Geum.ru

О. Андрей Кураев Архиерейское совещание 1948 года и современные мифы о нём

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
о. Андрей Кураев


Архиерейское совещание 1948 года и современные мифы о нём


Мое выступление будет носить, наверное, не столько исторический характер, сколько миссионерский. Миссионерский - в том смысле, что одной из задач православной миссии сегодня является убеждение людей не уходить из Церкви. Мало человека привести в Православие, нужно ему еще и выжить в Православии, и остаться. Я думаю, все присутствующие здесь знают о том, что летом этого года наша Церковь пережила два очень серьезных кризиса. Один из них это «оранжевые» интерпретации и провокации, связанные с празднование 1020-летия Крещения Киевской Руси, это отдельная тема. А второй кризис, который и сейчас еще длится - это казус бывшего Чукотского епископа Диомида. Если честно, то наша Церковь сейчас, и уже не первый год, балансирует на грани раскола по масштабам сопоставимого с расколом 17 столетия.

И как в любом, такого рода расколе, у него есть своя мифология, свои «святые», альтернативные официальной Церкви, свои какие-то знаки, и так далее. Это эдакая попытка создать идеальную Церковь, которая соответствовала бы представлениям адептов этого раскола, участников этого движения. И поскольку, энергией этого раскола является отталкивание, любой человек церковный, и даже нецерковный, знает, насколько прав был Владимир Высоцкий, сказавший: « Нет, и в Церкви все не так, все не так, как надо…». Ну, а отсюда рождается естественное желание найти какое-то отражение, какое-то противопоставление: вот когда же было как надо? Если сейчас не так, то соответственно, логика мифа требует представить себе, что вот когда-то все было хорошо. Ну, скажем, для протестантов таким идеальным временем оказывается апостольское время – первое, второе столетие. Для староверов такой идеальной антитезой современности является 16, начало 17 века. А вот для «диомидовского» движения, для движения таких еще, пока внутрицерковных диссидентов, идеальной вехой, иконой является событие 1948 года. Согласно их мифу, который уже циркулирует по массовому сознанию, Интернету, в 1948 году в Москве проходил Вселенский собор, который осудил экуменизм, и запретил православным людям участвовать в экуменических контактах с инославными – католиками, протестантами. А вот затем, нехороший митрополит Никодим (Ротов) презрел решения Вселенского собора, и, тем не менее, втянул нашу Церковь в экуменическую организацию, экуменическое движение. Как протест на это нарушение древних правил, постановлений вот сейчас эти диомидовцы и объявляют о том, что нынешняя Церковь безблагодатна, и из нее надо уйти.

Итак, что на самом деле происходило в 1948 году.

