Geum.ru

Тстранствия убийцы робин хобб перевод с английского М. Юнгер. Ocr: Alonzo

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   42

20

ДЖАМПИ


Джампи древнее Баккипа - совершенно так же, как династия Горного Королевства старше Дома Видящих. И полукочевой Джампи так же не похож на город-крепость Баккипа, как не похожи воинственные монархи Видящих на мудрецов из династии Жертвенных, что правят Горным Королевством.

В Джампи нет привычного нам регулярного города и крайне мало постоянных домов. Вдоль окруженных садами дорог достаточно места для приходящих и уходящих жителей гор. Есть рынок, но торговцы на нем тоже меняются круглый год. За ночь может возникнуть десяток новых палаток, и их обитатели присоединятся к населению Джампи на неделю или на месяц, словно лишь затем, чтобы исчезнуть без следа, как только закончат свои дела.

Дома правящей семьи, да и всех, кто живет в Джампи постоянно, совершенно не похожи на наши. Они как бы вырастают вокруг стволов огромных деревьев, ветви которых регулярно подрезают, чтобы придать им подходящую для постройки форму. Эта живая конструкция впоследствии покрывается материалом, изготовленным из древесной коры, который для защиты от дождя лакируют. Такие стены напоминают великолепно вырезанный бутон тюльпана или яйцо. Некоторые стены украшают изображения фантастических животных или растительный орнамент. Чаще всего дома бывают светло-охристыми или пурпурными. Поэтому, когда вы приходите в город, стоящий в тени гигантских деревьев, вам кажется, что вы оказались весной на поляне, заросшей крокусами.

Возле домов и меж дорог этого кочевничьего города цветут сады. Каждый из них неповторим. Каждый украшен деревянными скульптурами и декоративными горками из искусно подобранных по цвету камней. В центре одного из них - горячий источник, вокруг которого растут южные травы с мясистыми листьями и одуряюще пахнущие цветы, привезенные из стран с более теплым климатом. Сады не принадлежат никому, и ими владеют все.


***


Была ночь. Я не помнил почти ничего, кроме того, что она следовала за долгими днями боли. Я переставил свой посох и сделал еще один шаг. Потом снова переставил посох. Мы шли медленно. Рябь снежинок в воздухе ослепляла едва ли не больше, чем темнота. Некуда было деться от вихря, швырявшего пригоршни снега мне в лицо. Ночной Волк кружил возле, направляя мои неуверенные шаги, как будто это могло заставить меня идти быстрее. Время от времени он беспокойно поскуливал. Тело его было напряжено от страха и усталости. Он чуял запахи дыма и коз...Не для того, чтобы предать тебя, брат мой. Чтобы помочь. Помни это. Тебе нужен кто-то с руками. Но если они попытаются обмануть тебя, я сразу приду. Я буду близко...

Я не мог сосредоточиться на его мыслях. Я чувствовал его горечь оттого, что он не в силах помочь, и как он боится, что ведет меня прямиком в ловушку. Мне казалось, что мы спорили, но я не помнил, на чем настаивал. В любом случае Ночной Волк победил, и победил потому, что точно знал, чего хочет. Я поскользнулся на утоптанном снегу дороги и упал на колени. Ночной Волк сел рядом со мной и стал ждать. Я попытался лечь, но он сжал в челюстях мое запястье. Он осторожно потянул, и в этот момент обломок стрелы в моей спине шевельнулся, обрушив на меня обжигающую боль. Я застонал.

Пожалуйста, брат мой. Там впереди хижины, а в них свет. Огонь и тепло. И кто-то с руками, кто сможет очистить рану у тебя в спине. Пожалуйста. Вставай. Это в последний раз.

Я поднял голову и попытался оглядеться. Нечто как бы рассекало дорогу надвое. Серебряный лунный свет блестел на этом предмете, но я не мог понять, что это. Я поморгал, и нечто превратилось в каменную фигуру выше человеческого роста. Это не было изображением чего-то определенного, просто камню придали красивую форму и отполировали. У его основания, как воспоминание о летнем кустарнике, торчали голые черные отростки. Невысокое каменное ограждение окружало фигуру. Все было покрыто снегом. Каким-то образом это напомнило мне о Кетриккен. Я попытался подняться, но не смог. Рядом со мной Ночной Волк заскулил в отчаянии. Я не мог собраться с мыслями, чтобы успокоить его. Все мои силы уходили на то, чтобы удерживаться на коленях.

Я не слышал шагов, но почувствовал, как внезапно усилилось звенящее напряжение Ночного Волка. Я снова поднял голову. Далеко впереди, за садом, кто-то шел сквозь ночь. Высокий и стройный, одетый в тяжелое одеяние, капюшон надвинут на лицо, как у монаха. Я смотрел, как это существо приближается. Смерть, подумал я. Только Смерть может подходить так безмолвно, так легко скользить сквозь ледяную ночь.

