Черных Ксения Викторовна доцент кафедры Гражданского права и гражданского процесса ниу вшэ нижний Новгород, к ю. н закон

Вид материала

Закон

Подобный материал:

• Пояснительная записка Составитель: доцент кафедры гражданского права и процесса Булгакова, 129.48kb.
• К. Ю. Лебедева лебедева Ксения Юрьевна аспирантка кафедры гражданского права Юридического, 156.98kb.
• Слободяник Виктор Владимирович, к э. н., доцент кафедры гражданского права и процесса, 897.73kb.
• В выстраивании партнерских отношений с органами местного самоуправления и сотрудничества, 240.18kb.
• В X международной научной конференции гу-вшэ по проблемам развития экономики и общества, 34.57kb.
• И. М. Губкина кафедра гражданского процесса и социальных отраслей права Т. П. Барбашова,, 533.35kb.
• Должность: Заведующий кафедрой гражданского процесса юридического факультета Санкт-Петербургского, 16.45kb.
• Сферах российского общества, вызванные необходимостью кардинальных изменений в связи, 188.18kb.
• Учебный план курса гражданского права Программа курса гражданского права, 554.34kb.
• Балтийский русский институт, 93.13kb.

Черных Ксения Викторовна

доцент кафедры Гражданского права и гражданского процесса НИУ ВШЭ – Нижний Новгород, к.ю.н.


Законодательная и практическая борьба против нищенства и бродяжничества в России в XVII – XVIII веках


Статья была опубликована в сборнике «Современное российское право: предварительные итоги первого десятилетия нового века, ценностные ориентиры, перспективы дальнейшего развития и положительного влияния на экономическую ситуацию в условиях мирового финансового кризиса». – Нижний Новгород: Нижегородский филиал Государственного университета – Высшей школы экономики – 2009. – С.115-131.


В странах Западной Европы войну нищенству была объявлена гораздо раньше, чем в России. В государствах Западной Европы применялись самые разнообразные способы наказания за нищенство и бродяжество. Так, по ордонансу 1350 г. во Франции предписывалось просящих милостыню способных к труду людей задерживать: в первый раз сажать на хлеб и воду, во второй – выставлять у позорного столба, а в третий раз клеймить раскаленным железом и гнать из города. Впоследствии наказания эти были еще более усилены: по ордонансу 1545 года виновных секли розгами и прогоняли из страны навсегда, а в 1596 г. было постановлено, что нищих, которые окажутся в Париже по обнародовании этого закона, через 24 часа вешать без соблюдения каких-нибудь формальностей. Нельзя не упомянуть еще об одной мере, которая была направлена уже против подающих милостыню, а именно: подача милостыни наказывалась штрафом в 50 лир. Такая же жестокая мера – отсечение правого уха, клеймение, рабство и смертная казнь – применялась и во всех других государствах Западной Европы. Объясняется это главным образом тем, что из нищенской среды рекрутировались всякого рода преступники, и потому нищенство стало представлять опасность.¹

Увеличение числа нищенствующей братии в России постепенно стало приводить к нежелательным для властей эксцессам. Особенно это ярко проявлялось в чрезвычайных ситуациях: в годы моровых поветрий и Смуты. Беспорядки от нищих спровоцировали на себя пристальное внимание еще Ивана Грозного и Стоглавого Собора. При Михаиле Федоровиче патриарх Иоасаф писал, что во время службы по церквам ходят нищие «с бесстрашием, человек по десятку и больше, от них в церквах великая смута и мятеж, то они бранятся, то дерутся; … иные притворяются малоумными, а потом их видят целоумными».²

От нищих происходили многочисленные безобразия, буйства и даже разбои. С разрушением общинных основ на рубеже ХV – ХVI веков к оседлым нищим стали присоединяться так называемые «калики перехожие», т.е. нищие кочевые или бродяги. И в этой среде уже трудно было распознать, кто питается Христа ради, а кто укрывается от наказания. Следует отметить, что скитальчество особенно усилилось при Борисе Годунове, когда были введены «заповедные годы» (отменялся Юрьев день) и «урочные лета» – сыск беглых крестьян. Крепостное право породило новый виток бездомных бродяг, укрывавшихся от помещичьего гнета. Ряды бродяг пополнил раскол в церкви середины ХVII столетия, когда была осуществлена патриархом Никоном церковная реформа, проведенная революционными методами, ломая и калеча сопротивлявшихся нововведениям. По сути, в России было создано другое тайное государство, состоящее из раскольников и исповедовавшее сопротивление законной власти. Был создан целый подпольный бродяжий мир, со своими общежитием и законами.

