Книга первая. За иорданом доколе Господь не даст покоя братьям вашим, как вам, и доколе и они не получат во владение землю, которую Господь, Бог ваш, дает им
| Вид материала | Книга |
- Сочинение Моя мама, 29.58kb.
- Сочинение по катехизису Молитва и святые таинства средства для стяжания, 164.3kb.
- Книга первая, 2854.91kb.
- Рождество Пресвятой Девы Марии. Первая заповедь закон, 90.66kb.
- «История свободомыслия», 32.07kb.
- Раджи Парикшита, объясняет, почему Верховный Господь Сверхдуша, друг и защитник каждого, 4625.6kb.
- На пороге нового мира два мира в любую эпоху, 856.49kb.
- Книга вторая посвящение королю, 864.62kb.
- Первая беспристрастный tексt, 8513.09kb.
- 10 заповедей Божиих, 46.3kb.
Ааге и Мета Хансены жили в чудесном домике в окрестностях Аалборга. Этот дом словно
создан для маленькой девочки, но детей им Бог не дал. Хансены были значительно старше
Клементов; Ааге уже начинал седеть, да и Мета выглядела далеко не так изящно, как Мириам,
но все равно Карен почувствовала себя с ними тепло и уютно с той самой минуты, как они
перенесли ее, полусонную, в свою машину.
Поездка в Данию не напоминала ничего из ее прошлой жизни. Ей запомнились
приглушенные всхлипывания детей вокруг, все остальное утопало во мраке. Их выстроили в
ряд, прикрепили каждому какую-то бумажку на грудь; а вокруг были чужие лица, чужой язык.
Затем - залы ожидания, автобусы, новые бумажки.
Наконец Карен отвели в какую-то комнату, где с нетерпением ждали Ааге и Мета. Ааге
опустился на колени, взял ее на руки и понес к машине Мета держала ее всю дорогу до
Аалборга на коленях, поглаживала, ласково что-то бормотала, и Карен почувствовала, что
теперь она в безопасности
Ааге и Мета остановились у дверей заранее приготовленной комнаты, куда Карен только
что осторожно вошла на цыпочках. В комнате было множество кукол, игрушек, книжек,
платьиц и вообще всего, о чем только может мечтать маленькая девочка. Карен увидала на
кровати маленькую лохматую собачку, опустилась на колени, погладила, и собачка лизнула ее
щеку. Девочка обернулась и улыбнулась Хансенам, те улыбнулись в ответ.
Несколько первых ночей без папы и мамы были ужасны. Карен сама удивлялась, что так
сильно скучает по брату Гансу. Она едва дотрагивалась до пищи, молча сидела в своей комнате
с собачкой, которую назвала Максимилианом. Мета Хансен понимала все. Ночью ложилась с
ней рядом, держала ее за ручку и гладила, пока девочка не переставала всхлипывать и не
засыпала.
Первую неделю не прерывался поток гостей. Они приносили подарки, устраивали возню
вокруг Карен, разговаривали с нею на языке, который девочка еще не научилась понимать.
Хансены ужасно гордились ею, и Карен делала все, чтобы всем угодить. Через несколько дней
она впервые осмелилась выйти на улицу.
Карен очень привязалась к Ааге Хансену. Он, как ее папа, курил трубку и любил
прогулки. Аалборг был интересный город, и здесь тоже была река, как и в Кельне, только
называлась она Лимфьорден. Господин Хансен был юристом, очень важным лицом; в городе
все его знали. Конечно, не такое важное лицо, как ее отец, но ведь таких, как отец, вообще
мало.
- Ну, Карен, ты прожила у нас уже почти три недели, - сказал однажды Ааге. - Нам
хотелось бы поговорить с тобой об одном очень важном деле.
Он сложил руки за спиной, походил по комнате и заговорил с нею так, что девочка все
поняла. Он рассказал ей, что в Германии происходит много дурных вещей, и ее папа и мама
думают, что было бы лучше, если она останется на некоторое время здесь, в Аалборге. Он
понимает, говорил Ааге Хансен, что они никогда не смогут заменить ей папу и маму, но так как
Бог не дал им детей, то они будут счастливы, если Карен поживет у них, и очень бы хотели,
чтобы она тоже была счастлива.
Да, Карен все поняла. Она сказала Ааге, что не против пока пожить у них.
- И вот что еще, дорогая. Уж раз мы на некоторое время одолжили тебя у твоих
родителей и очень любим тебя, то не согласишься ли ты одолжить у нас наше имя?