Во-первых, как это ни странно, действительно, предполагался Вселенский собор. Во всяком случае, это предполагалось советскими органами. 7 февраля 1948 года Совет по делам религий при Совете Министров СССР отправляет отчет о своей работе за предыдущий год в ЦК КПСС, и там значится следующий пункт: «Подготовка созыва в 1948 году Вселенского Собора для решения вопроса о присвоении Московской Патриархии титула Вселенской». Несколько раньше, 29 мая 1946 года, Совет Министров СССР принял постановление 1132-460/СС, в котором сказано: «Разрешить проведение в Москве Вселенского предсоборного совещания с участием глав всех Автокефальных Православных Церквей для обсуждения вопроса о выработке общей линии по борьбе с Ватиканом. Об отношении к так называемому, экуменическому движению. О созыве Вселенского Собора и некоторых других вопросов». Целью этого Вселенского Собора предполагалось, действительно, провозглашение не просто Московского Патриархата Вселенским, но и официальное объявление его… Вот тут разные документы разнятся. Иногда Третьим Римом, иногда Вторым. Например, 1 сентября 1946 года один сотрудник Отдела Московской Патриархии Шварев пишет Карпову, председателю Совета по делам Русской Православной Церкви: «В настоящее время, когда на международной арене идет ожесточенная дипломатическая борьба, Русская Церковь должна трезво, с сознанием своей силы подойти к делу по организации блока православных Церквей и превращению Московской Патриархии во Второй Рим». В том же 1946 году, в начале его, протоиерей Григорий Разумовский отправляет опять же Карпову доклад, и этот доклад прошел правку в Совете по делам Русской Церкви, и у Патриарха Алексия I (Симанского). В итоге в нем говорилось следующее: «Концентрировать внимание всего православного мира к русской православной Церкви и довести ее значение до степени первенствующей Православной Церкви, а святой Москвы до значения Третьего Рима. Показать активный интерес Русской Православной Церкви к экуменическому движению через церковную и светскую печать, а также через сношения с лидерами этого движения». Что стоит за этим? Это не просто какие-то амбиции церковников. В данном случае, это именно установка властей. С фултоновской речи Черчилля начинается холодная война. И Сталин прекрасно понимает, что силы в этой войне должны быть уравнены. Россия, Советский Союз стартовал с такой отставшей позиции, отстающей в ядерной гонке и во многих других отношениях. Несомненным было то, что римокатолическая Церковь будет на стороне западных стран, и, соответственно, с точки зрения Сталина, у нас должна была быть симметрическая структура, нужен был православный Ватикан. И, естественно, этот Ватикан должен быть карманным по отношению к Советской власти. И он должен был находиться в Москве. Казалось бы, идея достаточно абсурдная. Как можно вдруг взять, и кафедру Вселенского Патриарха из Константинополя перевести в Москву? Тем не менее, определенные предпосылки к этому были. Во-первых, советские танки стояли по всей восточной Европе. И, значит, большая часть Православных Церквей была в зоне прямого советского влияния. Румынская, Болгарская, Албанская, Сербская. В Греции шла гражданская война. Коммунисты вот-вот могли прийти к власти. Соответственно, это тоже давало основания предполагать, что Греческая Церковь будет в блоке с Русской. Что касается, Вселенского Патриарха, то, как раз в это время, точнее говоря, 17 февраля 1946 года, скончался Вселенский Патриарх Вениамин, и на его место уже 22 февраля был избран Патриарх Максим, который был русофил, и он с самого начала заявил о дружеском отношении к Русской Православной Церкви, к России. Правда, нужно сказать, что это его заявление даром ему не обошлось. Немедленно началась его травля, его объявили сумасшедшим, психически больным. И уже в ноябре 1946 года арестовали, и увезли вначале на Принцевы острова, затем в Афины, где подвергли принудительному лечению. А на его место, вот здесь уже американские спецслужбы постарались, был назначен, по сути, говоря, американский «выкормыш» Афиногор, который срочно ради этого принял турецкое гражданство, и был избран, а, по сути, назначен следующим Патриархом Константинопольским. Так что, разведки здесь работали с обеих сторон. Что же качается Восточных Патриархатов: Антиохийского, Иерусалимского, Александрийского, здесь больших проблем не было по той причине, что «взяткоемкость» этих патриархатов всегда была хорошо известна. Вот, например, замечательное письмо Патриарха Алексия к сестре от 10 декабря 1947 года: «У нас в последнее время, в связи с приездом митрополита Ильи Карама… (это центральный персонаж того мифа, который я разбираю, этот миф гласит о том, что в 1941 году осенью, когда положение на фронтах было катастрофическим, митрополит гор Ливанских якобы провел несколько месяцев в затворе и молитве о России и ему явилась Божья Матерь, которая сказала: «Напиши Сталину, пусть Сталин прекратит репрессии против Церкви, откроет семинарии, храмы, и так далее, отпустит духовенство, и тогда мой Покров будет с Россией. И Илья, якобы, послал телеграмму Сталину, просто со слезами на глазах это все воспринял. Впрочем, давайте я процитирую этот миф из газеты «Русский вестник». Это главный рупор диссидентского движения, с которым я сейчас веду полемику. «Русский вестник», 1 февраля 2008 года, статья некоего иеромонаха Михаила Трубачева: «В начале июля 1941 года митрополиту гор Ливанских Илье, в пещере, где он денно и нощно молился о спасении земли русской, явилась Пресвятая Богородица и повелела ему довести до сведения правительства СССР о том, что для того, чтобы победить Германию нужно открыть храмы, выпустить из заключения православное духовенство и монашество. Все это было сделано Сталиным осенью 41 года. И наша страна одержала в войне победу. По окончании войны, в 1948 году в Москву прибыл сам митрополит Илья поведать правительству о явлении Божьей Матери. Когда Сталин подавал митрополиту руку, в знак признательности за его молитвы о нашей стране, митрополит пал в ноги Сталину, ибо он узнал в нем показанного ему Божьей Матерью в явлении, через которого Господь даровал победу России над немцами. И Сталин тут пал в ноги митрополиту со словами: «Узнаю и тебя, владыка». Оба, стоя на коленях, облобызались». Это вот такой страшный феномен современного православного сталинизма, в котором выдумки все от начала, до конца). Соответственно, вот об этом митрополите и было письмо Патриарха Алексия приватное своей сестре. Да, так вот, значит: «У нас в последнее время, в связи с приездом митрополита Ильи Карама очень суетно. Правда, были передышки, когда он ездил в Ленинград на неделю, и в Киев на несколько дней. Он едет, обремененный подарками. В частности, я ему дал облачения и митру, белый клобук и икону в жемчугах, большой портрет в раме, чашу, дискос, весь прибор и еще мелкие вещи. Теперь у него, не более, не менее, как 50 мест багажа, очень крупных. Кроме того, на нем моя шуба беличья». Надо сказать, что это традиция поведения Восточных Патриархов в Москве – выклянчивать повсюду дары, подарки, и так далее. Во времена Алексия Михайловича до четверти госбюджета России уходило на подарки и взятки ближневосточным проходимцам в рясах. Каптелев пишет: «На что уж был благочестив тишайший Алексий Михайлович, и он не удержался от того, чтобы в ответной грамоте не заметить своему богомольцу Антиохийскому патриарху Макарию, что его требования от царя новых денежных дач чрезмерно и не вполне деликатно, так как царская казна предназначена вовсе на удовлетворение безмерных патриарших требований о даче денег, но и на разные иные государственные нужды».

