Geum.ru

Генри Л. Файнгольд

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3

Оценка деятельности Ватикана представляет собой весьма сложную проблему, так как его авторитет и полномочия носят духовный, а не светский характер. Как известно, Папа Римский столкнулся в тот период с проблемой выживания церкви в целом. Вместе с тем, подобно тому, как от лидера, сделавшего Америку государством социального благосостояния, мы ожидали особой чуткости к проблемам евреев, так и от Папы Римского, духовного лидера значительной части христианского мира, можно было ожидать протеста и морального осуждения гонений против евреев. Он повел себя иначе, и нет необходимости разбираться в тонкостях внутрицерковной политики, чтобы понять, что в этом он руководствовался требованиями светского характера, а не духовными соображениями. В годы Второй мировой войны он вынужден был бороться за свое существование в буквальном смысле этого слова. Из всех правительств мира Ватикан располагал наиболее точной информацией о способах реализации «окончательного решения». Хотя у него и не было дивизий, о которых позднее упомянул Сталин, в его распоряжении находилась исключительно разветвленная и хорошо организованная человеческая инфраструктура, и ее помощь в деле спасения евреев могла бы оказаться очень ценной. В дополнение к этому, Ватикан обладал огромным влиянием на миллионы верующих в оккупированных странах Европы. Несмотря на все это, Папа Римский хранил молчание, даже когда «под его собственными окнами» осуществлялась депортация евреев из Рима. В этом его поведение резко контрастирует с усилиями по спасению евреев, которые предприняли ряд епископов во Франции и Голландии и некоторые прелаты из Ватикана (например, кардинал Ронкалли, позднее ставший Папой Римским Иоанном). Впрочем, в отличие от Папы, никто из них не нес ответственности за продолжение существования католической церкви как института.

Нет никакой необходимости искать причину молчания Папы Римского в его прогерманских симпатиях или в страхе перед угрозой со стороны левых политических идеологий. Реальность последней была доказана в ходе правления Калье и Карденаса в Мексике и во время гражданской войны в Испании. Однако даже если мы согласимся с утверждением о том, что католическая церковь опасалась влияния «безбожного коммунизма», нет никакой причины думать, что Пий XII действительно верил утверждениям нацистов, будто они являются главными борцами против «еврейско-коммунистического заговора». Не секрет, что немедленная угроза Ватикану исходила в годы войны как раз из Берлина. На сегодняшний день мы располагаем сведениями о том, что Гитлер действительно собирался свести счеты с церковью после ее окончания.

Нацистская идеология не только угрожала церкви физически; она также вносила раскол в католический стан. Более 42% эсэсовцев были католиками. Многие из нацистских руководителей, в том числе Гитлер, Гиммлер, Гейдрих и Эйхман, по крайней мере, с формальной точки зрения, принадлежали к католической церкви. Сама война также поставила Ватикан в деликатное положение, так как католики находились среди обеих воюющих сторон. Главная проблема Папы заключалась в проведении своей политической линии в данных непростых условиях. Именно в этом свете следует рассматривать его решение не высказываться публично по еврейскому вопросу. По сути, сделанный им выбор мало чем отличался от политики в отношении беженцев, которую вели Британия на Ближнем Востоке или Рузвельт в США.

