Geum.ru

В. О. Ключевской. Сочинения в восьми томах.  Том VII. Исследования, рецензии, речи (1866-1890).  М., Издательство социально-экономической литературы, 1959

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
изволи приметатися в дому бога моего паче, неже жити ми в селех грешничих. Напомню вам кое-что и от свидетельств: во-первых, дух святый устами Давидовыми рек: бог отец наш прежде всех сдея спасение посреде земля. Где же это, как не в Иерусалиме? Там заповедал господь благословение и живот до века, там Аврааму обещал бог и семени его до века, там Авраам принес богу в жертву сына своего Исаака на том месте, где предстояло Христу раепяться. Оттуда пророками проповедано было о воплощении Христовом, там изволил сам господь родиться от пречистой девы Марии, там избрал он 12 апостолов, по сказанному от господа: идеже трунив, ту соберутся орли. Трупом господь назвал себя, а орлами пророков и апостолов, от которых изыде во вся земля вещание их и в концы вселенная глаголы их. Об них Павел говорил, что по отшествии моем проникнут к вам волки тяжкие, не щадящие стада Христова, и из среды нас самих выйдут люди, говорящие развращенное, чтобы отторгать от него учеников вслед за собою... И потом святые отцы, прозрев, что придут еретики исказить веру святую; во многие времена собирались духом святым в разных местах и было семь вселенских соборов св. отцов, и они утвердили православную веру и положили так: верую во единого бога и прочее. О том сам господь сказал своими святыми устами: на сем камени созижду церковь мою и врата адова не одолеют ей, т. е. еретическое учение не вредит православной вере. И еще сказал господь: не мните, яко приидох разорити закон или пророки, но исполнит; имеяй заповеди моя и соблюдаяй сии, той есть любяй мя а любяй мя возлюблен будет отцем моим, и аз воз. люблю его и явлюся ему сам... И Павел сказал: сего ради оставит человек отца и матерь и прилепится жене своей и будет оба в плоть едину; тайна сия велика есть, аз же глаголю во Христа и церковь. Соборной же и апостольской именуется церковь, потому что есть в ней четыре патриарха по образу четырех евангелистов, которые содержат единство святой церкви, православную веру".

   В том же направлении Евфросин продолжает свои размышления о церкви и о тех, которые от нея отделяются. Мы представили начало послания с пропуском некоторых текстов, чтобы по этому образчику можно было составить понятие о приемах богословского изложения того века. Общие размышления автор прилагает потом к случаю, вызвавшему письмо.

   "Вы же, господни священники, имея очи, не видите, уши имея, не слышите, потому что омрачены они сребролюбием и пьянством и прочими житейскими печалями и гневом. Телесные очи и уши у вас есть у всех, но духовных пет совсем, о которых господь сказал: имеяй уши слышат да слышит. Особенно же ты, столп погибельный Иовка, свиния окаянная, тьма омраченная, законопреступник, отметшие Христов, не восхотел благословения господня, но удалился от него, облекся в проклятие, как в ризу, и сам ввергся в погибельный ров и прочих неразумных увлекаешь за собой; обратится болезнь его на главу его и на верх его неправда снидет. Как можешь ты, скверные уста имея, отверзать их и свой богохульный язык изострять на святую церковь божию, подобясь первым еретикам, Македонию и прочим духоборцам? Но древний поборник церкви Христовой Давид к таковым сказал: немы да будут уста льстивого, глаголющий на праведного беззаконие гордынею уничтожением. .. Если же ты думаешь, окаянный, не по достоинству-де пишет против меня таковое, то я приведу еще больше свидетельств против тебя для твоего раскаяния, чтобы не изострял ты своего языка на церковь божию. Григорий Богослов сказал: первый брак -- закон, второй прощение, третий законопреступление, свинское житие. Это сказал он о простых людях, а не о священниках. Послушай же, что в евангелии: бесы молили спаса войти им в свиней, и он повелел им, свиньи же все устремились с берега в море. Так все живущие свински -- бесы входят в них и повергают их, словно в море, в отчаяние погибели. Послушай же, что сказал бог: не давайте псам святого и не кидайте бисера перед свиньями, чтобы не попрали они его ногами своими. И это неверные; а верные и живущие житием скверным и смрадным не свиньи ли? Все это сказано о простых, а об вас Дионисий Ареопагит говорит: достоит быть священнику господню..."