- Беги, - прошептал я Ночному Волку, - Глупо будет, если она заберет нас обоих. Беги скорее.

К моему удивлению, он послушался и бесшумно скользнул в сторону. Я повернул голову. Я не видел его, но чувствовал, что он близко. Его сила оставила меня, как будто я снял теплый плащ. Часть меня пыталась уйти с ним, чтобы уцепиться за него и стать волком. Я жаждал покинуть это израненное тело.

Если необходимо, брат мой. Если это необходимо, я не прогоню тебя из себя.

Я хотел бы, чтобы он не говорил этого. Мне стало труднее противостоять искушению. Я обещал себе, что не сделаю этого с ним, что если я должен умереть, то умру и оставлю его свободным и очищенным от меня, чтобы он мог жить собственной жизнью. Но теперь, когда Смерть подошла так близко, нашлось столько важных причин, чтобы нарушить это обещание. Здоровое дикое тело и простая жизнь в настоящем звали меня.

Фигура медленно приблизилась. Меня сотрясала дрожь от холода и боли. Я могу уйти к волку. Я собрал остатки сил и бросил вызов самому себе.

- Сюда! - проскрипел я Смерти. - Я здесь. Приди и возьми меня, и покончим с этим наконец.

Она услышала. Я увидел, как она остановилась и замерла, словно испугавшись. Потом неожиданно быстро она подошла ко мне, ее белый плащ развевался на ветру. Она стояла надо мной, высокая, стройная и безмолвная.

- Я пришел к тебе, - прошептал я.

Внезапно Смерть склонилась надо мной, и я увидел ее точеное лицо цвета слоновой кости. Она обняла меня и подняла, чтобы унести. Давление ее руки на спину было невыносимым. Я потерял сознание.

Тепло возвращалось ко мне, и с ним возвращалась боль. Я распростерся на боку, видимо где-то в доме, поскольку ветер, словно океан, бушевал снаружи. Я ощутил запахи чая, каких-то благовоний, красок, древесной стружки и шерстяной подстилки, на которой лежал. Лицо мое горело. Я не мог остановить бившую меня дрожь, хотя каждая волна пробуждала режущую боль в спине. Руки и ноги пульсировали.

- Завязки твоего плаща смерзлись. Я хочу их разрезать. Теперь лежи спокойно. - Голос был чересчур мягок, как будто человек не привык разговаривать таким тоном.

Я попытался открыть глаза. Я лежал на полу. Лицо мое было повернуто к каменному очагу, в котором горел огонь. Кто-то склонился надо мной. Я видел блеск лезвия у моего горла, но не мог шевельнуться. Я чувствовал, как оно двигается, но совершенно искренне не мог бы сказать, касается оно кожи или нет.

- Он примерз к рубашке, - пробормотал кто-то. Мне показалось, что я знаю этот голос. Приглушенный вскрик:

- Это кровь! Все это замерзшая кровь!

Раздался странный рвущийся звук, и мой превратившийся в лед плащ отвалился. Потом кто-то сел на пол рядом со мной.

Я медленно перевел на него взгляд, но не мог поднять голову, чтобы увидеть лицо. Вместо этого я смотрел на стройное тело в мягком одеянии из белой шерсти. Руки цвета старой слоновой кости засучили рукава. Пальцы были длинными и тонкими, запястья костлявыми. Потом человек неожиданно встал, чтобы что-то взять. Некоторое время я был один. Я закрыл глаза. Когда я открыл их, рядом с моей головой стоял широкий сосуд из голубой глины. Из него шел пар, и я узнал запах ивы и рябины.

- Держись, - сказал голос, и рука успокаивающе сжала мое плечо. Потом я почувствовал, как тепло разливается по моей спине.

- Снова идет кровь, - сказал я себе.

- Нет. Я пытаюсь отмочить рубашку. - И снова голос показался мне почти знакомым. Я закрыл глаза. Дверь распахнулась, впустив холодное дуновение ветра. Человек рядом со мной остановился. Я почувствовал, что он поднял глаза.

- Ты могла бы постучать, - сказал он с шутливой строгостью. Я снова ощутил, как теплые струйки воды щекочут мою спину. - Даже у такого, как я, иногда бывают гости.

Вошедший приблизился ко мне и легко опустился на пол. Я увидел складки юбок, когда человек садился. Рука откинула волосы с моего лица.

- Кто это, святой человек?

- Святой человек? - В голосе отвечавшего была горькая ирония. - Если хочешь говорить о святых, говори о нем, не обо мне. Вот, посмотри на его спину. - Он понизил голос. - У меня нет ни малейшего представления о том, кто это может быть.

