Книга о боевом пути во второй чеченской кампании 84-го отдельного орденов Александра Невского и Красной Звезды разведывательного батальона 3-й Висленской мотострелковой дивизии.
| Вид материала | Книга |
- План мероприятий, посвященных празднованию 75-летия Алтайского края и 70-летия 35-й, 332.54kb.
- Дорогами Александра Невского. Государственные Ордена в честь Александра Невского., 66.14kb.
- I. Александр Невский в истории России, 60.79kb.
- Анализ деятельности Александра Невского в период раннего средневековья Руси, 558.07kb.
- Романчин Владимир Петрович, 50.38kb.
- С равноапостольной Марией Магдалиной, 26.99kb.
- Урок по теме: «Борьба русских земель с агрессией немецких и шведских феодалов», 35.73kb.
- «Семья в современном мире», 150.35kb.
- Орден Александра Невского, 19.45kb.
- Ссобытиями какого века связано имя Александра Невского, 103.85kb.
«Ты всю ночь воевал…»
Михаил Курочкин, гранатомётчик:
— Вернулся из армии, с братом «на грудь принял», и спать лёг. Утром тётка спрашивает: «Ты себя нормально чувствуешь?» — «Да, а что такое?» — «И ничего не помнишь? Мы же тебе «скорую» помощь ночью вызывали!» — «Это ещё зачем?» — «Ты всю ночь воевал. Кого-то на помощь звал, кричал, чтоб отползали. «Скорая» приехала — зрачки не реагируют, нашатырь в нос — не действует». Тётка врачу сказала, что я контуженный, в Чечне воевал. Врач: «Тогда это не по нашей части, вызывайте психбригаду». Приехала психбригада: «Буйный?» — «Нет, лежит спокойно, только орёт во сне». — «Ну, ничего страшного. Скажите, чтобы больше не пил». Укол мне сделали и уехали.
Я ничего не помню, что мне снилось. Трясли — не могли разбудить. Тётка рассказала: «Глаза открытые, а зрачки бешеные!». С тех пор вообще не пью. Только через два года узнал, что в ноге после того боя остались осколки. Пришёл 31-го декабря из боя — на ноге кровь, а чья — моя или чужая — не поинтересовался. Вытер кровь, и она засохла. Ничего вроде нет в ноге, не болело. А через два года стало болеть. Пошёл к врачу, сделали снимок, и два осколочка со спичечную головку вытащили, а два заросли, ничего страшного.
За Дуба-Юрт мне дали медаль «За отвагу». Первый пошёл из поселка в армию, первый отвоевал, первый — с наградами. Героем вернулся, как говорится. Военком говорит: «Посиди, сейчас сфотографируем». Пришли фотограф и корреспондентка из местной газеты, начала расспрашивать: «Как служилось, как чего, где был?» Да разве могу я ей словами передать, что испытал… — «Было весело, — сказал, — природа, горы, Казбек». — «Ну, расскажи про Чечню, за что награды?» — «Я не воевал, в штабе писарем был». Никакого желания не было ей что-то рассказывать.
Олег Шустов, старший техник 2-й разведроты, прапорщик:
— После этого боя механики-водители боялись ездить. Самому приходилось садиться за штурвал БМП. Потом они отошли. Да и я после этого боя стал бояться. Взял отпуск, а попал в госпиталь, лежал в неврологическом отделении. Не мог смотреть телевизор, если показывают, как стреляют — сразу плачу… Было очень тяжело на душе.
«Очень боялась тишины…»
Елена Чиж, начальник медслужбы батальона:
— После войны вернулась домой, проснулась утром — белые стены, белый потолок, я на белой простыне и в ночной рубашке. Испугалась: где я? Привыкла, что восемь месяцев спала в палатке, в армейском спальнике, в свитере, слушала храп рядом лежавших мужиков. И вдруг — белая стена, белый потолок… Я долго не любила полную луну — врага разведчиков. Очень боялась тишины. Там звуки — где-то САУшки стреляют, пулемётные очереди вдали — это было естественным фоном, успокаивало. Стреляют — значит среди своих.