Так вот, как только возобновились контакты между Россией и Востоком, все вернулось на «рельсы своя». Скажем, патриарх Алексий пишет тому же Карпову, председателю Совета по делам Русской Церкви: «Илья Карам желает приехать к нам, чтобы снова получить от нас всякие подношения, иконы, деньги, и всем тем торговать у себя на родине». Это 1952 год уже. И тогда Патриархия не дала добро на приезд Ильи Карама в Россию. Те не менее, эта вот готовность брать деньги, готовность принимать помощь гуманитарную и финансовую, она, действительно, давала основания надеяться на то, что Восточные Патриархи смогут поддержать Москву в таком вот деликатном вопросе, как перенос Вселенской кафедры из Константинополя в Москву. Итак, такие планы витали в 1946 году и в начале 1947, однако же, затем стало понятно, что это не удастся в связи с переменами в Константинополе, прежде всего, где появился явный американский ставленник на посту митрополита. Да вот еще, одно интересное письмо патриарха Алексия к Карпову. Он докладывает Карпову о своей беседе с митрополитом Ильей: «Антиохийский Патриархат лелеет надежду, что Русская Церковь, и в особенности, русское правительство возобновит давнюю традицию систематической материальной помощи бедной Антиохийской Церкви. Именно, государство само, а не через Церковь в дореволюционное время широко субсидировало Антиохийскую Церковь. Митрополит Илья вызвался быть нашим официозным посредником между нами и патриархами-греками. И тут, по его мнению, решающим фактором является степень нашей возможности давать им деньги. Доминирующим мотивом его высказывания является материальная помощь деньгами, богослужебными предметами, парчой, панагиями, крестами, митрами и т.д.».