Красный Крест также прилагал все усилия к тому, чтобы обеспечить свое существование в качестве организации, эффективность работы которой требует строжайшего соблюдения нейтралитета в войне. В своей деятельности он сталкивался со следующей юридической дилеммой: до начала войны, несмотря на заявления нацистов об «угрозе мирового еврейства», с точки зрения международного права положение евреев Германии являлось внутренним делом этой страны. После начала депортаций и отправки в концентрационные лагеря определение их юридического статуса стало еще более сложным. Правительство Дании обратилось к Красному Кресту с просьбой выяснить судьбу датских евреев, депортированных в Терезиенштадт. Эта просьба, по сути, представляла собой декларацию о том, что датское правительство продолжает считать их своими гражданами. Власти других оккупированных государств не обращались с подобными просьбами, а обращение Дании подготовило почву для одного из самых жестоких обманов в истории Второй мировой войны. Делегацию Красного Креста, прибывшую в Терезиенштадт для проверки положения дел, отвели в специально созданную для этого «потемкинскую деревню». В то время, когда узники лагеря умирали от голода и отправлялись в Освенцим, члены делегации заявили о своем благоприятном впечатлении от внешнего вида лагеря и о том, что он отвечает установленным стандартам. Красный Крест, постоянно заботившийся о своем статусе как благотворительной организации, деятельность которой зависит от доброй воли всех воюющих сторон, не прилагал серьезных усилий к поиску подходящего решения для еврейских узников и беженцев. Так, продуктовые посылки не посылались в лагеря вплоть до 1944 года. Красный Крест также не добивался предоставления статуса военнопленных некоторым из еврейских заключенных, хотя данная мера, предложенная Всемирным еврейским конгрессом, могла в то время спасти жизнь многим людям. По этой причине Леон Кобовицкий, главный сторонник действий по спасению евреев во Всемирном еврейском конгрессе, отмечал, что «упорное молчание Красного Креста на различных этапах политики уничтожения, сведениями о которой он располагал в полном объеме, останется одной из наиболее тягостных и мучительных загадок эпохи войны». И в этом случае мы можем видеть, что предпочтение отдавалось целостности и благу организации, а не задаче спасения евреев. Вполне возможно, что нации и международные организации в первую очередь преследуют свои собственные интересы и неспособны, исходя из чисто альтруистских побуждений, предпочесть им маленький, преследуемый народ, над которым витает угроза полного уничтожения.

Настало время обсудить проблему, в которой нашли отражение все тяжелые чувства, связанные у нас с просчетами и упущениями правительств и организаций периода Катастрофы. Именно по этой причине в последнее время она часто является темой научных симпозиумов и работ. Речь идет о проблеме бомбардировки с воздуха Освенцима и ведших к нему железных дорог. В данной связи мы можем оценить упущение правительств-союзников, проанализировать существовавшие возможности спасения евреев и понять, какое место они занимали в перечне их стратегических приоритетов. Согласно предположениям, в отсутствие непосредственного контроля над территорией лагеря, его бомбардировка с воздуха была наиболее эффективным способом прекращения процесса уничтожения. Доказано вне всякого сомнения, что подобная операция стала технически возможной уже весной 1944 года. Американские ВВС со своих баз в Италии совершали воздушные налеты на заводы по производству синтетической нефти и каучука, находившиеся на расстоянии менее пяти миль от Освенцима. Если бы Освенцим был подвергнут бомбардировке в этот момент, то жизни сотен тысяч словацких и венгерских евреев были бы спасены. Более того, начиная с осени 1944 года, Освенцим находился в зоне действия советских пикирующих бомбардировщиков. Несмотря на это, заместитель военного министра США Джон Мак-Клой заявил о том, что «польза» от таких бомбардировок является «сомнительной», а советские власти вообще отвергли эту идею. Реакция Мак-Клоя и советского командования представляет собой один из наиболее поразительных примеров моральной глухоты современников Катастрофы, поскольку для спасения евреев требовалось лишь минимальное изменение стратегических планов.

Внимательный историк не может, однако, не обратить в этой связи внимание на то, что воздушная бомбардировка представляется слишком простым и поэтому привлекательным решением проблемы. Может показаться, что разрушение газовых камер или ведших к ним железнодорожных путей было способно прекратить «производство» смерти или хотя бы приостановить его. На практике, однако, дело обстояло гораздо сложнее. Сторонники активных действий по спасению среди евреев слишком поздно осознали пользу, которую принесли подобные бомбардировки в Венгрии. Некоторые из них даже после этого сомневались в их эффективности. С просьбой о бомбардировках Освенцима к администрации Рузвельта обратился Всемирный еврейский конгресс, однако его собственный сотрудник, Леон Кобовицкий, возражал против таких бомбардировок, поскольку опасался, что их первыми жертвами станут еврейские узники. Учитывая немецкий фанатизм в отношении «решения еврейского вопроса» и технические трудности, связанные с точностью бомбардировок, существовали и по сей день существуют серьезные сомнения в их эффективности. Специальные подразделения по уничтожению евреев, так называемые «айнзацгруппы», которые двигались по следам наступающей немецкой армии после ее вторжения в Советский Союз, за короткое время убили больше евреев, чем погибло в лагерях. К тому же, немцы были способны к исключительно быстрому восстановлению поврежденных железнодорожных путей и мостов.