Через несколько месяцев после возвращения наш невропатолог предложил мне съездить в госпиталь ветеранов войны, или в санаторий в Сухуми. Я сначала не поняла: зачем? Тогда я не замечала за собой, что у меня странное поведение, но это было заметно окружающим. Полгода адаптировалась к мирной жизни.
Алексей Трофимов:
— Вернулся домой. Помылся, побрился, а был — как Дед Мороз. Ночью просыпаюсь — где я? Тишина! На следующий день на улице стою с ребёнком, у машины рядом сильный хлопок из выхлопной трубы — я машинально прижал его к себе: подумал, что это взрыв гранаты!
Евгений Лобанов, командир автомобильного отделения взвода материального обеспечения, старшина:
— Приехал домой — так привык спать на досках в палатке, что долго не мог уснуть в кровати, ворочался всю ночь. Проснулся — по привычке руку под подушку, проверить, на месте ли автомат. Нет — в первое мгновение даже испугался, не сразу сообразил, что я дома.
Валерий Олиенко, командир отделения управления 2-й разведывательной роты, старшина:
— Я во сне, жена жаловалась, от кого-то всё время отстреливался, да Шустова звал.
Салех Агаев, заместитель командира батальона по воспитательной работе, майор:
— Я полгода ночью просыпался весь мокрый, жена не успевала подушки менять. Стресс отходил, что накопился за войну. Забыть её — не забудется никогда… Со мной долго было, что идёшь по улице, и чего-то не хватает: привык, что автомат на плече. Без него идёшь по улице и чувство, как будто дома ключи забыл или часы.
На войне мы занимались делом, не бордюры красили. Мы понимали, что с войны вернёмся совершенно другими людьми. Вернулись, смотрим на мирную жизнь — здесь нас не очень-то понимают.
Андрей Бирюков, начальник штаба батальона, майор:
— Психологического привыкания к возможности гибели не было, тем более сначала обстановка была нормальная. А бояться — всегда можно бояться. Неизвестно, что может быть в следующую минуту. За водой поехали — обстреляли. А потом вроде привыкли, освоились. Но постепенно задачи стали усложняться. Наступило такое время, что — «Домой хочется!». Домой всегда хочется! В феврале было уже невмоготу.
Приехали домой, смотрю — по улицам люди ходят, ни о чем не знают, да и знать не хотят, что идёт война, что гибнут люди. На улицах горят фонари, реклама сверкает — даже это удивляло.
Вскоре постепенно стало проясняться, из-за кого разведчики в Дуба-Юрте попали в засаду…
«Только бойцам не отдавайте!»
Александр Соловьёв:
— Через неделю после Нового года к нам в батальон спецназовцы привезли чеченского коменданта Дуба-Юрта. Поймали его где-то глубоко в нашем тылу, на блокпосту. Когда там у него документы проверяли, а они и были-то в порядке, милиционер заметил, что у того руки трясутся и ладони потеют. На всякий случай остановили. — «Откуда?» — «Из Дуба-Юрта». А на блокпосту знали, что там бои были страшные. — «Давай-ка его на всякий случай туда отправим!». Вернули к нам. — «Кого мы видим? Здорово!» — когда привезли к нам этого коменданта.
Я был на том допросе. — «Делайте со мной что хотите, — говорит, — только бойцам не отдавайте». А вокруг палатки стояли бойцы из второй роты, оставшиеся в живых. Я думал, что не остановлю их — палатка дыбом встала! — «Отдайте его нам, нам всё расскажет!». Комендант сначала ничего не хотел говорить, потом стал оправдываться, что бандиты увели в горы заложницей его дочь. Про дочку что-то лепетал, — «Мне надо жить, семья в опасности». Это ему надо было милиции про дочку рассказывать, та поверит, но не мы. Скоро этот комендант понял, что если он не начнёт говорить правду, то мы отдадим его солдатам. Упал на пол, давай лизать нам ботинки — «Не отдавайте солдатам!». Написал он две тетради по 18 листов, мелким почерком — пароли, явки, схроны, карту нарисовал лучше любого художника.
Много он интересных вещей рассказал, этот комендант. Были там представители особого отдела группировки и ФСБ. Когда комендант закончил писать свой рассказ, кто-то из них сказал: «Нам он больше не нужен. Отпускайте»…