Geum.ru

Т утверждает, что после окончания Второй мировой войны Соединенные Штаты Америки использовали свои вооруженные силы в интересах своей внешней политики 262 раза

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   ...   90

[1167]

.


Принимая решение о помощи Корее, Мао Цзэдун учитывал и внутриполитическую обстановку в стране. Трудности войны в соседней братской стране позволяли руководству КПК "переключить" возможное недовольство населения с внутренних национальных проблем на международные, военно-политические. Массовые идеологические кампании в стране – яркий тому пример. Забегая вперед, заметим, что китайское участие в корейской войне способствовало полному единению китайского народа вокруг КПК, воодушевило миллионы людей на трудовые свершения и ратные подвиги во имя укрепления своей родины. Китайский народ почувствовал свою силу и значимость. В стране, подвергавшейся веками гнету и унижению со стороны иностранцев, это чувство было особенно важно. В сознании китайского народа Китай не просто "поднялся с колен", он сказал "нет" своим бывшим угнетателям и показал всему миру и прежде всего США, что на международную арену вступил новый игрок – большой, достаточно мощный, авторитетный и самостоятельный.


Большое влияние на решение Мао Цзэдуна незамедлительно послать войска в Корею оказала и настойчивая просьба И.В. Сталина. В своем письме Мао Цзэдуну советский лидер разъяснил ему "вопросы международной обстановки", обосновал важность этого шага, а в отношении опасений разрастания войны и втягивания в нее США, СССР и Китая заметил: "Следует ли этого бояться? По-моему, не следует, так как мы вместе будем сильнее, чем США и Англия. А другие капиталистические европейские государства без Германии, которая не может сейчас оказать США какой-либо помощи, – не представляют серьезной военной силы. Если война неизбежна, то пусть она будет теперь, а не через несколько лет, когда японский милитаризм будет восстановлен, как союзник США, и когда у США и Японии будет готовый плацдарм на континенте в виде лисынмановской Кореи"

[1168]

.


Китайскому руководству была обещана помощь советской авиацией в прикрытии важных стратегических объектов страны, кредит и поставки вооружения для НОАК.

Свидетелями перехода китайских добровольцев на корейскую территорию оказались сотрудники советского посольства В.А. Тарасов и В.А. Устинов. "Мне запомнился сумрачный холодный день 18 октября, – пишет В.А. Тарасов. – Чувствовалось, что наступают решающие события. За городом готовилась последняя линия обороны, на выгодных позициях закапывались танки.


Мы с В.А. Устиновым подошли к реке Ялуцзян. Ее коричневатые воды неслись к океану. Неожиданно заметили странное движение: по мосту в нашу сторону потянулась вереница носильщиков. Китайские молодые ребята, одетые в защитного цвета армейскую одежду, несли на коромыслах так, как

у

нас носят воду, продовольствие и военное снаряжение. Это были первые добровольцы. Как стало впоследствии известно, на корейский фронт в конце октября прибыли пять китайских стрелковых корпусов и три артиллерийские дивизии, в основном из Шеньянского округа"

[1169]

.


А вот как описывает первые боевые столкновения с войсками ООН командующий китайскими добровольцами Пэн Дэхуай:

"В сумерки 18 октября 1950 года я переправился через реку Ялу с первым головным отрядом китайских народных добровольцев. Утром 19 октября мы добрались до электростанции Рагочо, а утром 20-го были уже у небольшого горного оврага северо-западнее города Пукчжина. Двигаясь на машинах и танках, некоторые передовые отряды противника, осуществляя преследование, уже достигли берега реки Ялу. Утром 21 октября дивизия нашей 40-й армии прошла неподалеку от Пукчжина и неожиданно столкнулась с марионеточными войсками Ли Сын Мана. Первое сражение было неожиданным, и я сразу же изменил наш прежний боевой порядок. Наши войска, используя характерную для них гибкую маневренность, разгромили несколько частей марионеточных войск Ли Сын Мана в районе Унсан. 25 октября наши войска победоносно завершили сражение. Мы не стали преследовать противника по пятам, так как не уничтожили его главные силы, а разгромили всего 6-7 батальонов марионеточных войск, а также потрепали американские части. Под натиском наших войск механизированные части противника быстро отходили в глубь Кореи, создавая узлы сопротивления. В связи с тем, что американские, английские и марионеточные войска были высокомеханизированными, их соединения и части быстро отошли в район рек Чунчон и Кэчон, где сразу же приступили к созданию оборонительного рубежа.