И, наконец, самое важное. Сторонники столь восхваляемой сегодня идеи бомбардировок не принимали в расчет возможность эскалации нацистского террора вследствие воздушных ударов союзников. При этом союзникам пришлось бы вести борьбу с немцами в ситуации, в которой последние располагали серьезными преимуществами. В опубликованном недавно интервью Мак-Клой утверждал, что именно это соображение (а не нежелание выделять ресурсы на операции, не имевшие прямого отношения к достижению победы в войне) сыграло главную роль в отказе от воздушных бомбардировок лагерей. В письме от 14 августа Мак-Клой упоминает еще одно опасение, почти не заслужившее внимания исследователей. Он пишет, что бомбардировки «были способны заставить немцев пойти на еще более жестокие меры». Сторонники бомбардировок и уцелевшие узники концлагерей могут, разумеется, задать логичный вопрос о том, что может быть «более жестокой мерой», чем Освенцим. Однако еврейская точка зрения не могла быть принята на вооружение не-еврейскими государственными деятелями, которые отвергли идею бомбардировок из-за иного порядка приоритетов и иных взглядов на имевшиеся у них возможности. Не вызывает сомнения, что люди, разработавшие «окончательное решение», были способны усилить террор, начать массовые казни военнопленных и заложников в оккупированных странах или даже расстреливать экипажи сбитых самолетов союзников. Нацисты не остановились бы и перед введением новых форм и типов террора, так как они были полностью лишены моральных норм, которыми обладали солдаты союзников. Именно отсутствие у них любых нравственных ограничений и породило «окончательное решение».

Несмотря на это, невозможно не прийти к выводу о том, что следовало все же попробовать нанесение воздушных ударов, которые, быть может, спасли бы многие жизни. Это упущение следует рассматривать в широком контексте проблем, связанных с бомбардировками в целом. В декабре 1942 года правительства оккупированных стран в изгнании направили верховному командованию стран-союзниц коллективное дипломатическое послание. В нем не упоминалась возможность бомбардировки концентрационных лагерей, но содержалась просьба о производстве так называемых «бомбардировок возмездия». Эта идея была также отвергнута командованием союзников из опасения, что они приведут к эскалации террора. Сторонники активных действий по спасению евреев узнали о ней слишком поздно. Логично предположить, что «бомбардировки возмездия» способствовали бы усилиям по спасению больше, чем удар непосредственно по лагерям.

В 1943 году, когда машина смерти безостановочно работала в Освенциме и других лагерях уничтожения, существовала возможность подобных бомбардировок возмездия (а не обычных бомбардировок лагерей). На протяжении этого года союзники регулярно наносили массированные бомбовые удары по городам Германии. Так, налет на Гамбург в июле 1943 года и разрушительные воздушные атаки на другие немецкие города (в частности, налет на Дрезден, который многие немцы считают военным преступлением) в какой-то мере можно понять на фоне существования лагерей уничтожения. Альберт Шпеер пришел уже после войны к выводу о том, что массированные бомбардировки практически не повлияли на военно-промышленный потенциал Германии (мы разделяем его мнение). Лишь после того, как начались атаки на предприятия по производству подшипников и топлива, нацистская военная машина действительно оказалась в затруднительном положении. И все же, массированные бомбардировки могли предоставить сторонникам активных действий по спасению евреев средство для прорыва «стены молчания», которая окружала судьбу евреев. Любая массированная бомбардировка, воспринимавшаяся как акт возмездия, оказывала серьезное влияние на политику сателлитов нацистской Германии. Страх перед повторением налета на Будапешт, совершенного 2 июня 1944 года, был одной из главных причин, заставивших регента Венгрии Миклоша Хорти принять решение о прекращении депортации евреев начиная с 7 июля того года. Таким образом, положительные результаты принес воздушный удар по Будапешту, а не по Освенциму. Известно, что Геббельс предвидел попытку подобного возмездия и планировал широкомасштабные акты жестокости в том случае, если союзники свяжут бомбардировки с лагерями уничтожения. Гиммлер в речи перед офицерами 21 июня 1944 года описывал трудности, связанные с осуществлением «окончательного решения». Он предупредил своих слушателей, что прежде чем кто-либо из них вздумает жалеть евреев, ему следует вспомнить, что жестокие воздушные удары по городам Германии «в конечном итоге, были организованы евреями».

