Geum.ru

Этноправосудие у мордвы в конце XIX начале XXI в

Вид материалаАвтореферат диссертации
Подобный материал:
1   2   3   4
«Реализация этноправосудия» исследуются виды нарушений и наказаний за их совершение, система доказательства, использовавшаяся для установления истины по делу.

В первом параграфе рассмотрены запрещенные обычным правом мордвы деяния. Критерием отнесе­ния конкретных действий к преступным считалась степень причинения вреда благосостоянию народа и общины. Обычное право различало совершение умышленных и неумышленных преступлений. К наиболее значимым обычно-правовым проступкам относились деяния против жизни, здоровья и достоинства личности (убийство, причинение вреда здоровью, клевета, оскорбление); экономические (воровство, разбой, поджог), экологические (неправомерное обращение с природой и природными ресурсами, жестокое обращение с животными), религиозно-магические (колдовство, наведение порчи) нарушения. Особую группу составили проступки в сфере брачно-семейных отношений, рассматриваемые в главе «Традиции семейного правосудия». В данном параграфе приведены действия, наиболее строго осуждавшиеся народом. Проведенная классификация весьма условна, поскольку любое несоблюдение обычно-правовых норм в той или иной степени могло повлечь негативные последствия для виновного лица через санкции институтов народного правосудия.

Важное значение в обычном праве придавалось мотивации или контексту, в котором совершалось то или иное преступление. В этом смысле совершение тех или иных нарушений можно также рассматривать как один из способов обычно-правового наказания, кулачного права. В силу этого, причинение вреда не всегда воспринималось исключительно с негативных позиций, а рассматривалось на общем фоне жизни преступника и его жертвы. Кроме того, народом нередко оправдывалось нарушение, совершенное от глубокой нужды, крайней необходимости для прокорма детей, поскольку считалось, что «тяжелая жизнь» сама по себе была карой. Этнический аспект противоправной деятельности нашел отражение и в применении нарушителями особого условного языка или арго в качестве одного из типов этносоциальных диалектов. Такими арготизмами, этимологически восходящими к мордовским языкам, можно считать к примеру, лексемы киндилять – лгать, врать, обманывать (эрз. разговорное кенгелямс – врать), кулыснуть – умереть (эрз., мокш. куломс – умереть), пиль, пиляс – нож, пилясить – резать (эрз., мокш. пеель – нож), подпидеть – поджечь (эрз., мокш. пидемс – сварить, поджарить), атян – начальник, староста, хозяин, становой, любое высокое лицо (эрз., мокш. атя – старик), кечка – милиционер (эрз., мокш. кечказ – крючок) и т.п.

Во втором параграфе освещена доказательная база этноправосудия. Традиционное разбирательство производилось в соответствии с общепринятыми в народе нормами при объективном анализе комплекса доказательств, собранных в результате самостоятельного расследования по делу. Исходя из ключевой цели правосудия – достижения справедливости, участники процесса обычно в публичной форме оглашали все имевшиеся по спорному вопросу факты, прибегая к различным способам обоснования правдивости своих слов. Глубокое знание крестьянами личных качеств участников процесса, взаимоотношений односельчан, местных условий, порядков домашней жизни, хорошая осведомленность о происшедшем позволяли подробно изучить нюансы конфликта и придти к справедливому решению.

Доказательства по делу были различными. Установление истины значительно облегчалось наличием вещественных, документальных свидетельств, материально подтверждавших тот или иной факт. Юридическим маркером права родовой, семейной собственности являлись знаки собственности – «знамена», тамги, клейма, меты (мокш. тяшкс, эрз. тешкс), доказывавшие принадлежность обозначенного определенным владельцам. Вплоть до начала XX в. у мордвы не выходили из употребления счетные, пастушечьи бирки, палки сборщиков налогов, на которых в виде соответствующих надрезов учитывались суммы долгов и недоимок (мокш., эрз. мирдяште). Ввиду отсутствия письменности у мордвы до христианизации знаки собственности, счетные бирки выступали практически единственными «документами», подтверждавшими имущественные права.