Постепенно русское правительство пришло к осознанию, что нищенство представляет определенную угрозу власти. В 1681 году состоялся церковный собор. Девятое предложение царя касалось проблемы нищенства. В нем, в частности, говорилось: «по великому государя указу, в Москве о нищих рассмотрение учинено и велено их разобрать, странных и больных держать в особом месте со всяким довольством от государевой казны, – так чтоб патриарх и все архиереи приказали также в городах устроить пристанище нищим, а ленивые, здоровые пристали бы к работе».³

В разрешение постановления Собора царь Федор Алексеевич на следующий год издал указ, который не вошел в первое издание Полного собрания законов и был обнаружен и введен в научный оборот в 1818 году исследователем А.Стог. Об этом указе у исследователей нет единого мнения: одни считает его действительно царским указом, другие лишь проектом или докладом.

В Указе говорилось, что «где бедные, увечные и старые люди, которые никакой работы работать не могут, … должно по смерть их кормить». Советовалось отделить «притворных» нищих от действительно нуждающихся немощных людей в помощи. «К совершенству» данного дела, наставлял указ, необходимо «приставить доброго дворянина, который бы то дело делал одной ради любви Божей с охотой», а в помощники ему дать «подъячего доброго» для учета нищих и «держал бы денежной и хлебной и всяким запасам приход и расход».

Советовалось размещать приюты на больших людных улицах, чтобы «мимоходящие люди такую богадельню и больницу видя, умиляясь, милостину подавали». И в этом плане рекомендовалось богадельни учредить в Знаменском монастыре в Китай-Городе и на Гранитном дворе, что за Никитскими воротами. Первое богоугодное заведение планировалось для призрения старых, увечных и бесприютных, а второе для больных. Численность призираемых планировался в 500 или 1000 человек, с годовыми расходными суммами на каждого по 10 рублей. На пропитание призреваемых государь пожаловал вотчины. Лечение больных нищих должен осуществлять «дохтур, аптекарь да лекарей человека три или четыре с учениками». При богадельнях должна также находиться небольшая аптека «для того, что со всяким рецептом ходить в город неудобно». Лекарства в ней держать необходимо недорогие, «однако пользу будут чинить».

Если же нищих окажется больше, то их «раздать по монастырям» и не только в Москве, но и «по всем городам Московского государства». Предполагалось, что если за монастырем числилось сто крепостных крестьянских дворов, то они в своих больницах могли кормить по пять человек.⁴

«Нищенство из религиозного подвига, – как верно заметил дореволюционный исследователь этого порока Е. Максимов, – превратилось в глазах современных деятелей в крупное зло, с которым необходимо было бороться и притом весьма настойчиво».⁵

Во время регентства Софьи Алексеевны 30 ноября 1691 года увидел свет указ «О забирании нищих, притворяющихся увечными; о пересылке на прежние жительства, и о наказании их, когда пойманы будут в нищенстве во второй раз». Он гласил: «известно ему, Великому Государю, что на Москве гулящие люди подвязав рукава, також и ноги, а иные глаза завеся и зажмуря, будто слепые и храмые, притворным лукавством просят на Христово имя милостыни, а по осмотру они все здоровы». Закон повелевал «тех людей имать и расспрашивать, и буде которые окажуться из городов с посадов посадские люди, а иные скажут дворцовые и помещиковы крестьяне и тех по распросным речам ссылать: посадских людей в те города в посад, из коих они пришли, а дворцовых крестьян в дворцовые волости, а помещиковых и вотчинниковых крестьян отдавать помещикам и вотчинникам, а буде те люди с сего Великого Государева Указа впредь объявятся в Москве в том же нищенском образе и в притворном лукавстве, тому за то притворное лукавство учинить жестокое наказание: бить кнутом и ссылать в ссылку в дальние сибирские города».⁶

По сложившейся российской привычке, правительственные распоряжения, как правило, либо вовсе не выполнялись, либо это делалось с волокитой и пренебрежением. Потому продолжением закона 1691 г. стал именной указ от 11 марта 1694 г. «О задержании нищенствующих безместных попов и других людей духовного и мирского чина, и розыске оных их Стрелецкого приказа, по принадлежности, в их ведомства». Новым в законе стало дополнение о монашествующих нищих. Говорилось, что «безместных чернцов и черниц, попов и диаконов, чтобы они по улицам нигде не бродили и по кабакам не водились», и таких праздношатающихся и нищенствующих приказывалось «приводить в Стрелецкий приказ», а оттуда, по расследованию, отправлять «по принадлежности, в их ведомства».⁷

Власть надеялась путем ужесточения наказания за «притворное» нищенство искоренить его вообще. Но обычная русская бытовая практика опрокидывала пожелания правительства. Указ оказался бессильным в борьбе с «гулящими людьми», а общество по-прежнему милостынями поощряло, и тем самым укореняло и развивало тунеядствующее нищенство.