Я слышал, как она ахнула.

- Все это кровь? Как же он жив до сих пор? Что ж, нам надо согреть его и смыть всю эту кровь. - Она стянула с меня рукавицы. - О, его бедные руки! Пальцы на концах совсем почернели! - воскликнула она в ужасе.

Я не хотел ни видеть, ни знать этого. Я ушел...

Некоторое время казалось, что я снова стал волком. Я обследовал незнакомый город, остерегаясь собак и всех, кто мог бы обратить на меня внимание, но все вокруг было поглощено белым безмолвием и снегом, падавшим в ночи. Я нашел хижину, которую искал, и крадучись обошел ее, но не осмелился войти. Потом я решил, что сделал все, что мог. И я отправился на охоту. Я убивал, ел и спал.

Когда я снова открыл глаза, комната была умыта тусклым дневным светом. Стены изгибались. Сначала я подумал, что просто не могу сфокусировать взгляд, а потом вспомнил форму горных построек. Я медленно начал различать детали. Толстый шерстяной ковер на полу, простая деревянная мебель, окно, затянутое промасленной кожей. На полке рядом с деревянной лошадкой и крошечной повозкой две куклы склонили друг к другу головы. В углу покачивался охотник-марионетка. На столе лежали ярко раскрашенные куски дерева. Пахло опилками и свежей краской. Куклы, подумал я. Кто-то делает кукол. Я лежал в кровати на животе, укрытый одеялом. Мне было тепло. Кожа моего лица, рук и ног неприятно горела, но на это можно было не обращать внимания, поскольку отчаянная боль в спине не давала отвлекаться на такие мелочи. Во рту у меня было не так уж сухо. Разве я что-то пил? Мне казалось, что я помню вкус чая на губах, но это воспоминание не было ясным. Кто-то наклонился и поднял одеяло. Холодный воздух коснулся моей кожи. Сноровистые руки двигались по моей спине, обследуя место вокруг раны.

- Такой тощий! Если бы он был потолще, у него было бы больше шансов, - сказал грустный голос пожилой женщины.

- Он потеряет пальцы на руках и ногах? - Женский голос. Совсем близко. Молодая женщина. Я не видел ее, но она была рядом. Другая женщина наклонилась ко мне. Она взяла мою руку, ощупала пальцы и нажала на кончики. Я вздрогнул и слабо попытался отнять руку.

- Если он выживет, то сохранит пальцы, - сказала она, не грубо, а просто констатируя факт. - Они будут нежными, потому что отмороженная часть отвалится. Во всяком случае, они не очень плохи. Инфекция в спине, вот что может убить его. В ране что-то есть. Похоже на наконечник стрелы и обломок древка.

- Вы можете его вытащить? - спросил Костяные Руки из дальней части комнаты.

- Легко, - ответила женщина. Я понял, что она говорит на языке Бакка с горским акцентом. - Но рана, конечно же, будет кровоточить, а у него и без того осталось не много крови. Кроме того, свежая кровь может разнести инфекцию по всему телу. - Она вздохнула. - Если бы Джонки была жива! Она очень хорошо разбиралась в таких вещах. Это она вытаскивала стрелу, застрявшую в груди принца Руриска. Рана пузырилась при каждом вздохе, но Джонки все равно не дала ему умереть. Я не такая умелая целительница, как она, но сделаю что смогу. Я пришлю ученика с мазью для его рук, ступней и лица. Хорошенько втирайте ее в обмороженные места каждый день и не бойтесь повредить кожу. А на спину будем ставить припарки, чтобы вытянуть из раны как можно больше дряни. Давайте ему есть и пить, сколько он захочет. Пусть отдохнет. А через неделю мы вытащим стрелу и будем надеяться, что он к тому времени наберется достаточно сил, чтобы пережить это. Джофрон, ты знаешь какую-нибудь хорошую оттягивающую припарку?

- Знаю парочку. Хорошо помогают отруби и гусиный лук.

- Отлично. Я не могу остаться здесь - у меня много других пациентов. Прошлой ночью было нападение на Цедар-Нолл. Они прислали птицу с сообщением, что многие пострадали, прежде чем солдаты были отброшены. Я не могу ухаживать за одним, оставляя без внимания многих. Мне придется оставить его в ваших руках.

- И в моей постели, - скорбно сказал Костяные Руки. Я услышал, как за целительницей закрылась дверь.

Я сделал глубокий вдох, но обнаружил, что у меня нет сил говорить. Я слышал, как по комнате движется человек, слышал тихий плеск льющейся воды и звон посуды. Шаги приблизились.

- Мне кажется, он очнулся, - тихо сказала Джофрон. Я слегка кивнул.

