Geum.ru

Азу о нескольких или даже о многих людях, вершивших события, широко разнесенные по времени и пространству, просто невозможно соблюсти прямую линию повествования

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

Сотрапезники ели, слушали вполуха, не возражая. А чего возражать-то, когда все знали: "Ил-2" действительно был лучшим боевым самолетом Второй мировой войны, это признавали как наши неприятели, так и друзья-союзники. Немцы величали его не только главным врагом люфтваффе, но и врагом всего, вермахта. Высший эталон самолета-штурмовика, высшее достижение авиационного прогресса. Надежность и живучесть непревзойденные, в изготовлении прост. Разил врагов крупнокалиберными пулеметами, пушкой, реактивными снарядами, бомбами.

Знали присутствовавшие и о том, что "Ил-2" стал самым тиражным военным самолетом за всю историю мировой авиации. Было выпущено более 36 тысяч таких машин (а всего за годы войны промышленность дала нам 125 600 воздушных машин всех типов). Второе место по тиражу среди самолетов различных классов и первое среди истребителей занимал пресловутый немецкий "Ме-109" (по разным данным, от 30 до 33 тысяч экземпляров). На третьем месте наш "Як-3" - более 28 тысяч экземпляров. Все ясно, спорить не о чем. Но заправившийся Василий, воспринимая молчаливое согласие слушателей как равнодушие к любимой им авиации, распалялся все больше, становился все красноречивей.

На что рассчитывали гитлеровцы, готовя между Курском и Орлом решающее летнее наступление 1943 года? Прежде всего на свои тяжелые, с мощной броней танки нового поколения, которые считали неуязвимыми. Это "тигр", это "пантера", это "элефант", предназначенный для уничтожения на поле боя советских бронированных машин. Наши сухопутные войска готовились, конечно, к встрече с этим сильным "зверьем", но как с воздуха-то достать, расколошматить в пути, не допустить до ближнего боя, в котором только и сказывалось преимущество новой немецкой техники?! Опять же надежда на штурмовик "Ил-2". Но вот какая закавыка. Штурмовик тогда брал в полет четыре обычные стокилограммовые авиабомбы. При прямом попадании такая бомба разделает танк, как черепаху, при очень близком разрыве повредит. Но попробуй-ка с воздуха, на скорости, попасть в движущийся или хотя бы даже в стоящий танк! Если и попадешь, то бомба может срикошетить, отскочить от брони, взорваться в стороне.

- Иван Ларионов выручил, - энергично жестикулировал Василий, - Ванька из Ленинграда. Предложил бомбочку кумулятивного действия. Не бомбочку вроде даже, а детскую игрушку. Длина всего вот, - показал он пальцами, - тридцать сантиметров, все полтора килограмма. Положил в карман и гуляй. Никто не поверил в пользу-то. А на испытаниях ахнули: до чего додумался блокадник! Таких противотанковых бомбочек "Ил-2" брал триста штук... Триста двенадцать в четырех кассетах. Сыпал их сверху, как горох, на немецкие танки да на машины. Не всякая попадет, но уж та, которая попадет, не срикошетит, не отскочит, на то она и кумулятивная. Прилипала к броне, прожигала ее направленным взрывом. И каюк зверю... Я правильно сказал? - повернулся он к Сталину.

- Да, верно, - улыбнулся гот. - Мы когда узнали о ПТАБе, об эффективности этой противотанковой бомбы, приказали наркому Ванникову изготовить восемьсот тысяч штук к началу летних боев, а до той поры не применять, держать в строгом секрете. Фашисты никак не ожидали от нас такой новинки.

- Вы представьте, представьте! - обрадовался Василий поддержке отца. - Идет по степи колонна "тигров". Пятьдесят. Пусть восемьдесят. И вдруг над ними наши штурмовики. Всего-то, может, две пары. Пикируют. И на эту колонну - тысяча двести ПТАБов! Засевают бомбами всю окрестность. Не спасешься. Горят "тигры". Полный разгром бронетанковых войск!

- Не преувеличивай, - охладил сына Иосиф Виссарионович. - До полного разгрома было еще далеко. И пехоте, и артиллерии, и танкам нашим работы хватило... Извините, товарищи, я на минуту...