Правление Петра I в этом направлении сделало решительный шаг, задавшись целью уничтожить нищенство и всякое вообще попрошайничество.

Система государственно-правового призрения нищих в нашем Отечестве на официальном уровне связана с Петром I, но началась она с борьбы с нищенством, в особенности с лже-нищенством. Преобразователь России впервые усомнился в святости нищих. Жестокими мерами он задумал искоренить укоренившееся зло, но, как показала практика, указы были бессильны в борьбе с развитым традиционным общественным недугом.

Количественное увеличение нищенствующих людей, заполонивших города, в особенности Москву и Петербург, вынудило Петра I издать серию указов, запрещавших под опасением наказания нищим переходить для прошения милостыни из одного города в другой, из одного уезда в другой.⁸

В 1705 г. монарх вновь приказал преследовать нищенство и попрошайничество в Москве. Нищих арестовывали, а имеющиеся у них деньги отбирались в пользу их помещиков, а самих попрошаек подвергали телесному наказанию в Монастырском приказе. Под угрозой денежного штрафа (половина шла Монастырскому приказу, а другая – помещику) всем подданным предписывалось не подавать милостыню. Нарушителей указа приказывалось «хватать» и приводить в Монастырский приказ и «брать с них пеню». Для наблюдения за исполнением указа устанавливался полицейский надзор из подьячих Монастырского приказа, солдат и приставов.⁹

К проблеме нищенства царь вернулся 21 марта 1708 г., когда наложил свои резолюции на докладные пункты князя А.Д. Меншикова, в которых говорилось: «буде какие нищие в чьих вотчинах явятся, тем быть в том селе и в деревне, кто где живет, безотлучно, и кормить их помещикам их, а буде дворцовые, то дворцовыми крестьянами».¹⁰

Именной указ, объявленный из Сената, «О воспрещении нищенства в Москве; о распределении нищих по монастырям и богадельням, и о рассылке неприписанных ни к каким богоугодным заведениям» от 21 января 1712 г. вновь запрещал нищим «просить милостыню и сидеть по мостам», определяя «быть им в богадельнях попрежнему и смотреть» из Монастырского приказа за ними накрепко, ловить, наказывать и водворять на прежние места в богадельни и монастыри. Не записанных в богадельни нищих приказывалось за первую поимку за прошение милостыни приводить в Монастырский приказ, «учиняя жестокое наказание» и после этого отсылать в места их жительства.¹¹

Нищие на короткое время затаивались, а некоторые, видимо, были пойманы и наказаны, но сам порок не искоренялся, и опять приходилось повторять старые и издавать новые, еще более строгие законы.

К тому же, как свидетельствовала практика, что эти «бездельники», числясь в богадельнях, однако, продолжают жить в своих домах и «весь свой век» проводят «в прошаках», и не только никаких государству податей не платили и службу не служили, но «к тому ж и детей своих при себе держат в таком же тунеядстве, а в службы и науки не производят, от чего государству вред деется», констатировалось синодальными властями.¹²

Именной указ, объявленный графом Мусиным-Пушкиным «О задержании в Москве праздношатающихся монахов и нищих, и о приводе таковых в Монастырский приказ» от 25 февраля 1718 г., вновь подтверждал отношение властей к праздношатающимся монахам и нищим. Их опять приказывалось задерживать и приводить в Монастырский приказ, а милостыни им не подавать. Если же кто «похочет дать милостыню, то им отсылать ее в богадельню». Более того, закон вводил в практику неслыханную до этого вещь: под страхом штрафных санкций запрет в церквах и на улицах подавать милостыню. Указывалось, что если кто после указа все же будет подавать милостыню, то таковых также приводить в приказ и штрафовать: «в первый раз по пяти, а в другой по десяти рублев» . 25 мая того же года пойманных и годных к работе нищих стали определять к различным работам в Петербурге. А именной указ, объявленный из Сената 20 июня 1718 г., обрушивался на нищих-тунеядцев, приказывая незаписанных в богадельни, и в особенности способных своим трудом добывать хлеб насущный, ловить. И «ежели который впервые будет пойман, таких бить нещадно ботажьем и отдавать или отсылать по прежнему Указу в прежние их места, где они жили», предписывая хозяевам накрепко за ними смотреть и кормить их, заставляя работать, «дабы они не даром хлеб ели». Если же нищих ловили во второй или третий раз, то их били на площади кнутом, а затем посылали в каторжную работу, а баб в шпингаус, «а ребят, бив батоги, посылать на суконный двор и к прочим мануфактурам». «За неусмотрение» нищих, с помещиков, хозяев и властей, а также старост и приказчиков требовалось брать штраф за каждого человека по пять рублей.¹³