Карен задумалась. Ей показалось, что Ааге сказал ей не все. Его вопрос звучал
по-взрослому - так разговаривали папа с мамой за закрытыми дверьми. Она кивнула и сказала,
что согласна и на это.
- Вот и прекрасно! Значит, теперь ты Карен Хансен, хорошо?
Он взял ее на руки, как всегда, понес в комнату и включил настольную лампу. Ааге
поиграл с нею, пощекотал, Максимилиан тоже вскочил на кровать, она смеялась до колик в
животе. Затем залезла под одеяло и помолилась.
- Благослови, Господи, маму и папу, и Ганса, и моего нового братика, и всех моих дядей
и теток, двоюродных братьев и сестер.. Благослови, Господи, Хансенов - они такие хорошие
- и благослови обоих Максимилианов.
- Я посижу с тобой, - сказала Мета, войдя в детскую.
- Спасибо, не нужно. Максимилиан посидит со мной.
- Доброй ночи, дорогая.
- Ааге!
- Да?
- Датчане тоже ненавидят евреев?
"Дорогой доктор, дорогая госпожа Клемент!
Неужели прошло уже шесть недель, как Карен у нас? Какой она удивительный ребенок!
Ее учитель говорит, что она занимается прекрасно. Просто поразительно, с какой легкостью
Карен усваивает датский. Наверное, это потому, что она проводит много времени со
сверстниками. У нее уже куча подруг.
Зубной врач посоветовал нам удалить у нее молочный зуб, чтобы легче вырос новый.
Пустяковое дело. Мы хотим, чтобы девочка брала уроки музыки. Мы еще напишем вам об этом
обстоятельнее..."
К письму была приложена записка от Карен, написанная печатными буквами:
"Дорогие мама, папа, Ганс, Максимилиан и мой новый братик! У меня нет слов, чтобы
сказать, как я соскучилась по всем..."
Зимой по Лимфьордену бегают на коньках, можно строить снежные дворцы, кататься на
санках, а потом сидеть у камина, пока добрый Ааге докрасна растирает тебе замерзшие ноги...
Зима прошла, Лимфьорден освободился ото льда, все зазеленело и расцвело. Настало лето,
и они поехали в Блохус, к Северному морю, катались там на парусной лодке. Однажды
забрались чуть ли не на сотню миль в открытое море.
Жизнь у Хансенов была разнообразная, полная событий. У нее появились подружки, ей
нравилось ходить с Метой на полный резких морских запахов рыбный базар, торчать вместе с
ней на кухне, учиться печь пироги. Мета была мастерицей на все руки: она и шила, и уроки
помогала готовить, и с любовью ухаживала за нею, когда Карен схватит, бывало, грипп или
ангину.
Ааге всегда улыбается, всегда готов взять ее на руки, он почти такой же добрый и умный,
как папа. Правда, когда надо, он умеет быть и ужасно строгим.
Однажды Ааге позвал Мету к себе в кабинет, у Карен был как раз урок танцев. Он был
бледен и взволнован.
- Мне только что сообщили из Красного Креста, - сказал он жене. - Они все исчезли.
Бесследно. Вся семья. Я все перепробовал. Не могу узнать, что там делается.
- Ты думаешь, Ааге?..
- Что тут думать? Их всех отправили в концлагерь... если не хуже.
- О, Господи!
Они так и не смогли заставить себя сказать Карен, что ее родные исчезли. Карен что-то
заподозрила, когда не стало писем из Германии, но боялась задавать вопросы. Она любила
Хансенов и во всем доверяла им. Инстинкт подсказывал ей, что, раз они сами не вспоминают
про ее семью, у них есть на то причины.
С ней происходило что-то странное. Карен, конечно, очень скучала по родным, но образы
папы и мамы как-то все больше бледнели и расплывались. Когда восьмилетний ребенок так
надолго разлучается с родителями, вспоминать их становится все труднее и труднее. Иногда
Карен хотелось заплакать от того, что она так смутно помнит их.
Спустя год она с трудом могла представить себе времена, когда она еще не была Карен
Хансен, датчанкой.
Рождество 1939
В Европе шла война, и прошел год с тех пор, как Карен приехала к Хансенам. Она пела
своим звонким, как колокольчик, голосом рождественский гимн, а Мета аккомпанировала ей на
рояле. Потом Карен подошла к шкафчику в своей комнате, где спрятала рождественский
подарок, который собственными руками сделала в школе. Она гордо поднесла им пакет, на
котором печатными буквами было написано: "Маме и папе от дочери Карен".