- Тогда попробуй дать ему это. - предложил Костяные Руки. - А потом пусть отдыхает. Я вернусь с отрубями и гусиным луком для припарок. И с постелью для меня, потому что он, я полагаю, останется здесь.

В поле моего зрения появился поднос. На нем стояли тарелка и чашка. Женщина села рядом со мной. Я не мог повернуть голову, чтобы увидеть ее лицо, но ткань юбки женщины была соткана в горах. Ее рука зачерпнула немного из тарелки и протянула ложку мне. Я осторожно пригубил. Какой-то отвар. Из чашки пахло ромашкой и валерианой. Я услышал, как дверь распахнулась и захлопнулась. Я почувствовал дуновение холодного воздуха. Еще одна ложка отвара. И третья.

- Где? - с трудом проговорил я.

- Что? - спросила она, наклоняясь ниже. Она повернула голову, чтобы видеть мое лицо. Голубые глаза. Слишком близко к моим. - Ты что-то сказал?

Я отказался от ложки. Вдруг оказалось, что есть слишком тяжело, хотя то, что я уже проглотил, подкрепило меня. В комнате стало темнее. Когда я проснулся в следующий раз, вокруг была уже глубокая ночь. Все было тихо, кроме еле слышного потрескивания дров в очаге. Свет был слабым, но позволил мне осмотреть комнату. У меня был жар, сильная слабость, и очень хотелось пить. На низком столике рядом с моей кроватью стояла чашка с водой. Я попытался потянуться к ней, но боль в спине остановила меня. Спина распухла и онемела.

- Воды, - застонал я, но во рту было так сухо, что получился только шепот. Никто не пришел.

Рядом с очагом мой хозяин устроил постель для себя. Он спал, как кошка, расслабившись, но от него исходило ощущение настороженности. Его голова лежала на вытянутой руке. Свет огня озарял его лицо. Я посмотрел на него, и сердце перевернулось в моей груди.

Его волосы были гладко зачесаны назад и сплетены в косу, подчеркивая ясные линии лица. Неподвижное и лишенное выражения, оно казалось вырезанной из дерева маской. Последние остатки мальчишеского были выжжены из него. Остались только впалые щеки, высокий лоб и длинный прямой нос. Его губы стали уже, подбородок тверже, чем я помнил. Отблески огня танцевали на лице, окрашивая кожу в янтарные тона. Шут вырос за то время, что мы не виделись. Казалось, что за двенадцать месяцев произошло слишком много изменений, хотя этот год и был самым длинным за всю мою жизнь. Некоторое время я просто лежал и смотрел на него.

Его глаза медленно открылись, как будто я заговорил с ним. Некоторое время он молча смотрел на меня. Потом лоб его сморщился. Он медленно сел, и я увидел, что на самом деле кожа его была цвета слоновой кости, а волосы словно свежесмолотая мука. И его глаза заставили остановиться мое сердце. Огонь отражался в них, и они были желтыми, как у кошки. Я наконец обрел дыхание.

- Шут, - выдохнул я горестно, - что они с тобой сделали?

Мой пересохший рот не мог больше произнести ни слова. Я протянул к нему руку, но это движение заставило напрячься мышцы спины, и я почувствовал, что моя рана снова открылась. Мир покачнулся и погас.

Безопасность. Это было мое первое ясное ощущение. Оно исходило от чистой теплой постели, от ароматных трав, наполнявших мою подушку. Что-то теплое и слегка влажное мягко давило на мою рану и приглушало острую боль. Безопасность была такой же нежной, как холодные руки, державшие мои обмороженные пальцы. Я открыл глаза. В очаге горел огонь. Мой взгляд медленно сфокусировался.

Он сидел у моей постели. Странная неподвижность - но не покой - владела им, когда он смотрел мимо меня в темную комнату. На нем было простое одеяние из светлой шерсти, с круглым воротником. Оно потрясло меня; слишком много лет я видел его только в шутовском наряде. Так, наверное, выглядела бы грубо размалеванная марионетка, если бы с нее вдруг стерли всю краску. Потом единственная серебряная слеза скатилась по щеке. Я был изумлен.

- Шут? - На этот раз мой голос прозвучал как скрип. Он посмотрел мне прямо в глаза, потом упал на колени рядом со мной. Он прерывисто дышал. Шут взял чашку с водой и держал ее, пока я пил. Потом он отставил ее в сторону и взял мою повисшую руку. Он говорил тихо, как и раньше, скорее себе, чем мне:

- Что они сделали со мной, Фитц? Боги, что они сделали с тобой, чтобы так изувечить тебя? Что случилось со мной, если я даже не узнал тебя, когда нес на руках? - Его холодные пальцы коснулись моего лица, ощупывая шрам и сломанный нос. Внезапно он наклонился и прижался лбом к моему лбу - Когда я вспоминаю, как ты был красив... - потерянно прошептал он и замолчал. Его теплая слезинка стекла на моем лицо.

