоит в следующем: каким образом четыре события, указанные в стихах 9-10, могут ассоциироваться с каждым из них? А именно: (а) Я жил некогда без закона; (б) ...пришла заповедь; (в) грех ожил; (г) а я умер.

Если Павел излагает фрагменты своей собственной биографии, то возможны два уточнения. Первое: он имеет в виду свое детство. В невинном детстве он «жил без закона»; затем пришла заповедь в переходном возрасте (13 лет), когда он стал «сыном заповеди» и обрел ответственность за свои поступки; затем «на заре пробуждения совести» 1 «грех ожил» и юношеский бунт привел его к отделению от Бога, то есть он «умер». Этот сценарий мог бы показаться правдоподобным, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что едва ли иудейский мальчик, обрезанный на восьмой день, воспитанный как «Еврей от Евреев» (Флп. 3:5), мог оказаться «без закона». Напротив, закон вошел в его плоть и кровь чуть ли не от рождения. В связи с этим возможно следующее толкование фразы «жил без закона»: он еще не был готов к тому, чтобы сознательно прийти под осуждение закона.

Итак, если речь идет о личном опыте Павла, сделаем второе необходимое в этой связи уточнение. Если Павел говорит здесь о своей прежней, до обращения, жизни как фарисея, то в этом случае он «жил», по его собственному утверждению, не имея конфликта с законом, поскольку, с точки зрения закон-нической праведности, он был «непорочен» (Флп. 3:6; ср.: Рим. 2:17 и дал.). «Он говорит, — пишет Джон Мюррей, — о той невозмутимой, самодовольной и самоправедной жизни, которой он жил до того, как внезапное ощущение вины и тяжести греха с силой обрушилось на него»2. Желая описать то, что за этим последовало, он привносит в обе ситуации — в период пребывания под законом и после освобождения от него -нотки драматичного контраста.

Независимо от закона грех умер, а он остался жив, но когда пришло к нему повеление, то «произошло радикальное обращение»3, потому что грех ожил, а он умер (86, 9а).

 

1        Брюс.  С.   139.

2        Мюррей. Т.  1. С. 251.

3             Ллойд-Джонс. Т.  6.  С.   132

 

Глаза его открылись, и он увидел свою внутреннюю греховность именно тогда, когда к нему пришла десятая заповедь, оживившая в нем грех и вызвавшая духовную смерть.

Но и это уточнение небезупречно, во-первых, потому что фраза «жить без закона» вовсе не означает жить праведно и, во-вторых, потому что отсутствуют какие-либо свидетельства о наличии духовного кризиса у Павла до его встречи с воскресшим Господом по дороге в Дамаск.

Может быть «я» все же имеет отношение к Адаму? По мнению многих древних толкователей, личный опыт Павла типичен для людей вообще. Современные же исследователи вдруг увидели параллели между Рим. 7:7-11 и Быт. 2-3, а следовательно, между Павлом и Адамом. Эрнст Кэземанн, к примеру, пошел и дальше, утверждая, что «события стихов 9—11 могут быть отнесены только к Адаму» и что «в этом отрывке нет ничего, что не напоминало бы об Адаме», и, наконец, «все здесь абсолютно совпадает с Адамом»1. Джеймз Данн не столь категоричен в своих оценках, но и он усмотрел параллель с Адамом в стихе 9 в том смысле, что «прежде чем пришла заповедь, была жизнь; после же этого — грех и смерть»2. Джон Цислер также видит сходство ситуаций в Рим. 7:7-13 и Быт. 2—3, а именно, что «сначала невинность, затем заповедь, грехопадение, смерть»3.

Можно, конечно, пойти еще дальше и определить шесть параллельных этапов в историях Адама и Павла. Первый: жил некогда без закона у Павла и эпоха невинности в раю у Адама. Второй: пришла заповедь у Павла — это, видимо, повеление Бога Адаму и Еве не есть от дерева в середине сада (Быт. 2:17). Третий: возможно, что грех ожил (9) и взял повод от заповеди (8) соответствуют тому, что грех (змей) был в саду еще прежде человека, но не имел удобного случая атаковать его до тех пор, пока не пришло повеление: «Ты не должен есть от этого...»4. Четвертое: жалоба Павла на то, что грех «обольстил» его (11), напоминает жалобу Евы на дьявола, который обманул ее (Быт. 3:13; ср.: 2 Кор. 11:3; 1 Тим. 2:14).

 

1             Кэземанн. С.  196.

2             Данн. Т.  38А.  С. 401.

3             Цислер (1989). С. 182.

4Барретт.  С.  143; ср.: Данн. Т. 38А.  С. 400.

 

Пятое: оживление греха в Павле было результатом запрета на греховные желания (7 и дал.), а грех Адама и Евы также был порожден «вожделением» (Быт. 3:6). Шестое: невыполнение заповеди Бога принесло смерть и Павлу (9, 11), и Адаму (Быт. 2:17; 3:19). Таким образом, цепочка событий «закон — грех — смерть» актуальна как в Послании к Римлянам, так и в книге Бытие.

Соответствия эти действительно поразительны. Однако можно заметить и многочисленные несоответствия. Очевидно, что Павел не цитирует Бытие, за исключением таких слов, как «заповедь», «обольстил» и «смерть». Нет оснований утверждать, что Павел сознательно ссылается на Адама и Еву, поскольку он вообще не упоминает их. Можно лишь сказать по этому поводу, что существует определенный параллелизм между историями Адама и Павла.