Сталин скрылся за дверью. Никто не придал этому значения. Довольные, сытые гости припоминали, какие имена-названия давались штурмовику военным народом. От панибратского "Илюхи", от "горбатого" до "летающего танка" и "черной смерти".

Иосиф Виссарионович возвратился с тоненькой папкой в руке. Сел на свое место, достал несколько листков бумаги, положил перед собой. Заговорил, как на обычном совещании-заседании.

- Тут у нас данные, которые вызывают недоумение. Мы знаем, сколько самолетов построили за время войны. Мы достоверно знаем, какой урон нанесли противнику. Наша авиация и зенитная артиллерия уничтожили на советско-германском фронте в обшей сложности 52 650 немецких воздушных машин всех типов. - Сталин глянул на бумажный лист. - Для сравнения: потери немецкой авиации от наших союзников за всю войну, с тридцать девятого по сорок пятый год, составляют примерно двадцать четыре тысячи самолетов. Вдвое меньше поработали наши союзники при всей их технике и за более долгий срок. Хотя и предпочитали сражаться в воздухе, а не на земле... Эти данные бесспорны. Иосиф Виссарионович нахмурился. - А вот у нас здесь немецкие сведения, немецкие цифры, из которых следует, что гитлеровцы уничтожили втрое больше наших самолетов, чем мы у них.

- Получается даже больше, чем мы вообще выпустили? - полувопросительно произнес Молотов. - Значит, мы закончили войну без единого самолета? Чем же мы завоевали господство в воздухе, как победили?.. А-а-абракадабра.

- Все не так просто, Вече. Учитываются машины довоенною производства, а их было немало. Машины, поставленные нам по ленд-лизу. Но все равно цифры наших потерь неправомерно завышены. И ведь это немцы, привычные к точности, к строгой отчетности. Зачем им обманывать себя?.. Василий, сколько фашистов сбили наши лучшие истребители?

- Кожедуб - больше шестидесяти. Покрышкин почти столько же.

- Это много?

- Очень много, ты ведь сам знаешь.

- Но я знаю и другое. По немецким сведениям, ас Хартманн сбил 352 самолета, из них 347 - советских. Ас Баркхарн - 301 машину. Что за богатыри? Тебе известно о них?

- С потолка взято. Это практически невозможно, этого не может быть...

- Потому, что не может быть никогда, - сыронизировал Иосиф Виссарионович. - Веский довод. Но зачем немцам потолочные данные? Нас пугать?

- Не знаю, - Василий пожал узкими мальчишескими плечами, которые не выглядели шире даже от генеральских погонов на гимнастерке. - Не думал.

- А следовало бы подумать, это полезней, чем руками в застолье махать, распинаясь о прошлых успехах.

Молотов поспешил защитить Василия:

- Может, геббельсовская пропаганда по принципу: чем больше наврешь, тем скорее поверят.

- Нет, это не геббельсевская фантазия, - возразил Иосиф Виссарионович. Это официальные данные для высшего командования, для Геринга и Гитлера. Выдумывать не положено. И все-таки здесь что-то не так. Пусть этим займутся в Генштабе. И ты тоже, Василий, займись со своими авиаторами.

Озадачил, значит, Иосиф Виссарионович сына, так озадачил, что он потом, в машине, недовольно бурчал нечто вроде "не было печали, да черти накачали". Это когда мы вместе уехали из "Блинов". По пути было: мне в Жуковку, а ему на Дальнюю дачу.

- А что, самому-то разве не интересно выяснить? спросил я.

- Очень даже интересно, только с какого конца подступиться? Посоветуйте. Николай Алексеевич.

- Ладно, - пообещал я, стараясь успокоить Василия. - Завтра в восемнадцать ноль-ноль. Устраивает?

- Вполне! - обрадовался молодой генерал.

Не на ветер слова были брошены. Еще за столом в "Блинах", слушая разговор, я прикинул, с чего начать, если бы дело поручено было мне. Вспомнил о своих поездках с несколькими генералами и офицерами Генштаба в Красногорск, в лагерь военнопленных, о наших профессиональных беседах с немецкими военачальниками за чашкой кофе или рюмкой коньяка: даже в ту пору, когда еще шла война, немецкие коллеги делились с нами полезными сведениями, а уж теперь-то, после нашей победы, что им было скрывать. А сами встречи, обмен мнениями - это же приятное разнообразие в их монотонной жизни.