   На этом прерывается в рукописи послание, очевидно недописанное. Полемики с враждебным соборным духовенством было, однако ж, недостаточно. Евфросин не мог переносить равнодушно, что передавали ему монахи его о тяжких словах, выговариваемых проезжими мимо их монастыря. Начал святой рассуждать про себя: назови они меня блудником, татем, разбойником- или убийцей, я перенес бы это с радостью и веселием; но они Зовут меня еретиком; не могу стерпеть прозвания врага Христова, и закон повелевает всякому православному христианину отрицаться от такого прокаженного имени. Он берет чернила и хартию и пишет послание к епархиальному архиерею своему Евфимию.

   "Обижаемый, я молю тебя: помоги мне господа ради своею верховною властию. Поносит меня здесь некий Иов, прозываемый Столпом, -- еретиком и врагом божиим обзывает меня, и не только сам ругается надо мною, но и городской народ привлек в единомыслие особою -- крамольники, бога не боящиеся! Говорят, он-де умаляет славу у божества, а мы-де прилагаем славы к божеству. Точно мерой измеряют неизмеримое божество и неразлучное единство, нелепо чтут имя единосущной троицы, убавляя и прибавляя, разделяя и слагая неразделимого и неизменного бога нашего Иисуса Христа, равное слово отцу и св. духу в божестве и человечестве, и таким образом от неведения, без ума установился у них обычай нелепо троить пресв. аллилуйю. А у меня обычай с юности двоить божественную аллилуйю, а не троить, как они делают, и за это говорят на меня нечестивое слово, будто я своим двоением убавляю славу у тровды, и зовут меня еретиком, про себя же думают, ОТО очень приятны они богу, исполняя славою троицу посредством своего троения. Но я не сам измыслил двоение аллилуйи, а от вселенской церкви научился так говорить ее; затем и ходил я в Царьград в добрую пору. Теперь в прискорбии я молю тебя: разсуди распрю нашу междоусобную, наставь меня на путь истины, укажи, что свет и что тьма, что лучше для меня, повиноваться ли вселенской церкви или послушаться Иова Столпа, крамольника моего, троеженца. И судя нас верховною твоею властию, запрети ему, господа ради, называть меня еретиком за двоение аллилуйи: я не еретик, хоть и грешный человек, но христианин и раб Христов, не могу носить богомерзкой той ризы, тяжкого еретического имени. Утиши мятеж своей расправой и сними печаль с унылой души моей".

   Но владыка не рассудил при междоусобной. Когда игумен Евфроеинова монастыря Игнатий принес ему в Новгород послание своего учителя, Евфимий велел книгчему прочитать его перед собою. Имея неглубокий искус в учительстве, по выражению древнего повествователя, архиепископ ограничился тем, что ответил Евфросину письмом, в котором писал, между прочим:

   "Ты повелеваешь нашей власти судить твое преподобство с тем твоим противником. Ведай, отче, что я немощен уставить меру такому делу и не дерзну открыть богом запечатленное сокровище, ибо все тайны божий в боге, и я не умею приставить к такой вещи ключ моего разумения. Но ты и без меня своими очами видел и ушами слышал от цареградского патриарха и от всего клироса вселенской церкви уразумел меру той вещи. Если ты оттуда взял обычай двоить аллилуйю, то не спрашивай меня об этом: разве я выше патриарха вселенского? Держи свой обычай до конца, двоя божественную аллилуйю во славу св. троицы, и не зазирай моей грубости, что я ничего не открыл тебе о вещи и не управил полезного твоей святыне".

   Ответ владыки опечалил Евфросина еще более. По свидетельству биографов, преподобный с прискорбием увидел, что пастырь не завязал уст Иова браздою эпитимии, не отразил остроты суровости его строгостию смирения, даже не проронил ни одного жесткого слова, чтобы сдержать его беснование.

   Но полемика не ограничилась главными противниками и не кончилась с их жизнию. Спор волновал все псковское общество. Первый повествователь о нем яркими чертами рисует эту богословскую смуту, продолжавшуюся и при нем. Самая повесть, им написанная, вызвана была еще громкими отзвуками догматической борьбы. "Призываю на помощь к себе угодника Евфросина,-- пишет он в предисловии, -- да возмогу откровением сего преподобного отца открыть свет ведения церкви божией, великую тайну пресв. аллилуйи. Ныне великий плевел укоренился и волчец нечестия цветет посреди соборной апостольской церкви, весьма большой прах от неведения засорил церковное око и великий раскол произошел в церкви божией: одни дважды поют пресв. песнь божественной аллилуйи, другие трижды. Тяжкою бурей на два чина расторглись в споре: двоящие св. аллилуйю укоряют троящих, а троящие с такой же укоризной молвят на двоящих. Чин троеглаеников в неведении нечествует Христа; чин двоегласников свободен от нечестия пред богом, но, как пресветлое солнце простирает в лучах свое непорочное сияние и сугубо освещает светлость дневного света, так и двоящие светятся перед троящими, точно день перед ночью или солнце перед месяцем".