8 апреля 1940
Предательская ночь. Сквозь утренний туман на датских границах послышался страшный
топот солдатских сапог. На рассвете по затянутым туманом каналам потянулись баржи,
набитые солдатами в серых касках. Немецкая армия бесшумно, с методичностью робота
пересекла границу и растеклась по всей Дании.
9 апреля 1940
Карен и ее одноклассники смотрели на небо, почерневшее от самолетов, которые один за
другим садились на аэродром Аалборга.
9апреля 1940
Растерянные люди заполнили улицы.
"Говорит датское радио. Сегодня в 4.15 немецкие вооруженные силы перешли наши
границы в районе Сэда и Крусса!"
Ошеломленные молниеносной оккупацией датчане не отходили от радиоприемников в
ожидании, что скажет король Христиан. Вскоре пришло сообщение: Дания капитулировала без
единого выстрела. Трагедия Польши научила датчан: сопротивляться бесполезно.
Мета Хансен забрала Карен из школы и приготовилась бежать на Борнхольм или на
какой-нибудь другой отдаленный остров. Ааге успокоил ее, уговорил остаться и подождать.
Пройдут недели, даже месяцы, прежде чем заработает немецкая администрация.
Вид свастики и немецких солдат поднял в душе Карен волну воспоминаний, вместе с
ними явился страх. В первые недели все ходили растерянные, один Ааге сохранял спокойствие.
Оккупационные власти обещали вначале золотые горы. Датчане, говорили они, такие же
арийцы, как и немцы, главная цель оккупации - защитить Данию от большевиков. Теперь,
говорили они, Дания сможет самостоятельно распоряжаться своими внутренними делами;
стране предназначалось стать образцовым протекторатом.
Когда первые волнения улеглись, опять наступили более или менее нормальные дни.
Пользовавшийся всеобщей любовью король Христиан возобновил ежедневные прогулки
верхом, выезжая из копенгагенского дворца Амалиенборг. Он ехал по улицам в гордом
одиночестве и держал себя так, будто ничего не случилось. Народ следовал его примеру. Это
стало своеобразной формой протеста.
Ааге оказался прав. Жизнь в Аалборге вошла в прежнюю колею, и Карен вернулась в
школу, к урокам танцев.
Наступил 1941 год. Прошло восемь месяцев немецкой оккупации. Напряжение в
отношениях между немцами и населением "образцового протектората" с каждым днем
нарастало. Король раздражал немцев тем, что начисто их игнорировал. Рядовые датчане тоже
вели себя независимо, издевались над чванливостью оккупантов, смеялись над их
прокламациями. Немцы в ответ становились все ожесточеннее.
Если в первые дни оккупации у датчан и были какие-то иллюзии, то вскоре они
рассеялись. Датские машины, датское продовольствие и стратегическое положение Дании -
вот что интересовало немцев больше всего. Дания должна была стать новым винтиком в
германской военной машине. Следуя примеру соседей-норвежцев, датчане к середине 1941 года
создали немногочисленное, но хорошо организованное движение Сопротивления.
Доктор Вернер Бест, немецкий губернатор Дании, склонялся к умеренной политике в
"образцовом протекторате". Режим был мягок по сравнению с тем, что терпели народы других
оккупированных стран. Тем не менее подполье неуклонно росло. Бойцы Сопротивления, не
имея сил поднять народ на всеобщее восстание, нашли эффективный способ борьбы с немцами
- саботаж.
Доктор Бест не ударился в панику. Он начал методично выискивать среди датчан
коллаборационистов. Организованная немцами вспомогательная полиция постепенно
превратилась в банду, терроризирующую собственный народ. За каждым актом саботажа
следовали карательные меры.
Проходили месяцы и годы оккупации. Карен Хансен справила одиннадцатый, потом
двенадцатый дни рождения в провинциальном Аалборге, где жизнь протекала вполне мирно.
Карен взрослела, в ней рождалась женщина. Пришла к ней и первая любовь и с ней -
первые волнения и мучения. Ее кавалером стал Могенс Соренсен, лучший футболист школьной
команды; подружки Карен завистливо вздыхали.
Она танцевала все лучше, и учитель советовал Мете и Ааге устроить ее в копенгагенский
королевский балет. Карен - одаренная девушка, говорил учитель, она превосходно танцует.
В начале 1943 года датское Сопротивление установило связь с генштабом союзных войск;
подпольщики начали передавать важнейшие сведения о расположении военных заводов и
складов на территории Дании, наводить на эти объекты британские бомбардировщики.