Значит, в это же время возникает и другой план у Московской Патриархии. Одна линия тогдашних наших планов – это консолидация православного мира вокруг Москвы, вокруг московского патриаршего престола вторая же задача - вопрос об экуменическом движении. Как ни странно, в это время в Московском патриархате было позитивное отношение к участию нашей Церкви в экуменическом движении. Протоиерей Григорий Разумовский, между прочим, в 1948 году на совещании он будет делать главный доклад на эту тему, и резко критический по отношению к экуменизму. Но, за два года до этого он пишет доклад Патриарху об экуменическом движении, который выдержан в совершенно другом духе: «Экуменическое движение диктуется духовным безблагодатным голодом христианских масс Запада, которые ищут удовлетворить путем воссоединения своих общин, с насыщенными благодатью Церквами. Естественное стремление этих христианских масс к привлечению нашей Церкви, должно быть нами воспринято, как их сигнал бедствия, как международный позывной зов SOS, на который мы не имеем права не откликнуться. Наш маяк спасения, наша Русская Православная Церковь еще медлит зажечь свой путеводный спасительный огонь, не решается заставить свой колокол давать призыв спасения. Или мы предпочтем быть тем же, как и католики, холодными расчетливыми сторонними наблюдателями там, где вопрос идет о немедленном спасении погибших. Я ни сколько не сомневаюсь, что ни один наш священнослужитель не посмеет сказать нет, не дерзнет не признать истинности оскорбить святыню, если какой-либо, пусть даже англиканский пастор, чье священство мы не признаем, принесет и поставит перед ним Чашу со Святыми Дарами, освященными в англиканской церкви, по англиканскому чиноположению. Страх Божий заставит нашего священнослужителя воздержаться от сомнения, воздержаться от утверждения только своей «православной» правоты».

В марте 1946 года делегация Патриархии посетила Антиохийский Патриархат. И Антиохийский патриарх сказал, что он желает участвовать в экуменическом движении и на предстоящей учредительной ассамблее Всемирного Совета Церквей. Затем, в отчете нашей делегации говорится именно так: «Наша делегация была тронута, услышав молитвы за Всемирный Совет Церквей и за каждого из них поименно, провозглашенные на великом входе. В том же году Патриархия запрашивает Николая Полторацкого (это богослов, который у нас был в Париже) на предмет возможных последствий отказа от участия в экуменическом движении. В апреле 1947 года Полторацкий сообщает: «Простой отказ от какого–то бы ни было общения Русской Церкви с экуменическим Советом, возымел бы отрицательные последствия, не смотря на его принципиальную возможную обоснованность». Более того, из письма Карпова в ЦК 1 февраля 1947 года следует, что в 1947 году Московская Патриархия сама предлагала создать и возглавить экуменическую организацию, правда с конкретной антипапской целью. Цитата: «Долг христиан всего мира помочь католикам освободится от папизма». В это время формулируются четкие условия, на которых наша церковь готова участвовать и в работе ВСЦ. В частности: « Для участия в ассамблее православия считаю необходимым подготовку трети наших делегатов. Вступление в экуменическое движение Русской Церкви должно быть обусловлено непременным устранением с церковно-политической арены митрополита Анастасия и всех карловчан, и прекращения ……. Со стороны восточных патриархов и англо-саксонских церквей». Вот здесь, в этой записке Патриарха очень четко видны условия, на которых наша Церковь готова была вступить в ВСЦ. Первое условие. Чтобы голосом Русской Церкви считался только голос Московской Патриархии. Дело в том, что в предыдущие годы, по вполне понятным причинам, наша Церковь не имела возможности действовать на международной арене. И поэтому на различных экуменических встречах 30 годов, принимали участие богословы эмиграции, в том числе, отец Георгий Флоровский, Парижский богословский институт, отец Сергий Булгаков и т. д. и т. п.. И вот теперь переговоры, которые велись с Андерсеном и иными деятелями экуменического движения, предмет переговоров, прежде всего, был вот этот, чтобы всех богословов эмигрантов убрать из всех экуменических конференций, комиссий, и заменить их прямыми посланниками Московской Патриархии. Надо сказать, что экуменические деятели на это не пошли, потому, что у них к этому времени сложились вполне хорошие личные и рабочие отношения с богословами нашей эмиграции. Второе же условие было весьма понятным: расширить представительство православных делегатов в ассамблее ВСЦ, с тем, чтобы иметь контрольный пакет акций, но это тоже по Уставу ВСЦ было не возможным. Когда эти две вещи стали понятными, тогда и начинает меняться в негативную сторону отношение Патриархии к экуменическим перспективам. Однако же, вновь хочу процитировать документ. В начале 1946 года Патриарх Алексий направляет Карпову доклад, в котором идут следующие тезисы:

1. Экуменическое движение и участие в нем Русской Православной Церкви представляется главным фактором воссоединения зарубежных русских православных Епархий.