. Далее, может быть «я» — это Израиль? Эту альтернативу активно поддержал Дуглас My. Он утверждает, во-первых, что закон, о котором говорит глава 7 Послания к Римлянам, — это закон Моисея, Тора, так что всякое упоминание об Адаме есть анахронизм, даже если «все сказанное об Израиле, находящемся под Божьим законом, данным через Моисея, применимо ipso facto ко всем людям, находящимся под «законом» 1. Во-вторых, говорит Дуглас My, «приход заповеди» (9) «совершенно естественно ассоциируется с передачей закона на Синае»2, включая десятую заповедь о греховности желаний (Исх. 20:17). В-третьих, предполагает он, последовательность событий (жизнь — заповедь — грех — смерть) представляет собой историю Израиля, изложенную «в яркой повествовательной» и личностной манере 3.

Тем не менее доктор My признает, что только об Адаме и Еве до их грехопадения можно с уверенностью сказать, что они «жили без закона», а все остальные с самого рождения «мертвы по преступлениям и грехам своим» (Еф. 2:1).

 

1             My. С. 453.

2             Там же. С. 454.
3Там же. С. 455

 

Однако о до-синайском периоде истории Израиля как о жизни «без закона» можно говорить лишь с учетом 5:13, где сказано, что и «до закона грех был в мире», однако «грех не вменяется, когда нет закона». Доктор My заключает свою концепцию напоминанием о том, что «отдельный иудей обладал живым ощущением единства с историей своего народа». Подобно тому, как в Пасху каждый из них переживал все происходившее с его народом как свою собственную судьбу, и Павел чувствует свою неразрывную связь с законнической историей Израиля. В этом случае «ego (я) — это не Израиль, но Павел, пребывающий в единстве с Израилем»1.

Вполне понятно, что большинство исследователей, оказавшись перед необходимостью выбора между Павлом, Адамом, Израилем и несколькими комбинациями толкования этого «я» в стихах 7-13, делают это неохотно. Например, Джон Цислер полагает, что использование Павлом десятой заповеди о запрете греховных желаний, выражающей взаимоотношения греха и закона, «позволяет ему... создать сплав из закона на Синае и заповеди не есть от запретного плода в Эдемском саду»2. Тем не менее, отказаться вовсе от автобиографического фактора не удается. Поэтому допускается, что Павел использует обобщение в повествовании о себе. Одним словом, его опыт (последовательная смена этапов безгрешности, закона, греха и смерти), принадлежа лично ему, тем не менее принадлежит и всем остальным людям, будь то Адам в Эдемском саду, Израиль на горе Синае или даже мы с вами сегодня.

б. Закон, грех и смерть

Теперь мы возвращаемся к стихам 7—13 и к двум вопросам, которые задает Павел, а именно: действительно ли его учение говорит о том, что закон есть источник греха и смерти.

Вопрос Г. Является ли закон грехом? (7-12).

Должно ли ему называться «греховным» в том смысле, что он порождает грех? После решительного Разумеется, нет! Апостол приступает к рассмотрению отношений между законом и грехом.

Во-первых, грех обнаруживается законом. Он уже сказал раньше, что «законом познается грех» (3:20).

 

1 My. С. 456.

1Цислер (1989). С. 180.

 

Теперь он пишет:..я не иначе узнал грех, как посредством закона... (la). Видимо, это значит, что осознание всей серьезности греха возможно потому, что закон обнажает его сущность, разоблачая его как бунт против Бога; и кроме того, чувство вины и осуждение за грех тоже порождаются законом. В данном случае эту обличительную функцию исполнила десятая заповедь закона, запрещающая греховные желания. Ибо я не знал бы, что есть алчность, если бы закон не говорил: «Не алкай» (76)1.

С тех пор как епископ Кристер Стендаль впервые высказал мысль, что Павел до своего обращения имел «здоровую совесть» в отличие от «интроспективной совести западного мира»2, ссылки на нее приобрели особую популярность. Основанием для этого считалось высказывание самого Павла о себе как о фарисее, «непорочном» в смысле подзаконной праведности (Флп. 3:6). Но является ли это достаточным для того, чтобы объявить совесть Павла до его обращения «здоровой»? Несомненно, «законническая праведность» (НМВ), в соответствии с которой он считал себя «непорочным», была внешним проявлением согласия с законом. Но алчность — это (epithymia) чувство, вожделение, в действительности «включающее в себя любое запретное желание»3 и являющееся само по себе формой идолопоклонства (Кол. 3:5), потому что помещает объект своего желания на место Бога.

Павел мог легко справиться с другими девятью заповедями и внешне, и внутренне, но тайные желания глубоко скрывались в его сердце, как и другие греховные мысли, о которых Иисус говорил в Своей Нагорной проповеди (Мф. 5:21 и дал.). Следовательно, именно заповедь, запрещающая вожделение, открыла ему глаза на его падшую природу. В этой связи можно привести также историю о молодом богаче (Мк. 10:17 и дал.). Итак, нет оснований говорить, что совесть Павла до обращения была или «здоровой», или патологически «интроспективной». Такая поляризация является ложной. Истинно то, что совесть его выполняла здоровую, предписанную ей Богом функцию, особенно подкрепляемую действием Святого Духа, то есть она осуждала его в его грехах.

 

1         В русском переводе Библии: «...ибо я не понимал бы и пожелания,
если бы закон не говорил: «не пожелай». Рассуждение автора основано на
английском переводе. —  Прим. пер.


2             Стендаль. С.  5,   14.
3Сэнди, Хедлэм. С.  179.

 

Во-вторых, закон провоцирует грех1. Павел уже сказал выше, что «наши страсти греховные оживляются законом» (5)2. Теперь




Материал скачан с сайта - ссылка скрыта