Geum.ru

Т утверждает, что после окончания Второй мировой войны Соединенные Штаты Америки использовали свои вооруженные силы в интересах своей внешней политики 262 раза

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   52   53   54   55   56   57   58   59   ...   90

Подполковник Э. Геллер был сбит 22 января 1953 года над рекой Ялуцзян старшим лейтенантом И.И. Карповым. "Мой ведомый был атакован "мигом", – вспоминал позже Э. Геллер. – Я попытался развернуться и защитить ведомого, я находился слева от него и шел курсом на юг. Сделал правый разворот, но в этот момент один "миг" зашел сверху, пролетел вниз и, подняв нос, открыл по мне огонь. Сорвало фонарь, и самолет вошел в пике.


Я потерял сознание. Пришел в себя, когда самолет сам принял горизонтальное положение, и выпрыгнул из кабины. Я не катапультировался, катапультное кресло было повреждено. Самолет был неуправляем. При выпрыгивании я серьезно ранил левую ногу, ударившись о самолет. Я был сбит между рекой Ялуцзян и аэродромом Фынхуанчен"

[1234]

.


Потери нашей авиации за период с 25 июня 1950 года по 27 июля 1953 года (т.е. с учетом потерь, понесенных нашими частями до формирования корпуса) составили 120 летчиков и 355 самолетов. Таким образом, общее соотношение потерь было почти 4:1. А в некоторые периоды боевых действий 7,9:1 в советскую пользу

[1235]

. Необходимо остановиться на причинах боевых потерь. Отметим, что больше половины из 335 сбитых МиГ-15, летчики благополучно покинули и вскоре возвращались в строй. Большая же доля понесенных потерь, как показывает анализ боевых действий, приходится на момент посадки истребителей. Аэродромы первой линии (Аньдун, Дану, Мяогоу) располагались близко к морю, а со стороны моря МиГ-15 заходить на посадку запрещалось. Там и сосредотачивались "сейбры" со специальным заданием: атаковать "миги" над аэродромом. Заходящий на посадку истребитель с выпущенными шасси и закрылками был лишен возможности отразить атаку или уклониться от нее. Причем качество техники и уровень подготовки летчика в этой вынужденной ситуации значения не имели.


Общая численность личного состава корпуса составила в 1952 году около 26 тысяч человек. Такая численность сохранялась до конца войны

[1236]

. На 1 ноября 1952 года в составе корпуса находились 441 летчик и 321 самолет (МиГ-15бис – 303 и Ла-11 – 18). На вооружении корпуса первоначально состоял и самолеты Ми Г-15, Я к-11 и Ла-9. В дальнейшем некоторые из них были заменены на более современные модификации, в том числе истребители МиГ-17, которые, правда, в боевых действиях участия так и не приняли. Здесь, на наш взгляд, важно подчеркнуть один момент. Силами двух-трех советских авиационных дивизий завоевать и удержать господство в воздухе было невозможно. И советское руководство прекрасно понимало это. Однако идти на дальнейшую эскалацию конфликта Сталин не хотел – увеличение советского контингента могло спровоцировать третью мировую войну.


В составе корпуса в разное время воевали: Н. Герасименко, М.Н. Капитонов (18 иап), И.И. Шавша (ведущий летчик звена 18 иап), В. Конев, А. Бордун (2-я эскадрилья 151 иад)

[1237]

, лейтенант А. Родионов (2 авиаэскадрилья 15 иад), А Тирон (196 иап)

[1238]

, капитан Л.Н. Иванов (командир звена 196 иап), И. Грохальский (планшетист 39 иап), И.Ф. Ларькин (авиамоторист), Н.И. Куксин, Н.Г. Силаев, Е.С. Юрков, С.Ф. Химинич (151 иад), капитан И. Клочко (командир эскадрильи 781 морского иап), капитаны A.M. Андрющенко (781 морской иап), М. Марченко (781 иап), М. Швецов (781 морской иап), старшие лейтенанты И. Гусев (781 морской иап), А. Касприк (781 морской иап). А. Кучеренко (781 морской иап), Г. Кокора (781 иап), А. Хантемиров (781 иап), Б. Демьянов (781 иап), М. Ободников (781 иап), Е. Михайлов (781 иап), А. Царьков (781 иап), А. Ковшов (781 иап), И. Зубченко (781 иап) и многие другие.


Кроме постоянного личного состава, в 64-м иак проходили стажировку и другие военнослужащие Советской армии. Например, только на 12 сентября 1951 года в корпусе отстажировались в течение от 1 до 1,5 месяца 44 офицера руководящего летного и инженерного состава воздушных армий и центральных управлений, в том числе из ВВС – 32 чел., ВВС ВМФ – 7 чел. и ВВС ПВО страны – 5 человек

[1239]

.