   Полемическая переписка шла между сторонниками Евфросина и Иова в псковской области. Из нее сохранился один любопытный памятник. Это -- послание неизвестного автора-троегласника к какому-то иноку, ктитору общежительной лавры св. Николы Афанасию, стороннику Евфросина. Послание нам екает па спор Евфросина с Иовом, как на недавнее событие, в таком же тоне говорит и о взятии Константинополя и в конце, ссылаясь на известное послание Фотия к псковскому духовенству об аллилуйи, говорит: "Подобало тебе, отче, послушать митрополита киевского и московского Фотия, который писал к нам в дом св. Троицы в Псков". Очевидно, автор послания -- пскович и, может быть, принадлежавший к причту Троицкого собора. Это несколько поддерживает догадку архиепископа Филарета, что автор послания -- тот бывший диакон Филипп, "премудрый дохтор", который приходил от Иова и троицких соборян состязаться с Евфросином20. Если действительно его перу принадлежит послание, то последнее получает двойной интерес, вознаграждающий за потерю "эпистолии" Иова. Достаточно, впрочем, привести некоторые места из этого довольно пространного письма, чтобы составить о нем понятие: изысканная диалектика в толковании тройной аллилуйи здесь та же, какую видели мы в споре посланцев Иова с Евфросином; нет только жестких выражений, какими испещрен спор в рассказе биографов.

   "Я не решался, честной отец, сказать что-либо твоей святыне своими нечистыми устами или посмотреть на твое ангельское лицо моими скверными очами, имея житие безчестное окаянными делами; но решаюсь поговорить с твоей святыней этим малым писанием. Но прошу тебя, господа ради, общежительный верх, не упрекай меня, дерзнувшего на это. Ты писал священникам в соборы, потом и до мирян дошло твое послание, и многие подивились твоей решимости, потому что дерзнул ты смело написать и послать о том и о другом, именно о св. троице, т. е. об аллилуйи и об Иове. Что до последнего, то знаю, отец, знаю, ты и ко мне о том писал и посылал. Но ведает бог и твоя святая душа, где ты нашел и прочитал в писании, чтобы звать мотальным или Иудою христианский род, хотя и грешный. Знаю, отец, знаю, что мотылом прозывался один Константин Копроним, еретик, который окалял ту самую купель, в которой был крещен, за то и прозван был мотыльным. Он на св. иконы лютый гнев держал, разбивал образа и мучил святых: он и есть мотальный, а не другой кто. Если ты назвал Иова Иудой, то знаем, отче, и настоящего Иуду, который продал сына божия жидам за 30 сребренников. Перестану говорить об этом: пусть знает то любовь твоя, отче, если ты дерзнул на это против нас. Еще сказал ты, что от Сиона исшел закон и слово господне от Иерусалима. Знаю, отче, знаю, что исшел и к нам пришел, но не ныне, а при апостолах и их настольниках, святых патриархах. А ныне не антихрист ли вышел из Иерусалима с своим пагубным учением? Много говорить о том. Еще говоришь ты: который пророк вышел от Пскова? Отвечаем тебе: не во всю ли землю изыде вешание их, т. е. апостолов, и в концы вселенные глаголы их? Иоиль говорит тебе: излию на всяку плоть от духа моего. Но ты говоришь: кому подобает веровать, не вселенским ли патриархам? И мы говорим: веруем, отче, и мы, но веруем, как семь вселенских соборов и поместные по проповеданию и учению апостолов утвердили и нам предали веровать во св. троицу, т. е. верую во единого бога отца и прочее. А не так мы веруем, как еллинские отроки, которые сошли во многобожие. Еллинами и греческое царство зовется, -- да и в правду: на этих летах они при кресте Христовом к погибели своей свернулись с истины и приняли печать антихристову на челе и на деснице; ибо печать антихристова есть не иное что, как не полагать десницы на челе, не знаменовать честного и животворящего креста Христова, -- вот что печать антихристова по Богослову Иоанну. -- Апостол говорит? в последняя дни отступят нецыи от веры никим же нудами, о пресв. троице, т. е. об аллилуйи; совратились с истины и впали во многобожие. Кто говорит аллилуйя отцу, аллилуйя сыну, слава тебе, боже, св. духу, тот видит девять богов: не раскол ли это и раздор божества, не впал, ли тот в многобожие? О, премудрые еллины, сиречь греки! как же дерзнули вы разделить на 9 богов триипостасную троицу единого бога. И мы веруем по апостольскому проповеданию и учению св. отцов, как изначала предали нам веровать во единого бога, а не в 6 или 9 богов. -- Не такой ли обычай держит соборная вселенская церковь: на день св. Георгия писаны стихи кир. Феофаном и "а конце первого стиха писана троекратно аллилуйя: первая отцу, вторая сыну, третья св. духу, а в четвертых, соединяя св. троицу во единого бога, за слава тебе, боже, говорится: Христу жизнодавцу; а во втором стихе говорится троекратно аллилуйя отцу и еьшу и св. духу, а за слава тебе, боже, говорится: Христу воекресшу; и в третьем стихе также троекратная аллилуия, а за слава тебе, боже, говорится: Христу благодетелю. Трижды возгласив аллилуйю отцу и сыну и св. духу, триипостаеному божеству, четвертое слава тебе, боже, воздаем единому богу. Не говорится: слава вам, бози, но единому боже. Если же согласно еллинам дважды говорить аллилуйю, а третье слава тебе, боже, то как могут те стихи с творцем их во вселенской церкви именоваться, когда Феофан говорит аллилуйю троекратно и четвертое за слава тебе, боже, поет Христу воекресшу, а греки возглашают аллилуйю двоекратно и третие слава тебе, боже? Кому следует больше верить, тому ли творцу стихов, которому лицо сожгли медной керемидой я который потерпел исповеднически много бед за Христову церковь, или еллинам, которые не приводят ни одного свидетеля из св. апостолов и отцов. Не обольщайся, отче, двоекратно поя аллилуйю: не истинно это. Другие уже погибли, говорившие двоекратно: как бы не погибнуть и нам. Не подобает нам принимать новое учение. Вижу, отче, что ты от Греческой земли развратился. Близко уже время; мерзость и запустение, реченное пророком Даниилом, стоит на месте святом, т. е. в соборной и апостольской церкви Константина-града. Знай, отчего развратилось и римское царство -- не от нововводных ли учений проклятых пап и их архиепископов и священников и треокаянных иноков? От папы Христофора и окаянного Формоза, от их нового учения отторгнулись римляне от православной веры и доныне лытают в заблуждениях".