Основными компонентами в системе обороны противника были танковые части и фортификационные сооружения. Нашим добровольцам было невыгодно вступать в позиционную войну с войсками противника, оснащенными современной техникой"

[1170]

.


Второе крупное сражение произошло в 20-х числах ноября. Многонациональные силы ООН предприняли мощную атаку в районе Унсан, Кусон, но были отбиты. Согласно сводкам, китайскими добровольцами было уничтожено свыше 6 тысяч автомашин, более тысячи танков и артиллерийских орудий.

Вступление в войну китайских народных добровольцев стало для Запада неожиданностью. Более того, американские специалисты и аналитики игнорировали, как маловероятную, саму возможность прямого военного вмешательства КНР в войну в Корее, даже когда она началась. Так, 12 июля 1950 года американское посольство в Сайгоне передало информацию командования сухопутных войск США об ожидавшемся 15 июля вторжении КНР на Тайвань, Это сообщение было проанализировано ЦРУ США и признано маловероятным. В еженедельном обзоре ЦРУ от 7 июля 1950 года, почти через две недели после начала войны, утверждалось:


"Корейское вторжение породило целый поток сообщений о перемещении войск китайских коммунистов, свидетельствующих об их намерении поддержать северокорейское вторжение. Большинство этих сообщений, однако, исходит из источников китайских националистов и представляют собой всего лишь пропаганду для американского потребления. В действительности коммунисты, видимо, по-прежнему усиливают свои войска напротив Тайваня и, возможно, Гонконга… Сообщаемые переброски крупных воинских формирований из Южного и Центрального Китая на северо-восток страны сильно преувеличены. Коммунистические войска в Северном Китае и Маньчжурии достаточны для обеспечения необходимой поддержки Северной Корее, причем 40-50 тысяч из этих войск – лица корейской национальности. Несмотря на эти сообщаемые переброски войск и возможности китайских коммунистов развернуть одновременные и успешные военные действия в Корее, Гонконге, Макао и Индокитае, никакие немедленные действия с их стороны не ожидаются"

[1171]

. Не вызвал опасения американцев и вызов, брошенный Мао Цзэдуном в его официальном выступлении 5 сентября 1950 года на 9-й сессии Центрального народного правительства. В своей речи он заявил: "Мы не боимся сражаться с вами ("американскими империалистами"), но если вы настаиваете на войне – вы ее получите. Вы ведите свою войну – мы будем вести нашу. Вы используйте ваше атомное оружие, мы будем использовать ручные гранаты. Мы найдем ваши слабые места. Мы вас все-таки достанем, и в конце концов победа будет за нами"

[1172]

. 30 сентября того же года Чжоу Эньлай в торжественной речи, посвященной первой годовщине КНР, идентифицировал США как "наиболее опасного врага Китая" и заявил, что китайское правительство "не должно бездеятельно мириться с унижением своего соседа империалистическими державами"

[1173]

. Еще более очевидное предупреждение было передано индийскому послу К. Панникару 3 октября. Он был проинформирован о том, что Китай вмешается в ход событий, если американские войска пересекут 38-ю параллель. В тот же день индийский посол передал это сообщение своему правительству, которое, в свою очередь, довело его до британских и американских официальных лиц. Но и на этот раз полученная информация не вызвала опасений.


Ошибка американских спецслужб дорого обошлась коалиционным войскам ООН. В результате нескольких успешных операций объединенные корейско-китайские силы отбросили противника к 38-й параллели, а к концу декабря 1950-го – началу января 1951 года – к 37-й параллели. 8-я армия США распалась и начала паническое отступление, потеряв убитыми и ранеными более 11 тысяч человек. Вот как описывал сложившуюся обстановку генерал Мэтью Риджуэй, занявший после смерти генерала Уокера (23 декабря 1950 г.) должность командующего армией: "Всего в нескольких километрах к северу от Сеула я столкнулся с бегущей армией. До сих пор мне не доводилось видеть ничего подобного, и я молю бога, чтобы мне не пришлось снова стать свидетелем такого зрелища. По дороге мчались грузовики, битком набитые стоящими солдатами. Солдаты побросали тяжелую артиллерию, пулеметы и минометы. Лишь немногие сохранили винтовки. Все они думали об одном – как можно быстрее убежать, оторваться от страшного противника, преследующего их по пятам.