Немалые трудности выпали и на долю советских военнослужащих 10-го (прибыл в район боевых действий 13.06.1951 г.) и 20-го зенитно-прожекторных полков, создававших световое поле на пути авиации противника.


10-й полк находился в Корее (г. Аньдунь) до конца ноября 1952 года и был сменен 20-м полком. Полк был вооружен новейшей потому времени радиопрожекторной техникой РП-150 (36 станций)

[1240]

. Боевые расчеты зенитных прожекторов располагались на расстоянии 7-10 километров друг от друга по световым лучам. Командиром одного из расчетов, занимавшего позицию на берегу Корейского залива Желтого моря в районе городка Наиси, был лейтенант В. Лапин

[1241]

. Вот как он описывает свой первый памятный бой.


"В двадцатых числах февраля я получил предупреждение от командира батальона подполковника Мжачева и командира роты майора Филинова о готовящемся массированном налете Б-29 – "летающих крепостей". Это была работа нашей разведки. Ночью команда: "К бою!" Краткое сообщение "идут" и квадрат нацеливания. Главное – обнаружить и осветить флагман противника. Наши ночники-"миги" уже надо мной. Мое место в круглом окопе у пульта автоматического управления прожекторами с ТПЗ (труба прожекторная-зенитная – мощный бинокль) и связь с командирами расчетов и командирами роты. Пробирает какая-то дрожь, даже руки дрожат. Как бы не растеряться. Командую командиру локаторщиков сержанту Владимиру Люлину: "Володя, поиск!" Субординация в сторону. Через несколько секунд: "Есть цель, дальность 30 километров". Сержанту Васильеву: "Леша, приготовься! Головной самолет 20 километров". Командую: "Луч!" Ответ: "Вижу цель".

Наконец-то, вон он, флагман, на высоте 7-8 километров сверкает в лучах. Вижу пушечные трассы наших "мигов". Вдруг появился какой-то шелест и следом грохот разрывов бомб. Пыль. Дым. Повисли САБы (осветительные бомбы). Теперь я сам на мгновение ослеп. Сопровождение самолета идет автоматически, он не уйдет из лучей. Командую пулеметчику: "Бакиев, бей по фонарям!" То есть САБам!


Американцы шли на цель по радиолокационному лучу, по так называемой системе наведения самолетов "шаран", т.е. строго по маршруту, с интервалом 2-3 минуты, но, не выдержав встречи с нами, уходили с маршрута, не выполнив своей задачи, сбрасывая свой груз в километре от моей позиции. Стоял сплошной грохот. Но это была наша победа и последняя попытка "летающих крепостей" уничтожить мост"

[1242]

. Дальнейшие события, вспоминает В.Лапин, сохранились в его памяти не как отдельные эпизоды, а как бесконечные бомбежки, налеты днем и ночью. Солдаты его расчета буквально валились с ног от усталости и вынуждены были отдыхать по очереди, не раздеваясь.


Нельзя не отметить огромные усилия авиационно-технических служб корпуса, обеспечивших боевые действия летчиков авиачастей. Так, 18-я авиационно-техническая дивизия за период с июня 1951 по сентябрь 1953 г. обеспечила 95 505 самолето-вылетов (боевых и небоевых), для чего ей понадобилось принять и разгрузить на дивизионных и полковых складах 146 622 тонны горюче-смазочных материалов, 4094 вагона авиационно-технического имущества и 220 вагонов вооружения и боеприпасов.


Большую работу проводили и советские артиллеристы. Так, только 52-я зенад с сентября по декабрь 1951 года провела 1093 батарейные стрельбы и сбила 50 самолетов противника. Чтобы своевременно обнаружить воздушные цели, 50 % личного состава советских зенитных батарей находилось в готовности № 1, остальные – в готовности № 2. В целом же зенитной артиллерией советского корпуса с марта 1951 года по июль 1953 года было сбито 16% самолетов противника, уничтоженных силами и средствами 64-го иак. В составе советских зенитно-артиллерийских дивизий, действовавших в Корее, были зенитчик Н.М. Угнетенко

[1243]

, пропагандист 666-го зе-нитно-артагтерийского полка В А Дмитриев и многие другие.


Следует отметить и самоотверженную боевую работу советских связистов, операторов радиолокационных станций, а также специалистов, занимавшихся ремонтно-восстановительными работами важных военных объектов. В их числе был и сапер, гвардии капитан Ю.И. Мартышенко

[1244]

.