В остальных случаях обычно рассматривались доказательства, главным образом, устного характера, что обусловило выработку самобытных подходов к установлению истины, исходивших из народных знаний о психологии личности, этнопсихологии, глубокой религиозности и в целом традиционных начал миропонимания. В ряду устных доказательств особое место занимали показания свидетелей. В спорных ситуациях в доказательство правдивости показаний нередко прибегали к клятвам, связанным с культом предков. Своеобразным видом доказательства были так называемые нравственные улики, когда виновность человека определялась по характерным внешним проявлением, как то: сокрытие глаз от судей и других людей, участвовавших в процессе, покраснение лица, чрезмерная потливость тела, рук, дрожание голоса, нервозность, заикание и т.п. В качестве доказательств применяли жребий, кулачные бои (поединки бойцов), по результатам которых выносились те или иные решения.

В третьем параграфе исследуются виды наказания, отразившие этнические представления народа о справедливости, неотвратимости возмездия за совершенные нарушения, необходимости компенсации за причиненный не только материальный, но и моральный ущерб. Выполняя этнопедагогическую, этносоциализирующую функции, обычно-правовые нормы в сфере наказаний были не только гласными, публичными, но и символичными. Наиболее гуманным видом наказания выступало порицание, когда за то или иное нарушение обычно-правовых норм виновным делалось назидание, поучение о необходимости правомерного поведения. В случае, если проступок совершался повторно, воспитательные меры не имели должного эффекта, могла быть избрана такая форма осуждения, как бойкотирование (отказ от общения), сопровождаемое глубоким презрением. Наивысшей формой словесного порицания было проклятие. Представляя собой, как правило, словесную формулу с оборотом «чтобы у тебя не было», проклятие выражало самое страшное, что могло случиться с человеком. Как один из иррациональных способов наказания, проклятие тесно связано с ворожбой и гаданием, с помощью которых осуществлялось поучение преступников. Своеобразной формой позора считалось осмеяние. В наказание люди песнями и прибаутками высмеивали нарушителя.

Публичное посрамление в различной мере прослеживалось во всех формах наказания, поскольку в народе считалось позорной карой не столько физическое страдание, сколько ощущение стыда. Одной из наиболее применявшихся форм наказания было проведение виновного по селу. Чаще всего оно касалось воров, которым на шею вешали украденные вещи (холсты, клок копны сена, утварь, сбрую и т.п.) и в сопровождении односельчан водили их по улицам, всячески осмеивая. В отдельных мордовских селах виновных не просто водили по селу, но и на некоторое время выставляли на особо отведенное место, называвшееся «местом позора». В ряде сел возводили специальный столб, к которому привязывали преступника.

Нередкими были случаи наказания в форме самосудной расправы без санкции органов общинного правосудия. Подобные наказания издавна характеризовались крайней жестокостью, осо­бенно по отношению к совершившим наиболее тяжкие проступки (убийство, прелюбодеяние, воровство, конокрадство), которые существенно нарушали благополучие крестьянских хозяйств. Как правило, расправа по отношению к лицам, застигнутым непосредственно на месте преступления, либо «по горячим следам», осуществлялась «без промедления». Можно сказать, что преследователи находились в состоянии аффекта, действовали «сгоряча» под воздействием особого эмоционального состояния, в результате чего наказание принимало жестокие формы, доходя до самых крайних пределов.

Одним из основных способов восстановления справедливости у мордвы было физическое наказание. В конце XIX – начале XX в. за мелкое воровство, нанесение обиды, неповиновение родителям или властям, за неуплату налогов били розгами. Такое наказание применялось в основном по отношению к убийцам, ворам, колдунам, разбойникам, клеветникам, обманщикам. За наиболее существенные проступки (убийство, бандитизм, конокрадство, поджог) могли не просто избить, а наказать смертельно, причем формы этого наказания были различными. Информанты из мордовских сел также отмечали, что в прошлом в редких случаях практиковались случаи членовредительства, когда за воровство отрезали руку, палец, конечные фаланги. Способом наказания считалось и временное ограничение свободы, выражавшееся, как правило, в закрытии виновного в подпол или подвал. Существовали и материальные формы наказания, прежде всего, денежный штраф. Плата включала суммы по возмещению нанесенного ущерба, а также компенсацию за содеянное. Самым страшным наказанием, за исключением причинения смерти, выступало изгнание из общины, села. К этому методу прибегали тогда, когда другие меры не приводили к надлежащему эффекту, и преступник продолжал противоправное поведение. В старину было много фактов, когда виновных в кражах, нарушении общественного порядка, предавали остракизму, то есть изгнанию из села.