На местах надзор за недопущением просить милостыню осуществлялся земскими комиссарами, выбираемыми из дворянской среды. Высший же надзор в провинциях возлагался на обер-комендантов и комендантов (по инструкции 1719 г. на воевод), в Петербурге на генерал-полицмейстера, а в Москве с 1722 г. на обер-полицмейстера.¹⁴

Не всегда они справлялись со своими обязанностями, и некоторые из них при Петре I за неисполнение указа даже подвергались аресту, как, например, это произошло в 1718 г. с комиссаром Лукой Владыкиным и дьяком Иваном Степановым в Москве, которых «на генеральном дворе держали под жестоким арестом».¹⁵

Через год именным указом от 16 ноября 1720 г., объявленным генерал-полицмейстером Девиером, «О непрошении по улицам и при церквах милостыни» подтверждалось, что подающие милостыню наказывались пятирублевым штрафом.¹⁶

Такими жестокими мерами против нищих были очень недовольны ревнители старой веры. Современник Посошков отзывался об указе как невыполнимом, т.к. он «учинен не весьма здраво, потому велено штрафовать тех, кои милостыню подают. И тем никогда не унять, да и невозможно унять, и то положение и Богу не без противности, Бог положил предел, что давать милостыню, а судьи наши за то штрафуют», писал современник Иван Посошков.¹⁷ Как видим, он, с одной стороны, показал себя противником законодательного преследования нищих, а с другой – не верил в искоренение этой древнерусской «традиции».

Предпринимаемые меры были не в силах искоренить нищенство и бродяжничество, потому последовали и другие законодательные меры. В Регламенте или Уставе Главного Магистрата от 16 января 1721 г. указывалось на необходимость учреждения для здоровых лиц мужского пола предосудительного образа жизни и нежелающих трудиться цухтгаузов (смирительные дома), содержа их там «сколько времени, сколько следует за их вины» и употребляя их в работы.¹⁸

Обстоятельный взгляд на нищих и их «промысел», а также на подателей милостыни Петр I высказал в Регламенте или Уставе Духовной Коллегии от 25 января 1721 г. Монарх указывал, что Духовная коллегия о подаянии милостыни должна «сочинить наставление, ибо в сем не мало погрешаем», поясняя, что «многие бездельники, при совершенном здравии, за леность свою пускаются на прошение милостыни и по миру ходят безстудно», а иные за взятки вселяются в богадельни. Царь предполагал, что таковых ленивых «прошаков» насчитывается тысячами, которые «нахальством и лукавым смирением чуждые труды поядают», и от них государству никакого прока. Все это – «есть богопротивное и всему отечеству вредное» дело, а «ленивии прошаки Богу противни суть». Рассуждая об этом, Петр I говорил, что «хватать бы таковых всюды и к делам общим приставлять». К тому же, от этих «прошаков» истинным убогим делается «великая обида». Осуждал он и тех, кто помогает нищим своими подаяниями, или «дурной милостью» по его выражению.

От таких ленивых нищих увеличиваются разбои, поджоги и даже «на шпионство от бунтовщиков и изменников подряжаются», клевещут на власть и «простой народ к презорству властей преклоняют».¹⁹

Действительно, зачастую нищенство среди населения распространялось их леностью к труду. Это подметил современник И.Посошков, который отмечал, что среди посадских людей «есть лежебоки, что живут своими домами, а не хотя ни торговать, ни работать, ходя по миру, милостыню собирают. А иные, сковавшись, хотят будто тюремные сидельцы и, набрав милостыни, да дома лежа, едят. А иные сами и промышляют, а детей своих посылают милостыни просить». Было и много помещиков, которые зимой своих крестьян «посылают в мир и велят по улицам бродить и милостыни просить». По мнению Ивана Посошкова, в России таких нищих наберется 20 или 30 тысяч.²⁰

6 апреля 1722 г. вновь приказывалось учинить разборы нищих: крепостных нищих отдавать помещикам, посадских – в посады, молодых в казенные работы, женщин на фабрики, ребят в гарнизонные школы, или, если кто пожелает, и в частные руки на воспитание. Это предписание вновь было повторено 14 декабря того же года.²¹

В Инструкции Московскому обер-полицмейстеру от 9 июля 1722 г. уже предписывалось «нищих отдавать или отсылать по прежнему Указу, в прежние их места, где они жили, хозяевам, с расписками; и приказывать тем, кому они отданы будут, дабы за ними накрепко смотрели, чтобы они бродя по улицам и по рядам, милостыни не просили, а кормили бы их те, чьи они есть, помещики и вотчинники и прочие хозяева всяких чинов как духовных, так и мирских и дворцовых крестьян, старосты, сотские, сбирая на тех бедных на хлеб и на одежду с обывателей тех сел и деревень; и за то прокормление, кроме престарелых и увечных, заставляли б их что потребно себе работать, дабы они не даром хлеб ели».²²

Вполне естественно, что только таких мер было недостаточно для обеспечения неимущих, и на содержание помещиков и крестьянских общин нельзя было отнести призрение отставных военных чинов и лиц, не помнящих первоначального своего местожительства, число которых в то время было весьма значительно.