Немалая помощь в ходе войны была оказана советскими моряками корейским ВМС (старший военно-морской советник в КНДР – адмирал Капанадзе). С помощью советских специалистов в прибрежных водах было поставлено более 3 тыс. мин советского производства. Они значительно снижали активность американского флота. Первым кораблем США, подорвавшимся на мине 26 сентября 1950 года, был эсминец "Брам". Вторым, наскочившим на контактную мину, – эсминец "Мэнчфилд". Третьим – тральщик "Мэгпай". Все они вышли из строя на длительное время. Кроме них, на минах подорвались и затонули сторожевой корабль и 7 тральщиков

[1245]

.


За успешное выполнение правительственного задания указом Президиума Верховного Совета СССР орденами и медалями были награждены 3504 военнослужащих 64-го иак, а 22 летчика получили звание Героя Советского Союза

[1246]

.


Среди награжденных был летчик-истребитель 176-го гвардейского иап капитан С.Л. Субботин. Указом Верховного Совета СССР от 10 октября 1951 года (в секретном порядке, без публикации в печати) он был удостоен звания Героя Советского Союза за совершенный впервые в мире таран на реактивном самолете. Сегодня, спустя более 40 лет, когда над корейскими событиями приоткрыта завеса секретности, полковник запаса С.П. Субботин в интервью корреспонденту газеты "Известия" поведал о деталях этого боя. На вопрос журналиста "Что вас заставило пойти на таран американского истребителя?" летчик рассказал следующее:

"С первой встречной группой американских самолетов, как я уже говорил, мы разошлись. Вскоре еще одна лобовая атака. Лейтенант Головачев (ведомый. – А.О.) все время шел справа от меня. А тут, гляжу, его нет. Подумал: сбили. Запросил – нет ответа. Через некоторое время шум в наушниках и голос Головачева: "Я вас не вижу". Стал и я смотреть. Блики какие-то. Кричу: "Покачайся". Он выполнил команду. Приблизились. Левым разворотом я пристроился к Головачеву, перевернулся колесами вверх и увидел, что в хвост Головачева ведут огонь два самолета противника. А потом и по мне. Попали. Прекратилась тяга. Дым в кабине… На мне масло. Плохо видно приборы, землю.

Понял: без катапультирования не обойтись. Сбросил фонарь кабины. Высота большая. Осмотрелся: внизу скалистые горы. И вдруг слева трасса в мою сторону. С трудом вышел из-под огня американца. Открыл тумблер, выпустил тормозные щитки. Самолет резко уменьшил скорость. В этот момент я почувствовал сильный удар сзади. Подумал, что взорвался и поздно уже катапультироваться. От удара и перегрузки я потерял зрение. А дальше что-то произошло. Меня вдруг потянуло из кабины. Я еще успел нажать на катапульту, после чего получил такой удар в лоб, как будто ударился головой о землю. Но в воздухе стало легче. Дернул кольцо парашюта. И на высоте двух тысяч метров повис в воздухе. Возле меня пролетали какие-то куски самолета, сиденья…

На земле отстегнул парашют, спрятал и камнями замаскировал его. Слышу голоса. Пополз навстречу. Вижу – китайцы. Говорю: "Я советский летчик". И вдруг один бьет меня прикладом в нос. У меня на куртке висел значок с изображением Мао Цзэдуна и Сталина. Показываю:

мол, товарищи, я свой. Увидев значок, китайцы подобрели, заулыбались.


Позже нашли окровавленный парашют американского летчика, удостоверение, пистолет. Бедняге повезло меньше… У того была аварийная ситуация"

[1247]

.


Одновременно с боевыми действиями обеими сторонами велась широкомасштабная психологическая война. Еще в августе 1949 года в вооруженных силах США было принято наставление FM-33-5 "Ведение психологической войны". С началом боевых действий была также принята и новая организационная структура подразделений психологической войны, предусматривавшая выполнение ими как стратегических, так и тактических задач.


Головной инстанцией структуры стало вновь образованное Управление психологической войны. В рамках принятой структуры была создана группа психологических операций, которая решала преимущественно стратегические задачи в начавшейся войне. Она имела в своем составе штаб и штабную роту, роту репродукции и мобильную роту радиовещания

[1248]

.


Главная стратегическая задача Управления психологической войны заключалась в том, чтобы представить действия американских вооруженных сил как законную оборону союзной страны под эгидой ООН от коммунистической агрессии.