В четвертой главе «Традиции семейного правосудия» анализируются обычно-правовые нарушения в сфере брака и семьи, традиции разрешения споров, а также юридико-антропологические аспекты имени у мордвы.

В первом параграфе рассматриваются нарушения в рамках предбрачных, брачных и семейных отношений, связанных с несоблюдением условий и традиционных форм заключения брака, домашнего порядка. По обычному праву предпочтительным считалось обладание брачующимися физическим и умственным здоровьем, определенными нравственными и деловыми качествами (трудолюбием, честностью, добротой и др.), при этом существенное значение имело социально-экономическое положение семьи и рода в общине. Негативные последствия вплоть до отмены или аннулирования брачного союза наблюдались, если имели место грубые нарушения условий создания семьи по состоянию здоровья, способности к деторождению, наличию между брачующимися близкого родства, а в некоторых случаях свойства, несоблюдению брачного возраста, эндогамии и моногамии, принадлежности к одной религии.

В семейных отношениях каждый член семьи должен был исполнять обязательства, возложенные на него согласно обычному праву, главным образом, связанные с ведением общего хозяйства. Обязанности эти закреплялись в зависимости от половозрастных характеристик членов семьи, основанных на патриархальных традициях. Семейным правом регулировались особенности юридического статуса большака, большухи, мужа, жены, родителей, детей, снох, зятьев, других родственников и свойственников. В личных взаимоотношениях главной задачей членов семьи являлось сохранение мира и порядка. Наиболее серьезными нарушениями, подрывавшими семейное благополучие, считались несоблюдение целомудрия, прелюбодеяние, снохачество. В народе также глубоко порицались деяния, оскорблявшие родителей и предков. Нарушения каких-либо имущественных и личных прав членов семьи могло приводить к разделу большой семьи, осуществлявшемуся, как правило, в четырех формах: раздел в собственном смысле, выдел, отдел, отход.

Во втором параграфе рассматриваются юридические обычаи семейных разбирательств у мордвы. Фундаментом семейного правосудия служил правовой запрет до­маш­них конфликтов, основанный на нравственном эталоне дружной, спло­ченной семьи. Обычным правом предусматривались особые события, с наступлением которых поссорившиеся должны были забыть о своих разногласиях и обязательно примириться, к числу которых относилась свадьба. Важным принципом семейного правосудия было сохранение семейных дел в секрете от посторонних. К общинным органам правосудия, а тем более к государственным структурам судопроизводства по семейным вопросам обращались весьма редко.

В семейном правосудии складывались собственные способы разрешения споров, а именно семейные советы, суд большака и большухи, суд супругов, суд родителей над детьми. Коллегиальным звеном семейного правосудия были семейные советы, созывавшиеся для решения наиболее важных вопросов. Хотя по сравнению с другими структурами они обладали незначительным обычно-правовым судебным статусом, но, тем не менее, не были лишены этой функции. Совет состоял из чле­нов семьи и ближайших родственников.

В конце XIX – на­чале XX в. для мордвы были характерны два типа семьи: большая и малая. Большая патриархальная семья, сосуществуя с малой, была еще довольно широко рас­пространенной, а ее традиции очень сильными. Все члены семьи «держались» в строгости, подчиняясь главе дома и его жене. Во главе большой семьи стоял ее старший член, иногда по отношению к младшим дед или прадед – кудазор (мокш. куд, эрз. кудо – дом, мокш. азор, эрз. азоро – хо­зяин). Он считался главным домашним судьей, поскольку все члены семьи в спорных ситуациях обращались именно к нему. Хозяин являлся представителем семьи перед властями, общиной и церковью. Он отвечал за свой дом перед начальством, платил подати и повинности, вел различные дела. Немалое влияние в семейных разбирательствах имела жена большака – кудазорава, управлявшая преимущественно женской поло­виной семьи. Споры, возникавшие между супругами (мокш. миртть-рьват, эрз. атят-бабат), как правило, разрешались ими же самими, без вмешательства родителей или других членов семьи. Семейные споры между родителями и детьми разбирались и решались родителями (мокш. тядят-алят, эрз. тетят-ават).