Он сел и откашлялся. Потом провел рукавом по глазам с такой детской наивностью, что совершенно лишил меня самообладания. Я втянул в себя воздух и собрался с духом.

- Ты изменился, - с трудом проговорил я.

- Неужели? Как я мог не измениться? Я думал, что ты умер, и вся моя жизнь потеряла смысл. И теперь вдруг получить обратно и тебя, и смысл моей жизни... Я открыл глаза, увидел тебя и подумал, что у меня сейчас сердце остановится, что безумие наконец овладело мною. Потом ты назвал меня по имени. Изменился, говоришь? Больше, чем ты можешь себе представить. И наверное, так же, как изменился ты сам. В эту ночь я по-настоящему узнал себя.

Я никогда не слышал, чтобы шут был так близок к бессвязной болтовне.

- Год я верил, что ты мертв, Фитц. Целый год.

Он не отпускал мою руку. Я чувствовал, как он дрожит. Потом он встал, сказав:

- Нам обоим нужно что-нибудь выпить.

Он отошел от меня в темноту комнаты. Он вырос. Я сомневался, что он стал много выше, но тело его не было больше телом ребенка. Он был худым и тонким, как и раньше, но у него были мускулы акробата. Он достал из шкафчика бутылку и две простые чашки. Шут откупорил бутылку, и я почувствовал запах бренди прежде, чем он налил его в чашки. Он вернулся, сел у моей кровати и протянул мне чашку. Я с трудом взял ее, не обращая внимания на боль в обмороженных пальцах. Казалось, шут немного пришел в себя. Он смотрел на меня через край бокала, пока пил. Я поднял голову и сделал крошечный глоток. Добрая половина пролилась мне на бороду, и я закашлялся, как будто никогда раньше не пробовал бренди. Потом я почувствовал, как тепло от бренди разливается у меня внутри. Шут наклонил голову и осторожно вытер мое лицо.

- Мне следовало прислушиваться к собственным снам. Снова и снова мне снилось, что ты придешь. Ты только это и говорил во сне: "Я приду". Но я твердо решил, что каким-то образом провалился и что Изменяющий мертв. Я даже не понял, кто ты, когда подобрал тебя.

- Шут, - тихо сказал я. Мне хотелось, чтобы он перестал говорить. Я просто мечтал некоторое время побыть в безопасности и ни о чем не думать. Он не понял.

Он посмотрел на меня и улыбнулся своей прежней хитрой улыбкой:

- Ты так и не понял, верно? Когда к нам пришло известие, что ты умер, что Регал убил тебя... моя жизнь закончилась. А хуже всего стало, когда сюда начали приходить пилигримы, считающие меня Белым Пророком. Я знаю, что я Белый Пророк. Я с детства это знал, так же как и те, кто растил меня. Я рос в уверенности, что в один прекрасный день отправлюсь на север, чтобы найти тебя, и что мы вместе заставим этот мир пойти по верному пути. Всю мою жизнь я верил, что сделаю это.

Я был почти ребенком, когда ушел из дома. В одиночку я прошел весь путь до Баккипа, чтобы найти Изменяющего, которого мог узнать только я. И я нашел тебя и узнал, хотя тебе самому это даже в голову не пришло. Я следил за тем, как разворачиваются события, и заметил, что каждый раз ты был тем камешком, который выбивает колесо из накатанной колеи. Я пытался говорить об этом с тобой, но ты ничего не хотел знать. Изменяющий? Не ты, о нет! - Он засмеялся почти с нежностью, одним глотком осушил свою чашку, потом поднес к моим губам мою. Я пригубил.

Потом шут встал, сделал круг по комнате и остановился, чтобы еще раз наполнить свою чашку. Он снова вернулся ко мне:

- Я видел, как все оказалось на грани краха. Но ты всегда был здесь: карта, которую еще не разыгрывали, сторона игральной кости, которая еще никогда не выпадала. Когда умер мой король, - а я предвидел, что это должно случиться, - оставался наследник линии Видящих и был жив Фитц Чивэл, Изменяющий, который переменит все и возведет этого наследника на трон. - Он глотнул еще бренди. Затем продолжил. - Я бежал. Бежал с Кетриккен и ее нерожденным ребенком, опечаленный, но уверенный, что все пойдет так, как должно. Потому что ты был Изменяющим. Но когда до нас дошло известие, что ты умер... - Он внезапно замолчал. Потом заговорил, но голос его стал хриплым и потерял всю музыкальность. - Это сделало меня лжецом. Как я могу быть Белым Пророком, если Изменяющий мертв? Что я могу предсказать? Изменения, которые произошли бы, если бы он был жив? Неужели мне суждено просто быть свидетелем того, как мир катится все дальше и дальше к полному разрушению? У меня больше не было цели. Твоя жизнь была больше чем половиной моей, видишь ли. Я существовал только в перекрестии наших судеб. Хуже того, я стал сомневаться в том, что хоть что-то в мире на самом деле является тем, во что я верил. Может быть, я вообще не Белый Пророк, может быть, это особый вид безумия, утешительный самообман дурака? Год, Фитц. Год. Я тосковал по другу, которого потерял, и тосковал по миру, который я каким-то образом погубил. Все это моя вина. И когда ребенок Кетриккен, моя последняя надежда, появился на свет неподвижным и посиневшим, кто мог быть в этом виноват, кроме меня?