Поручил соответствующим товарищам пригласить на беседу несколько немецких авиационных генералов, старших и средних офицеров, строевых и штабников. С нашей стороны такой же состав. А Василия попросил заменить на время генеральские погоны на майорские да держаться в тени, поскромнее, чтобы не опознали немцы. С этим Василий справился, к тому же приехал на встречу в 27-й лагерь совершенно трезвым и до конца беседы спиртным не злоупотреблял, хотя стол, стараниями его подчиненных, был сервирован хорошо, разнообразно.

А шкатулка, над секретом которой умные люди ломали свои головы, - эта шкатулка, как часто бывало и бывает со времен дедушки Крылова и до нашей поры, просто открывалась, без всяких тайных запоров. Разная система учета у нас и у немцев - вот и все.

Наша - простая и строгая. Летчик докладывает командиру: сбил "фрица". Но для того, чтобы победа была зачтена и записана в летной боевой книжке, ее должны были подтвердить фотоконтроль и свидетельство еще двух летчиков, видевших, как был сбит противник. В крайнем случае свидетельство других военнослужащих, находившихся там, где упала вражеская машина. Немецкие же летчики фотоконтроля не имели. Для них достаточно было, что "русский Иван" задымил и отвалил в сторону, вышел из боя. А сколько таких машин возвращались потом в строй?! "Сбивали" ведь таким образом и Покрышкина, и Кожедуба, а они вновь и вновь поднимались в воздух на отремонтированных или на новых машинах.

Странным и непонятным для нас был немецкий метод учета по принципу "самолето-моторов". Сбивает фашистский ас двухмоторную машину - ему записывают два самолета. "Завалил" четырехмоторную - сразу четыре. Где уж было нашим летчикам-пилотам угнаться за такими темпами. Да ведь и это еще не все. Если немецкая эскадрилья в групповом бою сбивает, к примеру, три наших самолета, то по три машины начисляют каждому члену эскадрильи участнику вылета. А их дюжина. Попробуйте умножить - грандиозная арифметика! А если командир авиазвена или эскадрильи в какой-то день не взлетал, в бою не участвовал, но его подчиненные разбомбили на аэродроме или сбили несколько наших самолетов, то командиру все равно ставилось это в заслугу, его личный счет увеличивался соответствующим образом.

Не берусь судить, чья система учета, а следовательно, и поощрений была справедливей, лучше, но немецким летчикам она нравилась. Цифры-то какие: есть причина гордиться, носы задирать! Наша же система обеспечивала полную достоверность. Сбил Александр Покрышкин без малого шестьдесят вражеских машин, и это бесспорно, комар носа не подточит. А сколько реальных побед у немецкого аса-рекордсмена, определить невозможно: слишком много накручено.

Обо всем этом генерал Василий Сталин самолично доложил отцу генералиссимусу. Я же попросил Василия мою фамилию не называть, что он и сделал. Иосиф Виссарионович был удовлетворен и доволен. Василий тоже.


11

С итогами воздушных сражений разобрались. Спустимся на землю. Много недоразумений, противоречий возникало при подсчете потерь воевавших сторон. И теперь не утихают еще споры-раздоры, основанные зачастую не столько на желании выявить истину, сколько на политических и пропагандистских спекуляциях. Можно выделить по крайней мере два основных направления. Общие потери государства, к примеру, нашей страны. Это и воины, павшие в сражениях, и мирные жители, погибшие от пуль и снарядов, уничтоженные фашистами на оккупированных территориях - Белоруссия потеряла четверть своего населения. Это и люди, умершие от голода и болезней, хотя бы в том же блокированном Ленинграде. Это и неродившиеся из-за отсутствия мужчин дети. Тут прямая ответственность лежит на агрессоре, развязавшем Вторую мировую войну, не скрывавшем своего намерения очистить от других народов "жизненное пространство" для своей "избранной" нации. А второй аспект - чисто военные, фронтовые потери, характеризующие состояние вооруженных сил и способности высшего военного и политического руководства, от генералов поля боя до главы государства.