2. Вселенский Патриарх признается потерявшим авторитет в православном мире, а прочие восточные патриархи не способны к восприятию этого авторитета, и способность к такому восприятию только у Русской Православной Церкви.

3. Необходимо войти в сношения с лидерами экуменического движения для показа своего интереса. Организовать объединение восточно-европейских православных Церквей для выступлений на предстоящих экуменических конференциях, для чего обратиться ко всем православным Церквям с предложением высказать свое мнение по экуменическому движению. На торжествах, посвященных тысячелетию преподобного Иоанна Рыльского, в Болгарии в мае 1946 года принять единое для восточно-европейских Церквей решение по экуменическому вопросу.

4. Направить патриаршую комиссию в Англию для знакомства с лидерами и документами экуменического движения. Решению комиссии подлежат следующие вопросы:

А) Пересмотр и аннулирование мандатов, выданных, якобы от РПЦ митрополитом Евлогием (Георгиевским) профессорам Парижского богословского института Алексееву, Вышеславцеву, Федорову, Зеньковскому, Зандеру и др.

Б) Склонение Варшавского митрополита Дионисия и Финского архиепископа Германа к необходимости воссоединения их епархий с РПЦ.

В) Убеждение через митрополита Феокирского Германа или Болгарского митрополита Стефана Константинопольского Патриарха Вениамина, в необходимости прекратить его дальнейшую политику по отношению к РПЦ, и отказаться от дальнейшего окормления Польской и Финляндской Церквей.

Г) Вопрос об изоляции митрополита Анастасия (Грибановского) (это глава Зарубежной Церкви), и его возможных попыток получить покровительство от какого-либо Восточного Патриархата. Направить представителя по экуменическим вопросам в Англию, считать преждевременными какие-либо диспуты по вопросам вероучения. В случае вступления в экуменическое движение, в первую очередь выдвинуть предложение о создании Всемирной Ассамблеи Мира».