- Нет! - Это слово вырвалось у меня с силой, о существовании которой я не подозревал. Шут отшатнулся, как будто я ударил его. Потом он просто сказал:

- Да. - И осторожно взял мою руку. - Прости. Я должен был догадаться, что ты еще не знаешь. Королева была опустошена потерей. Как и я. Наследник Видящих. Моя последняя надежда рухнула. Я заставлял себя крепиться, говорил себе, что, если ребенок родится и взойдет на трон, этого, возможно, будет достаточно. Но когда, после всех своих путешествий, она оказалась с мертвым ребенком на руках... Я почувствовал, что вся моя жизнь была фарсом, сыгранной со мной дурной шуткой. Но теперь... - на мгновение он закрыл глаза, - теперь я узнал, что на самом деле ты жив. А значит, и я жив. И я снова внезапно поверил. Я снова знаю, кто я. И кто мой Изменяющий. - Он громко засмеялся, даже не догадываясь, как похолодела моя кровь от этих слов. - У меня не было веры. Я, Белый Пророк, не верил моим собственным предсказаниям. Что ж, Фитц, теперь все пойдет так, как было предопределено.

Он снова наклонил бутылку и наполнил свою чашку. Напиток был такого же цвета, как его глаза. Шут заметил, что я уставился на него, и восторженно улыбнулся:

- Ах, скажешь ты, но ведь Белый Пророк больше не белый! Я подозреваю, что таков путь моего рода. С годами у меня прибавляется цвета. - Он сделал протестующий жест. - Но это не важно. Я слишком много говорю. Расскажи мне, Фитц. Расскажи мне все. Как ты выжил? Почему ты здесь?

- Верити зовет меня. Я должен пойти к нему.

При этих словах шут глубоко вздохнул, не резко, а медленно, словно возвращая себе жизнь. Он почти разрумянился от удовольствия.

- Так он жив! Ах! - Прежде чем я успел сказать что-нибудь еще, он поднял руки. - Помедленнее. Расскажи мне все по порядку. Я жаждал услышать эти слова. Я должен знать все.

И я попытался. У меня было не много сил, и время от времени лихорадка становилась сильнее, так что слова путались и уплывали, а я не мог вспомнить, на чем остановился в своем рассказе о прошедшем годе. Я дошел до темниц Регала и смог сказать только:

- Они били меня и морили голодом.

Быстрый взгляд шута на мое покрытое шрамами лицо и то, как он отвел глаза, сказали мне, что он понял. Он тоже слишком хорошо знал Регала. Он ждал, что я продолжу, но я медленно покачал головой.

Он кивнул, потом натянуто улыбнулся:

- Все в порядке, Фитц. Ты устал. К тому же ты сказал мне все, что я так мечтал услышать. Остальное подождет. А пока я расскажу тебе, как прошел этот год у меня.

Я старался слушать, цепляясь за главные слова и всем сердцем запоминая их. Там было столько вещей, которые мне давным-давно хотелось узнать! Регал подозревал, что готовится побег. Кетриккен вернулась к себе в комнату и обнаружила, что тщательно сложенные и упакованные припасы пропали. Украдены шпионами Регала. У нее не осталось почти ничего, кроме той одежды, которая была на ней, и поспешно схваченного плаща. Я слышал об ужасной погоде в ночь бегства шута и Кетриккен.

Королева ехала на моей Суути, а шут всю дорогу по Шести Герцогствам воевал с упрямым Радди. Они добрались до Голубого Озера к концу зимних штормов. Шут зарабатывал деньги на еду и проезд на корабле, раскрасив лицо и волосы и жонглируя на улицах. Каким цветом он покрасился? Белым, конечно. Так легче всего было скрыть крахмально-белую кожу, которая могла привлечь внимание шпионов Регала.