Отправной точкой расчетов служила нам первая всеобщая перепись населения России, состоявшаяся в 1897 году. В стране тогда насчитывалось 148 миллионов человек - для простоты я буду несколько округлять цифры. На рубеже девятнадцатого и двадцатого веков численность росла медленно. Жизненные условия для основной массы людей при царском правлении, в условиях развивавшегося капитализма, были очень тяжелые, особенно для крестьян. Медицинское обеспечение низкое. Отсюда и высокая смертность - прежде всего детская. По данным мобилизационного управления старой армии, к началу Первой мировой войны, к 1914 году, население России увеличилось примерно до 160 миллионов. (По "Энциклопедическому словарю" - несколько больше.) Таков, значит, был дореволюционный демографический фундамент.

Первую попытку новой, советской власти учесть население государства, предпринятую в 1926 году, удачной не назовешь. И опыта не имелось, и страна еще не утихомирилась после революционных потрясений, а в Средней Азии вообще еще продолжались бои. Многие люди по разным причинам уклонялись от учета, не желая "попасть в списки". Зато следующая советская перепись готовилась продуманно, тщательно, без спешки. Одних только счетчиков было выделено и обучено более миллиона. Чтобы каждого человека зафиксировали, даже в самых дальних и труднодоступных уголках. И вот 6 января 1937 года счетчики пошли по домам, по квартирам. В Москве день был солнечный, с хорошим морозцем. Я провел его вместе с Иосифом Виссарионовичем, которому, как и мне, и многим другим, не терпелось узнать результаты. Сколько же нас на просторах державы?!

Известно было, что во второй половине двадцатых годов и в тридцатых годах, в связи с улучшением условий жизни народных масс, рождаемость в стране увеличилась, значительно превысив смертность. Страна молодела. По сведениям профсоюзов, на одного гражданина пенсионного возраста приходилось десять работающих. [Для сравнения. В 1997 году в связи с катастрофическим развалом народного хозяйства на одного пенсионера в России приходилось в разных регионах всего лишь двое-трое работающих. (Примеч. автора.)] Но имелись и отрицательные факторы. И немало. До революции в состав России входили Финляндия, Прибалтика, Польша, Бессарабия (Молдавия) - теперь их не было. А это более 30 миллионов! Не могли не сказаться последствия длительных кровопролитных войн: первой мировой, гражданской, борьбы с англо-американо-японской интервенцией. А голод, два тяжелейших неурожая, из тех, что систематически обрушиваются на нашу страну через каждые 12-14 лет?! Что же мы увидим теперь? Возместились ли все эти утраты?

Итоги оказались потрясающими! После всех бед, испытаний, утрат на нашей урезанной, уменьшившейся территории в январе 1937 года проживало 167 миллионов человек. Практически на 20 миллионов больше, чем во всей России к началу века. Огромный рывок вперед. Основательная пощечина тем, кто после Октября, бежав за границу или затаившись во "внутренней эмиграции", охаивал Советскую власть и "жалел" народ, совершивший революцию.

Далее - совсем иной счет, гораздо более скорый, быстро менявшийся и поэтому менее точный, хотя и вполне достоверный в общих чертах. В 1939 году мы возвратили себе обширные и плотно заселенные территории Западной Украины и Западной Белоруссии. Затем всю Прибалтику и Бессарабию-Молдавию. Количество наших граждан резко возросло. А время было горячее: не до выяснения подробностей. Довольствовались приблизительными данными. Ученые-демографы общей точки зрения не имели, а мы, военные, считали, что к началу войны с Германией на просторах нашей расширившейся страны обитало около 190 миллионов человек, плюс-минус один или два миллиона. Эта цифра особенно важна в данной раскладке, только с ней можно было сравнить сведения о населении, полученные из всех областей, краев и республик в конце 1945 - начале 1946 годов. Суммировали в Москве, и получилось около 170 миллионов. Разница в 20 миллионов, опять же с каким-то плюсом или минусом. Настолько уменьшилось население нашего государства за четыре года войны. Все другие выкладки и рассуждения не ближе к истине, чем приведенные здесь.