Оккупанты ответили карательными мерами. По мере их усиления Ааге начал
задумываться: ведь происхождение Карен было известно в Аалборге всем. Хотя никаких мер
против датских евреев пока не предпринималось, Мета и Ааге решили продать свой домик в
Аалборге и перебраться в Копенгаген под тем предлогом, что для Ааге там больше работы, да и
Карен сможет успешнее продолжать свои хореографические занятия.
Летом 1943 года Ааге стал совладельцем юридической фирмы в столице. Хансены
достали подложное свидетельство о рождении, из которого явствовало, что Карен их родная
дочь, и надеялись остаться неузнанными в огромном городе. Карен пришлось распрощаться с
Могенсом Соренсеном и испытать муки разбитого сердца.
Хансены нашли очень хорошую квартиру на утопающей в зелени улице Сортедамс
Доссеринген. Из окон открывался вид на искусственное озеро и множество мостов, ведущих в
Старый город.
Карен быстро привыкла к новой обстановке и полюбила Копенгаген. Это был сказочный
мир. Они прогуливались часами, знакомясь с его достопримечательностями: можно было
пройтись по порту мимо статуи Русалочки, вдоль Лангелиние, по пышным садам Старого
города или по парку Христианборгского дворца. Тут были каналы и узкие уютные аллеи со
старыми пятиэтажными кирпичными домами, нескончаемые вереницы велосипедов и чудесный
рыбный рынок на Гаммель Штранд, рядом с которым рынок в Аалборге не выдерживал
никакого сравнения.
Жемчужиной сказочного города был сад Тиволи - море мигающих огней с каруселями,
театрами и ресторанами, огромными цветниками, детским оркестром и рестораном "Вивеко", с
фейерверками и неиссякающим весельем. Очень скоро Карен стала недоумевать, как же она
могла жить вдали от Копенгагена.
Однажды она вернулась домой бегом, пронеслась лестнице, вихрем ворвалась в гостиную
и бросилась обнимать Ааге, который читал газету.
- Папа, папочка!
Она стащила его с кресла, обхватила и пустилась с ним в пляс. В дверях появилась
улыбающаяся Мета:
- Твоя дочь хочет сообщить, что принята в королевский балет.
Ночью, когда Карен заснула, Мету было не унять.
- Говорят, что у нее редкий талант. Пять-шесть лет упорных занятий, и она станет
звездой.
- Это хорошо... это очень хорошо, - сказал Ааге, стараясь скрыть свою гордость.
Однако далеко не все в Копенгагене было так сказочно благополучно. Каждую ночь земля
содрогалась от взрывов, полыхало пламя пожаров, раздавались винтовочные выстрелы и
пулеметные очереди!
Саботаж!
Карательная экспедиция!
Началось систематическое разрушение всего, что было дорого датчанам. Наемные
террористы взрывали театры, пивоваренные заводы, общественные здания. Датские
подпольщики отвечали ударом на удар и уничтожали военные заводы, работающие на немцев.
Днем и ночью раздавались взрывы.
Во время немецких парадов улицы пустели. Датчане демонстративно не покидали домов.
Но в датские национальные праздники улицы заполнялись народом, и все носили траур.
Ежедневные верховые прогулки старого короля превратились в сигнал сбора для сотен датчан,
которые восторженно приветствовали его и бежали за королевской лошадью.
Положение становилось все более напряженным - и наконец утром 29 августа 1943 года
раздался взрыв, оглушивший всю Зеландию. Датский флот потопил сам себя, чтобы
блокировать судоходство по каналам.
Немцы пришли в бешенство. Они двинули войска к правительственным зданиям и к
королевскому дворцу в Амалиенборге. Королевская гвардия оказала сопротивление, которое
быстро подавили. Ее место заняли немецкие солдаты. В Данию хлынула орда эсэсовцев -
наводить порядок в стране. Оккупационные власти распустили парламент и опубликовали ряд
жестоких декретов. Протекторат перестал быть "образцовым", если он таким вообще был
когда-либо.
Датчане ответили усилением саботажа и партизанскими вылазками. Склады оружия и
боеприпасов, заводы, мосты - все взлетало на воздух. Немцев охватила тревога: ущерб
становился чувствительным.
Из оккупационного штаба, расположенного в отеле "Англетер", пришел приказ: "Все
евреи обязаны носить желтую повязку с шестиконечной звездой".
Этой же ночью подпольная радиостанция передала заявление короля Христиана, который
сказал, что он первый наденет повязку, и призвал датчан последовать его примеру.
На следующий день почти все жители Копенгагена надели повязку с шестиконечной
звездой.