В третьем параграфе исследуется имя в этноправосудии у мордвы. Помимо социально-экономических, имена собственные (личные имена, отчества, фамилии, прозвища и другие виды антропонимов различных народов) наделены и другими функциями – этническими, сакральными, эстетическими, юридическими. В силу специфики антропонимии, она неразрывно связана не только с историей и этнографией, социальной психологией и эстетикой, но немыслима и без правоведения, поскольку имя всегда наделялось определенной юридической силой. Представляет немалый интерес старинный мордовский обычай называть в семье снох особыми, новыми, семейными, «жизненными» именами (эрямо лемть, эрз. эрямо, мокш. эряма – жизнь, эрз., мокш. лем – имя), существенно влияющими на их правовой статус. В общественной жизни мордвы наряду с подлинными именами и фамилиями или вместо их бытовали и вымышленные имена и фамилии, т.е. псевдонимы, нередко использовавшиеся для сокрытия личности от официальных органов правосудия.

В пятой главе «Религиозные основы этноправосудия» анализируется взаимодействие религии и юридических традиций разрешения споров.

В первом параграфе рассматриваются обычно-правовые аспекты дохристианских верований мордвы. Религиозные основы обычно-правовых отношений у мордвы до принятия христианства определялись верой народа не только во всемогущего верховного бога Шкая (Нишке), но и в божества, осуществлявшие покровительство над определенными сферами природы, хозяйственной деятельности, общественных и семейно-родовых отношений. Религиозные воззрения сопутствовали формированию обычно-правовых норм, главным образом, в части механизма реализации, выступая сакральным гарантом исполнения принятых решений, поскольку считалось, что их нарушение влекло наказание как со стороны земных (мирских) юридических институций, так и божественных. По мордовским дохристианским верованиям божества обладали правомочием как помогать людям, так и наказывать их за те или иные непозволительные деяния, т.е. были амбивалентными. В честь божеств на предполагаемых местах их обитания (в лесах, на полях, у рек, в жилищах, во дворах и банях, у родников и озер) для защиты коллективных и семейных дел устраивались моляны, моления (озкст).

Тесная связь обычного права с религией обусловила широкое распространение такой древнейшей практики, известной у различных народов мира, как «Божий суд», когда виновность лица устанавливалась по результатам испытания, которому это лицо подвергалось. Формы «Божьего суда» были разнообразными, наиболее известны среди них произнесение клятвенных заверений (присяги), жребий, судебный поединок.

Во втором параграфе рассматривается взаимодействие обычно-правовых традиций с нормами церковного права в условиях христианизации мордвы. Данное взаимодействие анализируется с точки зрения истории восприятия народом православных традиций правового характера и приспособления их к своему образу жизни, этническому менталитету. По содержанию христианство нередко представлялось в качестве метаправа, ибо оно, подобно нормативной системе, действовало через тот же механизм, что и право и являлось прародителем многих правовых систем.

Содержание основных христианских заповедей, как и виды наказаний за их нарушение, во многом схожи с дохристианскими правовыми традициями мордвы. Как те, так и другие осуждали воровство, лжесвидетельство, нарушение брачного союза, неуважение к старшим, родителям и предкам, нарушение прав собственности, считая все перечисленные деяния за серьезные преступления. Близость христианских и исконно мордовских норм в конечном итоге способствовало более глубокому восприятию православия, пониманию его не только духовно-нравственных, но и правовых ценностей.

Христианизация мордвы официально способствовало распространению в народе норм церковного права. Мордва стала практиковать православные обычаи для легализации наиболее значимых жизненных событий, таких как рождение, заключение брака, смерть и др. В процессе христианизации произошла контаминация дохристианских верований и обрядов мордвы с христианскими (православными) в составе Российского государства. Воспринимая русское православие, мордва переосмысляла его, приспосабливала к своей ментальности, в результате чего сформировался мордовский вариант православия на бытовом уровне, представляющий собой русское православие применительно к мордовскому язычеству. Православно-языческий синкретизм нашел отражение и в юридическом укладе мордвы. Так, помимо языческих способов разрешения споров мордва в качестве атрибутов правдивости стала применять иконы и кресты, давать на них клятвы. С укреплением православной веры мордовские крестьяне самостоятельно, а также решением общинных сходов стали принимать на себя исполнение различных христианских обязанностей. Постепенно православные обычаи стали органичной частью религиозных воззрений мордвы.