Необходимо обратить внимание, что указ 6 апреля и инструкция 9 июля 1722 г. характеризуются уже некоторым смягчением карательных мер по отношению здоровых нищих. Хотя в них и подтверждались прежние повеления об отсылки их в каторжные работы, тем не менее, советовалось молодых нищих употреблять на «урочные годы» в казенные работы, а старых определять в госпитали. Причем штрафу подвергались лишь пристанодержатели нищих.

В последовавшее за Петром I время правления борьба с нищенством и нищими продолжалась. 21 июля 1730 г. императрица Анна Иоанновна информировала Правительствующий Сенат, что «нищие по улицам валяются и бродят», приказав «о таких нищих рассмотрение учинить». По этому поводу Сенат сделал соответствующее распоряжение, однако, в ноябре того же года вынужден был признать, что без содействия церкви уничтожить нищенство он не в силах.²³ Пришлось обратиться за помощью к Синоду, обратив одновременно внимание на то, что распространению нищенства способствует сама церковь, точнее ее священнослужители. По этому поводу Сенат указал Синоду об умножении нищих, и в особенности при церквах. В развитие его Синод 14 августа того же года делает распоряжение «О недопущении священникам и прочим церковникам оных нищих просить при церквах милостыни, и о прилежном того смотрении».²⁴

И вновь на защиту нищенствующей братии встали старообрядцы. Например, чиновник Берг-коллегии М.П. Аврамов, сосланный за приверженность к старой вере в Охотский острог, предлагал властям напечатать «паспортные листы», разослать их по церквам и раздавать на три года всем желающим «странствовать и милостынею питаться» и отпускать таковых с радостью «без задержания». Ссылаясь на учение святой церкви, он указывал, что «о бедных нищих людях, кто достоин милостыни, кто недостоин милостыни, кому давать милостыню, кому не давать милостыни – искони такого между православных христиан закону и учения нет, и не бывало».²⁵

Несмотря на проводимые правительством репрессивно-полицейские меры против нищих и «прочих пришлых бродящих людей», положение не менялось. Свидетельством тому Сенатский указ «О мерах к пресечению бродяжничества нищих и об учреждении для содержания их при церквах богаделен» от 19 мая 1733 г., который предписывал, что если кто, «призирая указы, людей и крестьян и посадские из своих посадов» станут отпускать просить милостыни, то таковых наказывать: с первого по третий раз штрафовать по закону, а в четвертый здоровых нищих определять в казенную работу и на фабрики «вечно и безвозвратно», включая и малолетних детей. Женщин же, непригодных для фабричной работы отдавать в услужение, а малолетних девочек отдавать для воспитания и вечное владение, кто пожелает взять.²⁶

Власти вынуждены были сделать некоторые дополнения к петровским распоряжениям. В частности, в указе от 7 января 1736 г. речь шла о том, что если кто из купечества или разночинцев «подлые неимущие», кроме дворцовых, синодальних, архиерейских, монастырских и помещичьих крестьян, без призрения по городам и слободам и уездам «между двор будут праздно шататься и просить милостыни», то таковых брать в губернские и воеводские канцелярии и «записывать, по силе прежних указов, отдавать на мануфактуры и фабрики», а фабрикантам «на них давать письма, дабы там за работу или за учение пропитание получали и напрасно не шатались». Нищие мужского пола должны были находиться там пять лет, а по прошествии этого срока отпускать с паспортами по месту прежнего их жительства. Крепостных же людей - нищих возвращали их владельцам.²⁷