Еще через день немцы отменили приказ. Сам Ааге не участвовал активно в движении
Сопротивления, но его компаньоны по фирме руководили подпольем, и он знал об их
деятельности. В конце лета 1943 года его охватила тревога.
- Я знаю точно, - сказал Ааге жене. - В ближайшие месяцы немцы арестуют всех
евреев Дании. Неизвестна только дата.
Мета Хансен подошла к окну и невидящими глазами посмотрела на озеро, на мост,
ведущий в Старый город. Наступал вечер. Карен вот-вот должна была вернуться из балетной
школы. Мета строила планы, как бы попышнее отпраздновать ее тринадцатый день рождения.
Это должно было стать незабываемым событием, предполагалось пригласить в Тиволи человек
сорок детей.
Ааге зажег трубку и посмотрел на портрет Карен, стоявший у него на столе. Он вздохнул.
- Я ее не отдам, - сказала Мета.
- Но мы не имеем права...
- Она же вовсе не еврейка. У нас есть бумаги, Карен наша родная дочь.
Ааге положил руку на плечо жены.
- Кто-нибудь из Аалборга может донести немцам.
- Они не станут заниматься этим. Ведь речь идет всего-навсего об одном ребенке.
- Неужели ты до сих пор не разобралась в них?
Мета резко обернулась.
- Устроим крещение, удочерим ее.
Ааге медленно покачал головой. Жена опустилась в кресло, кусая губы. Она с такой силой
сжала подлокотники кресла, что побелели руки.
- Что же будет, Ааге?
- Мы тайно соберем евреев на зеландском берегу, у проливов. Достанем лодки, сколько
сможем, и переправим всех в Швецию. Шведы сообщили нам, что позаботятся о них.
- Сколько раз по ночам я лежала и думала об этом! Пыталась уверить себя, что бежать
для нее опасней, чем остаться с нами. Я и сейчас убеждена, что с нами она будет в большей
безопасности.
- Думай, что ты говоришь, Мета!
Мета бросила на мужа взгляд, полный такой отчаянной решимости, какой он еще никогда
у нее не видел.
- Я никогда не отдам ее, Ааге. Просто не смогу жить без нее.
Ни один датчанин не отказался от участия в этой гигантской операции. Евреев тайно
собрали на Зеландии и переправили на лодках в Швецию, где им ничто не угрожало.
Несколько дней спустя немцы прочесали Зеландию, но ловить уже было некого.
Карен осталась с Хансенами в Копенгагене; ответственность за это решение легла тяжким
грузом на совесть Меты. С этого часа немецкая оккупация превратилась для нее в сплошной
кошмар. Она приходила в панику от каждого нового слуха, несколько раз уезжала с Карен к
родственникам в Ютландию.
Ааге принимал все более активное участие в Сопротивлении. Каждую неделю он исчезал
из дома дня на три, на четыре. Для Меты это были ночи, полные ужаса.
Окрепшее датское подполье направляло свои удары против немецкого транспорта.
Каждые полчаса происходила диверсия на железной дороге. Вскоре вся железнодорожная сеть
страны была забита взорванными эшелонами.
Коллаборационисты из созданной немцами вспомогательной полиции отомстили тем, что
взорвали сады в Тиволи, дорогие сердцу каждого датчанина.
В ответ началась всеобщая забастовка. Люди высыпали на улицы, построили по всему
Копенгагену баррикады, над которыми развевались датские, американские, английские, русские
флаги.
Немцы объявили в Копенгагене осадное положение.
Доктор Бест исступленно визжал:
- Теперь это быдло почувствует мой кнут!
Всеобщая забастовка была подавлена, но диверсии Сопротивления не прекращались.
19 сентября 1944
Немцы интернировали всю датскую королевскую полицию за неспособность справиться с
народом, за открытые симпатии к действиям, направленным против оккупационных властей.
Сопротивление ответило дерзким нападением на здание немецкого архива и уничтожило его.
Было налажено подпольное производство оружия, мужчины переправлялись в Швецию, где
вступали в датскую освободительную армию. Коллаборационистов ждала беспощадная
расправа. Полиция и гестапо тоже никого не щадили: расстрелы следовали один за другим.
Вскоре из Германии хлынул поток беженцев - немцев, спасавшихся от бомбежек
союзников. Они наводнили страну и распоряжались, как у себя дома. Датчане презрительно
отворачивались от них.
В апреле 1945 года стали доходить долгожданные вести...
4 мая 1945
- Мама, папочка! Война окончена! Война окончена!