Они пересекли озеро без особых приключений, прошли Мунсей и отправились в горы. Кетриккен немедленно обратилась к своему отцу с просьбой о помощи в поисках Верити. Он, конечно, прошел через Джампи, но с тех пор о нем ничего не было слышно. Кетриккен послала по следам мужа отряд всадников и сама возглавила его. Но все ее надежды были разбиты. Далеко в горах она нашла следы битвы. Зима и падальщики сделали свое дело. Ни одного человека уже невозможно было узнать, но удалось найти знамя Верити. Разбросанные стрелы и рассеченные ребра одного из погибших говорили о том, что на отряд Верити напали люди, а не звери. Черепов не хватало, и кости были разбросаны, так что невозможно было установить точное число убитых. Кетриккен цеплялась за надежду, пока не нашла плащ, который в свое время сама упаковывала для Верити. Олень на груди был вышит ее руками. Под плащом была груда костей и обрывки ткани. Кетриккен оставалось только оплакивать своего погибшего мужа.

Она вернулась в Джампи, переходя от опустошающей скорби к ярости на предательство Регала. Ее ненависть превратилась в решимость увидеть ребенка Верити на троне Шести Герцогств и вернуть народу честное правление. Эти планы поддерживали ее до момента рождения мертвого ребенка. С тех пор шут почти не видел ее. Он всего несколько раз встретил королеву, гуляющую по замерзшим садам, и лицо ее было таким же холодным и неподвижным, как снег, покрывавший землю.

Было еще множество радостных и печальных новостей, о которых он рассказал. Суути и Радди живы и здоровы. Суути, несмотря на свои годы, ждет жеребенка от молодого жеребца. По этому поводу я покачал головой. Регал делает все, чтобы развязать войну. Бродячие банды разбойников, терроризирующие жителей гор, почти наверняка оплачиваются из его кармана. Корабли с зерном, что было куплено еще весной, так и не пришли. Горским торговцам запрещено пересекать границу Шести Герцогств со своим товаром. Несколько маленьких селений, примыкающих к границе, были разграблены и сожжены, никто из жителей не спасся. Гнев Короля Эйода, который не просто было вызвать, теперь дошел до высшей точки. Хотя в Горном Королевстве не существует регулярной армии, нет ни одного горца, который не взял бы в руки оружие по слову своего Жертвенного. Война неотвратима.

И у него были новости о Пейшенс, которые принесли в Горное Королевство торговцы и контрабандисты. Она делала все, чтобы защитить побережье Бакка. Деньги у нее кончились, но жители приносили ей то, что они называют Данью Леди, и она использовала эти средства, чтобы оплачивать труд солдат и матросов. Баккип еще не пал, хотя у пиратов уже имелись укрепления выше и ниже его по всей береговой линии Шести Герцогств. Зима остановила войну, но грядущая весна зальет побережье кровью. Некоторые небольшие города перешли на сторону пиратов. Другие открыто платят им, надеясь избежать "перековывания".

Прибрежные Герцогства не переживут следующего лета. Так сказал Чейд. Я молчал, когда шут говорил о нем. Он тайными путями пришел в Джампи в середине минувшего лета, обряженный в нищенские лохмотья, и представился королеве. Тогда его и видел шут.

- Война ему идет, - сказал он. - У него походка как у двадцатилетнего: на бедре меч, а в глазах огонь. Он был рад увидеть, как вырос ее живот с наследником Видящих, и они смело обсуждали будущее, когда ребенок Верити взойдет на трон. Но это было в середине лета. - Шут вздохнул. - Я слышал, что теперь он вернулся. Думаю, потому, что королева послала ему сообщение о смерти ребенка. Я его еще не видел. Не знаю, что Чейд предложит нам теперь. - Он покачал головой. - Должен быть наследник трона Видящих, - проговорил он. - Верити должен зачать его. Иначе... - Он сделал беспомощный жест.

- Почему не Регал? Разве его ребенок не подойдет?

- Нет. - Взгляд шута стал далеким. - Я совершенно уверен в этом, но не могу сказать почему. Просто, сколько б я ни прозревал будущее я не видел, чтобы у него были дети. Даже незаконные. Каждый раз он правил как последний Видящий и исчезал во тьме.

Дрожь охватила меня. Слишком странным он был, когда говорил о таких вещах. Но его загадочные слова напомнили мне еще об одном предмете для беспокойства.

- Были две женщины. Менестрель Старлинг и старуха паломница Кеттл. Они шли сюда. Кеттл говорила, что ищет Белого Пророка. Я и подумать не мог, что это ты. Ты что-нибудь слышал о них? Добрались они до Джампи?

Он медленно помотал головой:

- Никто не искал Белого Пророка с тех пор, как наступила зима. - Он помолчал, увидев волнение на моем лице. - Я, конечно, не могу сказать, что мне известно обо всех, кто приходит в Джампи. Но мне никто не говорил о такой паре. - Он неохотно добавил:

- На путников часто нападают бандиты. Может быть, их... задержали.