В годы советской власти, несмотря на широкомасштабную борьбу с религией, народ продолжал сохранять православные традиции, во многом следуя им в повседневной жизни. Распад СССР, переход от административно-командной системы управления к рыночным механизмам, государственное реформирование народного хозяйства, значительно повлияли на формирование новых подходов в области религиозной жизни. В настоящее время практическая деятельность церковных учреждений во многом связана с работой над сохранением личной, семейной и общественной нравственности. Церковь уделяет большое внимание заботе о прочности семейных уз, высоко оценивает роль женщин как супруг и матерей, популяризирует целомудренный образ жизни. Деятельность конкретных церковных институтов, нацеленная на распространение веры, укрепление христианских эталонов поведения является одним из механизмов предупреждения (профилактики) противоправных действий.

В третьем параграфе изучаются некоторые юридические традиции сектантства (на примере мордвы-духоборов Канады). Исследование правовых обычаев различных групп традиционного российского сектантства представляет уникальный опыт адаптации к сложившемуся государственному общественно-политическому укладу и борьбы за сохранение права на инаковость, связанной с формированием самобытных норм поведения, в том числе сектантского права. В юридическом быту духоборов можно выявить и ряд особенностей, связанных с принадлежностью части из них к мордве.

Духоборы поддерживали традиции общинной организации образа жизни. Наименьшей единицей своего поселения они считали село (village). Села объединялись в участки, отдельные из которых духоборы по сей день называют «мордовскими», а их жителей «мордвой» (например, участок Луговое); другие же – Пазморо (Passmore), Салмо (Salmo) даже официально носят мордовские ойконимы, причем уникальные, связанные с традиционным мордовским мировидением и миропониманием. Так, этимология ойконима участка Пазморо (Passmore), бесспорно, восходит к эрзя-мордовским словам «паз» – бог, «моро» – песня и связана с дохристианскими традициями богослужения, сопровождавшимися песнями-молитвами (эрз. пазморо), адресованными тому или иному языческому божеству. Село в свою очередь состояло из двух больших двухэтажных общинных домов (communal houses). В общинном доме, как правило, размещалось от 35 до 50 человек, а в некоторых и более. Расселение в домах осуществлялось в том числе и по этническому принципу. Мордву-духоборов, как правило, размещали большими неразделенными семьями в одних домах. Мордовской традицией, долгое время существовавшей в среде духоборов, было внесение женихом выкупа (морд. питне) за невесту. Важным фактором восприятия мордвой духоборческой веры являлось заключение смешанных (русско-мордовских) браков.

В шестой главе «Этноправосудие и государственная власть» исследуется развитие этноправосудия в условиях революционной ситуации начала XX в., в годы советской власти, на современном этапе.

В первом параграфе анализируется действие обычно-правовых традиций в начале XX в., когда имел место рост революционного движения, обусловленный тяжелым социально-экономическим положением крестьянства, его борьбой за улучшение политического и правого статуса. В народном сопротивлении ярко прослеживались обычно-правовые начала противоборства: устные выступления и проведение массовых демонстраций протеста, причинение вреда имуществу, самовольный захват земельных и лесных угодий, нанесение телесных повреждений и даже убийство наиболее злостных нарушителей народной воли и справедливости. Распространенными обычно-правовыми способами защиты земельных прав считались самовольные захваты угодий, потравы и порубки в помещичьих владениях, поджоги. В отдельных местах происходило смещение крестьянских должностных лиц и замена их свободно выбранными крестьянами. Наиболее характерными формами крестьянского движения были погромы помещичьих имений, захват и раздел земель, вооруженные столкновения с полицией и войсками. Высшим этапом в развитии русской революции на территории Мордовии считается существование «Рузаевской республики», во время которой стали создаваться советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, в деревне – крестьянские комитеты. Несмотря на поражение в июне 1907 г. первой русской революции, она положило начало существенным политико-правовым, социально-экономическим преобразованиям.

Важным этапом в народном противостоянии начала XX в. является период столыпинских реформ (1907–1910), когда политика царского правительства в решении аграрного вопроса стала еще в больше мере расходиться с нормами обычного права. Данная реформа была направлена на слом существовавших традиционных общинных отношений. Однако, сопротивление народа, считавшего общину основой его жизнедеятельности, не позволило достаточно полно реализовать планы правительства в этом отношении. Насильственное разрушение общины и насаждение «крепких хозяйств» вызывало недовольство большинства крестьян, выражавшееся в различных формах реализации кулачного права.