Я выскочил из "Виллиса" и встал посреди дороги, жестами пытаясь остановить машины. С таким же успехом я мог бы попытаться остановить течение Хангана. Я не умел говорить по-корейски, а со мной не было переводчика. Мне не удалось найти ни одного корейского офицера, который говорил бы по-английски. Оставался один выход: позволить им бежать дальше, а глубоко в тылу поставить заградительные посты, остановить машины, направить их в район сосредоточения; успокоить солдат, доукомплектовать части и вновь повернуть их на противника.

Надо помнить, что эти войска с самого начала испытали разгром, какой за всю историю войн выпадал на долю немногих армий. За первые месяцы корейской войны они были практически уничтожены. Командиры их были убиты или взяты в плен, а офицеры, которые теперь, в последние дни старого года, командовали дивизиями, по своему боевому опыту стояли на уровне командиров рот, если не ниже.

Наше положение стало очень опасным. Перед нами был обстрелянный, решительный противник. А позади – широкая, полузамерзшая река, в своем нижнем течении забитая льдом, который то замерзал, то снова ломался под влиянием приливов и отливов с моря. Единственный путь отхода лежал через два пятидесятитонных понтонных моста, наведенных через Ханган у Сеула.


Если у китайцев большие силы, мы долго не продержимся. Поэтому наша задача – вести упорные сдерживающие бои, уничтожая как можно больше живой силы противника, а затем, если не удастся выдержать дальнейшего нажима, выйти из боя и быстро отойти за Ханган на новые оборонительные позиции, которые уже были подготовлены в 20 километрах к югу"

[1174]

.


В сложившейся ситуации главнокомандующий коалиционными силами ООН генерал Дуглас Макартур в сообщениях в Вашингтон настаивал на принятии решительных мер. Имелось в виду применение ядерного оружия. Главкома поддержали командующий бомбардировочной авиацией генерал О'Доннелл и начальник штаба ВВС США генерал Вандерберг. Они настоятельно предлагали президенту начать атомную бомбардировку Китая.


30 ноября 1950 года на пресс-конференции Трумэн сделал сенсационное заявление, что, если потребуется, Америка начнет ядерную войну. Командующий стратегической авиацией США генерал Пауэр в эти дни был готов к исполнению решения о применении атомных бомб

[1175]

.


В последние годы стали известны подробности американских "атомных" вариантов в отношении к Китаю и Северной Корее. Так, в частности, рассматривалась возможность применения шести атомных бомб в период с 27 по 29 декабря в районе Пхенсан, Чхорвон, Кимхва. Цель – уничтожение объединенной группировки КНА и китайских народных добровольцев примерной численностью до 100 тыс. человек. Затем обсуждался вариант использования шести 30-килотонных бомб против китайских войск севернее р. Имджинган. Еще две 40-килотонные бомбы американцы намеревались применить 7 и 8 января 1951 года в районе Чонджу с целью уничтожения до 10 тыс. китайцев

[1176]

.


Тем не менее американский президент не решился на этот шаг. По мнению известного американского историка и политолога Б.Броди, было несколько причин, из-за которых Вашингтон не рискнул использовать атомное оружие.

Во-первых, атомный арсенал США был относительно ограничен. К началу корейской войны американцы накопили около 300 атомных бомб. Этого едва хватало для прикрытия европейского театра военных действий в случае возникновения войны с Советским Союзом.

Во-вторых, ОКНШ и президентская администрация в целом разделяли точку зрения генерала Куртиса Лемая, командующего стратегическим воздушным командованием США, в том, что применение атомного оружия оправдано при стратегических бомбардировках, в случае вступления США в глобальную войну. Корея же не является тем объектом интересов Америки, ради которого можно идти на риск развязывания третьей мировой войны.

В-третьих, идея применения атомного оружия в Корее вызвала резкую оппозицию со стороны Великобритании.

Таким образом, американского президента остановили отнюдь не гуманные соображения, широко рекламировавшиеся на Западе, а опасения непредсказуемости последствий и негативной реакции мировой общественности. Риск вступления в войну Советского Союза был слишком велик, а разгромить СССР наличным атомным арсеналом американцы не могли.