Может быть, они мертвы. Они вернулись за мной, а я их бросил.

- Фитц?

- Со мной все хорошо. Шут, могу я попросить тебя об одной вещи?

- Мне уже не нравится твой тон. О чем ты хочешь попросить?

- Никому не говори, что я здесь. Никому не говори, что я жив, хотя бы пока.

Он вздохнул:

- Даже Кетриккен? Чтобы сказать ей о Верити?

- Шут, то, что я должен сделать, мне придется делать в одиночку. Я не хочу пробуждать в ней напрасных надежд. Один раз она уже пережила сообщение о его смерти. Если я найду его, у нас будет достаточно времени, чтобы я мог вернуться по-настоящему. Я знаю, что прошу многого. Но пусть я останусь незнакомцем, которого ты выхаживаешь. Позже мне понадобится твоя помощь, чтобы достать одну старую карту из библиотеки Джампи. А когда я отправлюсь в путь, я пойду один. Это путешествие из тех, которые лучше не афишировать. - Я отвел глаза и добавил:

- Оставь Фитца Чивэла мертвым. Так будет лучше.

- Но ты, конечно, захочешь увидеть хотя бы Чейда? - недоверчиво спросил он.

- Даже Чейд не должен знать, что я жив. - Я помолчал, прикидывая, что больше рассердит старого убийцу: то, что я пытался убить Регала, хотя он запретил мне это, или то, что я плохо выполнил эту работу. - Даже Чейд. - Я следил за шутом и увидел в его глазах неохотное согласие. Он снова вздохнул:

- Не могу сказать, что полностью согласен с тобой. Но я никому не скажу, кто ты на самом деле. - Он усмехнулся.

Разговор иссяк. Бутылка с бренди опустела. Мы молчали, пьяно уставившись друг на друга. Бренди и лихорадка сжигали меня. Я так много должен был обдумать и так мало мог сделать. Если я лежал тихо, боль в моей спине только пульсировала в такт биению моего сердца.

- Очень плохо, что тебе не удалось убить Регала, - внезапно заметил шут.

- Знаю. Я пытался. Как убийца и конспиратор я полностью провалился.

Он пожал плечами:

- Ты никогда не был особенно силен в этом, знаешь ли. В тебе всегда была непобедимая наивность, как будто ты никогда по-настоящему не верил в зло. Это мне больше всего в тебе нравилось. - Шут слегка покачнулся, но быстро обрел равновесие. - Этого мне больше всего не хватало, когда ты был мертв.

Я глупо улыбнулся:

- А я-то думал, что тебе не хватало моей неземной красоты.

Некоторое время шут просто смотрел на меня, потом отвел взгляд и заговорил тише:

- Нечестно. Будь я тогда в себе, я никогда бы не произнес эти слова вслух. И все же. Ах, Фитц... - Он ласково посмотрел на меня и покачал головой. Он заговорил без насмешки и показался мне почти чужим:

- Может быть, дело было в том, что ты так мало обращал на это внимания. В отличие от Регала. Он красивый человек, но слишком хорошо это знает. Ты никогда не увидишь его с растрепанными волосами или покрасневшими на ветру щеками.

Мгновение я чувствовал себя немного не в своей тарелке.

Потом сказал:

- Или со стрелой в спине, и это еще обиднее. - И мы оба залились дурацким смехом, который понятен только пьяным. Это разбудило боль. Теперь она была острее, чем раньше, и несколько секунд я хватал ртом воздух, пытаясь прийти в себя. Шут встал, держась на ногах тверже, чем я мог предположить, снял с моей спины влажный мешочек и заменил его другим, неприятно теплым, из горшка на очаге. Сделав это, он вернулся и снова сел рядом со мной. Он посмотрел прямо на меня. В его желтых глазах так же трудно было что-то прочесть, как и тогда, когда они были бесцветными. Он положил длинную прохладную ладонь мне на щеку и отбросил волосы с моего лба.

- Завтра, - сказал он мне мрачно, - мы снова станем самими собой. Шутом и бастардом. Или Белым Пророком и Изменяющим. Мы должны взять эти жизни, как бы мало они нам ни нравились, и принять предназначенную нам судьбу. Но здесь, сейчас, только между нами двумя и только потому, что я это я, а ты это ты, я скажу вот что. Я рад, рад, что ты жив. Каждый глоток воздуха, который ты делаешь, идет и в мои легкие. И уж если должен быть другой человек, с которым связана моя судьба, я рад, что это ты.

Он наклонился вперед и на мгновение прижался лбом к моему лбу. Потом тяжело вздохнул и выпрямился.

- Спи, мальчик, - сказал он, искусно подражая голосу Чейда. - Завтра настанет рано. А у нас есть дело, - он нервно рассмеялся, - мы должны спасти мир, я и ты.