Личный состав аппарата психологической войны был укомплектован призванными на военную службу офицерами резерва, имевшими гражданские специальности, связанные с пропагандой. Из них сформировали несколько групп радиовещания и издания листовок. Одну такую группу направили в Японию вести стратегическую пропаганду на нейтральные страны.

В 1953 году была сформирована и направлена в Корею рота по ведению разъяснительной работы среди местного населения. В ее функции входило установление и укрепление контактов американских войск с жителями страны, обеспечение лояльного отношения корейцев к войскам в районах, находившихся под контролем американской военной администрации.


Главной формой психологического воздействия американских войск в Корее стала печатная пропаганда. Только группа радиовещания и издания листовок каждую неделю выпускала в среднем 20 миллионов экземпляров листовок на корейском и китайском языках. Рота громкоговорящих установок и издания листовок дополнительно издавала в среднем 3,5 миллиона листовок в неделю. Уже в течение первых трех дней боевых действий американская сторона изготовила 10 миллионов экземпляров листовок

[1249]

. Вся эта пропагандистская продукция распространялась в глубоком тылу противника и в прифронтовой полосе с помощью авиации и артиллерии.


Наряду с печатными материалами широко использовались радиопропаганда и устная пропаганда. Так, для целей радиопропаганды было задействовано 19 радиостанций, работавших на средних и коротких волнах в Сеуле, Тэгу, Пусане, Токио. Устная пропаганда велась с помощью громкоговорящих установок, смонтированных на различных боевых машинах, в том числе на танках и легких самолетах.

Информационно-пропагандистские материалы готовились с учетом опыта Второй мировой войны и были направлены главным образом на попытку вбить клин между союзниками – китайцами и корейцами и пропаганду добровольной сдачи в плен. В листовках-пропусках зачастую предлагалось солидное денежное вознаграждение, а иногда даже делались обещания предоставить американское гражданство. Интересно, что с аналогичными предложениями американцы обращались и к пилотам советских истребителей, принимавших участие в боевых действиях.


Запретной темой американских пропагандистских служб было участие в войне советских военнослужащих. По словам Пола Нитце, возглавлявшего в госдепартаменте США штаб по планированию политики, он подготовил секретный документ, где проанализировал все "за" и "против" разглашения участия СССР в войне. Итог анализа: огласка принесет вред. "Если бы стали афишировать эти факты, – сообщил позже Нитце, – американская публика стала бы требовать ответных действий, а мы не хотели войны с Советами". Официально было объявлено, что русские стоят за спиной северокорейцев и китайцев, но сами не воюют

[1250]

.


Немаловажное значение аспектам психологической войны уделялось и противоборствующей стороной. Причем американцы столкнулись с непривычным для них идеологическим воздействием противника и проиграли психологическую войну. Агитационно-пропагандистские материалы политических органов КНА и НОАК, при поддержке аппарата специальной пропаганды Вооруженных сил СССР, пытались решить следующие задачи: представить войну в Корее как агрессию американского империализма; дискредитировать военно-политическое руководство США в Южной Корее; показать боевую мощь и военные успехи корейско-китайских войск; разоблачать расовую дискриминацию в армии США.


Значительное количество печатных материалов было посвящено пропаганде плена. В отличие от американских такие листовки не приукрашивали и не идеализировали пребывание в плену. Они были направлены на то, чтобы рассеять страх солдат перед неизвестностью плена и главное – подвести к мысли о целесообразности перехода на сторону противника во имя конечной цели – вернуться домой живым. Об эффективности такой пропаганды свидетельствует количество военнослужащих США, перешедших на сторону северокорейцев. Так, в 1952 году газета "Нью-Йорк таймс" сообщила, что за первые полтора года войны в Корее из вооруженных сил США дезертировали 47 тысяч человек. В следующие полтора года количество дезертиров продолжало держаться на уровне 18-20 тысяч за каждые шесть месяцев

[1251]

. Американцы впервые столкнулись с фактом такого массового коллаборационизма. 70% военнослужащих, вернувшихся из плена на родину, публично высказались за то, чтобы скорее положить конец американским военным действиям в Азии. В обзоре разведотдела штаба 8-й армии о деятельности военной разведки и контрразведки в Корее в этой связи отмечалось: "Вскоре после вступления Соединенных Штатов в корейский конфликт стало очевидным, что многие американские пленные, направляемые коммунистами, писали заявления, выступали по радио, подписывали воззвания к миру и совершали иные поступки, наносящие ущерб интересам Соединенных Штатов. Информация об этом доходила до нас из-за Бамбукового занавеса по радио, через посредство листовок и по почте"

[1252]