В отличие от нацистских лидеров, союзники и сторонники активных действий по спасению евреев не видели какой-либо связи между бомбардировками и «окончательным решением». Если бы они пришли к такому выводу, то, вполне возможно, что страх перед волнениями и страшные потери, понесенные Рейхом, заставили бы наиболее рациональных из нацистских руководителей заново задуматься о пользе «окончательного решения», которое, в конечном итоге, было лишь идеологической целью. Не все нацисты полагали, что уничтожение еврейства стоит разрушения хотя бы одного немецкого города. Впрочем, мы не знаем, можно ли было изменить приоритеты нацистского руководства. Помимо этого, сторонники активных действий по спасению евреев также не поддерживали в полной мере идею о бомбардировках возмездия. Предложение о нанесении воздушного удара по лагерям уничтожения было впервые выдвинуто в марте 1944 года. К этому времени нацисты уже успели убить огромное число евреев. Отсюда становится ясным, насколько поразительной была состоявшая из двенадцати пунктов программа спасения евреев, принятая на грандиозном митинге протеста в «Мэдисон Сквер гарден» (1 марта 1943 года). Этим она напоминала ответ, данный Мак-Клоем позднее на просьбу о бомбардировке Освенцима. В нем он вообще не коснулся вопроса о бомбардировке. Как мы убедились, бездействие политических лидеров в те страшные годы являлось следствием сочетания ряда интеллектуальных и психологических факторов.

Дискуссию о роли американского еврейства в попытках спасения евреев я отложил на конец моей статьи, так как она требует постановки наиболее сложных вопросов. Те, кто полагают, что его усилия потерпели провал, не придают какого-либо значения способу постановки вопроса, так как ответ на него, с их точки зрения, един. Следует иметь в виду, что американское еврейство было организовано гораздо лучше, чем любая другая этническая группа в США; что оно обладало значительным опытом оказания давления на администрацию в делах, касавшихся его соплеменников в других странах (начиная с дамасского кровавого навета 1840 года); что оно сумело оправиться от последствий экономического краха быстрее, чем другие этнические группы, и что в его рядах находились влиятельные люди из ближайшего окружения президента. И все же, американскому еврейству практически не удалось повлиять на политику администрации Рузвельта в том, что касалось спасения евреев Европы. Каким образом это произошло?

В такой формулировке вопроса не содержится даже намека на подлинную проблему, без анализа которой невозможно понять действительную историческую роль евреев США во время Катастрофы. Даже учитывая все указанные выше преимущества, нельзя не прийти к выводу о том, что их политическое влияние было недостаточным для выполнения той миссии, которую возлагали на них сторонники активных действий по спасению (и возлагают некоторые историки сегодня). Нам следует лучше понять характер и структуру американского еврейства в тридцатых годах, ситуацию и политический контекст, на фоне которых ему приходилось действовать, и способность этнических и двунациональных групп в целом влиять на политику администрации.

Существует множество документов, свидетельствующих о политической и организационной слабости еврейства США в тридцатых годах. Не вызывает сомнения, что оно не было готово к внезапно выпавшей на его долю роли лидера мирового еврейства. В рядах евреев США отсутствовал фундамент для единства действий в качестве общины и наблюдался раскол. Следствием этого было отсутствие ясности при контактах с политическими лидерами страны. Американское еврейство той поры характеризовали глубокие разногласия в отношении действий, которые следовало предпринять в сложившейся кризисной ситуации, и борьба между многочисленными политическими и религиозными фракциями. Вполне возможно, что предположение современных историков о том, что в США существовала тогда единая еврейская община, объединенная общим историческим наследием и стремлением к единству действий, является не более чем плодом фантазии.