Указ «О прекращении нищенства» от 28 августа 1736 года подтвердил неэффективность ранее применяемых мер. В нем заявлялось, что «прежние указы о нищих были без всякого действия оставлены и ныне как в Петербурге, так и во всем других городах нищих весьма умножились и от часу умножается, видя то, что им никакого запрещения нет, и в самих проезжих местах есть множества их иногда с трудом проезжать возможно и из тех нищих большая часть молодых и к работе годных, которые так обленились, что уже и в самом деле по некоторым розыскным делам показывается». В виду этого, опять было признано строго подтвердить прежние репрессивные меры. На полицию возлагалась обязанность негодных к службе беспаспортных нищих ловить и отдавать в драгуны, солдаты и матросы в зачет помещикам и общинам. Если же таковые ранее находились под уголовной ответственностью, то таковых холостых отправлять на каторжные работы, а женатых в Оренбург или казенные заводы. Одновременно с этим, и это следует отметить, правительство все же проявляла некоторую снисходительность к ним в зависимости от времени года. И этим же указом предписывалось «нищих из Москвы до 1-го мая сего года, покамест холодный воздух обретается, высылать не велеть, дабы от голоду не померли, никаких пожилых денег и штрафов за прием и за держание их не взыскивать... давать всевозможное пропитание, подаяния милостыни на указанное время (на один апрель месяц – К.Ч.), не только не запрещать, но и позволять».²⁸

Такое «крепкое везде смотрение» должно через каждые три месяца подтверждаться сенатскими «наикрепчайшими указами». Однако надежды на традиционные репрессивные меры в отношении нищих продолжали сдавать сбой. Об этом говорилось в новом указе от 17 июля 1738 г., а еще через два года, 25 августа 1740 г., вновь повторено.²⁹

Указом Сената «О непропуске нищих в Санкт-Петербург» от 26 июня 1741 г. предписывалось бродящих помещичьих крестьян высылать «на прежние их жилища за конвоем». Денежные издержки на их высылку должны были браться с помещиков, приказчиков или старост, с тем, чтобы они «о непропуске их к смотрению более прилежность имели, и впредь их для прошения милостыни никуда не отпускали». Если же бродячие нищие окажутся больными и выслать невозможно, то их содержать за счет помещиков в богадельни до выздоровления.³⁰ Кстати, эта мера не достигла желаемого результата, и при Елизавете Петровне 7 августа 1744 г. опять все повторилось. Правда, вводилась конкретная сумма издержки за препровождения нищего – 1 коп. с версты в пользу провожаемого.³¹

Герольдмейстерской инструкцией на имя крестьянских старшин и старост от 19 января 1742 года последним вменялось в обязанность наблюдать за тем, чтобы общинники не беднели, и в случае безуспешности их усилий, разрешалось «негодных» отдавать в зачет следующих с купечества в рекруты.³²

В правление той же императрицы 21 января 1748 г. увидел свет указ, запрещавших слепым, дряхлым и увечным паспортов для прохода в столицу не выдавать, под страхом взыскания с губернаторов и воевод за неисполнение «немалого штрафа».³³

К 60-м годам дело с нищими и нищенством обстояло чуть ли не хуже, чем в прежние годы. В правление Петра III вновь возвратились к проблеме нищенства. Указом 28 апреля 1761 г. повелевалось задержанных полицией за прошение милостыни солдатских, матросских и других служилых людей вдов и жен, мужья которых находились в походах или дальних командировках, направлять в Манафактур-коллегию для дальнейшего их направления на фабрики.³⁴ 21 декабря того же года Сенат «усмотрел», что в Москве по церквам «ходят нищие и по дорогам лежа, просят милостыни», из них и «пьяные бывают и необычно кричат». Таковых приказано «имать» и некоторых (солдатские жены и другие старые, дряхлые и увечные) направлять в богадельни. Но по данным Главной полиции, оказалось, что богадельни переполнены и принять новых призреваемых они не могли.³⁵

На практике возникла проблема с нищенствующими «солдатскими, матросскими и других служилых людей женками», у которых мужья находились либо в военных походах или погибли. Сенатским указом от 26 марта 1762 года «Об отсылке приводимых в полицию праздношатающихся женского пола людей в Мануфактур-Коллегию и Камер-Контору, для распределения их на фабрики, а престарелых в богадельни», разъяснялось, что таких «женок», задержанных полицией и способных еще к труду, необходимо отсылать в Мануфактур-коллегию «для определения на фабрики». В случае возвращения их мужей из походов или «посылок» Коллегии вменялось в обязанность таких жен возвращать к их мужьям. Любопытно, что правовой акт не упоминает о наказании задержанных за нищенство женок, несмотря на то, что Главная полицмейстерская контора характеризовала их весьма нелестно – «шатаются праздно в прошении милостыни, в пьянствах и прочих непристойностях» отмечены.³⁶ По сравнению с предшествующими законоположениями, когда даже наказывали слепых стариков, уже можно усмотреть некий прогресс.