При подсчете общих потерь, как и вообще при подсчете населения государства, важна, на мой взгляд, не столько скрупулезность (до единого человека!), сколько проявившаяся тенденция - основание для размышлений и широкомасштабных выводов. А вот вопрос о чисто военных, фронтовых потерях носит иной характер, требует особой точности и непредвзятости. Хотя бы потому, повторяю, что речь идет о готовности войск, о мастерстве полководцев, о престиже должностных лиц, о персональной ответственности военных и политических руководителей. Поэтому о боевых потерях, даже о методологии их исчисления споров было особенно много. После долгих дискуссий проявились, наконец, более или менее определенные цифры, которые были доложены Сталину и членам Политбюро. Безвозвратные потери наших вооруженных сил (убитые, без вести пропавшие, погибшие в плену, умершие от ран) составляли около 8 с половиной миллионов человек. Потери немцев на советско-германском фронте - примерно 5 миллионов 500 тысяч солдат и офицеров. Плюс 1 миллион 200 тысяч у гитлеровских союзников-сателлитов, воевавших против нас. Соотношение 1,3:1.

Сомнение в правильности подсчетов сразу же высказали несколько советских маршалов и генералов, в том числе и ваш покорный слуга. Утверждали, что потери фашистов оказались значительно заниженными. На чем мы основывались? А на том, что разработчики отчетности хорошо знали и учли все потери нашей стороны, в тем числе и народного ополчения, и добровольческих истребительных батальонов. Даже потери в войне с Японией заодно включили. А вот немецкие потери не были достоверны, совсем не принимались в расчет фольксштурм, другие специальные полувоенные формирования. А западно-украинские националисты, сражавшиеся рука об руку с гитлеровцами?! А дивизии СС, созданные из граждан Прибалтийских республик?! Они, как и власовцы, оказались либо совсем не учтенными, либо вошли в число наших общегосударственных утрат. Такие вот завихрения.

Разработчики ссылались на то, что соотношение не в нашу пользу складывается из-за огромных потерь среди военнопленных, которые были истреблены в фашистских лагерях. В то время как подавляющее количество немецких пленных, благополучно отбыв свой срок, вернулись на родину. Это был веский довод. А вот с другой ссылкой - на наши слишком большие потери в 1941 - 1942 годах, перевешивавшие чашу весов, - я никак не был согласен. Потом-то ведь пришли победные годы, когда мы уничтожали фашистов не меньше, а даже больше, чем они нас в начале войны. Наши штабы снизу доверху вели строгую отчетность, а она такова.

Летне-осенняя кампания 1944 года. Безвозвратные потери Красной Армии - 470 тысяч человек. Германская сторона - 858 тысяч солдат и офицеров. Соотношение 1:1,8. Первая половина 1945 года. Наши безвозвратные потери - 376 тысяч человек. У немцев - 1 миллион 277 тысяч, то есть в три с лишним раза больше. Такие вот солидные гири на чашу весов.

Иосиф Виссарионович был в общем согласен с приведенными здесь выкладками, которые были сообщены ему при первой возможности. Однако воспринял их несколько иначе, чем я надеялся: смотрел с более высокой колокольни. Обстановка в Европе была тогда напряженной, наши недавние союзники во всю силу своих возможностей разжигали войну холодную, могущую перерасти в настоящую. Вспыхивали беспорядки в Берлине, поднимали головы наши враги в столицах других государств.

- Сколько венгров погибло на советско-германском фронте? - спросил Сталин.

- Точных данных мет. Однако известно количество мадьяр, сдавшихся в плен и учтенных в наших лагерях, -513 тысяч.

- А существует ли в мировой практике среднеарифметическое соотношение между попавшими в плен и погибшими? Можно ли исходя из одного вычислить другое?

- Весьма приблизительно, в зависимости от разных этапов и исхода той или иной войны.

- И все же?

- Погибших обычно в два - два с половиной раза больше, чем попавших в плен. Но это применимо к настоящему стойкому воинству. К нам, к немцам. Когда борьба идет за собственные интересы с традиционным противником. А мадьяры вынуждены были воевать за гитлеровцев и без особой охоты. Случалось, сдавались гуртом при первой возможности. Как румыны и чехословаки.

- Сколько их подняло руки?