И действительно, подобную общину весьма трудно найти в США в тридцатых годах. Деликатные связи, иногда позволявшие фракциям «верхнего города» и «нижнего города» действовать сообща, к тому времени практически исчезли. Проблемы, приведшие к возникновению разногласий, коренились в наступившем кризисе. Сегодня они представляются нам удивительно мелочными и несерьезными. Среди вопросов, по которым отсутствовало согласие, следует упомянуть степень реальности нацистской угрозы, эффективность бойкота нацистской Германии, создание еврейской армии, решения бильтморской конференции, деятельность группы Питера Бергсона и способ действий по спасению евреев на периферии оккупированной Европы. Тот факт, что различные еврейские организации – каждая по отдельности – посылали своих представителей в Вашингтон, чтобы уговорить администрацию спасти свои подопечные группы из числа беженцев, представляется подлинно трагическим. В 1944 году Яаков Розенхайм, директор Ортодоксального комитета по спасению евреев, объяснил, почему он предпочитает действовать отдельно от других. Он указал на то, что деятельность по спасению евреев представляет собой «мир, в котором человек человеку – волк, а интересы ультраортодоксального еврейства подвергаются постоянной дискриминации со стороны более богатых и престижных организаций, Еврейского Агентства и «Джойнта»». Отсюда следует, что для Розенхайма нацисты были не единственным врагом. Разногласия между еврейскими группами очень скоро дошли до чиновников Государственного департамента, которые относились к евреям без особого сочувствия. В 1944 году Брекенридж Лонг записал в своем дневнике: «Еврейские организации во всем расходятся между собой… Вместо единства или сотрудничества… имеют место соперничество, ревность и вражда». Это описание было весьма точным.

Однако, маловероятно, что политика администрации в области спасения евреев была бы иной, если бы, как сказал однажды потерявший терпение Рузвельт, у евреев был свой Папа. Исторический опыт США показывает, что группы давления обладают лишь весьма ограниченными возможностями для изменения приоритетов государственной политики. Американцы ирландского происхождения, наиболее политически-ориентированные из всех двунациональных групп в США, пытались на протяжении XIX и XX веков использовать американскую мощь, чтобы «укоротить хвост британскому льву». Однако, несмотря на весь их талант и приложенные усилия, им не удалось воспрепятствовать англо-американскому политическому сближению после 1895 года. В годы, предшествовавшие Второй мировой войне, американцы немецкого происхождения представляли собой более многочисленную и сплоченную группу, чем евреи США. И все же, они не смогли помешать вступлению США в войну против своей старой родины. Упорное сопротивление американских поляков не предотвратило «крымское преступление» (решение о присоединении части территории Польши к Советскому Союзу, принятое на Ялтинской конференции).

Эти и другие примеры доказывают, что давление со стороны этнических меньшинств приводило к очень ограниченным изменениям во внешней политике США, если было доказано, что она соответствует национальным интересам в целом. Евреи преуспели в этой области не больше, чем другие группы. Утверждения о способности евреев влиять на политику администрации являются не более чем плодом антисемитских фантазий, издавна приписывавших евреям неограниченное закулисное влияние, вне всякой пропорции с их числом. Ирония нашего времени заключается в том, что среди евреев тоже есть немало людей, полагающих, что еврейский народ наделен такой секретной властью. Возможно, что эти мысли являются источником утешения и поддержки для слабого и беззащитного народа. Однако каждый еврей, который жил в эпоху между кишиневским погромом и Освенцимом, не может не признать, что столь сильная нация вряд ли утратила бы треть своего числа при полном равнодушии остального мира.

Утверждение, будто американское еврейство проявило равнодушие к судьбе своих братьев в эпоху Катастрофы, не является верным с исторической точки зрения. Многие из американских еврейских организаций на протяжении XIX и XX веков (Комитет американских еврейских депутатов, Американский еврейский комитет, «Джойнт» и предшествовавшие ему благотворительные организации, Американский еврейский конгресс, различные сионистские организации) были созданы как раз для удовлетворения потребностей еврейских общин за пределами США. Американское еврейство доказало свои тесные связи с общинами за океаном еще с колониальных времен, когда «посланников» из Страны Израиля встречал в Америке радушный прием. Эта традиция не изменилась внезапным образом во время Катастрофы. Тщательное исследование показывает, что община использовала все имевшиеся в ее распоряжении средства общественного давления, от направления делегаций в белый Дом до массовых демонстраций, чтобы донести свои требования до лидеров США (впоследствии эту же технику применяло движение за гражданские права). Они добились в этом лишь незначительных успехов потому, что американское руководство не хотело прислушиваться к желаниям и стремлениям еврейской общины. Война заглушила крики о помощи со стороны этнической группы, которая безуспешно пыталась убедить Америку в том, что ее страдания являются из ряда вон выходящими и требуют особого отношения.