В том же году выходит указ от 8 октября, который прошение подаяния рассматривал как деяние, запрещенное законом. В частности, императрица «накрепко» подтверждала, чтобы нищие в Москве «для прошения милостыни по миру отнюдь не ходили, а на улицах и переулках не сидели».³⁷

В феврале 1764 г. Сенат вновь подтвердил, чтобы «никто ни под каким видом по улицам не шатались, и милостыни просить не отваживались». С этой целью полиции приказывалось за этим «наприлежнейшее иметь осмотрение», и «взятые» главной полицией в прошении милостыни «разного звания люди, до надлежащего об них рассмотрения» дела содержались за счет Коллегии экономии по две копейки на каждого.³⁸

Тем не менее вопрос о бродягах и нищих беспокоил правительство. Образованная в 1765 г. особая Духовная комиссия для разбора богадельных нищих в Петербурге в выработанном «учреждении» констатировала, что, несмотря на ряд указов об искоренения бродяжничества и поручения заботы об этом полиции, губернаторам, воеводам и помещикам, тем не менее, дворцовые, монастырские, посадские и помещичьи люди по миру шатаются. Комиссия советовала «вновь наикрепчайшее подтвердить прежние указы».³⁹

Подтверждением привычной суровости в отношении нищих служит и выработанная для Слободской губернии инструкция, в которой говорилось, чтобы уклонившихся от записи в платеже казенных податей здоровых нищих и бродяг отдавать в работы на пять лет.⁴⁰

Императрица стремилась оказать трудовую помощь без полицейских принудительных мер. Указом Сената от 26 октября 1771 г, с целью «доставить благозаслуженное пропитание и истребить праздность, всяких зол виновницу», приказала определить к общественной работе по увеличению «камер-коллежского рва» всех нуждающихся в труде «простой и никакого рукомесла не имеющий народ». Ежедневное вознаграждение за труд для мужчин устанавливался в 15, а женщинам 10 копеек.⁴¹ По поводу этого указа дореволюционный исследователь М. Соколовский верно подметил, что он ясно выражал «взгляд на леность, как на «виновницу всяких зол, и на трудовую помощь, как на помощь, доставлявшую не позорное или недостойное, но «благозаслуженное пропитание».⁴²

В Сенатском указе от 27 февраля 1772 г. на имя Московской полицмейстерской канцелярии по поводу обращения с нищими, уже мы видим совсем новую лексику. Так, ведя речь о праздношатающихся и собирающих милостыню в Москве, указ рекомендует собрать их «с надлежащею осторожностью», выслать из Москвы в места их жительства «с крепким, кому надлежит, подтверждением, чтоб оные впредь для собирания милостыни распущаемы не были».

Указ еще сохранил такую меру борьбы с нищенством, как высылка просящих милостыню в места их прежнего проживания, но уже отношение к ним резко меняется: их не только не бьют, но, наоборот, предлагают полиции обращаться с ними «с надлежащею осторожностью». Данное гуманное выражение скоро привьется в российском законодательстве, и перешло в ХIХ век, и даже сохранилось в Своде положений устава о предупреждении и пресечении преступлений (ст. 163).

Смягчающие меры в отношении нищих не означали примирения с данным общественным пороком. В этом нас убеждает указ 1772 года, вызванный чрезвычайным наплывом в Москву во время эпидемии жителей деревень, которые просят милостыню, проживают «время в праздности, уклоняясь от работы», от чего их владельцам и им самим «доброго плода ожидать ненадежно, кроме одного неустройства и следуемого воровства». В подтверждение прежних указов новый указ предписывал помещикам, выборным и старостам не допускать своих крестьян просить милостыню, Что же касается полиции, то ей «накрепко смотреть» и всех просящих и праздношатающихся ловить и поступать по указу 1736 года. (Напомним, что в этом указе 1736 года речь идет о таких видах наказания нищих, как каторжные работы.) Что же касается неспособных к труду нищих, то указ предписывал определять их в богадельни.⁴³

2 декабря 1774 г. появляется еще один подобный указ, изданный на имя воронежского губернатора Шетнева, которому приказывалось с целью доставления трудовой помощи пострадавшим от неурожая населению использовать их на возведении рвов около городов «за умеренную денежную или хлебную из казны плату, всякому полу и возрасту людей».⁴⁴ Сколько употреблялось людей на таких общественных работах, мы находим из данных города Темникова, где трудились 3120 взрослых и 1861 малолетних. Практика трудовой помощи была одобрена императрицей, и указом от 14 января 1776 г. она предписала, чтобы в случае неурожаев принимать «способ», который был апробирован в Воронежской губернии при городах Троицком и Темникове, Верхнем и Нижнем Ломове и Наровчате и при некоторых саратовских селениях.⁴⁵