- Румын - 180 тысяч, чехословаков - без малого 70 тысяч.

- Большие получаются цифры, значительные потери, задевающие национальное самолюбие. Не следует сейчас много говорить об этом, привлекать внимание. Это не поможет, а только повредит нашим друзьям в странах народной демократии. У них там других сложностей хватает. Пусть наши военные исследователи продолжают свою работу, уточняют и анализируют данные. Но без широкой огласки.

Так лучше. Тем более что сведения продолжают поступать. [Окончательные, строго документированные итоги безвозвратных боевых потерь были подведены уже после смерти Сталина. Убыль с нашей стороны - 8 миллионов 668 тысяч 400 человек. У Германии с ее союзниками - 8 миллионов 649 тысяч 500 солдат и офицеров. Практически один к одному. (Примеч. автора.)]

- А цифры у вас интересные, Николай Алексеевич. По памяти.

- Имеется список национального состава военнопленных. Много любопытного.

- Не сочтите за труд

- Немцев примерно 2 миллиона 400 тысяч. Австрийцев - 156 тысяч. Поляков - 60 тысяч. Итальянцев - 499 тысяч. Французов 23 тысячи. Югославов 21 тысяча. Голландцев без малого 5 тысяч. Финнов 2 тысячи 300. Бельгийцев 2 тысячи. Люкссмбуржцев одна тысяча 600. Датчан и испанцев по 450. Норвежцев 101.

- Вся капиталистическая Европа, - усмехнулся Иосиф Виссарионович. - Географию изучать можно. Представители всех государств.

- И даже сверх того.

- А что может быть сверх? Эскимосы или зулусы?

- Цыгане, к примеру. Их оказалось в нашем плену ровным счетом 383.

- Немцы же уничтожали цыган, как недочеловеков.

- Да ведь и поляков тоже, и тем более евреев. Но находились евреи, верой и правдой служившие гитлеровцам.

- Мне докладывали, что переводчиком у фельдмаршала Паулюса был некто Коган. Сдался вместе с фельдмаршалом.

- Если бы он один... В наших лагерях для военнопленных официально зарегистрированы 10 тысяч 173 еврея, воевавших против Советского Союза на стороне фашистов.

- Так много? - удивился Сталин. - Если исходить из такого количества и вывести среднеарифметическое... Получается, что против нас, за Гитлера, сражались три еврейские дивизии.

- Нет, таких формирований не было. В рассеянии, без концентрации.

- Это не меняет сути...

Читателю, вероятно, нелегко воспринять сразу столько цифр, сосредоточенных так плотно, однако эта концентрация необходима для того, чтобы путем сопоставления прояснить хотя бы некоторые итоги Великой войны. Полезно для тех, кто стремится к истине.

Мы в тот раз не говорили с Иосифом Виссарионовичем лишь о пленных японцах, хотя по количеству они, после немцев, занимали второе место - 639 тысяч 635 человек. Дело в том, что с ними все было проще и понятней. В массе своей японцы капитулировали организованно, их легко было сосчитать, обустроить, разместив по Дальнему Востоку и в Сибири. Иногда даже в составе тех частей и подразделений, в которых они сложили оружие. И работали они столь же организованно, как и сдались, добросовестно выполняя указания своего высшего руководства, непосредственно самого премьер-министра Страны восходящего солнца Фумимаро Каноэ. Еще в 1945 году на переговорах с советскими представителями он передал предложение Сталину использовать японских военнопленных в трудовых лагерях, компенсируя потери, которые Советский Союз понес в войне с Японией. Своего рода контрибуция. К тому же и пленным легче коротать время, если они не киснут от безделья в бараках, а трудятся, зарабатывая при этом кое-что и для себя. Хотя бы прибавку к пайку. Соответствующие документы были представлены Сталину. Он согласился.