   Если бы во главе послания не стояло имя Афанасия, можно было бы подумать, что оно писано Евфросину в ответ на изложенное письмо его к священникам Троицкого собора, -- так мысли Евфросина сходны с аргументами Афанасия, насколько последние указаны в послании сторонника троения.

   Спор не смолк и в начале XVI в., сопровождаясь обычными увлечениями: так, толкование аллилуйи, сделанное Димитрием Греком в приведенном выше послании к Геннадию, переписывалось уже с заглавием "О трегубной аллилуиа от книги Феодора Эдесскаго"21. При дальнейшем развитии спора одна сторона даже увеличила запас своих полемических аргументов, Если в XV в. в распространении обычая двоения троегласники винили развратившихся греков, то в XVI в, двоегласники упрекали троителей в подражании латинам. В одном сборнике находим апокрифическое сочинение, осененное авторитетом имени Максима Грека, под заглавием "Сказание Максима Грека, словцо к смеющим трищи глаголати аллилуиа чрез предания церковного, а четвертое слава тебе, боже". Любопытно особенно то, что этот сборник принадлежал Иосифову волоколамскому монастырю ц писан игуменом (с 1573 г.) его Евфимием Турковым в 1562--1563 гг.22 Некоторые места из этого "словца" хорошо завершают описанную полемику XV в.

   "Много существует разных церковных преданий: одно из них есть древнее предание -- это дважды говорить аллилуиа и потом припевать слава тебе, боже; и такому церковному обычаю первый научен был самими безплотными ангельскими силами блаженный Игнатий Богоносный, когда они явились ему, конечно, по божию строению, воспевая божественные псалмы, на лики разделенные. Как же ныне смеют некоторые переиначивать это ангелами преданное староцерковное предание, трижды говоря аллилуиа и четвертое слава тебе, боже! Что вы ответите на это? Скажете, что божия церковь в ветхом Риме так держит и возглашает? Если так, то вы явно признаете себя причастниками латинской части, а не преданного апостолами неблазненного богоразумия. Рассудите сами, полезно ли и спасительно ли вам петь св. троицу с зловерным и латинами, а не с благоверно проповедующими слово евангельской истины четырьмя православными патриархами. Но в таком случае, добрые мои, пора уже вам принять и прочие церковные папины обычаи, во всю четыредесятницу до самой великой субботы молчать и не петь аллилуиа, потому что молчит папа, и не на квасной просфоре, а на опресноках совершать священную тайную службу, как и он совершает, и проскомисания не считать нужным, как не считает и он, и теплоты не вливать в священный потир, но трижды вдыхать в потир, как и он. А минеи, октоихи, каноны, стихиры, тропари и кондаки, всегодное. украшение и духовное наслаждение св. апостольской церкви -- все это бросьте и считайте ненужным, потому что и папа в этом не нуждается".