По свидетельству Г.Киссинджера, американское руководство хорошо понимало, что в случае атаки материкового Китая, как это предлагал генерал Д. Макартур, СССР не останется в стороне. Еще более откровенно на эту тему высказался генерал О. Брэдли, бывший председатель Объединенного комитета начальников штабов США, в выступлении по радио 24 июня 1960 года. Он объяснил, что позиция Д.Макартура была чревата опасностями. Поскольку Вашингтон знал, что Советский Союз располагает атомными бомбами и имеет договор о взаимопомощи с Китаем, причем Москва сделала США публичное предупреждение. По мнению О.Брэдли в Вашингтоне считали, что, если США подвергнут Китай атомной бомбардировке, Советский Союз сбросит атомные бомбы в тылу американских войск в Корее, что приведет к уничтожению перевалочных баз США в Пусане и других местах. По заявлению генерала, американское военное руководство не думало, что "США было бы выгодно начать ядерную войну"

[1177]

. В рассматриваемый период, по оценкам американской разведки (документ NSC-68 от 14 апреля 1950 года), к середине 1950 года Москва могла обладать 10-20 атомными бомбами, а к середине 1954 года их количество могло достигнуть 200 единиц

[1178]

.


К этому времени в составе КНА, часть соединений которой была выведена на 5-месячный срок в Китай для обучения и доукомплектования, находилось 123 советских военных советника. Из них (на 17 ноября) 11 человек работали при штабе главнокомандующего КНА и штабе тыла, 55 человек – в различных соединениях и частях, 51 человек занимался на территории Китая обучением личного состава девяти корейских пехотных и танковых дивизий, одного авиационного полка и два человека находились в Советском Союзе на стажировке с корейскими летчиками

[1179]

.


В последующие два года войны штатная численность советников колебалась в пределах от 152 (на 22.03.1952 г.) до 164 человек (в сентябре 1953 г.). Работали они, главным образом, в центральных армейских управлениях и учебных заведениях

[1180]

. С середины 1952 года до окончания войны в число советников были введены и 8 должностей военных моряков. По состоянию на 13 марта 1954 года в аппарате главного военного советника в КНДР числилось 128 человек, в том числе 115 человек находились в Северной Корее и 13 человек – в Маньчжурии. 5 советских советников во главе с генерал-лейтенантом М.А. Шалиным

[1181]

с октября 1951 года находились в штабе китайских народных добровольцев. Их главной задачей являлось информирование Москвы о том, что делалось в штабе Пэн Дэхуая, и о планах китайского командования

[1182]

. Советники не имели права выезжать из штаба, а также давать каких-либо рекомендаций по оперативным вопросам без согласования с Генеральным штабом Советской армии

[1183]

. Связь группы с Москвой обеспечивалась группой радистов ГРУ под руководством капитана Ю.А. Жарова

[1184]

. В конце апреля 1953 года советничеекая группа, насчитывавшая к этому времени трех человек (генерал-лейтенант артиллерии И.С. Стрельбицкий, генерал-майор П.П. Камар (Крамов), подполковник Ф.И. Петров), и обеспечивавшие ее работу советские офицеры были отозваны в Москву.


Всего через войну в Корее прошло около 850 советских офицеров и генералов (по другим данным – с 1950-1953 гг. более 500

[1185]

), находившихся там в качестве военных советников. Постоянно в КНДР находилось порядка 240-250 военных советников в звании от майора до генерала

[1186]

.


4 января 1951 года объединенные китайско-корейские войска взяли Сеул

[1187]

. Только в середине января американцам удалось собрать достаточные силы и приостановить их продвижение.


Декабрьское поражение (1950 г.) заставило американцев внести в свою внешнеполитическую концепцию тактические коррективы. Трумэн не дал Макартуру согласия на расширение конфликта и нанесение ударов с воздуха по базам, расположенным на китайской территории. В апреле 1951 года Макартур был отозван из Кореи, и его место занял командующий 8-й армией генерал М. Риджуэй

[1188]

.


В ходе дальнейшего ожесточенного противоборства войскам ООН вновь удалось оттеснить части КНА и добровольцев КНР на линию 38-й параллели.

После остановки наступления северокорейцев и китайских добровольцев командующий 8-й американской армией генерал Риджуэй принял решение о контроперации. Ей предшествовали ограниченные наступления, известные как операции "Охота на волков" (20-е числа января), "Гром" (началась 25 января), "Окружение". Контроперация началась 21 февраля 1951 года и была направлена главным образом на максимально возможное уничтожение живой силы противника при минимальных потерях своих войск. Главная роль в контрударе отводилась авиации и артиллерии. Для поддержки наступления были задействованы танки "Центурион" Мк.З 8-го Королевского Ирландского гусарского полка, входившего в состав 8-й армии. В результате операции китайцы оставили свои позиции и отошли за реку Хань. Метод избирательных точечных ударов после мощной артподготовки и массированных авиационных налетов, примененный Риджуэем, получил известность под названием "мясорубка", или перемалывание живой силы противника.