Конечно, скучали японцы по родным и близким, по своим островам, но жили они в щадящих условиях, ходили почти без конвоя, получали медицинскую помощь, питались не хуже многих наших людей. И опять без цифр не обойтись, очень уж они красноречивы и упрямы. Японские пленные начали возвращаться домой в 1954 году, а последняя партия отбыла в декабре 1956 года. В среднем пробыли у нас по 10 лет. За этот срок из 640 тысяч пленных умерло 62 тысячи, в основном за первый год. По разным причинам: смена климата, перемена питания и так далее. Значит, за 10 лет скончалось менее десяти процентов. То есть умирало менее одного процента в год, иными словами, меньше, чем один из ста. Ну, допустим, один. А это нормальная естественная убыль для взрослого населения по тому времени в той же Японии или у нас. Не плен, а прямо-таки курорт, оазис для долгожительства. И опять сравнение; за четыре года войны в немецко-фашистских лагерях было убито, замучено, умерло от голода и болезней 58 процентов советских военнопленных. Есть ли надобность что-то пояснять, добавлять к таким показателям?!

Обидно, что некоторые японцы, вернувшись на свои острова полными сил и здоровья, сразу же энергично включились в антисоветскую пропаганду, печатно и по радио распространяясь о том, какие тяготы и мучения перенесли в русском плену. И кто же рассуждает, кричит об этом? Те самые самураи, чья патологическая дикарская жестокость превосходила даже "цивилизованную" жестокость немецких фашистов! Это ведь самураи отрубали головы пленным американцам, англичанам, австралийцам, заподозренным или пойманным при попытке к бегству. Были случаи, когда у пленных вырезали печень и съедали ее: считалось, что при этом сила и мужество побежденного противника переходит к победителю-самураю. Это ведь японцы зверски истязали медицинскую сестру из морской пехоты Марию Цуканову, которая, будучи раненной, оказалась у них в когтях. Более зверски и изощренно, чем немцы Зою Космодемьянскую. Вонзали Цукановой штык в рану и проворачивали его. Говорить страшно, а приходится. Могила Героя Советскою Союза Марии Никитичны Цукановой на сопке над морем в корейском городе Чондин (по-японски Сейсин) - вечный позор и вечный укор самураям.

А известный теперь на весь мир лагерь смерти под кодовым названием "отряд 731", созданный японцами возле города Харбина для проведения изуверских экспериментов над людьми, в том числе над пленными, при разработке различных видов бактериологического оружия?! Кошмарнее не придумаешь! Ведь только в том сверхсекретном "отряде" японцы уморили, по разным данным, от 5 до 10 тысяч человек, среди которых были дети и женщины. И вот те же самые самураи, возвратившись из Советского Союза в полном здравии и благополучии, жалуются на жестокое якобы обращение с ними, беззастенчиво клевещут на нас. Какая черная неблагодарность!

Необходимое добавление автора. Еще более обидно, что распространяемая самураями клевета обрела сознательную и активную поддержку политических игрунов нашей страны, которые любой ценой ищут себе опору за рубежом, в стане извечных недоброжелателей России. Как же надо не любить свой народ и его историю, чтобы вопреки фактам униженно просить от имени того же народа извинения за грехи, которых не было. Дословно: за "бесчеловечные действия, которые были совершены в отношении японских военнопленных". Это Ельцин осенью 1993 года пластался таким образом в Токио перед японским императором, а затем перед премьер-министром, оскорбляя своим лизоблюдством нас, нашу Россию.

Ах, ах - разнесчастные самураи, их так долго держали в лагерях и к тому же (какое варварство!) заставляли работать: лес пилить и дороги прокладывать. На такой ноте Ельцин с премьер-министром Морихиро Хосокава общался, не зная, вероятно (а советники куда смотрят?!), что не кто иной, как дед этого самого Хосокавы, бывший премьер-министр Фумимаро Коноэ, убедительно просил Сталина использовать японских пленных в трудовых лагерях для частичного возмещения материальных и моральных убытков, нанесенных Японией нашей стране. Ну и для облегчения участи самих пленных. Особая пикантность заключается в том, что как раз в дни ельцинских "покаяний" документы о взаимоотношениях Сталина и Коноэ впервые печатали азиатские газеты, в том числе и японские. Смешно? Да, если бы не было стыдно за нашего "правителя". И грустно.