. Для изучения проблемы, получившей с "легкой руки" сотрудника ЦРУ Эдварда Хантера название "промывание мозгов", по инициативе шефа ЦРУ Аллена Даллеса в конце 1953 года была создана научная группа. Ее возглавил всемирно известный невролог Гарольд Вольф. Параллельные исследования проводились в ВВС и сухопутных войсках США. В этих группах работали: доктор Фред Уилльямс, Роберт Лифтон, Эдгар Шейп, А. Бидерман и подполковник Домес Монро. Спустя некоторое время ученые установили, что во многом "перековка" американских солдат достигалась благодаря "примитивной", как отмечали американские специалисты, но эффективной методике психологической обработки, примененной китайцами в лагерях для военнопленных. Суть ее заключалась в интенсивном и длительном психологическом и моральном воздействии на сознание пленных с целью "стирания" старых идейных убеждений и установок и замены их новыми. Центром пропагандистской работы стал лагерь № 12. Именно там с помощью "прогрессивных" американских военнопленных готовились различные пропагандистские материалы для последующего распространения в Корее и за рубежом. Заметим, что в лагерях для военнопленных проводилась значительная работа и по вербовке американских военнослужащих советскими спецслужбами. Так, в частности, 75 бывших американских военнопленных корейской войны впоследствии были признаны виновными в сотрудничестве с различными советскими спецслужбами.


Среди них, в частности, известный советский агент Джордж Блэйк. В 1950 г. Блэйк был вице-консулом Великобритании в Сеуле и попал в плен, где удерживался три года. В 1961 году его признали виновным в тайной работе на КГБ СССР.

Очевидный провал американской концепции ведения психологической войны вынудил США пересмотреть деятельность своих служб пропаганды. В результате в марте 1955 года министерством армии был введен в действие переработанный вариант наставления FM-33-5, в котором были учтены ошибки, допущенные в период корейской войны.


Здесь, на наш взгляд, уместно упомянуть о взглядах на корейскую войну русской эмиграции. В ее среде превалировало мнение, что война в Корее – это один из фронтов третьей мировой войны, а не изолированное явление. И в этом случае вся антикоммунистическая эмиграция должна быть целиком на стороне США. Старый социал-демократ, один из лидеров Казанского комитета РСДРП в 1917 году Ю.П. Денике высказывался даже, что каждый отдельный акт агрессии СССР должен быть признан "проявлением общей агрессии со стороны Советского Союза", а не местным локальным конфликтом. Это, в свою очередь, по его мнению, позволяло Западу нанести ответный удар "в любом пункте, а необязательно там или только в том месте, где этот акт агрессии будет совершен"

[1253]

. Концепция "активной обороны", предложенная Ю.П. Денике, фактически оправдывала экспансию США в любой точке земного шара.


Естественно, такая позиция устраивала Запад, и представители антикоммунистической эмиграции были вовлечены в сферу влияния американских служб "психологической войны". Интервью с видными деятелями эмиграции публиковались в западных средствах массовой информации, а их мнение выдавалось за "истинный" взгляд русского "патриота" на действия коммунистов.


Однако русская эмиграция не ограничивалась поддержкой действий США в прессе, а пыталась принять (и приняла) участие в военных действиях в Корее. Есть сведения, например, что белый генерал Эрн вербовал в Парагвае добровольцев для участия в корейской войне в составе частей Макартура

[1254]

. В некоторых эмигрантских периодических изданиях публиковались фотографии "власовцев", принимавших участие в боевых действиях в составе американских частей. Известно также об участии в войне в Корее сына "власовского" полковника В.В.Позднякова и др.


Как уже отмечалось выше, участие в боях советских военнослужащих на стороне Северной Кореи в Соединенных Штатах не афишировалось. Однако полностью скрыть эту информацию не удавалось. В различных западных изданиях все же появлялись статьи о присутствии в стране русских военнослужащих – несмотря на все попытки руководства СССР сохранить этот факт в строгой секретности. По словам самих же советских летчиков, эта секретность порой доходила до абсурда. Так, полковник А.П. Сморчков, получивший за Корею звание Героя Советского Союза, вспоминал, что летчикам в бою предписывалось выходить на связь на корейском языке. Для этого летчики перед вылетом крепили к правому колену планшетку со словарем – корейские слова в транскрипции. Для того чтобы воспользоваться этим словарем, нужно было умудриться скосить глаз на колено, быстро отыскать нужное слово или фразу – и это во время боя, на реактивных скоростях. Конечно, такая практика не могла прижиться – в эфире звучала русская речь вперемешку с матерщиной