7 марта Риджуэй отдал приказ о начале операции "Риппер" ("Потрошитель") – наступлении по двум направлениям на центральном участке фронта. Операция развивалась успешно, и к середине марта войска ООН форсировали Хань и вторично заняли Сеул. Однако 22 апреля китайско-корейские войска предприняли контрнаступление. Один удар был нанесен на западном секторе фронта и два вспомогательных – в центре и на востоке. Они прорвали линию войск ООН, расчленили американские силы на изолированные группировки и устремились к Сеулу. На направлении главного удара оказалась занимавшая позицию по реке Имджин 29-я британская бригада. Потеряв в сражении более четверти личного состава, бригада была вынуждена отступить. Всего в ходе наступления с 22 по 29 апреля было ранено и взято в плен до 20 тыс. солдат и офицеров американских и южнокорейских войск.


Очередное наступление китайских войск началось 16 мая 1951 года. Основные события развернулись на центральном и восточном участках фронта. В отдельных местах китайцам сопутствовал успех, но бреши в обороне эффективно закрывались артиллерийским огнем. 21 мая наступление остановилось. Генерал Джеймс Ван Флиит

[1189]

, сменивший в апреле 1951 года Риджуэя на посту командующего 8-й армией, предпринял контратаку по всему фронту. Силы ООН отбросили китайцев за 38-ю параллель и вышли на рубежи, некогда достигнутые в результате проведения операции "Риппер"

[1190]

. Приказ Объединенного комитета начальников штабов (ОКНШ) категорически запретил дальнейшее движение на север. В начале июня 1951 года, после нескольких локальных наступательных операций американцев, проведенных для улучшения занимаемых позиций, линия фронта стабилизировалась.


Началась позиционная борьба. 10 июля 1951 года в Кайсен (Кэсон) представители воюющих сторон начали переговоры о прекращении огня. Однако шли они медленно, и лишь к маю 1952 года было достигнуто согласие по всем пунктам, кроме судьбы военнопленных. Но потребовалось еще более года, прежде чем удалось 8 июня 1953 года согласовать вопрос об обмене военнопленными, а 27 июля 1953 года подписать соглашение о перемирии. Следует отметить, что немалая доля вины (если не основная) в затягивании мирных переговоров лежит на руководителях Соединенных Штатов Америки и Советского Союза.

По мнению Сталина, война сковывала силы американцев, ограничивала их военный потенциал в Западной Европе, поглощала экономические ресурсы и создавала политические затруднения для трумэновской администрации. К тому же война в Корее резко усиливала враждебность между США и КНР и тем самым еще крепче привязывала Пекин к Москве. Что же касается Трумэна, то он не мог допустить перемирия в ситуации фактического поражения американской армии, наносящего сокрушительный удар не только по интересам США в Восточноазиатском регионе, но и по престижу страны как "сверхдержавы" в целом. Забегая вперед, заметим, что советский лидер во многом оказался прав – американские потери в Корее вызвали всеобщее недовольство внешней политикой администрации Трумэна и стали решающим фактором, обеспечившим победу на президентских выборах в январе 1953 года Д.Эйзенхауэру.


В период переговоров (четвертый период войны) обе стороны не прекращали боевые действия на сухопутном фронте, а с воздуха силами американской авиации наносились массированные удары по тыловым объектам и войскам

[1191]

. Бомбардировки, активное использование артиллерии против сухопутных войск вынудили командование северокорейских и китайских войск искать пути повышения живучести личного состава, техники и вооружения и др. В этой ситуации с учетом опыта Второй мировой войны и гражданской войны стали активно строиться долговременные огневые точки. Войска ООН, в свою очередь, возвели оборонительную полосу "Эрминг". Война окончательно приобрела позиционный характер, а ее эпицентр переместился в воздух. Американская авиация стала методично уничтожать остатки промышленности, коммуникации и позиции северокорейских войск, применив при этом большое количество различных бомб. Среди них: зажигательные бомбы, начиненные белым фосфором, термитом, а также горючими маслами и едкими жидкостями. Наиболее широко использовался напалм