12

Иосиф Виссарионович хорошо знал историю вообще, а нашей страны тем паче. История же убедительно демонстрирует, что каждая большая война чревата для России тяжелыми политическими и экономическими последствиями, а если сказать проще - народным недовольством, бунтами и, как правило, большим голодом. Возьмем победу над Наполеоном. Несколько лет провели тогда российские офицеры и солдаты в Центральной Европе, во Франции, насмотрелись на тамошние порядки, сравнивая их со своими. Многие офицеры настроились против неограниченного царского самодержавия. А бравые наши солдаты, побившие в сражениях все вражеские рати, прошагавшие до Парижа, попользовавшиеся прелестями Монмартра, возвращались в свое захолустье, в нищие деревни, ограбленные крепостниками-помещиками. Результат - восстание в декабре 1825 года, хотя и закончившееся неудачей, но надолго всколыхнувшее страну.

Всенародное возмущение, вызванное поражением в Крымской войне, заставило царское правительство срочно провести ряд важных реформ, в том числе и военную, отменить наконец крепостное право. Неудачи 1904 - 1905 годов на Дальнем Востоке, захват японцами наших земель сразу же аукнулись бурным революционным подъемом по всей стране, едва не снесшим с трона государя-императора, вынудившим его поделиться властью, созвать Государственную думу.

Логическим завершением Первой мировой войны, обострившей все внутренние противоречия, обнажившей все язвы, стали сразу две революции, расправившиеся и с самодержавием, и с буржуазией. Но ни Первая мировая война, ни тем более противонаполеоновская Отечественная не были столь грандиозны по размаху, по людским и экономическим потерям, по народным страданиям, как Вторая мировая война, а для нас еще и Великая Отечественная. Значит, и последствия будут соответствующе огромными. Ресурсы промышленности на исходе, сельское хозяйство в упадке, без техники и рабочих рук: все надо возрождать или создавать заново. А народ устал, народ раздражен. Если во время войны тяготы объяснялись напряженной борьбой с врагами-захватчиками, то теперь не всякий уразумеет, почему нет облегчения, почему жрать нечего и одеться не во что.

Немцам и японцам помогут американцы, экономикой перетягивая на свою сторону, привязывая к себе. А нас, больше всех пострадавших в битве с фашизмом, кто поддержит? Опять же американцы?.. Эти поддержат, как веревка повешенного. Постараются потуже петлю затянуть. Недовольство у нас, конечно, проявится. Но когда и в какой форме - это надо было предусмотреть, чтобы не допустить потрясений, не суливших ничего, кроме добавочных материальных утрат и, возможно, большой крови.

Знал Сталин и вторую нависшую над нами угрозу, способную усугубить первую. Это - большой голод. Я уже упоминал о том, что на нашу страну систематически, через каждые 12-14 лет, обрушивается неурожай. Высокомудрые ученые связывают это с периодами солнечной активности, но никто не объяснил, почему тяжкие неурожаи "накладываются" именно на те годы, когда нашей стране и без того бывает особенно трудно, доводят до предела ниспосланные нам испытания. Окинем взглядом хотя бы недалекое прошлое. Вскоре после поражения от японцев в 1904 - 1905 годах, взвихрившего волнения в стране, возник голод в целом ряде губерний, в больших городах. Затем страшный мор, охвативший в 1920 - 1921 годах все Поволжье с населением в 20 миллионов человек. Две войны, первая мировая и гражданская, забрали под ружье мужиков, чуть ли не подчистую вымели конское поголовье. Уже к 1918 году посевной клин в Поволжье сократился более чем наполовину. А затем грянули подряд два засушливых года: ни снега зимой, ни дождя летом. Даже то немногое, что было посеяно и посажено, сгорало под знойным солнцем на сухой почве. Вымирали деревни. Кто мог - уезжал. Пустели целые уезды.

В свой срок неурожай накатился снова, на этот раз обрушившись в основном на Украину, на южные хлебоносные районы. И как раз в то время, когда сельская местность еще не оправилась от потрясений коллективизации, не укрепились новые формы труда. Стихия, словно по заказу, опять выбрала такой период, когда ей легче, беспрепятственней было разгуляться на нашей земле, принести наибольший вред. Вот и теперь, по всем расчетам, неурожай должен был вновь обрушиться на нашу страну, ослабленную войной с фашистами. Мы ждали капризов природы, мы готовились к ним, но возможности-то наши были невелики. Посевные площади уменьшились, почти нет удобрений, мало семян, мало машин и скота.