   В такие темные уголки холодной диалектики пряталась русская мысль, волей или неволей покинув просторное, согреваемое солнцем жизни поприще насущных нравственных потребностей.

  

КОММЕНТАРИИ

   В седьмой том Сочинений В. О. Ключевского включены его отдельные монографические исследования, отзывы и рецензии, созданные в период творческого расцвета ученого -- с конца 1860-х до начала 1890-х годов. Если "Курс русской истории" дает возможность проследить общие теоретические взгляды В. О. Ключевского на ход русского исторического процесса, то работы, публикуемые в седьмом и восьмом томах его Сочинений, дают представление о В. О. Ключевском как исследователе.

   Исследования В. О. Ключевского, помещенные в седьмом томе Сочинений, в основном связаны с двумя проблемами -- с положением крестьян в России и происхождением крепостного права {"Крепостной вопрос накануне законодательного его возбуждения", "Право и факт в истории крестьянского вопроса", "Происхождение крепостного права в России", "Подушная подать и отмена холопства в России", "Отзыв на исследование В. И. Семевского "Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в.""}. С вопросом экономического развития России {"Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае", "Русский рубль XVI--XVIII вв. в его отношении к нынешнему".}. Преимущественное внимание вопросам социально-экономического характера и постановка их В. О. Ключевским было новым явлением в русской буржуазной историографии второй половины XIX в.

   В своих набросках к выступлению на диспуте, посвященном защите В. И. Семевским диссертации на степень доктора наук, В. О. Ключевский писал: "Разве крестьянский вопрос есть только вопрос об ограничении и уничтожении крепостного права?.. Вопрос о крепостном праве до Александра II есть вопрос о его приспособлении к интересам государства и условиям общежития" {См. стр. 483.}. В. О. Ключевский и в своем отзыве на труд Семевского отмечал сложность и многогранность крестьянского вопроса в России и упрекал автора в том, что "слабость исторической критики в исследовании происходит от недостатка исторического взгляда на исследуемый предмет" {См. стр. 427.}.

   Откликаясь на злободневные вопросы пореформенного времени, так или иначе связанные с крестьянским вопросом и реформой 1861 г., отменившей крепостное право, В. О. Ключевский прослеживал этапы в развитии крепостничества в России, причины, как его породившие, так и повлекшие его отмену, характерные явления в боярском, помещичьем, монастырском хозяйстве. В своей трактовке этой проблемы В. О. Ключевский пошел значительно дальше славянофилов и представителей "государственной школы",- прежде всего наиболее крупного ее представителя Б. Н. Чичерина, по мысли которого вся история общественного развития в России заключалась в "закрепощении и раскрепощении сословий", осуществляемом государством в зависимости от его потребностей. В. О. Ключевский, наоборот, считал, что крепостная зависимость в России определялась частноправовым моментом, развивающимся на основе экономической задолженности крестьян землевладельцам; государство же только законодательно санкционировало складывавшиеся отношения. Схема, предложенная В. О. Ключевским, заключалась в следующем. Первичной формой крепостного состояния на Руси {См. стр. 241.} было холопство в различных его видах, развивавшееся в силу ряда причин, в том числе как результат личной службы ранее свободного человека на определенных условиях экономического порядка. В дальнейшем, с развитием крупного частного землевладения, крестьянство, по мысли В. О. Ключевского, в качестве "вольного и перехожего съемщика чужой земли" постепенно теряло право перехода или в силу невозможности вернуть полученную на обзаведение ссуду, или в результате предварительного добровольного отказа от ухода с арендуемой земли за полученную ссуду. Таким образом, крепость крестьянина обусловливалась не прикреплением его к земле как средству производства, а его лично-обязанными отношениями к землевладельцу. Отсюда следовал вывод, что крепостное право -- это "совокупность крепостных отношений, основанных на