Такого рода документы можно приводить еще несколько и из них будет явствовать, что первоначально позиция нашей Церкви была за включение в экуменический диалог, но с достижением определенных целей, в том числе политических, и с гарантией, что ее голос будет весьма и весьма весомым. Затем, однако же, произошел ряд политических перемен, и уже к концу 1947 года становится понятно, что наша Церковь на этих условиях не сможет участвовать в экуменическом движении. И тогда, опять же становится понятным, что Константинопольский Патриархат не примет в этом участие, Восточные Церкви будут действовать самостоятельно. И тогда принимается решение, что вместо собора будет созываться совещание в Москве. В это время Иерусалимский Патриарх Тимофей пишет 3 июля 1947 года в Москву: «Мы не готовы к участию в предложенном совещании. Надо отсрочить собор, и его отсрочка есть дело важное и полезное для единения Православной Церкви». Кроме того, 16 июня 1947 года Александрийский Патриарх Христофор отказывается принимать участие в Московском соборе, поясняя, что соборы может созывать только Константинопольский Патриарх. В ответ наш Патриарх Алексий пишет Патриарху Александрийскому, весьма справедливые вещи: «Ваше Блаженство подробно доказывает, что всеправославный собор не может быть созван в Москве помимо желания трех древних Патриархий. Полагаю, тут имеется большое недоразумение. Мы поставили вопрос о созыве не Вселенского собора, а лишь совещания, предстоятелей Церквей, каковое совещание по своему составу и компетенции существенно отличается от собора». Итак, уже из этих слов Патриарха Алексия понятно, что никакого собора на 1948 год в Москве уже не планировалось, и это на самом деле не собор, а именно совещание. Кроме того, решение о том, что Русская Церковь не будет вступать в ВЦС, поясню, совещание предполагалось в Москве в июле 1948 года, а в Амстердаме учредительный съезд ВСЦ планировался на август 1948 года. Так вот, уже в феврале 1948 года было понятно, что Совет по делам Русской Православной Церкви принял решение о невступлении нашей Церкви в эту структуру. Соответственно, все резолюции, которые приняло совещание, из архивных дел и протоколов это видно, были подготовлены заранее. И в ходе совещания, когда оно началось, шла не выработка мнений, не достижение некоего консенсуса, а шло реальное давление, работа по убеждению всех участников поддержать заранее заготовленную резолюцию. Вот у меня в руках один из двух томов деяний этого совещания. По экуменическому вопросу здесь что видно. Открываются прения по экуменическому вопросу докладом представителя Румынской Православной Церкви профессора Комана. Этот доклад очень серьезный, обстоятельный. Он скорее, склоняет к тому, что Православные Церкви должны активно участвовать в экуменическом диалоге. Следующий доклад главы Болгарской Православной Церкви, Экзарха Стефана. Его доклад в этом же духе. И лишь третий доклад, того самого отца Григория Разумовского, в котором он резко против. Так, что же произошло? Тем не менее, потом и Румынская Церковь и Болгарская подписались под точкой зрения отца Григория Разумовского, отказавшись от своих прежних слов. Что касается Румынии, точно не скажу. А вот, что касается перемены в позиции болгарского митрополита, об этом мы сегодня уже можем узнать из отчета, который Карпов направил товарищу Сталину по итогам этого совещания: «… Попытки Константинопольского Экзарха Германа склонить митрополита Стефана к защите экуменизма, не имели успеха. Решающим моментом, определившим поведение Экзарха Стефана, была телеграмма министра иностранных дел Болгарии товарища Коларова, подтвердившего принципиальное согласие болгарского правительства на установление патриаршества в Болгарии». Цена вопроса оказалась очень высока. В Болгарской Церкви до этой поры не было Патриаршества. Она управлялась митрополитами, которых, вдобавок не признавал Константинопольский престол. И вот, как раз на этом совещании, удалось достичь с посредничеством Русской Церкви, согласие Константинополя на снятие анафемы с болгарской схизмы, и, соответственно, встал вопрос об избрании законного Патриарха. Этот вопрос перед своим правительством Болгарская Церковь ставила и раньше, и получала отказ. Теперь взамен на поддержку Русской Церкви в экуменическом вопросе, болгарское правительство, вполне советское, дало свое согласие на утверждение Патриаршества в Болгарии. Тексты, принятые этим совещанием, они есть в этом двухтомнике. Надо сказать, что в Резолюции нет никакого осуждения экуменических контактов и экуменизма, как такового. Резолюция составлена очень грамотно, там подчеркивается, например: «…Принимая во внимание, что целеустремление экуменического движения, выразившегося в образовании ВСЦ, в современном нам плане не соответствует задачам Церкви Христовой, как их понимает Православная Церковь». В каждом пункте есть уточнения: «в современном понимании». Здесь мы видим не отказ от диалога, как такового, от попыток соединения, а отказ от излишней политизации в ту или иную сторону. Парадокс состоит в том, что, обвиняя экуменистов в политизации, сама наша Церковь действовала под крайним давлением именно политических сил. Что же касается, собственно, экуменизма, то здесь есть очень интересное выражение: «… вместе с собственно Православием, тому же влиянию подвергаются армяно-григорианская, сиро-яковитская, абесинская, сиро-халдейская