Правительство старалось прикрепить нищих к их месту жительства. На это нацеливал указ от 19 декабря 1774 г., который вменял в обязанность «всякому имеющему далее 30 верст от жительства своего отлучиться, должно иметь печатный плакатный паспорт», но не для «прошения милостыни, но для какой-нибудь работы».⁴⁶

Нищенство не прекращалось, и потребовались новые меры: 5 июня 1775 г. виновные в допущении экономических крестьян прошения милостыни выборные старосты и сотские наказывались двухрублевыми штрафами с каждого пойманного нищего (деньги шли на содержание работных домов); 7 ноября того же года в обязанность городничего включалось наблюдение, чтобы могущих работать нищих заставлять чинить улицы и мосты вместо наемных обывателей, за что последние должны снабжать их пищей.⁴⁷

Необходимо отметить, что при императрице наказание нищих в виде принудительных работ получило развитие, по сравнению с предыдущими десятилетиями ХVIII века. Указ 12 августа 1775 года в этом плане стал решающим – в Москве было создано особое, подведомственное полиции учреждение – работные дома для «молодых лет ленивцев», просящих бесстыдно милостыню, «нежели получить пропитание работаю».⁴⁸ Следовательно, работный дом может быть рассматриваемый как карательно-исправительное учреждение. К примеру, правящий должность нижегородского генерал-губернатора А.А. Ступишин в 1781 г. предложил использовать призреваемых в работных домах нищих, помещенных там «за кражи и мошенничества», для очистки земли у строившегося гостиного двора на Нижегородской ярмарке. Ранее мужчин использовали при пилке казенных лесов, а женщин – прясть лен.⁴⁹

После издания Учреждения о губерниях работные дома получили несколько иной характер: «дабы работаю доставить прокормление неимущим», которые ищут добровольного труда. По сравнению с указом 1775 года характер работных домов меняется: из карательно-исправительного заведения они превращаются в своеобразные дома трудолюбия. По сути, данный законодательный акт является прообразом будущих российских Домов трудолюбия, широко распространившихся в конце ХIХ – начале ХХ столетия в нашем отечестве.

Однако Учреждение о губерниях проявило «заботу» и о другой категории соотечественников – «буйных ленивцев», для которых создавались смирительные дома с принудительном трудом.⁵⁰

Московская практика стала распространяться по стране: сенатским указом от 20 апреля 1781 года работный дом учреждается в официальной столице, а после этого Сенат нашел полезным распространить данное начинание и «на все в государстве места», так как скитающихся за милостыней «везде довольно». Наместникам и губернским правлениям рекомендовалось, «дабы они потщились каждое в своих пределах пресечь людям способие к бродяжничеству за милостынею» и завели в губернских городах работные дома, а в уездных «избрать фабрику или подобное тому место, куда бы таковые шатающиеся отсыланы будучи могли работать на пользу себе и общую».⁵¹

Несмотря на рекомендацию, практические последствия этому, однако, были не велики: в провинции возникло лишь два работных дома. Тем не менее появление таковых методов борьбы с нищенством, по меркам того времени, можно оценить как прогресс: переход от полицейских мер против нищенства к мерам призрения (хотя и своеобразного) уже успех, как зародыш идеи помощи трудом.

Последним законодательным актом конца ХVIII столетия в вопросах прекращения нищенства служит указ 7 августа 1797 г., касавшийся казенных и удельных крестьян. В нем, наряду с призрением престарелых и дряхлых крестьян, говорилось о недопущении их нищенства. В отношении же призреваемых крестьян, живших за счет общества в сельских богадельнях, на местных священнослужителей возлагалась строгое наблюдение, чтобы они не шлялись и не просили милостыню. Если такое происходило, то предписывалось виновных в прошении милостыни по лености доносить Удельной экспедиции (для удельных крестьян) или исправнику (в отношении казенных крестьян) для поступления с ними по закону.⁵²


Подводя итог, следует отметить, что во время правления Петра I правительственные меры в вопросах общественного призрения получают более широкое развитие. Борясь с искоренением нищенства, как особого промысла, принимаются карательные меры не только против нищих-тунеядцев, но и лиц, поощряющих это в виде подачи милостыни.

При его преемниках и до воцарения Елизаветы Петровны репрессивные меры по искоренению нищенства подтверждаются многочисленными указами, подтверждавших действие постановлений, изданных по этому вопросу Преобразователем России. Достаточно сказать, что с 1729 и по 1762 годы таковых было издано девятнадцать.

Ситуация с профессиональным нищенством не стабилизировалась и при новой правительнице России, и Екатерине II пришлось продолжать прежние репрессивные меры против носителей этого общественного порока. Однако просвещенный ум императрицы был склонен решать данную проблему более гуманными мерами, не прибегая к безразборчивому и бесполезному «нещадному битью» нищих.