Во втором параграфе освещается развитие этноправосудия в годы советской власти. Место обычая в системе источников советского права не было определено однозначно. С одной стороны, идеологи коммунизма во многом пропагандировали значимость народного разума и традиций, крестьянского самоуправления, нередко опираясь на них в борьбе за власть, а с другой, взяв ее, стремились нивелировать этническую самобытность, формируя унифицированную советскую государственно-правовую систему.

Установление советской власти проходило одновременно с кардинальными социально-экономическими преобразованиями в деревне. Одним из наиболее существенных противоречий обычного и позитивного права советского периода стал слом общинного уклада и проведение коллективизации хозяйства (1929-1937). В данный период особенно остро прояви­лась тенденция к уничтожению кре­стьянских обычаев и системы традиционного самоуправления. Несмотря на противодействие со стороны народа разрушению общины, колхозы стали основной формой организации и ведения сельского хозяйства, хотя новая система уравнивания существенно под­рывала стимулы крестьян трудиться на земле. С образованием колхозов традиционные органы управления продолжали функционировать, хотя и претерпели определенные деформации. Сходы нередко стали называться колхозными собраниями, на которых присутствовали члены колхоза (колхозники). На них обсуждались как хозяйственные, так и другие актуальные вопросы жизнедеятельности: выбор председателя, начисление премии, выплаты обязательных платежей, ремонт техники, график проведения сельскохозяйственных работ (подготовка к посеву, сортировка семян, удой молока и др.), строительство школы, клуба, поведение членов колхоза. На собраниях стали присутствовать не только мужчины, но и женщины. Вместе с тем многие мордвины препятствовали изменению обычно-правовых норм организации и проведения сходов, в том числе включения в их состав женщин.

В селах особым авторитетом продолжали пользоваться старейшины. В годы войны они собирали сходы, проходившие обычно в сельсовете или в каком-нибудь большом доме. В послевоенные годы в условиях восстановления и дальнейшего развития народного хозяйства социально-экономическая и политико-правовая жизнь села возобновляла некоторые прежние формы своего функционирования. Сельсоветы обрели достаточно большое влияние в народе. Выселение, изгнание из села являлось одной из самых жестких мер наказания. В данном случае официальные власти легализовали обычно-правовой способ для решения своих задач по внедрению государственной политики на селе. В советский период продолжали функционировать многие обычно-правовые нормы, регулировавшие брачно-семейные отношения, причем некоторые традиционные воззрения на брак и семью поддерживались морально-нравственными представлениями о социалистическом образе жизни. В частности, молодежь до брака должна была соблюдать целомудрие, скромность, проявлять трудолюбие, чувства взаимопомощи, солидарности, коллективной ответственности, участвовать в общественных мероприятиях, помогать как своим родителям и родственникам, так и колхозу в целом, создавать многодетные семьи.

В третьем параграфе охарактеризовано действие ряда традиций народного правосудия у мордвы на современном этапе. В условиях действующего государственно-правового развития Российской Федерации, когда основным источником права является писаный закон, применение народных обычаев юридического характера существенно ограничено. Безусловно, традиционные устои народного (этнического) правосудия претерпели значительные изменения, они не выступают в чистом виде, как это имело место еще в недалеком прошлом, но продолжают своим духом пронизывать многие этносоциальные отношения, нередко заполняя лакуны в законодательстве или же исправляя правовые упущения. В контексте существующей правовой доктрины традиции рассматриваются одновременно в качестве позитивного, так и негативного проявления юридического плюрализма, поскольку, с одной стороны, они представляются в виде морально-нравственного дополнения к закону, поддерживающего и развивающего социально признанные ценности, а, с другой, опасной разновидностью негативного неофициального (теневого) права, находящегося в состоянии противоречия с действующим в государстве законодательством.

Поддерживаемые государством народные юридические нормы, главным образом, относятся к брачно-семейным, посредством которых возможно укрепление семейных устоев, поддержание авторитета старших поколений, нравственное воспитание молодежи. В силу этого традиционные институты семейных советов, воли родителей находят одобрение не только со стороны общественности, но и государства. Другой важной традиционной моделью принятия решений, закрепленной на законодательном уровне в качестве признанной демократической формы народовластия, является народное собрание (сход). Иначе обстоит дело с функционированием этноюстиции по самостоятельному урегулированию споров, совершаемому без вмешательства органов государственной власти и представляющему, согласно официальному закону, преступную деятельность. Этот процесс, как правило, называемый «самосудом», в лучшем случае «саморегуляцией», преследуется законом и толкуется исключительно как асоциальное явление.

В