церкви, а также и старокатолические церкви, столь родственные Православию». Что же произошло потом? В заключение, я скажу. Когда святитель Лука Войно-Ясенецкий прочитал анти - ватиканский доклад, который прозвучал на этом совещании, доклад архиепископа Гермогена Казанского, то он направил в Патриархию следующее письмо: «Взяло меня раздумье об экуменическом движении, и хотелось бы написать статью в журнал Московской Патриархии, но для этого надо было бы иметь инциклику Константинопольского Патриарха и отчет об Амстердамской конференции. Не сможете ли прислать их мне. Пользуюсь случаем, чтобы высказать Вам, как редактору журнала свою глубокую скорбь по поводу статей и докладов на совещании летнем архиепископа Гермогена. Зачем ему нужно было собрать все самое грязное, самое отрицательное о Римской Церкви? Неужели нет в ней и светлого и положительного, нет чудес и святых? Разве Церковь католическая только папа и кардиналы, только Ватикан, к политике которого мы все относимся отрицательно? Разве Церковь католическая не состоит из миллионов простых людей с чистыми и благочестивыми сердцами? Зачем же отравлять их статьями Гермогена, ставящими злые и тяжко греховные преграды между христианами? Зачем, зачем, зачем тяжелый грех на радость врагам Церкви»? Письмо от 8 декабря 1948 года. Самое интересное следующее. Итак, то, что было в июле 1948 года собором, но и нельзя назвать всеправославным совещанием. По той причине, что произошло следующее: Наша Московская Патриархия, собирая это совещание, как повод для него выдумала празднование 500-летие автокефалии нашей Церкви. И действительно, все православные Церкви откликнулись и приехали. Но, с самого начала Константинопольская Церковь, и Греческая заявили: «Мы приехали только на праздник, никакого собора и совещания мы не признаем». Они не входили даже в зал заседаний. Более того, глава константинопольской делегации митрополит Герман, митрополит Феотирский, был одним из соучредителей ВЦС. С ним в Москве никто в контакт на эту тему не вступил, его мнения никто особо не спрашивал. Из тех Церквей, которые были и подписали эти документы, тем не менее, Антиохийская, например, отказалась от этой подписи. И уже в августе, делегация Антиохийской Церкви участвовала в Амстердамском экуменическом саммите. Другие же Восточные Церкви: Константинопольская, Александрийская, Иерусалимская, Элладская, Кипрская, также участвовали в Амстердамской ассамблее. То есть, по сути, говоря, решения совещания были признаны и до времени были реализуемы только Балканскими Церквями, включая Румынскую. То есть теми Церквями, где был не духовный, а чисто светский авторитет, давление в поддержку решений московского совещания 1948 года. Вот такая грубая реальность. Парадокс состоит в следующем, вновь подчеркну. Сама наша Церковь, находясь под тяжелейшим политическим давлением, и, преследуя политические цели, обвиняла, тем не менее, в политизации западных экуменистов. Второе, хотя в резолюции нашего совещания было сказано, что экуменическое движение ушло от обсуждения вероисповедных тем, и вместо этого занимается социальной благотворительностью и т. д., потом, именно на этом базисе, наша Церковь вошла в ВСЦ. То есть мы там сами перестали обсуждать богословские вопросы, а сказали, нет, давайте лучше окажем помощь угнетенным классам и народом, вот это и есть истинно христианское делание, и на этой почве давайте будем работать вместе. Надо сказать, что и до сих пор – это один из главных пластов, уровней межрелигиозного и межхристианского сотрудничества. Так, что этот путь оказался совсем не таким уж тупиковым. Итак, вывод следующий: никакого поместного собора, вселенского собора, вообще собора в 1948 году не было, не было там великого молитвенника и чудотворца митрополита гор Ливанских Илии Карама, то есть он там был, но великим чудотворцем он не был. Если согласно сказке, распространяемой «Русским вестником» и подобными изданиями в 1948 году, митрополит Илья, прибыв на это совещание, облобызался со Сталиным и т. д., то это очень тяжело согласуется с реальными фактами. А факты следующие. Именно в 1948 году Сталин возобновил гонения на Православную Церковь. С 1948 года по 1953 год, год смерти Сталина ни одного православного храма в СССР не было открыто. Более того, половина монастырей, которые были открыты в период с 1944 по 1948 год, было закрыто к 1953 году. Возобновляется политика репрессий, и связано это с тем, что Сталин разочаровался в Московской Патриархии, именно, как в рычаге политической работы. Как бывший семинарист он прекрасно понимал, что никакие московские решения без санкции Вселенского Патриархата, не будут иметь надлежащего отзвука в православной среде. На этом Советская власть теряет интерес к Московской Патриархии, политический интерес, внешнеполитический, до того, как на новом витке начнется борьба за разрядку. И тогда, снова проявится этот интерес у советских структур, и тогда снова наша Церковь получит шанс выйти на арену международной дипломатии. Которым она с успехом и к своей пользе реально и воспользовалась. За что ее сейчас некоторые и обвиняют. Вывод: реальное знание церковной истории – это хорошее средство для того, чтобы не пугаться нынешних миражей и призраков, и все-таки остаться в Церкви, при всем при том, что и ее история, и ее современность всегда были проблемны и сложны.